Владимир Тольц: В одной из прошлых передач мы начали разговор о предстоящем в этом году 140-летнем юбилее Владимира Ильича Ленина. Для нас это – повод заново обсудить некоторые забытые и скверно описанные и понятые эпизоды российского прошлого.

Ольга Эдельман: Я понимаю, довольно забавно выглядит решение обсудить довольно хрестоматийные эпизоды истории РСДРП, однако ведь многое из этого с тех пор так и не было подвергнуто пересмотру. Ну вот, например, давайте сегодня вспомним о ленинской партийной школе в Лонжюмо.

Владимир Тольц: Сразу вспоминается поэма молодого Вознесенского, разгневавшего Хрущева на встрече партии и правительства с литературой и искусствами и удачно отправленного "на исправление" - для сближенения с партлинией - в Париж.

В жизни всяко происходило.

Но окошками зажжено,

как туманная Атлантида,

где-то светится Лонжюмо.

Там он школе читает лекции.

Называет их имена.

В темной комнатке лица светятся,

как прозрачные семена.

Сколько их по земле рассеяно!..

Беспощадно летит Земля.

Школа Ленина! школа Ленина!

Умирают учителя.

Владимир Тольц: А еще в начале 1980-х был фильм Юткевича "Ленин в Париже", впервые намекнувший кинозрителю на любовный треугольник Ленин-Крупская-Арманд (последнюю играла Клод Жад, блеснувшая не только у Трюффо, но и в советско-заграничном "Тегеране-43")…

Ну, и что же, Оля, мы теперь на фоне воспоминаний о всей этой лирике, а у старшего поколения еще и о зачетах по истории КПСС, что мы можем рассказать сегодня нового об этом самом Лонжюмо? (Кстати, я как-то проезжал этот городишко – это километрах в 20-ти по дороге из Парижа в Орлеан.)

Ольга Эдельман: А я предлагаю просто заново и без купюр прочесть архивные документы. Справка Департамента полиции о работе школы в Лонжюмо была опубликована еще в 1918 году, в сборнике "Большевики". Молодой тогда ученый, впоследствии - крупный пушкинист Мстислав Цявловский составил этот сборник как раз по документам открывшихся с революцией полицейских архивов.

Владимир Тольц: Так что, в публикации 1918 года были купюры?

Ольга Эдельман: Да, причем занятные. Опущено не совсем то, что я бы не стала публиковать, если бы руководствовалась задачей охраны престижа большевистской партии.

Владимир Тольц: Ну, давайте прочтем эту записку. Правда, нам тоже придется ее сократить – она ведь весьма пространная.

"Агентурная записка Московского Охранного Отделения. Составлена 29 августа 1911 года.

27 августа (по старому стилю) текущего 1911 года, в 19 километрах к югу гор. Парижа, в местечке Лонжюмо закончилось чтение лекций в третьей по счету школе партийных пропагандистов и агитаторов Российской социал-демократической рабочей партии.

Сформирована была эта школа при заграничном центре партии во исполнение соответствующих пожеланий последнего Пленума ЦК и в основу своей деятельности ставила задачу, в противовес явно фракционным школам каприйской и болонской, дать возможность делегированным от Имперских партийный организаций ученикам подготовиться к последующей организационно-пропагандистской деятельности на началах исключительно строгой, ортодоксальной партийности, без уклонений в сторону того или иного из существующих в партии идейных течений".

Ольга Эдельман: Партийные школы на Капри и в Болонье были проведены 1909 и 1910 годах, каприйскую устраивал Максим Горький, Ленин тогда с ним сотрудничал, но не поладили они. К Болонской школе Ильич отношения не имел, ее организовала группа "Вперед" (Луначарский, Станислав Вольский, Троцкий и другие).

"Забота о выполнении означенной задачи, равно как и вся техника сформирования школы, возложена была на особую "школьную" комиссию, в состав коей вошли. 1) "Григорий Зиновьев" - ярый большевик-ленинец... член редакции ЦО и член избранного на последнем партийном съезде ЦК; литератор, пишет под псевдонимом "Зиновьев"; его приметы: около 31-33 лет от роду, среднего или немного выше среднего роста, полный, с порядочным брюшком и двойным подбородком; круглое полное лицо, темно-русый, курчавый, усы и борода бриты, интеллигент, ранее активно работал в городе Петербурге, в настоящее время совершенно акклиматизировался во Франции... 2) "Александров" - Николай Александрович Семашко, большевик ленинского толка; бывший член ЗБЦК, откуда вышел, захватив по инициативе Ленина все дела и деньги; по профессии врач, практикует по детским болезням в городе Париже при какой-то школе; его приметы: около 40-42 лет от роду, среднего роста, весьма худощав, продолговатое старообразное лицо, темно-русый, небольшие усы и маленькая редкая бородка "клинышком", по наружности напоминает самого обыкновенного деревенского врача; женат, имеет много детей... 3) Поляк "Ледер" (псевдоним) - является представителем в ЦО от социал-демократии Царства Польского и Литвы... 4) Латыш "Павел Васильевич" (псевдоним) - представитель в "школьной" комиссии от Латышской социал-демократии... 5) Бундовец "Давидсон" (возможно, что это и настоящая фамилия) - представитель в "школьной" комиссии от "бунда".

Ольга Эдельман: ЗБЦК - это Заграничное Бюро ЦК, а ЦО - Центральный Орган, главная партийная газета.

Владимир Тольц: Стоит, пожалуй, обратить внимание на ремарку о том, что будущий нарком здравоохранения Семашко по инициативе Ленина, выходя из ЗБЦК, прихватил с собой деньги и "дела" - видимо, тут имелись в виду практические, деловые связи, которые в условиях подполья были особенно важны.

Ольга Эдельман: Далее в записке Московского Охранного Отделения подробно описано, как происходил набор учеников в школу. От имени "школьной комиссии" в Россию был делегирован особый уполномоченный по прозвищу "Сема", или "Семен", чтобы объехать крупнейшие центры и организовать отправку за границу представителей от местных партийных групп. Он же выдавал ученикам пособия на путевые издержки из фонда школьной комиссии, размер зависел от расстояния и "от того обстоятельства, ехал ли ученик легально или же должен был перейти границу при содействии контрабандистов". Ну, легально ехать было дешевле. Выдавались суммы в размере 60 рублей и более. Это, в общем, была тогда зарплата высококвалифицированного рабочего.

"Школьники, тотчас же по прибытии, получали независимо от своих прежних имен и псевдонимов новые прозвища и должны были, во избежание провалов впоследствии, тщательно скрывать друг от друга все сведения, могущие хотя бы косвенно послужить к раскрытию их действительного звания".

Ольга Эдельман: В Лонжюмо собрались 17 партийных рабочих, 13 из них были делегированы партийными организациями и четверо - вольнослушатели. В полицейском донесении все они подробно описаны и охарактеризованы, все только под псевдонимами. Ну, вот к примеру:

"Поэт", он же "Александр" - малоразвитый работник с неустановившимися взглядами и неопределенной в отношении "фракционности" физиономией; уроженец Московской губернии; его приметы: около 21-23 лет от роду, среднего или даже ниже среднего роста, очень полный, круглое полное лицо без признаков растительности, русый, мягкие волосы на голове коротко острижены; по ремеслу ткач... добродушная, симпатичная наружность, напоминает собою несколько приказчика из мелкого галантерейного магазина.

Отличаясь малым развитием и еще менее "сознательностью", "Александр" неоднократно подвергался язвительным насмешкам товарищей по школе. Обстоятельство это, в связи с развившейся в нем тоскою по дому, сильно на него подействовало, и он начал настоятельно требовать, чтобы его отправили на родину.

Ему предложено было до роспуска школы не ехать в Россию и переждать это время где-либо за границей. Получив деньги на дорогу, "Александр" уехал в Берлин и там поступил рабочим на какую-то фабрику. По слухам, не зная немецкого языка и являясь плохим специалистом своего дела, он сильно бедствовал в Берлине; где находится он в настоящее время - неизвестно".

Владимир Тольц: Оля, уточните, при публикации в 1918 году весь этот пассаж был издан?

Ольга Эдельман: С купюрами. Было опущено про насмешки товарищей и про то, что в Берлине "Александр" бедствовал.

Вот еще один портрет слушателя партийной школы:

"Делегат от города Баку: "Павел", убежденный ленинец, его приметы: около 25-27 лет от роду, маленького роста, худощавый, смуглый, брюнет, круглое лицо, маленькие усики и очень редкая, из ряда отдельных волосков, бородка; волосы на голове в беспорядке торчат "вихрами" в разные стороны, носит черный костюм, белую соломенную шляпу, штиблеты и бросающийся в глаза своей шириной кожаный пояс; рабочий нефтяных промыслов... Предполагая обучаться в школе очень продолжительное время, "Павел" выехал с очень громоздким багажом, из-за коего у него неоднократно выходили недоразумения в поездах заграничных железных дорог; везет, между прочим с собою несколько пар длинных и не по росту больших сапог, огромный чайник и т.д. Едет в Россию с инструкциями от Ленина, избрал для возвращения на родину кружной путь морем".

Владимир Тольц: Надо сказать, что изо всех слушателей школы важные роли в последующей истории достались отнюдь не всем…

"Серго" - грузин или армянин по народности, ярый ленинец по убеждениям; его приметы: около 26-28 лет от роду, среднего роста и телосложения, продолговатое худощавое лицо, брюнет, усы и борода бриты, волосы зачесаны назад, носит черный костюм, белую соломенную шляпу, штиблеты, по-видимому интеллигент, приличная внешность".

Владимир Тольц: Так выглядел тогда Серго Орджоникидзе. В Лонжюмо он был вольнослушателем, и вместе с двумя другими учениками, не дожидаясь конца занятий, уехал в Россию со специальным поручением Ленина - готовить созыв Пражской партийной конференции. Но с Серго-то понятно, а вот прочитанные нами характеристики других учеников как-то не впечатляют. И что же, это был главный партийный резерв? Чему можно было обучить этих людей за короткие месяцы школы? Зачем их вообще привезли под Париж?

С этими вопросами я обращаюсь к гостю нашей московской студии – доктору исторических наук Исааку Соломоновичу Розенталю.

Исаак Розенталь: Дело в том, что решение о создании школы было принято последним объединенным пленумом ЦК. В 1910 году была сделана попытка вернуться хотя бы к формальному единству партии. Но Ленин сделал вывод, что ничего из такого единства не получится, и нужно фракцию большевиков превратить в партию, обособленную, руководимую им, Лениным. Поэтому та установка, которую дал пленум Центрального комитета, – общепартийная школа, пропагандисты, выдающиеся рабочие, которые станут руководителями партии, – все это было прикрытием для планов создания вот этой самостоятельной большевистской партии.

Соответственно, хотя теоретическую какую-то и практическую подготовку получили за 3,5 месяца ученики, в основном это были большевики, которые стали агентами Ленина. Они участвовали в подготовке этой самой Пражской конференции, которая опять-таки прошла под вывеской "общепартийная", а на самом деле была конференцией единомышленников, сторонников Ленина. Вот эта задачу они выполнили. Хотя отнюдь не принадлежали, как говорили тогда, к рабочей интеллигенции. Кто-то был даровитее, кто-то менее, в общем, это были, скажем так, середнячки, которые, разумеется, и сами-то не мечтали о том, чтобы руководить партией. Поскольку известно, сколько лекций, кто читал и так далее, 60 процентов учебного времени составили лекции Владимира Ильича. Так что замысел и вывеска здесь не совпадали.

Ольга Эдельман: Летом 1911 года в местечке Лонжюмо под Парижем открылась ленинская партийная школа.

"Первоначально "держателями" партийных денег (Каутский, Меринг и Клара Цеткин) было ассигновано на школу всего лишь 10000 франков, каковая сумма истощилась окончательно месяца за 1,5 до фактического прекращения занятий в школе. Обстоятельство это одно время даже грозило крупным конфликтом между "школьной" комиссией и школьниками с одной стороны и "технической", заменившей ЗБЦК, комиссией с другой. Так как на экстренном заседании "школьной" комиссии решено было потребовать дополнительных авансов, но Ленин поспешил использовать это постановление в надежде вооружить школьников против "технической" комиссии, каковая, казалось бы, при ее тенденции экономить, должна была отказать в деньгах школе, фактическим хозяином и распорядителем коей являлся Ленин. Расчеты последнего не оправдались: представители "технической" комиссии очень корректно вышли из создавшегося положения, сочувственно отнеслись к нуждам школы и убедили держателей выдать дополнительную сумму в 5000 франков. Лишь по израсходовании этого нового кредита, когда просить о повторных ассигнованиях было уже более чем неудобно, школа должна была окончательно прекратить свою деятельность".

Ольга Эдельман: Вот это место в 1918 году опубликовано не было. Кстати, пора, я думаю, задаться вопросом: а откуда Московское охранное отделение через два дня после завершения работы школы уже знало все эти подробности? Разумеется, от секретных агентов…

Исаак Розенталь: Осведомители были прежде всего в парижской группе большевиков. Во главе этой парижской группы стоял в течение долгого времени некий "доктор Житомирский". Он был в курсе всего абсолютно. Вторая фигура, от кого исходит вот этот полицейский документ, - это некий Бряндинский, услуги которого охранка высоко ценила.

Владимир Тольц: В очень многих публикациях упоминается, что там якобы был человек, который оказался членом ЦК и депутатом Государственной Думы четвертого созыва – и агентом охранки, – Малиновский.

Исаак Розенталь: Ну, это недоразумение. Дело в том, что по паспорту Малиновского, не этого, не Романа Малиновского, известного, а по паспорту другого Малиновского, однофамильца его, судя по всему, был некий Поляков, считавшийся большевиком, но он тоже был провокатор. И его разоблачили уже после февральской революции. Вполне возможно, что он был одним из источников осведомленности составителя отчета. Но Роман Малиновский не участвовал в школе Лонжюмо, да и большевиком он не считался в этот период.

"С началом чтения лекций предполагалось создать особую лекционную комиссию, куда должны были войти лекторы школы для детального распределения времени и порядка занятий, программы обучения и т.д. Образованию этой комиссии категорически воспротивился Ленин, который прекрасно сознавал, что при отсутствии этой комиссии он, пользуясь исключительной популярностью среди учеников, явится единоличным и полновластным распорядителем и хозяином школы. Лениным был поставлен ультиматум: или он, или лекционная комиссия. Ученики школы, боясь потерять в лице Ленина популярного лектора, стали на его сторону и вопрос о "лекционной" комиссии провалился.

В школе ученикам преподавались следующие предметы:

1) Политическая экономия - всего около 30 лекций; читалась она Лениным, сводились им эти лекции главным образом к популярному изложению "Капитала" Маркса, при попутном кратком изложении буржуазных теорий в отношении взгляда их на взаимоотношения труда и капитала;

2) Аграрный вопрос - 10 лекций; читался этот предмет также Лениным, который популяризировал отношение к этому вопросу РСДРП и в самом сжатом виде остановился на соответствующих взглядах эсеров и господствующих буржуазных групп.

3) Теория и практика социализма - 5 лекций, кои также читались Лениным, изложившим здесь платформу РСДРП".

Владимир Тольц: Ну что ж, вот вам колоритные зарисовки того, как Ильич поступал с партийными коллегами и оппонентами. Оля, поведайте нашим слушателям, чему еще учили в Лонжюмо?

Ольга Эдельман: Вообще, знаете, программа школы как-то очень напоминает много более поздние программы курсов обществоведения. История профессионального движения (читал Рязанов, сухо, наукообразно и с бесконечными цифрами, малодоступно для слушателей). Государственное право, рабочее законодательство, кооперативное движение, история социал-демократического движения во Франции, Германии, Бельгии. По Бельгии читала Инесса Арманд, "оказавшаяся очень слабой лекторшей и ничего не давшая своим слушателям". А вот историю РСДРП читал Зиновьев, "дал вполне ясный и систематизированный материал". Четыре лекции Луначарского по истории искусства, его лекции не были закончены, как и философские лекции Станислава Вольского, "который прекратил свое чтение из-за личных недоразумений с интриговавшим против него Лениным и приверженцами последнего".

Возвращаясь к нашему разговору с Исааком Соломоновичем Розенталем. Это ведь программа, совсем не направленная на какое бы то ни было общее развитие и образование, тут сплошная партийная пропаганда.

Исаак Розенталь: Ну, можно сказать, что среди этих сугубо партийных дисциплин была и история искусств – это все-таки как-то расширяло кругозор не слишком образованных учеников из России. Луначарский не только читал лекции, не так уж много, правда, но и проводил экскурсии в Париж, Версаль. Побывали и в Лувре. Из воспоминаний одного из учеников, который, однако, большевиком не был, известно, что во время поездки в Версаль Ленин впервые по совету или настоянию Надежды Константиновны надел галстук. А так-то он обходился без галстука, по описанию этого ученика, обычно его наряд состоял из коротких штанов, расстегнутый пиджак, никогда жилет он не носил. И с точки зрения вот этого ученика, грузинского социал-демократа, одет был Владимир Ильич не слишком аккуратно.

Я уже сказал, что главное их назначение состояло в том, что главное их назначение состояло в том, чтобы подготовить Пражскую конференцию. И, естественно, что-то о программе занятий говорить они не могли, - ну, просто не в состоянии были судить, насколько полным является их просвещение.

Ольга Эдельман: Но ведь из слушателей школы не вышло ни известных партийных пропагандистов, ни видных партийных работников? Она в этом смысле была эффективна?

Исаак Розенталь: Они были организаторами, и большего от них, видимо, и не требовали. Во всяком случае, Орджоникидзе известен именно в этом качестве – как организатор уже промышленности. Пропагандистом, конечно, никто из них не стал. И их подготовка ни в школе Лонжюмо, ни в более позднее время не позволяла им вести пропагандистскую работу.

Владимир Тольц: Если Исаак Соломонович оценивает результаты работы школы в Лонжюмо крайне осторожно, как и подобает историку, то царские жандармы, надо сказать, итоги деятельности ленинской школы оценивали еще более скептически, основываясь, по-видимому, на мнении агента – слушателя школы.

"Характеризуя итоги деятельности означенной школы, необходимо отметить, что благодаря недостаточности времени и крайне низкому развитию учеников, лекторы лишены были возможности дать последним вполне законченную подготовку для предстоящей им ответственной работы "на местах"..."

Ольга Эдельман: Есть еще один аспект работы школы в Лонжюмо. Там ведению школьной комиссии "подлежали все стороны школьной жизни: как хозяйственные, так равно и учебные, и даже, в смысле надзора за учащимися, чисто полицейские".

"Вся без исключения переписка школьников с родными и знакомыми велась через "Надежду Константиновну", жену Ленина... Письма "Надеждой Константиновной" пересылались в Бельгию и Германию и оттуда уже направлялись по назначению в Россию... Имеются основания думать, что корреспонденция негласно просматривалась и таким путем осуществлялся контроль за сношениями школьников".

Ольга Эдельман: Удивительно, что этот пассаж был в 1918 году опубликован. То есть ничего зазорного в тайном надзоре за товарищами по партии тогда не усматривали. Кстати, это стиль не только ленинской школы. Ровно то же делалось в болонской школе, где ученикам поручалось следить за поступками товарищей по квартире, о том же просил Луначарский квартирных хозяек, с которыми, по незнанию прочими партийцами итальянского языка, мог объясняться он один.

Владимир Тольц: Ну, раз уж мы заговорили о нравах партийной школы в Лонжюмо, то прочитаем еще один фрагмент...

"Учение разнообразилось время от времени выпивкой, каковая устраивалась отчасти на "казенный" (партийный) счет, а иногда и на средства отдельных лекторов, как то Станислава Вольского, "Александрова" и т.д.

Общие групповые поездки устраивались всего лишь два раза: первый раз 14 июня в Париж на национальный праздник, когда было израсходовано на выпивку до 150 франков, и второй раз – в Версаль, когда руководителем явился экономный бундист Давидсон, разрешивший израсходовать на такую же попойку всего лишь около 60-70 франков.

При расходовании партийных денег на личные потребности каждым из школьников в отдельности до известной степени еще соблюдалась экономия ввиду возможности истребования отчета в израсходованном. При тратах же целой группой особенно не стеснялись, так как "школьная" комиссия не рисковала в таких случаях требовать отчетов ввиду естественных опасений возможности коллективных протестов и недовольства".

Владимир Тольц: Подводя итог сегодняшнему разговору, замечу: кто бы мог тогда подумать, что всего несколько лет отделяли школу в Лонжюмо от установления большевистской диктатуры во всей бывшей Российской империи, и люди, летом 1911 года устраивавшие свои коллективные экскурсии в Лувр и пикники на обочине Орлеанского шоссе, люди, ничему особенному в школе Лонжюмо не научившиеся, станут со своими единомышленниками насильственно обустраивать для своих соотечественников общественное счастье, что в конечном итоге многих из них приведет к расстрельному концу, а страну – к довольно печальному положению…

Вы слушали "Документы прошлого". В передаче участвовал доктор исторических наук Исаак Соломонович Розенталь. Прозвучали фрагменты документа, хранящегося в Госархиве Российской Федерации.