В Москве показали спектакль Театра Бориса Эйфмана "Онегин", представленный на премию "Золотая Маска" в трех номинациях: лучший балет, лучший хореограф и лучшая мужская роль – Олег Габышев (Онегин).
О постановке Бориса Эйфмана можно написать две рецензии: положительную и отрицательную, и обе будут убедительны. В первом случае придется забыть о том, что спектакль называется "Онегин", что он частично поставлен на музыку Чайковского и что он номинирован на "Золотую Маску" как балет. Тогда вы увидите эффектное хореографическое зрелище, бродвейское танцевальное шоу. Построено оно по всем законам жанра: чередование коротких сцен с отбивками-затемнениями, красочные соло, дуэты, трио и массовка, скульптурные композиции, акробатические трюки, сложнейшие поддержки, причудливые переплетенья тел, зримость пластического высказывания, треугольно-любовная история, сентиментальная и назидательная. Эйфман, как ловкий фокусник, жонглирует всеми клише массовой культуры, его артисты безукоризненно техничны. И нет ничего удивительного в том, что постановки его театра любимы публикой.
Однако роль массовика-затейника Эйфмана явно не устраивает. Во-первых, у него не шоу, а балет. Во-вторых, хореограф почти всегда апеллирует к русской классике или российской истории. В-третьих, нагружает зрелище символами и культурными ассоциациями. Да еще и в буклете напечатано содержание каждой сцены. Для этого использованы пушкинские строки, смонтированные, как Бог на душу положит. К примеру: "Онегин... Убив на поединке друга... Ничем заняться не умел". По тому же принципу смонтирован и сам спектакль.
Действие "Онегина" перенесено в конец ХХ века. После путча 91 года (кадры кинохроники на экране, уличная массовка на сцене) Онегин почувствовал себя лишним человеком и запил. Его друг Ленский, рассудив, что природа – лучший доктор, повез его отрезвляться на село. Там, на скамеечке, девчата в светлых платьицах и косыночках маются от безделья и бьют комаров. Городской красавчик соблазняет невинную пейзанку, она пишет ему письмо (текст звучит в фонограмме, и понять, как такое простодушное создание сумело изъясниться столь высоким стилем, невозможно).
Отправив послание, Татьяна не столько вверяет себя чести Онегина, сколько прямо вешается ему на шею. От назойливой барышни Онегин укрывается в объятиях Ольги. Вздумавшего ревновать Ленского он убивает ножом в драке. Учитывая постоянное внимание Эйфмана к теме двойничества и его любовь к мужским дуэтам, можно предположить, что Ленский – чистая, трогательная часть души Онегина, которую он и убивает в себе самом.
Все сны, видения из поэмы переведены на язык танца. Призрак Ленского явится Онегину в сопровождении группы танцующих мертвецов (как в "Триллере" Майкла Джексона) и попробует увести героя в загробный мир. Татьяне сам Онегин привидится не то Дьяволом в красном камзоле, не то гигантским пауком. Во всяком случае, он затащит ее в ад, красиво затканный паутиной. Самому же Эйфману Онегин, пишущий письмо к Татьяне, представится едва ли не самим автором "энциклопедии русской жизни". Светское общество травит поэта. И у этого общества есть Предводитель, новый избранник Татьяны, ослепший от взрыва как раз в 91-м году ("в сраженьях изувечен"). Он весь в черном, как Злой Гений в "Лебедином озере", у него на глазах – черные очки, как у крота в детских спектаклях про Дюймовочку. Он сед, явно старше Онегина, а потому напоминает Геккерена, но активен, как Дантес. И он зарежет "солнце русской поэзии". Но мы-то знаем, что рукописи не горят, и легко поймем метафору, когда на сцену полетят белые листы бумаги (даром, что в начале века они летали в спектакле Мейерхольда, в 70-х – в "Мастере и Маргарите" Театра на Таганке, а потом – где они только не летали...)
Вышло эффектное, но поверхностное зрелище, направленное, вроде бы, против мира гламура, но выполненное в полном согласии с его представлением о красоте. Впрочем, в эпиграф к спектаклю Эйфман вынес ответ всем, кто возьмется критиковать его творение: "Но жалок тот, кто все предвидит, чья не кружится голова, кто все движенья, все слова в их переводе ненавидит, чье сердце опыт остудил... И забываться запретил!"
О постановке Бориса Эйфмана можно написать две рецензии: положительную и отрицательную, и обе будут убедительны. В первом случае придется забыть о том, что спектакль называется "Онегин", что он частично поставлен на музыку Чайковского и что он номинирован на "Золотую Маску" как балет. Тогда вы увидите эффектное хореографическое зрелище, бродвейское танцевальное шоу. Построено оно по всем законам жанра: чередование коротких сцен с отбивками-затемнениями, красочные соло, дуэты, трио и массовка, скульптурные композиции, акробатические трюки, сложнейшие поддержки, причудливые переплетенья тел, зримость пластического высказывания, треугольно-любовная история, сентиментальная и назидательная. Эйфман, как ловкий фокусник, жонглирует всеми клише массовой культуры, его артисты безукоризненно техничны. И нет ничего удивительного в том, что постановки его театра любимы публикой.
Однако роль массовика-затейника Эйфмана явно не устраивает. Во-первых, у него не шоу, а балет. Во-вторых, хореограф почти всегда апеллирует к русской классике или российской истории. В-третьих, нагружает зрелище символами и культурными ассоциациями. Да еще и в буклете напечатано содержание каждой сцены. Для этого использованы пушкинские строки, смонтированные, как Бог на душу положит. К примеру: "Онегин... Убив на поединке друга... Ничем заняться не умел". По тому же принципу смонтирован и сам спектакль.
Действие "Онегина" перенесено в конец ХХ века. После путча 91 года (кадры кинохроники на экране, уличная массовка на сцене) Онегин почувствовал себя лишним человеком и запил. Его друг Ленский, рассудив, что природа – лучший доктор, повез его отрезвляться на село. Там, на скамеечке, девчата в светлых платьицах и косыночках маются от безделья и бьют комаров. Городской красавчик соблазняет невинную пейзанку, она пишет ему письмо (текст звучит в фонограмме, и понять, как такое простодушное создание сумело изъясниться столь высоким стилем, невозможно).
Отправив послание, Татьяна не столько вверяет себя чести Онегина, сколько прямо вешается ему на шею. От назойливой барышни Онегин укрывается в объятиях Ольги. Вздумавшего ревновать Ленского он убивает ножом в драке. Учитывая постоянное внимание Эйфмана к теме двойничества и его любовь к мужским дуэтам, можно предположить, что Ленский – чистая, трогательная часть души Онегина, которую он и убивает в себе самом.
Все сны, видения из поэмы переведены на язык танца. Призрак Ленского явится Онегину в сопровождении группы танцующих мертвецов (как в "Триллере" Майкла Джексона) и попробует увести героя в загробный мир. Татьяне сам Онегин привидится не то Дьяволом в красном камзоле, не то гигантским пауком. Во всяком случае, он затащит ее в ад, красиво затканный паутиной. Самому же Эйфману Онегин, пишущий письмо к Татьяне, представится едва ли не самим автором "энциклопедии русской жизни". Светское общество травит поэта. И у этого общества есть Предводитель, новый избранник Татьяны, ослепший от взрыва как раз в 91-м году ("в сраженьях изувечен"). Он весь в черном, как Злой Гений в "Лебедином озере", у него на глазах – черные очки, как у крота в детских спектаклях про Дюймовочку. Он сед, явно старше Онегина, а потому напоминает Геккерена, но активен, как Дантес. И он зарежет "солнце русской поэзии". Но мы-то знаем, что рукописи не горят, и легко поймем метафору, когда на сцену полетят белые листы бумаги (даром, что в начале века они летали в спектакле Мейерхольда, в 70-х – в "Мастере и Маргарите" Театра на Таганке, а потом – где они только не летали...)
Вышло эффектное, но поверхностное зрелище, направленное, вроде бы, против мира гламура, но выполненное в полном согласии с его представлением о красоте. Впрочем, в эпиграф к спектаклю Эйфман вынес ответ всем, кто возьмется критиковать его творение: "Но жалок тот, кто все предвидит, чья не кружится голова, кто все движенья, все слова в их переводе ненавидит, чье сердце опыт остудил... И забываться запретил!"
