Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. Мой собеседник в московской студии – Андрей Гаврилов. О культуре - на два голоса. Здравствуйте, Андрей!

Андрей Гаврилов: Добрый день Иван! Я очень рад вас приветствовать, наконец-то, в теплое время года.

Иван Толстой: Сегодня в программе:

Новые фильмы кинодокументалиста Герца Франка на Неапольском фестивале.
Герц Франк: размышления об искусстве работы с документом – интервью программе Поверх Барьеров.
Религиозный фанатизм на экране: заметки с пражского Фебиофеста
Католическая церковь и сексуальные скандалы: эссе Бориса Парамонова “Причуды целибата”.
Культурная панорама и новые музыкальные записи. Я правильно, говорю, Андрей: новые?

Андрей Гаврилов: Нет, не совсем правда, что новые, но правда, что редкие. Сегодня мы будем слушать записи разных составов, которые объединены одной фамилией - это контрабасист и бас гитарист Алексей Исплатовский.

Иван Толстой: Культурная панорама.

Андрей Гаврилов: Как вы, наверное, знаете, за последнее время произошло сразу несколько событий так или иначе связанных с именем великого Леонардо да Винчи. Признаюсь, у меня слабость к великому итальянцу. Как лет в 12-13 я начал знакомиться с его наследием, не художественным, а всем остальным, так вот это ощущение изумления не покидает меня до сих пор, и потому все новости, связанные с именем Леонардо да Винчи, для меня всегда особо интересны.
Мне очень понравилось сообщение, которое было озаглавлено в интернете так: “Загадку улыбки Моны Лизы опять разгадали”. Мне это очень понравилось, потому что профессор психологии Флориан Хуцлер их Центра нейрокогнитивных исследований австрийского города Зальцбург, утверждает, что смог наконец-то объяснить секрет улыбки Моны Лизы на знаменитом портрете Леонардо да Винчи. По мнению Хуцлера, при взгляде на губы Моны Лизы их выражение кажется нейтральным, однако, когда зритель смотрит не напрямую на губы изображенной женщины, а, например, на ее глаза, начинает работать периферическое зрение, и те же самые мазки краски создают впечатление легкой улыбки. Таким образом, выражение лица Джоконды меняется в зависимости от того, на какую часть лица смотреть. Такой оптической иллюзии Леонардо смог достичь благодаря изобретенной им технике сфумато, при которой очертания фигур смягчаются.
Хочу напомнить, что об улыбке Моны Лизы написаны многочисленные исследования, ну, естественно, разной степени достоверности. Одним из последних загадку тайны Джоконды предложил ученый из Палермо Вито Франко. По его мнению, выражение лица Джоконды говорит о плохом состоянии ее здоровья, в частности, о повышенном уровне холестерина. Видит бог, этого Вито Франко, даже если, не дай бог, он прав, надо запереть и никогда больше не пускать, потому что так испоганить впечатление от великого портрета, по-моему, мало кому дозволено. Уж в конце концов, даже объяснение Фрейда о том, что загадочность улыбки Моны Лизы означает то, что она предчувствует нетрадиционную сексуальную ориентацию своего будущего ребенка, даже это, по-моему, намного лучше, нежели то, что у нее повышенный уровень холестерина.

Иван Толстой: Андрей, если вам так нравится все, связанное с Леонардо да Винчи, нравится ли вам его памятник, который стоит в Милане напротив Ла Скала? Помните его?

Андрей Гаврилов: Вы знаете, я не был в Милане, поэтому я могу лишь прислушаться к вашим словам, Иван.

Иван Толстой: Там стоит такой очень смешной маленький человечек с бородкой и в таком маленьком картузе, что он похож, скорее, на Казака Луганского. Если вы помните, это был псевдоним Владимира Ивановича Даля, он писал художественные произведения под ним. Это абсолютный Казак Луганский, а никак не великий Леонардо да Винчи. И все-таки, когда к нему подходишь, тебя какая-то оторопь берет: вот стоит Леонардо да Винчи, и ты рядом стоишь, и это не он маленький, а ты - маленький пигмей.

Андрей Гаврилов: Я думаю, вы знаете, Иван, что есть одна моя самая любимая теория, объясняющая все, что только можно про Леонардо да Винчи одним махом, - это теория хроноклазма. Хронклазм - это термин, который означает невозможность чего-то по законам течения времени. Например, даже если мы с вами, Иван, придумаем сейчас какой-то суперсверхсветовой космический корабль, то до того, как мы его придумали, мы не можем сделать следующий шаг и придумать, например, систему его экстренного торможения, потому что, пока нет корабля, нечего тормозить. Оказывается, это закон психики или социальный закон: до тех пор, пока не придуман предмет, нельзя ничего дальше придумать, что с ним можно делать. Так вот, исследователи творчества Леонардо утверждают, что у него было несколько изобретений, которые перепрыгнули через этап, что, повторяю, считается невозможным. Нужно было, чтобы было какое-то предварительное изображение, прежде чем мог бы кто-нибудь, включая самого Леонардо, придумать то, что придумал он. Этот парадокс объясняется очень многими тем, что Леонардо да Винчи был просто-напросто пришелец из другого времени, поэтому он не тратил своих сил на то, чтобы объяснять некоторые вещи, которые для него были абсолютно естественными.

Иван Толстой: Я и говорю - Казак Луганский. Он и надиктовал Словарь великорусского языка.

Андрей Гаврилов: Совершенно верно. Обожаю эту теорию, тем более, что в нее вписывается еще одно сообщение, которое связано с именем великого итальянца.

Иван Толстой: Простите, я вас перебью, но академик Фоменко был бы просто счастлив, что, оказывается, Леонардо был наш.

Андрей Гаврилов: Нет, он не наш, это, может быть, Казак Луганский – итальянец. Осторожно: патриоты - это люди такие, что с ними лучше не шутить.

Иван Толстой: Казак де Лугано.

Андрей Гаврилов: Конечно! А что такое Луганский? Я вас умоляю!

Иван Толстой: Конечно, от швейцарского города.

Андрей Гаврилов: Так вот, исследовательница Сабрина Сфорца Галиция утверждает, что сумела прочесть предсказание конца света, которое Леонардо да Винчи оставил в своей “Тайной вечере”. Как утверждает итальянка, которая работает в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (после этого она работала еще в архивах Ватикана), Леонардо предсказал, что 21 марта (приготовьтесь, Иван!) 4006 года в мире начнется некий процесс, который затронет самую суть вещей, и завершится 1 ноября. Это будет что-то вроде конца света или Всемирного потопа, однако, может быть, в итоге, приведет к обновлению человечества. Как исследовательница сделала свой вывод, до конца не объясняется, сообщается лишь, что Галиция исследовала не саму “Тайную вечерю” - фреску из монастыря Санта-Мария делла Грацие в Милане, а копию с нее, выполненную в виде гобелена по заказу Людовика XII. Если у вас есть какие-то срочные дела, Иван, я вам предлагаю до 21 марта 4006 года их побыстрее завершить.

Иван Толстой: Такие хитрости, знаете, все дети придумывают: не проверишь же потом, после 2 ноября, не спросишь с них.

Андрей Гаврилов: А кто знает? Подождите, Иван, не надо торопиться.

Иван Толстой: Вообще, какой Леонардо да Винчи ньюсмейкер! - что ни неделя, то что-нибудь непременно происходит с ним.

Андрей Гаврилов: Да, а вы слышали про то, что его, опять же, “Тайная вечеря” стала одним из краеугольных камней, не единственным, но одним из краеугольных камней, с помощью которых исследователи выяснили, что мы теперь с вами, наши слушатели, наши коллеги, наши друзья, знакомые и родственники и все, кто нас окружает, едят в два раза больше, чем раньше. Исследовав “тайные вечери” разных времен, народов, картины, описания этого дела, и так далее, ученые пришли к выводу, что примерно две тысячи лет назад люди ели за столом в два раза меньше. Одним из, повторяю, краеугольных камней была как раз картина Леонардо да Винчи, которая была, как было сказано, необходимым столпом, подтвердившим эту теорию.

Иван Толстой: Теорию, что “жить стало лучше, жить стало веселее”.

Андрей Гаврилов: Жить стало сытнее.

Иван Толстой: В Неаполе в эти дни стартовал любопытный кинофестиваль “Cinema Moralia”, “Моральный кинематограф”. Он идет на разных площадках города, включает в себя показ редких и новых фильмов и объединен именами Шекспира и Беккета. Рассказывает наш корреспондент в Италии Михаил Талалай.

Михаил Талалай: В понедельник 29 марта гостем “Морального кино” стал Герц Вульфович Франк, ветеран отечественной кинематографии, основатель рижской школы поэтического документального фильма. Режиссеру – 84 года, теперь он живет частью в Риге, частью - в Иерусалиме.
Знатоки кино вспомнят, вероятно, фильмы Франка, всего их более 30, вызывавшие определенный резонанс и своей эстетикой, и проблематикой.
Назовем некоторые:
“Запретная зона”, 75 года – о колонии для малолетних преступников
“Высший суд”, 86 года – многомесячные интервью с осужденным на смерть юношей, позднее казненным.
“Жили-были семь Семеонов”, 87 года – о сибиряках-братьях Овечкиных, игравших в джаз-банде, а потом угнавших самолет и погибших, вместе с матерью, при его штурме (уцелели два младших брата).
Его учеником и другом был другой рижанин Юрис Подниекс, безвременно погибший, а в годы перестройки прославившийся картиной “Легко ли быть молодым”.
Последние годы Герц Франк с охотой приезжает в Италию, и его новые фильмы совсем иные - легкие, красочные. Несколько лет тому назад он снял почти комедийную документальную ленту “Дорогая Джульетта”. Режиссер провел полный рабочий день во дворце Палаццо Капулетти в Вероне - там, где знаменитый балкон и современная статуя Джульетты, причем бюст девушки весь обтерт, до золотого блеска, разнузданными туристами. Франк смонтировал ряд блестящих антропологических зарисовок: пошлые объятия европейцев с бронзовой девушкой, стыдливость и презрение японцев, романтизм влюбленных парочек. Именно этот шекспировский сюжет и стал формальной причиной включения Герца Франка в программу фестиваля.
Однако это фильм о Вероне, и местные кинолюбы с большим почтением отнеслись к его другой итальянской работе, имеющей прямое отношение к Неаполю.

Однажды, когда в Риме был устроен показ прибалтийских фильмов, в том числе и фильмов Франка, у рижского режиссера произошла счастливая встреча с молодыми итальянскими телевизионщиками, которые предложили, по выражению Франка, авантюру – снять фильм о пасхальных Мистериях на острове Прочида в Неаполитанском заливе. Фильм называется по-итальянски: “Venerdi Santo”, то есть “Страстная Пятница”.
Герц Франк тогда не знал ничего ни о Мистериях, ни о Прочиде, но согласился. Приехал снова в Италию, в 2005 году на Страстную Пятницу, и собрал обширный киноматериал – работали и два помощника.
40-минутная картина демонстрирует лучшие грани мастерства Франка – любовь к деталям, интуицию, философичность, скрупулезность в монтаже. Мне довелось работать переводчиком при съемках и монтаже: режиссер всех буквально изводил, требуя хирургических вмешательств, обрезая или прибавляя миллиметры пленки или секунды звука. Как историк я давал исторические справки о Мистериях.

На Страстной неделе, в ночь с четверга на пятницу, на Прочиде не спят. Остров живет странной жизнью: по закоулкам и дворам слышен шум молотков и дрелей, на темных улицах движутся тяжело груженные тени, слышны споры. Местная молодежь в последние минуты, во мраке, заканчивает свои Мистерии, - назавтра их увидит не только остров, но и вся Италия, эпизоды процессии традиционно показывают по телевидению.
В Страстную пятницу внешне пустынный остров преображается – на его узкие улочки выходит все его двенадцать тысяч обитателей, к которым прибавляются множество гостей.
Участников процессии, облаченных в одеяния Братства лазоревых (по цвету одеяний) насчитывают до двух тысяч человек – и было бы их много больше, но согласно уставу в процессии могут участвовать лишь мужчины. Получить облачение и стать участником хода может любой островитянин. Однажды таковое желание изъявил известный на всю Прочиду безбожник. Руководители Братства, посовещавшись, решили его допустить, но применили экономическую санкцию, определив ее в 10 тысяч старых лир (примерно пять долларов).
Центр процессии – статуя мертвого Христа, покрытая саваном, под траурным балдахином. По существу, это – репрезентация похорон, с соответствующим настроением, и на острове в Страстную Пятницу наступает настоящий траур, островитяне не включают в домах телевизоры, закрыт единственный кинотеатр.
Статую Христа предваряет протяженный кортеж с “мистериями” - именно их и готовит задолго местная молодежь. Мистерия в данном случае – это огромная скульптурная композиция, выполненная из дерева, гипса, папье-маше и всего, что может пойти в ход. Ход, начинающийся на холме, в старинном аббатстве, заканчивается в порту. Заканчивается несколько странно: подростки, мягко говоря, “демонтируют” свои композиции, а по сути дела просто разрушают их. Говорят, что статуи негде хранить, однако существует и более изощренное объяснение: здесь усматривают акт вызволения творческой энергии, освобождения от законченного продукта.
За длинным кортежем с “тайнами” следует парад “черных ангелочков”: прочиданские отцы несут младенцев, появившихся на свет за отчетный год. Младенцы облачены в черные наряды – в знак траура. На темном фоне выгодно выделяется золото – по обычаю, на младенцев вешают фамильные драгоценности. Среди “черных ангелочков” есть и девочки, единственное феминистское исключение для процессии.
За скульптурной версией плащаницы идет духовенство, потом мэр с группой должностных лиц, потом – большой духовой оркестр, исполняющий раздирающие душу марши. Грец Франк уверял, что никогда в жизни у него за один день не было столько богатого материала. Несколько тысяч “актеров”, великолепные костюмы, изумительная музыка, массовка в виде зрителей. Но, конечно, нужен был и его острый глаз и дар рассказчика, психология и философия, дабы из этого хаоса жизни создать произведение искусства. В целом, как сказал Франк, он желал сделать кинопортрет не католической процессии, а прочиданского народа.

Иван Толстой: Мы позвонили режиссеру Герцу Франку и попросили его ответить на несколько вопросов.

Герц Франк: Здесь происходит такой фестиваль “Театр и Кино”, и вот в программе “Театра и Кино” я и включен в эту программу. Меня попросили привезти картину “Вечная репетиция”, которая в 2008 году была сделана в Израиле, в России, в Америке я ее снимал, а потом показывал во Флоренции и получил награду. И вот с этим фильмом меня тоже пригласили. Так что я, можно сказать, такой почетный гость с фильмами, снятыми в Италии, и с фильмом “Вечная репетиция” о театре.

Иван Толстой: Документальное кино, казалось бы, это кинодокумент. Но ведь документ надо уметь прочесть и понять. Какова доля интерпретации и своеволия у кинодокументалиста?

Герц Франк: Я думаю, Иван, что тема, которую вы затронули, это одна из самых главнейших тем, которая обсуждается в документальном кино: насколько документальное кино совместимо с авторством? Если это документ, то это должно быть объективно, если авторство, то субъективно. Вот это сочетание субъективности и документальности - это основная проблема.
Я думаю, что своеволия никакого не должно быть, просто документалист должен быть зрячим человеком, он должен смотреть на мир не только глазами, но и, как говорится, сердцем. То есть он должен искать в реальной жизни образы и переплавить то, что он увидел, в художественную ткань. Но это вовсе не значит, что он проявляет своеволие, это не значит, что он искажает по своей воле эту реальность. Просто он ее открывает, он, наоборот, ее углубляет тем, что простым фактам придает глубину и художественность. Поэтому они живут не только в тот день, когда они сняты, они живут и назавтра, и через год, и через десять. Фильмы, которые я снимал 10-20 лет тому назад, показывают сегодня как реальность, как современность. И только потому, что я снимал их, как говорится, открытыми глазами, я видел в них не только факты, но и образ.

Иван Толстой: Что вы думаете о темах сегодняшнего документального кино, о том, что снимают ваши коллеги?

Герц Франк: Это опять огромнейшая тема. Я очень рад тому, что происходит сейчас в документальном кино, потому что оно обретает зрелость, документалисты все больше и больше понимают, что просто снимать поверхностно события - это важно, это важно для сиюминутной информации, но если ты хочешь оставить настоящий документ, ты должен понять связь между фактами, которые ты снимал, и проникнуть в образный смысл этих фактов. Поэтому все больше и больше появляются именно такие фильмы. Возьмите таких замечательных режиссеров как Сергей Мирошниченко, Сергей Дворцевой - это же просто замечательные фигуры возникли на небосклоне документального кино!

Иван Толстой: О чем вы сами никогда не стали бы снимать?

Герц Франк: Вы знаете, я считаю, что снимать надо все, но нельзя унижать человека, которого ты снимаешь, нельзя его оскорблять, нельзя его превратить в доказательство какой-то идеи, которая в тебе живет. К людям надо относиться с великим уважением, и тогда они будут тебе благодарны. Мне приходилось снимать людей в самых неприятных обстоятельствах. Вы знаете, “Высший суд”, о котором “Свобода”, еще когда он появился, сделала прекрасную передачу. Человек ждет смертной казни, а я прихожу к нему с киноаппаратом - это же кошмар! А на самом деле я пришел к нему узнать, почему он избрал тот путь, который он избрал, убив двух человек ради наживы. Фильм превратился не в уголовную хронику, а в откровение, потому что человек кается. Вот это покаяние, это фильм о покаянии, в сущности, которое всегда современно. Поэтому я считаю, что снимать можно все - и о смерти, и об убийствах, - только важно проникнуть в суть, понять, что происходит с человеком, с его душой, с совестью. Вот, что важно.

Иван Толстой: В Праге закончился 17 Международный кинофестиваль Фебиофест, отличающийся от других фестивалей тем, что на нем в отдельных секциях по географическому принципу представлены фильмы всех континентов, причем, выбираются фильмы экстравагантные, отважные, созданные нонконформистскими режиссерами. Отдельные программы в этот раз были посвящены оппозиционному кино Ирана, новым польским фильмам и ретроспективам известных европейских режиссеров. На фестивале состоялось более четырехсот киносеансов и его посетило 80 тысяч зрителей. Наш пражский корреспондент Нелли Павласкова выбрала, по ее мнению, наиболее острую картину.

Нелли Павласкова: Гостями Фебиофеста были известные кинематографисты. Почетные призы фестиваля за вклад в кинематографию были вручены немецкой актрисе Ганне Шигулла, лауреату премии “Оскар” английскому режиссеру Хьюгу Хадсону, а также швейцарскому актеру Бруно Ганцу. Ретроспективу своих фильмов представили российский режиссер Лариса Садилова и продюсер Рустам Акхадов, а также польские режиссеры Войцех Смажовски, Кинга Дебска и Збигнев Домагальски.
Заметнейшей темой фестиваля стал терроризм.
Француз Брюно Дюмон привез свой последний нашумевший фильм “Хадевейх”. В Чехии это непонятное название было расширено и расшифровано: “Хадевейх: Между Христом и Аллахом”.
Действие начинается в монастыре на севере Франции. Аббатисса внимательно следит за странным поведением молодой девушки Селин, готовящейся стать монашкой. Настоятельницы заметили исступленную религиозность девушки, называющей себя Адевиш - именем фламандской поэтессы XIII века, жившей в монастыре. До невозможности возбужденная своей экзальтированной любовью к Иисусу Христу, Селин отказывается от еды, отдает ее птицам, все время проводит в молитвах в келье или у символического “гроба Христа” в лесу. Мать-настоятельница изгоняет ее из монастыря: “Ваша любовь к Христу – болезненная, это против наших правил. Вы – карикатура монахини. Возвращайтесь в Париж”.
Уезжая, Селин успевает увидеть, как полицейские уводят в наручниках монастырского рабочего Давида. За нарушение условного наказания он должен отправиться на три месяца в тюрьму.
В следующем кадре мы уже видим растрепанную и плохо одетую Селин в роскошном лимузине рядом с респектабельным господином. Он – французский министр и ее отец. Они входят в дом на набережной Сены, где комнаты выглядят, как залы средневекового замка с золоченной инкрустированной мебелью и фресками на стенах. Ни с матерью, ни с отцом разговор не получается, и Селин отправляется в ближайшее кафе. Там сидит компания молодых арабов, они быстро и легко завязывают знакомство с этой малопривлекательной девушкой и приглашают ее в парк послушать какую-то группу. Селин на все легко соглашается, но когда один из них – Яссин хочет ее обнять, она спокойно объясняет ему, что принадлежит Христу, и ни один мужчина не смеет до нее дотронуться. На следующий день она приглашает Яссина к себе в дом пообедать, и министр вынужден демократически общаться с таким не соответствующим всей обстановке элементом. Выйдя на улицу, Яссин ловко завладевает чужим мотоциклом и отвозит девушку в свой район – в знаменитый микрорайон на предместье, где недавно горели автомобили и неистовствовали североафриканские иммигранты.
Вот что рассказывает режиссер Брюно Дюмон об исполнителях главных ролей - Жюли Соколовски и Яссине Салиме:

Диктор: Жюли Соколовски, как и все исполнители ролей арабских иммигрантов, – не актриса. Жюли я встретил случайно на показе моего предыдущего фильма “Фландрия”. Она мне понравилась, я остановил ее, представился и рассказал о задуманном мной новом фильме “Хадевейх”. Это имя средневековой поэтессы, которая пишет о своей физической любви к Богу и о разных формах такой любви. Я хотел вынуть сердце этой женщины и трансплантировать его в тело современной девушки. Именно в текстах Хадевейх я нашел силу любви. В лице самой Жюли я увидел что-то загадочное и мистическое, но оказалось, что она – совершенно современная девушка, в Бога не верит, даже креститься не умеет, религией не интересуется, и мой фильм ее тоже не интересует. Потом она уехала на год в США, работала там няней в американской семье, влюбилась в кого-то, учиться ей не хотелось. Но мы все это время переписывались, хотя я времени не терял, ездил по монастырям и искал актрису среди монашек. Но ни одна из них мне не подходила. Их вера была слишком правдивой, правильной и здоровой. Потом Жюли вернулась во Францию и взяла эту роль. Но сначала я испугался, увидев ее на трапе самолета. Она должна была играть голодающую, истязающую себя особу, а Жюли в Америке много ела и вернулась весьма толстой, хотя знала, что съемки должны начаться сразу же. Я обругал ее и посадил на несколько дней на один суп. Жюли чувствовала себя изможденной – мы ведь первые дни не давали ей ни есть, ни спать, но сыграла она свою роль замечательно и достоверно. Правда, оказалось, что Жюли любит плакать, часто и обильно, а героиня в сценарии вообще не плачет. Но мы использовали это качество Жюли, и в фильме она плачет и при молитвах, и при отъезде из монастыря, и в финальной сцене попытки самоубийства.
Молодой красивый араб Яссин, играющий в фильме Яссина, – это парижский карманный вор, я его нашел в зале суда, а его брат по роли, учитель ислама Нассир, в жизни тоже учитель философии и исследователь джихада. В фильме он принял роль фанатичного террориста-самоубийцы, его никто не хотел играть, а он согласился, потому что понимал, какую опасность таит в себе вера, изнасилованная идеологией.

Нелли Павласкова: Итак, Селин приезжает на украденном мотоцикле в микрорайон, где живут в основном иммигранты из арабских стран, и знакомится с братом Яссина – учителем Нассиром. Режиссер с документальной точностью показывает это предместье - красивые белые многоквартирные дома среди скверов, детских площадок, кафе и бистро, он заводит зрителя в квартиры арабских обитателей – скромные, но чистые и светлые, вводит Селин в их молельни и “красные уголки”, где Нассир ведет разъяснительные беседы по толкованию ислама и просвещает Селин насчет того, что задача веры – очистить мир от зла, даже путем насилия. Сердце Селин склоняется к Аллаху и в ее глазах зажигается экстатическое пламя новой веры.
Нассир от слов переходит к делу и везет Селин в Ливан, в деревню, пострадавшую от обстрела. Там он знакомит девушку с местными вожаками, и она дает им обет совершить террористический акт самоубийства во имя встречи с Богом, во имя борьбы за Бога.
Резкий монтажный скачок – и Селин с Нассиром едут в парижском метро, оба явно нервничают, затем мощный взрыв в самом центре города, огонь и лежащие тела. Взорвался учитель Нассир, а Селин бежит снова в монастырь, где встречается с вернувшимся из тюрьмы рабочим Давидом, вместе с ним скрывается от дождя в оранжерее, а потом идет молиться, плакать у “гроба Христа” в лесу и топиться в озере. Режиссер объясняет, что в старину это был способ самоубийства у монахинь. Из воды ее вытаскивает бородатый, похожий на Христа Давид, и крепко ее обнимает. Это первое проявление человеческой любви в фильме.

Брюно Дюмон, философ по образованию, выбирает для своих фильмов темы, выходящие за рамки первопланового зрелища. Дюмон исследует вопросы веры и религии с точки зрения атеиста.

Диктор: Главная тема фильма “Хадевейх” – это любовь. Любовь молодой девушки к Христу, которая после тяжелых испытаний и глубокого страдания трансформируется в любовь к человеку. На примере Селин мы показываем болезненность фанатичной религиозности, опасность, которую представляют эти люди, попавшие в руки опытных манипуляторов. Эту опасность распознали сестры в монастыре. Поэтому они отправили Селин обратно в мир, где каждый должен найти свое истинное предназначение.

Нелли Павласкова: На Фебиофест вместе с режиссером приехала и Жюли Соколовски. Решила ли она теперь стать актрисой?

Диктор: Пока я считаю, что актрисой я не буду, хотя я получила предложение снова сниматься в кино. Брюно мне посоветовал учиться, изучать философию, я сейчас хожу в университет и в будущем хочу работать в книжном магазине. Но все-таки, может быть, буду сниматься. Еще не знаю.

Нелли Павласкова: Фильм “Хадевейх” был закончен в прошлом году. По причинам политкорректности он не был принят в конкурсную программу Каннского фестиваля, но был принят на фестиваль в Венеции. Через два дня по политическим причинам он был исключен из программы и этого фестиваля.

Иван Толстой: Рассказ Нелли Павласковой. Жюри Фебиофеста признало победителем картину “Дети из Диарбакира” Мираза Безара - турецкого дебютанта, живущего в Германии.

Продолжим культурную панораму?

Андрей Гаврилов: Есть еще одна новость, которая также может считаться новостью о вечном и, в общем, эти новости появляются нечасто. Я помню, в свое время, по нашему советскому телевидению или уже, может быть, российскому, не важно, прошла реклама (наверное, все-таки, по российскому, потому что по советскому рекламы-то было маловато) о том, что выпущена видеокассета специально для кошек. Считалось, что если ее запустить, кошки будут сидеть, смотреть на экраны, не будут писать по углам, не будут мяукать - просто специально для них. Я это помню очень хорошо, потому что меня попросила дочка найти эту кассету, я бегал по “Горбушке” и спрашивал: “У вас есть видео для кошек?”, не понимая, что после такого вопроса на меня смотрят, в лучшем случае, как на больного, хорошо, что не вызывают психушку.
Так вот, почему я это вспомнил? Американский художник Джонатан Китс создал документальный фильм, предназначенный для растений. Фильм называется “Странные небеса” и стоит из видеозаписей итальянского неба. Съемки продолжись два месяца, из материала был смонтирован шестиминутный фильм, демонстрирующий изменение освещения и оттенков неба в течение суток. Предполагалось, что этот фильм будет показан на некоторых выставках, может быть, в некоторых оранжереях, потом будет вывешен в интернет. Но вот пришло сообщение, что он будет выпущен на ДВД. Но поскольку на ДВД места много, то туда будет добавлена предыдущая работа этого режиссера, который до этого создал порнографический фильм для растений. Растения, если он могут смотреть на экран, увидят процесс опыления пчелами. Художник заявил, что тем самым он хочет исправить историческую несправедливость. “Растений намного больше, чем людей,- сказал он,- почему для людей снимается кино и видеопродукция, а для растений нет?”.

Иван Толстой: Еще можно видами итальянского или какого-нибудь другого красивого неба украшать станции метро. Между прочим, мраморная плитка для ванн, или для метро, могла бы быть очень красивой и элегантной с этими небесными переходами.

Андрей Гаврилов: А представляете, итальянским небом украсить небеса разных стран?

Иван Толстой: Да, это еще лучше. Проекции такие пускать зимой в Норвегии. Сейчас же лазерные шоу совершенно доступны, любые, по-моему.
Продолжаем программу.
Католическая церковь и сексуальные скандалы – этому посвящено эссе Бориса Парамонова, названное им “Причуды целибата”.

Борис Парамонов: Самым большим событием американской жизни за истекшую неделю было, конечно, принятие Конгрессом США законопроекта о всеобщем медицинском страховании. Но был еще один сюжет, о котором говорили и писали едва ли не меньше: непрекращающийся скандал, связанный с вновь и вновь всплывающими фактами сексуальной эксплуатации мальчиков в католической церкви.
Эти разговоры начались не вчера; уже лет десять назад был большой шум относительно нравов католических священников в Америке. Вскрылись какие-то многодесятилетние факты, объявились с судебными исками десятки пострадавших, и американская католическая церковь выплатила много сотен миллионов компенсации жертвам. Сейчас дело дошло до Европы. Больше всего говорят об Ирландии – стране, в которой власть и авторитет католической церкви громадны, - но и они ныне дают трещину. Нынешнему главе ирландских католиков кардиналу Брэйди предъявляют обвинение в сокрытии соответствующих преступлений его клира. Теперь этот скандал перекинулся на Германию, что особенно значимо, ибо нынешний глава римско-католической церкви папа Бенедикт 16-й – немец. И есть подробность, мимо которой никак нельзя пройти: родной брат Папы монсиньор Георг Ратцингер много лет – тридцать – был главой знаменитого регенсбургского церковного хора мальчиков, в котором имели место особо нашумевшие случаи сексуальной эксплуатации малолетних. Сам монсиньор Ратцингер ни в чем не замешан, но ответственность за происшедшее, естественно, ложится на него: виноват всегда начальник, Поднимаются и разговоры о вине самого большого начальника – самого Папы Бенедкта, потому что он, еще будучи в Германии, знал о таких фактах, но замалчивал их, не давал делу хода.
23 марта в “Нью-Йорк Таймс” напечатаны сразу две статьи о том же предмете, и вторая из них подает тему под несколько иным, и весьма интересным, углом зрения.
Это статья московского корреспондента газеты Клиффорда Ливая – о буднях т.н. католической церкви восточного обряда во Львове (Львиве, как теперь положено говорить). Это всем известная униатская церковь, сохраняющая весь церковный и богослужебный чин православия, но признающая главенство римского Папы.
В статье корреспондента “Нью-Йорк Таймс” речь идет конкретно об униатском священнике отце Юрии Воловецком – и о его семье. Вот тут и пойнт – священник, признающий Папу, но не обязанный соблюдать католический обет безбрачия, целибат, и ведущий семейную жизнь. Я ни в коем случае не хочу сказать – да и в статье Клиффорда Ливая нет подобных отнесений, - что практика униатской церкви могла бы стать моделью перестройки католичества. Отнюдь нет. Но вот есть в статье одна фраза, мимо которой никак нельзя пройти – тут мы касаемся нерва проблемы. Журналист пишет:

Диктор: “Отец Кравчук (старший церковный чин униатов) и отец Воловецкий, у которых я брал интервью еще до скандала, разразившегося в Германии в этом месяце, отказываются связывать проблему сексуальной эксплуатации верующих с практикой безбрачия (целибата).
Сам Ватикан отвергает такую связь. Ведущие церковные представители говорят, что если бы целибат был причиной таких скандалов, тогда не было бы проблем с сексуальной эксплуатацией детей вне церкви”.

Борис Парамонов: Нельзя не испытать некоего иронического восторга при виде такой изысканной тонкости в аргументации отцов-пустынников, как любил называть католических прелатов Достоевский. С необыкновенной ловкостью вопрос здесь перевернут и поставлен с ног на голову. Такой фокус стал возможен, потому что двусмысленным и не разъясненным здесь осталось понятие целибата.
Целибат недвусмысленно понимается и толкуется как обычай безбрачия католических священников, как условие посвящения их в сан. Но безбрачие безбрачию рознь. Стоит хотя бы задаться вопросом: а почему во всех этих скандалах объектом сексуальных домогательств выступают единственно мальчики? (Вот еще факт: священник Лоренс Мёрфи, руководивший с 1950-го до 1974-го года школой глухонемых растлил чуть ли не 200 мальчиков.) Ларчик открывается донельзя просто: очень часто молодые люди, становящиеся католическими священниками и принимающие обет безбрачия, - это репрессированные гомосексуалы, борющиеся со своими склонностями и рассчитывающие на то, что могучие традиции римско-католической церкви, многовековая ее культура трейнинга и ригористическая дисциплина, основанная на нерушимом камне веры, помогут им побороть беса. Проще говоря, они надеются на чудо. Но из этого, как видим, почти никогда ничего не выходит. Природу не победить спиритуальными экзерцициями – что, собственно, и есть итоговый результат многовековой светско-религиозной контроверзы.
Отцы-пустынники очень хитро переносят вопрос из одной сферы в другую. Да, сексуальные преступления против детей встречаются и вне церковных рамок – но, по крайней мере, в отношении мальчиков их совершают те же гомосексуалисты. Мальчиков просто-напросто легче совратить, особенно когда старший обладает по определению духовным авторитетом и выступает педагогом (буквально – детоводителем), что и происходит внутри соответствующих католических структур.
Вопрос о гомосексуализме как альтернативной сексуальной ориентации давно уже введен в культурный дискурс, и его репрессия нынче отменена. Значит, и преодолевать его незачем, прибегая для этого к сильнодействующим мерам вроде целибата. Можно смело сказать, что скандалы вроде нынешнего в ближайшем будущем отомрут. Гораздо интереснее вопрос: а отомрет ли по этой же причине католическая церковь? Уменьшение притока молодежи в католический клир – несомненный факт. Но церковная жизнь, религия вообще имеют куда более многообразные корни и мотивации, тут одного “полового вопроса мало.
Да и опыт прошлого показывает, что берущие обет безбрачия священники очень удобно и уютно устраиваются в жизни – достаточно вспомнить многочисленные французские романы 19-го века, “аббата Флобера и Золя”. Даже фильм можно вспомнить 50-х годов “Скандал в Клошмерле”. Разговаривают за обеденным столом два сельских кюре. “Отец Клеман, какая приятная полнота у вашей экономки Жозефины. А я вот никак не могу откормить мою Селесту”. Такие патеры ничем не повредят хору мальчиков.
Для научной полноты и корректности выводов нужно было бы взять еще материал из практики женских монастырских школ со строгим уставом. Был и тут скандал сравнительно недавний – с ирландской исправительной школой Святой Магдалины для девочек. Был даже сделан нашумевший фильм. Ну а для придания теме классического блеска можно вспомнить повесть Дидро “Монахиня”: это куда интереснее пресловутой “Графини Гамиани”.
Повторим: эта тема уходит в прошлое. Людям гомосексуальной ориентации незачем сейчас побороть свои склонности и в борьбе с бесом прибегать к могучей помощи Рима. Бесов нынче нет. Да и Рим, как видим, оказался не всемогущим.

Иван Толстой: А теперь, Андрей, наступило время вашей персональной рубрики: Музыка в подробностях.

Андрей Гаврилов: Сейчас мы послушаем пьесу Алексея Исплатовского “Разноцветная ворона”. Как я уже говорил, сегодняшний альбом это компиляция из записей разных лет. Алексей Исплатовский играл со всеми звездами советского джаза. Он родился в 1946 году, в 1970 году он окончил Московскую консерваторию по классу контрабаса, но уже к тому времени он был известным джазовым музыкантом, потому что в 1962 году он дебютировал в трио Игоря Бриля. Он участвовал во всех московских джазовых фестивалях 60-х годов, с 66-го года он работал в знаменитом оркестре “ВИО-66” Юрия Саульского, играл во всех московских джазовых кафе - в “Молодежном”, в “Синей птице”, в “Ритме”, в “Печере”. С 1972 года он - концертмейстер группы контрабасов (и солит при этом - контрабас и бас гитара) в Государственном симфоническом оркестре кинематографии. Оставаясь одним из ведущих джазовых контрабасистов Москвы, в 70-е годы он сотрудничал со многими музыкантами, в том числе с Леонидом Чижиком, Игорем Назаруком, Алексеем Кузнецовым, Андреем Чернышевым, Анатолием Герасимовым и другими. Если посмотреть его дискографию, мы увидим названия альбомов, которые составляют, пожалуй, гордость советского или, по крайней мере, московского джаза 60-х-70-х годов. Но была только одна пластинка, на которой были собраны разные записи разных составов, и которая вышла под именем Алексея Исплатовского. На всем диске, если я правильно помню, всего лишь две композиции, которые принадлежат его собственному перу. Сейчас мы одну из них (как я уже говорил, “Разноцветная ворона”) и послушаем. Ему помогают Игорь Назарук на фортепьяно, Александр Никитин на виброфоне, Левин и Покровский - перкуссионисты, Алексей Кузнецов - гитара и Николай Абрамов - флейта. Алексей Исплатовский. “Разноцветная ворона”.