Мне было 41 в 2004-м, когда мне впервые попала в руки эта фотография: четверо всадников, у одного на руках младенец в свертке из какого-то тряпичного хлама, на фоне старого деревянного сарая.
Старая женщина, которая дала мне это фото и которой теперь уже нет в живых, сказала, что крайний справа, с портфелем – мой дед по отцу, Паркизат Шарипжанов. Впервые в жизни я смог увидеть, как выглядел мой дед.
«Здравствуй, дед!», сказал я, глядя на чудом сохранившийся кусочек прошлого, и вообразил, что он тоже здоровается со мной. Молодой, красивый и серьезный.
Когда я был маленьким, ни родители, ни бабушка не говорили о деде. Когда я просил их рассказать о нем, они коротко отвечали: «Он погиб на фронте.» И только у бабушки вдруг встревоженно поднимались брови и губы становились тонкими.
Крайний справа, с портфелем – мой дед по отцу, Паркизат Шарипжанов
Когда я учился в 8-ом классе, дядя рассказал мне, что дед был каким-то небольшим начальником в колхозе, в Восточно-Казахстанской области. В августе то ли 1939-го, то ли 1940-го, неожиданно выпал снег и колхоз не смог спасти урожай зерна. Моего деда обвинили в халатности и осудили на несколько лет как «врага народа». Его единственный сын, мой отец, Токтархан никогда его не видел после этого.
Как и миллионы советских зеков, сразу же с началом войны, мой дед попросился на фронт, чтобы «кровью смыть....»
В 1943-м бабушка получила письмо, где говорилось, что ее муж такой-то пропал без вести при форсировании Днепра.
Теперь я знаю, что добровольцы из ГУЛАГА попадали в штрафные батальоны, которые посылались в качестве «живых щитов» на самые сложные участки фронта. За ними слeдовали заградительные отряды -- и шансов остаться в живых у штрафбатовцев практически не было.
Дальняя родственница, сохранившая это фото, сказала мне, что после ареста деда, почти все родственники уничтожили его фотографии, боясь что родство с «врагом советского народа» может повлечь предсказуемые последствия. Но она тайком сохранила снимок, чтобы почти через 65 лет я смог его увидеть.
«Попросился ли он на фронт оттого, что любил свою страну, я не знаю. Мне думается, он сделал это, чтобы твои отец и бабушка избавились от клейма, ведь он их страшно любил», -- сказала мне старая женщина с усталыми глазами.
Теперь, каждый раз, когда близится очередной День Победы, я беру в руки эту фотографию и здороваюсь с дедом. «Привет», - говорю я ему. «Где твой последний приют? О чем думал ты в последнюю минуту? Спасибо тебе, что спас моего отца и бабушку от мясорубки».
До боли в глазах вглядываюсь в его черты и вспоминаю печальную песню бабушки, которая его все время ждала. До конца.
Старая женщина, которая дала мне это фото и которой теперь уже нет в живых, сказала, что крайний справа, с портфелем – мой дед по отцу, Паркизат Шарипжанов. Впервые в жизни я смог увидеть, как выглядел мой дед.
«Здравствуй, дед!», сказал я, глядя на чудом сохранившийся кусочек прошлого, и вообразил, что он тоже здоровается со мной. Молодой, красивый и серьезный.
Когда я был маленьким, ни родители, ни бабушка не говорили о деде. Когда я просил их рассказать о нем, они коротко отвечали: «Он погиб на фронте.» И только у бабушки вдруг встревоженно поднимались брови и губы становились тонкими.
Когда я учился в 8-ом классе, дядя рассказал мне, что дед был каким-то небольшим начальником в колхозе, в Восточно-Казахстанской области. В августе то ли 1939-го, то ли 1940-го, неожиданно выпал снег и колхоз не смог спасти урожай зерна. Моего деда обвинили в халатности и осудили на несколько лет как «врага народа». Его единственный сын, мой отец, Токтархан никогда его не видел после этого.
Как и миллионы советских зеков, сразу же с началом войны, мой дед попросился на фронт, чтобы «кровью смыть....»
В 1943-м бабушка получила письмо, где говорилось, что ее муж такой-то пропал без вести при форсировании Днепра.
Теперь я знаю, что добровольцы из ГУЛАГА попадали в штрафные батальоны, которые посылались в качестве «живых щитов» на самые сложные участки фронта. За ними слeдовали заградительные отряды -- и шансов остаться в живых у штрафбатовцев практически не было.
Дальняя родственница, сохранившая это фото, сказала мне, что после ареста деда, почти все родственники уничтожили его фотографии, боясь что родство с «врагом советского народа» может повлечь предсказуемые последствия. Но она тайком сохранила снимок, чтобы почти через 65 лет я смог его увидеть.
«Попросился ли он на фронт оттого, что любил свою страну, я не знаю. Мне думается, он сделал это, чтобы твои отец и бабушка избавились от клейма, ведь он их страшно любил», -- сказала мне старая женщина с усталыми глазами.
Теперь, каждый раз, когда близится очередной День Победы, я беру в руки эту фотографию и здороваюсь с дедом. «Привет», - говорю я ему. «Где твой последний приют? О чем думал ты в последнюю минуту? Спасибо тебе, что спас моего отца и бабушку от мясорубки».
До боли в глазах вглядываюсь в его черты и вспоминаю печальную песню бабушки, которая его все время ждала. До конца.
