Ирина Лагунина: Када Хотич потеряла в массовых расстрелах в 1995 году в боснийском городе Сребреница мужа и сына. Она следила за тем, как в сербском парламенте шло обсуждение резолюции с осуждением расстрела 8000 мужчин и мальчиков боснийскими сербами после того, как силы Республики Сербской заняли город.
Када Хотич: Единственное, что я могу сказать – это хорошо, что они говорили об этом. В конце концов, мы столько лет ждали, чтобы Сербия взяла на себя хоть какую-то ответственность.
Ирина Лагунина: Мунира Субашич – боснийская мусульманка, тоже в 1995 году потеряла в Сребренице мужа и сына. Сейчас она живет в столице Боснии Сараево и состоит в группе «Матери Сребреницы»:
Мунира Субашич: Я разочарована. И через 15 лет они не могут называть эти убийства своим именем. Геноцид – не просто преступление. А в Сребренице был совершен геноцид. Международный суд в Гааге решил, что это был геноцид. Мы, матери, жертвы этого геноцида, знаем это. Позор, что у некоторых парламентариев в Сербии нет совести. И у них никогда ее не будет. Я поздравляю тех членов парламента, кто говорил правду. Именно с ними мы можем идти вместе на пути к членству в Европейском Союзе.
Ирина Лагунина: Чтобы понять, почему принятая на прошлой неделе резолюция сербского парламента, осуждающая расстрелы в Сребренице, но не называющая их геноцидом, как это сформулировал Международный суд в Гааге, продолжает вызывать столько неоднозначную реакцию и в Боснии, и в самой Сербии, надо посмотреть на то, как развивались дебаты между парламентариями. Наш корреспондент в Белграде Айя Куге следила за выступлениями политиков.
Борис Тадич: Преступление в Сребренице, которое некоторые совершили от имени сербского народа, является трагическим событием в нашей истории – в истории сербского народа, который до недавнего времени почти всегда был жертвой. События в Сребренице бросили тень на нашу историю. А те, кто не готов поддержать такую декларацию, позорят собственный народ. Я считаю, что эта Декларация – выражение наивысшего патриотизма, уважения другого народа и его жертв, доказательство, что мы, как народ, являемся неотъемлемой частью европейской культуры и европейской цивилизации.
Айя Куге: Президент Тадич в 2005 году, на десятилетие трагедии, побывал в Сребренице и от имени сербского народа извинился за совершённые там преступления. Однако тогда сербский парламент не был в состоянии принять уже подготовленную декларацию. Через пять лет это удалось, но сам ход 13 часового бурного обсуждения в парламенте и лишь незначительный перевес при голосовании показали, что Сербия так и осталась глубоко расколотой на тех, кто в состоянии признать, что сербы совершили военные преступления в Сребренице, на тех, кто это преступление готов назвать геноцидом, и тех, для кого убийства около восьми тысяч боснийских мусульман в небольшом шахтёрском городке либо вовсе не было, либо оно было, но как нормальный эпизод войны.
Проект Декларации подготовила правящая в Сербии коалиция. Вот как выглядели дебаты в сербском парламенте. Представительница Демократической партии Нада Колунджия.
Нада Колунджия: Мы должны сказать: Сербия не стоит за теми, кто совершили это преступление. Сербия не делает разницу между жертвами. Сербия одинаково ценит каждую жертву, выражая, прежде всего, глубокое сострадание с теми жертвами другой стороны.
Я хочу перефразировать Голду Меир, которая сказала: мы простим им то, что они сделали нам, но мы не должны простить тем, кто это совершил, скрываясь за нашим национальным именем.
Айя Куге: Йован Павлович из консервативной Демократической партии Сербии защищает тезис, что нельзя разделять жертв по национальному признаку и поэтому нужно было принять какую-то общую декларацию, осуждающую все военные преступления, совершённые в бывшей Югославии.
Йован Павлович: Этот текст разделяет жертвы гражданской войны в бывшей Югославии и ссорит народы. Декларация неприемлема потому, что в ней ни одним словом не осуждаются преступления против сербского народа, который в этих войнах пострадал больше всех.
Айя Куге: Ему ответил социал-демократ Жарко Корач.
Жарко Корач: Мы здесь услышали, что разделяем жертв по национальному признаку. Скажу открыто: такое утверждение лицемерно. Ведь эти жертвы стали жертвами именно из-за своей национальности или религии. Бессмысленно говорить, что мы их разделяем, когда они в этом конкретном случае, в Сребренице, были убиты только потому, что принадлежали к другой нации или религии. В случаях других преступлений, убийства сербов, национальность также была важнейшим элементом их страшной смерти.
Другой аргумент, который часто приводится: нужно, якобы, принять одну общую декларацию, которая осуждала бы все преступления. Это, конечно, возможно. Нет такого парламента в мире, который не согласился бы принять такую декларацию. Разве нормальный человек откажется осудить преступления?! Однако такой принцип морального универсализма создает одну проблему: вы имеете на это право в том случае, если вы уже вынесли своё осуждение по отношению ко всем конкретным преступлениям. Мне кажется крайне странным то, что такую общую декларацию поддерживают те наши политики, которые до сих пор никогда и не упоминали сербские преступления. Другими словами: какое они имеют право осуждать все преступления, если никогда не осуждали преступления, которые были совершены от имени нашего народа?
Айя Куге: Активнее всего против принятия Декларации о Сребренице выступала националистическая Радикальная партия. Её представительница Марина Рагуш прямо утверждает, что войска боснийских сербов под командованием генерала Ратко Младича никаких преступлений в Сребренице не совершили – это выдумки и подставки западных разведкок.
Марина Рагуш: Для нас из Сербской Радикальной партии важно оставить своим потомкам следы сопротивления этой западной оккупации. Почему им так важно было выделить Сребреницу? А потому, что Сребреница - то же самое, что и Маркале, что и Рачак. Для некоторых это служит оправданием самых чудовищных преступлений, совершённых против сербов в 20 и 21 веке. Нужно подумать о том, что мы сегодня оставляем как своё наследство.
Айя Куге: Поясню: депутатка говорит о массовых убийствах в Сребренице, на рынке Маркале в Сараево и в албанской деревне Рачак в Косово как о инсценировках убийств. Дескать, это было сделано для того, чтобы обвинить в них сербов.
Популярным среди сербов является и аргумент, что, признавая военные преступления отдельных лиц или групп соотечественников, целый народ берёт на себя вину. Тем более в случае признания геноцида.
Жарко Корач.
Жарко Корач: Часто здесь упоминается, что парламентской декларацией осуждается сербский народ и что целые поколения будут потом страдать под этой тяжестью. Звучат аргументы, что суд может и поменять своё мнение, и даже приводится пример Джордано Бруно. А как мы можем знать, как будут относиться к Сребренице будущие поколения? Не исключено, что те, кто будет вместо нас сидеть в парламенте, в один прекрасный день намного жестче осудят это преступление, этот геноцид. Я выступаю за то, чтобы наша декларация была намного острее и яснее. Однако мне ясно, что в данный момент этот текст - максимум, который правящая коалиция могла предложить, чтобы достичь консенсуса в своих рядах. С другой стороны, нельзя ожидать, что за декларацию будут голосовать те, кто в парламенте совершенно открыто утверждают, что Ратко Младич является героем. Всем нам известно, камеры это увековечили и сотни миллионов людей увидели кадры, на которых Младич после захвата Сребреницы говорит: «Я это город отбил у мусульман и дарю его сербскому народу». Именно Младич заявил, что он это сделал во имя всего серсбкого народа. Сребреница - это тяжёлое преступление, квалифицированное судом как геноцид. Факт, что Сребреница стала символом войны в бывшей Югославии. И мы не можем убежать от истины, что в резолюции европейского парламента требуется, чтобы 11 июля все государства провозгласили днём памяти жертв Сребреницы. А мы это требование в свою декларацию не включили.
Айя Куге: Ещё один представитель Радикальной партии, Душан Марич, утверждает, что если и были убиты мужчины и мальчики из Сребреницы, то только потому, что они воевали с оружием в руках. А геноцида, по его словам, и быть не могло, так как генерал Младич пощадил женщин и детей.
Душан Марич: Если бы Радован Караджич и Ратко Младич хотели уничтожить мусульманское население в Сребренице, они бы прежде всего уничтожили самую жизненно важную и продуктивную часть мусульман – убили бы женщин и детей.
Айя Куге: Лидер оппозиционного социал-демократического союза Жарко Корач.
Жарко Корач: Если то, что произошло в Сребренице, было героическим поступком, почему тогда ночью трупы бульдозерами перемещали из так называемых первичных мест захоронения во вторичные? Если этими убийствами можно гордиться, то почему виновникам не встать перед камерами и не заявить: это было оправдано! Почему трупы были скрыты? Если главный автор, Ратко Младич, гордится тем, что сделал, почему он скрывается?
Айя Куге: Декларация с осуждением тяжелейшего преступления, совершённого в Сребренице, была принята лишь с незначительным перевесом голосов сербского парламента. Однако самим ее принятием, хоть и без упоминания слова «геноцид», Сербия сделала значительный шаг для разрыва со своим военным прошлым – так считает сербская правозащитница Наташа Кандич.
Наташа Кандич: Наше государство признало этот геноцид, признало свою ответственность. Правда, оно не употребило слово «геноцид», а прикрыло его – но всё равно, это уже достаточный шаг. Он будет принят как исполнение обязательства, вытекающего из приговора Международного суда ООН. По моему мнению, то, что Сербия признала геноцид в Сребренице, повлияет на настроения в стране. Думаю, что текст декларации – это максимум, который может принять сербская общественность. Народ тяжело перенёс бы, если бы весь парламент занялся критическим пересмотром собственной ответственности. Опасаюсь, что Сербия пока ещё к этому не готова.
Айя Куге: Одной из целью осуждения трагедии в Сребренице и извинения перед жертвам, было примирение в регионе. В Боснии этот шаг Сербии поддержали, хотя и посчитали не совсем искренним. Однако семьи жертв Сребреницы остались недовольны тем, что преступление в Декларации не названо геноцидом и что генерал Ратко Младич всё ещё на свободе.
