Татьяна Вольтская: Это первый фестиваль российских пластических театров, поэтому участников в нем немного – всего три театра. Это московский театр неслышащих актеров “Синематограф”, который привез спектакль-балладу “Пошли мне Господь второго” по песням Высоцкого, это опять же московский театр неслышаших актеров “Недослов” с жестово-пластическим концертом "Hand Made" - “Сделано руками” или “Ручная работа” или пластической фантазией “Крылья даны всем” по мотивам повести Ричарда Баха “Чайка по имени Джонатан Ливингстон”. И третий участник фестиваля - петербургский театр пластики рук "Hand Made" со спектаклем “Вива Италия!”. Говорит организатор и арт-директор фестиваля "Hand Made" Мария Черкашина.
Мария Черкашина: Я придумала этот фестиваль, потому что я начала работать с театром "Hand Made" в прошлом году, и мысль о том, что можно собрать театры пластические, которые работают в разных жанрах, пришла не так давно. Но это первый фестиваль. Конечно, планируем приглашать театры из заграницы. Это вообще европейский театр, европейский жанр, когда по всем странам можно проехать, показать - слов не надо практически или вообще нет слов у таких театров. Поэтому это очень удобный жанр для театра, для поездок. У меня много проектов, и я начала где-то лет 6-7 назад работать с оригинальным световым театром, он у нас работал постоянно в Планетарии, и летом мне нужна была программа совместная - работали актеры Театра Комиссаржевской, и я подумала, что надо бы дополнить какие-то интересные номера. И я вспомнила, что уже два с половиной года назад мне мой знакомый говорил: “Обрати внимание на театр "Hand Made" , который у нас появился на Малой сцене в БДТ - очень интересный театр”. Я пошла на спектакли театра, меня это заинтересовало, и постепенно я влилась в работу с этим театром. Когда я стала искать, кто же еще работает в этом направлении, то оказалось, что два театра. В театре “Синематограф” работают четыре актера, руководитель - Ирина Кучеренко. В их спектакле “Пошли мне, Господь, второго” - 15 песен, каждая песня жестово и пластически обыгрывается актерами “Синематографа”- мы видим на сцене стену, проемы окон, лестницы, и это все у них активно используется в самом спектакле. По отзывам зрителей, которые видели уже спектакль, мурашки бегут по коже на протяжении полутора часов - видимо, настолько они выкладываются в каждой песне. Мы же привыкли слушать голос Высоцкого, а тут нам еще показывают эту песню. Актеры “Синематографа” работают в театре “Недослов”, то есть, получается, что у них общие актеры, но в “Недослове” много -больше 10 человек. И они привозят спектакль по притче Ричарда Баха “Чайка по имени Джонатан Ливингстон”. У них – женская главная роль. Тоже это пластический спектакль, музыкальный. Я просто немножко отступлю, есть у нас еще театр “Тефа” в Петербурге, они тоже поставили некоторое время назад “Чайку по имени Джонатан Ливингстон”, они играли на сцене Молодежного театра. Там тоже пластики много, я бы тоже их пригласила в будущем, но они, естественно, разговаривают. А вот первый фестиваль - безразговорный.
(Звучит музыка из спектакля)
Татьяна Вольтская: Это гладиатор сражается с тигром в римском Колизее - спектакль “Вива Италия!”. На сцене абсолютно темно, все актеры - в черном, их не видно, гладиатор обозначен несколькими фосфоресцирующими линиями, которыми нарисованы шлем, латы, поножи, ярко светится меч. В воздухе возникает решетка, за ней возникают два зеленых глаза. Тигр пока не виден, но уже очень страшно. И, вдруг - мы видим зверя, он складывается мгновенно, из рук, по локоть обтянутых светящимися перчатками. В результате драматической схватки гладиатор, несколько раз побывав на грани гибели, побеждает. Он удаляется за решетку, и там светятся уже его, тоже зеленые звериные глаза. Зал взрывается от восторга. Как возник театр "Hand Made"? Об этом говорит его художественный руководитель Андрей Князьков.
Андрей Князьков: Как любое начинание, у нас все происходит в стране от нищеты. Вот так и театр возник тоже наш - из нищеты. То есть, когда я начинал преподавать 10 лет назад в Театральной академии, надо было сдавать экзамен по пластике рук, а не было ни ширмы, ни кулис - 22 студента, и ничего больше. И пришлось изобрести вот такую форму. И вот этот спектакль “Игра в 44 руки”, который тогда родился, это и был первый зачет первого семестра первого курса. И вот тогда он взорвал кафедру и повернул в сторону весь ход обучения. Потому что тогда нужно было музыку очень ограниченно использовать на первом семестре первого курса, потому что очень осторожно надо, чтобы музыка не заглушила то, что студенты должны сделать. Не принято было без остановки - вот так начали, и целое представление идет. Зачет. И потом - стоп. Обычно так: этюд такой-то, играют такие-то. А у меня - хлабысь! - без остановки.
Татьяна Вольтская: А что это было?
Андрей Князьков: “Игра в 44 руки” это было тоже такое пластическое представление, там тоже была сначала разминка, потом очень красивая медленная часть была. Из упражнений они все были сделаны, но там был подложен смысл. И потом - цирковое представление, вот в руках. Персонажи из рук были сделаны.
Татьяна Вольтская: “Смысл” - ключевое слово для Андрея Князькова, он подчеркивает, что нельзя вызвать настоящее сопереживание зрителя абстрактными, даже виртуозными построениями. Если птица из ладони порхает по сцене, этим можно вызвать удивление, восхищение, но слезы выступят тогда, когда это будет улетающее время или улетающая душа.
Андрей Князьков: Дело в том, что меня так учили, я как-то по-другому не очень могу. Формы мало, всегда должно быть содержание. Я и студентов всегда так учил, и сам на этом воспитывался.
Татьяна Вольтская: Как это приятно слышать в век постмодернизма!
Андрей Князьков: Да, поэтому в этот постмодернизм очень трудно пробиться с тем, что надо вот так вот. Не всегда даже принимается это. Значит - как-то несовременно. Сейчас люди уже забыли, что поставить грамотный спектакль, где просто на артистах все выстроено (как раньше говорили, что “режиссер растворился в артистах”), вот это труднее, чем поставить спектакль такой, как сейчас приятно – модный, авангардный и прочее. Это труднее. Режиссер - это автор той мысли, которая на сцене, а артисты - это проводники, это носители этой мысли. Как это передать?
Татьяна Вольтская: Хорошо, это был спектакль “Игра в 44 руки”, а дальше?
Андрей Князьков: Дальше я преподавал на различных других курсах, были большие зачеты, это было мое направление. И потом я попал на этот курс, где ребята учились, и вышел спектакль “Потехе час”. Вот так вот случилось, что решили остаться вместе, потому что все остались в Питере. Был фестиваль “Твой шанс”, и когда была пресс-конференция после этого спектакля, на нас корреспонденты, критики, все набросились: “Вы не имеете права расходиться! Вы делаете такие вещи, которые никто не делает! Это будет преступление, если вы разойдетесь!”. И после этого ребята сели на поляну около Центра на Страстном, и решили остаться вместе. Я остался руководителем этого проекта, Светлана Озерская (мы с ней вместе работаем в театре) - режиссер, я - художественный руководитель. Тоже достаточно уникальное явление - два режиссера под одной крышей. И мы как-то нашли каждый свое пространство. Мы до этого ставили спектакль отдельно, а на спектакле “Вива Италия!” мы работали вместе. У нас же были такие выходы на Москву, москвичи сказали: “Мы хотим вас отвезти в феврале в Венецию, поэтому готовьте спектакль”. И мы приготовили спектакль.
Татьяна Вольтская: Это обозрение самых ярких страниц Италии – “Ромео и Джульетта”, Пизанская башня, Венеция - было принято в Италии, что называется на ура. Теперь у театра много планов, спектакли по Пушкину, по Достоевскому, по русскому фольклору. Но главная беда - отсутствие не только своего помещения, но даже репетиционного зала. Андрей Князьков очень боится повторить судьбу многих театров, получающих свое помещение тогда, когда они уже перегорели, когда их звездный час - позади.
