Ирина Лагунина: Трагедия на шахте "Распадская" в Кемеровской области и последовавшие за ней акции протеста заставляют задуматься о роли рабочих в российском обществе. По данным социологов, в этой социальной среде значительно ниже, чем в целом по стране, уровень одобрения первых лиц государства и достаточно высок протестный потенциал. Что думают сами рабочие о своем месте в обществе? Кто может защитить их трудовые права? Какова роль профсоюзов в этом деле? Об этом – в материале Вероники Боде.
Вероника Боде: Фонд Общественное мнение провел подробные исследования, посвященное рабочим, их статусу, настроениям, самосознанию. Вот некоторые высказывания рабочих по итогам фокус-групп: "Рабочий класс - это основа любого общества, государства, то, на чем все строится. Не будет рабочего класса - не будет ничего". А уборщица из Новосибирска полагает даже, что, цитирую, "все научные работы делаются за счет рабочего класса". Далее: "Пролетариат, на котором все держится, получает меньше всех, меньше того, чего заслуживает". И еще: "Внешностью отличаются рабочие. Не только одеждой. Более усталое лицо". О том, как осознает себя нынешний рабочий класс, рассказывает кандидат философских наук, социолог Светлана Климова.
Светлана Климова: В этом осознании присутствует некоторый сплав социалистических представлений об особой роли и особом положении рабочего класса, типа, что рабочий класс – это создатель общественных благ, двигатель прогресса, что высвобождает в совокупности труда ресурсы, необходимые для развития науки и техники. А с другой стороны в представлении рабочих рабочий класс сейчас несправедливо унижен. Суть самосознания – это конфликт между остатками идеологии, призывающей гордиться принадлежностью к рабочему классу и нынешним состоянием. Второе острое переживание своего положения – это непрерывное, постоянное на всех этапах трудовых отношений нарушение трудовых прав. В частности, прием на работу производится без соблюдения законных процедур, дискриминация по полу и возрасту. В договоре не прописываются взаимные права и обязанности. Продолжается практика задержек заработной платы, выплаты в конверте. Работодатель навязывает работнику повсеместно другие функции, отказывает оплачивать больничные листы. Массовые нарушения правил техники безопасности.
Вероника Боде: Говорила социолог Светлана Климова. А теперь дадим слово самим рабочим. О проблемах горняков говорит Борис Левко, работающий на шахте имени Ленина в Кузбассе.
Борис Левко: Если правда, нас заставляют. Не хочешь работать, пиши на расчет.
Вероника Боде: Как вы думаете, почему несмотря на постоянное повышение техники безопасности, продолжают происходить трагедии на шахтах?
Борис Левко: Когда людям достойную зарплату будут платить, у нас же как: дали план, сделай, допустим, сто тысяч, а не успевает. У нас на шахте Ленина запускаем лаву, 55 тысяч план, а почему не 80, а может даже и сто? У нас комбайн не выдержит, чтобы разбил уголь быстрее. Я сам когда-то нарушил. Вот дай им уголь и все, больше им ничего не надо. А мы получаем от рубля восемь копеек, остальное они забирают. Чтобы скидывали все эти нормы, когда добыча угля идет, когда проходка, тогда нарушения все и идут. Телогрейку кладут на датчики, чтобы он метан не глотал, чтобы пробки не вышибал.
Вероника Боде: Шахтер Борис Левко – о проблемах горняков. А какова роль профсоюзов в защите трудовых прав? Сами рабочие, по данным социологов, невысоко оценивают эту роль, в большей степени уповая на суды, чем на профсоюзы. (Только 10 процентов опрошенных полагают, что профсоюзы могут защитить их интересы.) А вот мнение Александра Сергеева, председателя Независимого профсоюза горняков России:
Александр Сергеев: К сожалению, у нас в стране возможности профсоюза резко ограничены. В первую очередь невозможно провести законным образом забастовку, условия проведения забастовки, законодательная процедура проведения забастовки очень осложнена. Для того, чтобы выдвинуть требования, необходимо собрать собрание трудового коллектива, для того, чтобы собрать собрание трудового коллектива шахты, в принципе можно собрать только с согласия работодателя. Для того, чтобы выдвинуть требования, у работодателя необходимо спросить согласие: разрешите нам собраться, выдвинуть требования. Вместе с тем мы реально понимаем, что необходимо все равно действовать. И нас стоит четкая задача. Первая позиция – это приведение правил ведения горных работ и правил безопасности к нормам Международной организации труда. Должна поменяться норма труда, она должна рассчитываться, не исходя из производительности машин и механизмов, а исходя из оценки риска для жизни находящегося под землей человека.
Вероника Боде: Все время говорят о повышении уровня техники безопасности на шахтах, устанавливают новое оборудование. И шахта "Распадская" считалась одной из современных, а трагедии продолжаются. Почему?
Александр Сергеев: Потому что мы не решили две системных проблемы, на мой взгляд. Это проблему опережающей дегазации принудительной угольных пластов, то есть проблема применения современных способов борьбы с газом, современных способов борьбы с угольной пылью. А вторая проблема – это так называемый человеческий фактор, но он не связан только с нарушением техники безопасности, это и недостаточный профессионализм ученых и недостаточный профессионализм прогноза поведения горных пород или газа метана, недостаточный контроль за состоянием техники безопасности. Недостаточный контроль или устаревшая схема ведения горных работ.
Вероника Боде: Таково мнение Александра Сергеева, председателя Независимого профсоюза горняков России. А вот что думают о роли профсоюзов граждане страны. "Считаете ли вы профсоюзы в сегодняшней России реальной силой?" - на вопрос корреспондента РС Екатерины Лушниковой отвечают жители Кирова.
Я ни разу не обращался. Просто я предпринимателем работаю, у меня нет профсоюза. Предпринимателей права никто не защищает.
Я что-то не думаю, что реальная эта сила теперь. Сейчас в основном частные владельцы, у них никаких профсоюзов нет. А много ли осталось предприятий? Там только заводы, но там тоже все поделено уже.
Попробуй на заводе выступи против директора, он тебя завтра за ворота выставит.
Я сорок лет проработала, раз путевку дали. Профсоюз никакой силы не имеет. Монархия полная.
Так как у нас все равно все у правительства в руках, у "Единой России", они не представляют какие-то народные силы, только олигархов.
Они сидят в кабинетах, им по фигу абсолютно на то, что народу надо и что они хотят.
Я думаю, что это не реальная сила, помощи мало, бюджет очень маленький у профсоюзов и помощи от них никакой. Проценты с зарплаты вычитают, а обратно ничего не видим, никаких вкладов.
Не в Америке живем. Я понимаю, профсоюзы на Западе, там если поднялись, так поднялись, а у нас нет ничего.
Вероника Боде: Прозвучали голоса жителей Кирова. По данным социологов, среди рабочих значительно ниже, чем в целом по стране, уровень одобрения первых лиц государства (премьеру Владимиру Путину доверяют только 56 процентов рабочих, а президенту Дмитрию Медведеву – сорок процентов) - и достаточно высок протестный потенциал. Слово Светлане Климовой.
Светлана Климова: Опыт участия в протестных действиях очень маленький, около 3%. Участвовать в забастовке наоборот готовы 47%. Этот процент говорит о том, что примерно половина рабочих недовольны своим положением. Но то, что они будут бастовать – это не факт. Чем выше квалификация, тем выше готовность бастовать. То есть страх и лояльность к работодателю – это удел низкоресурсных групп рабочих. Чем выше профессионализм, чем выше осознание ценностей своего профессионализма, тем выше готовность к забастовкам. Мы делаем вывод о том, что с одной стороны протестные настроения весьма высоки, но с другой стороны они вряд ли будут выражаться в форме организованных протестных действий. Но весьма велика вероятность спонтанных акций протеста, то есть выраженных в виде бунта.
Вероника Боде: О том, что произошло после трагедии на шахте "Распадская", акции протеста последовавшие, подтверждают какие-то ваши выводы?
Светлана Климова: Подтверждает в той части, что стали возникать спонтанные акции протеста. Не возник забастовочный комитет и не стали проводить законные процедуры. Для меня это событие, что они стали выходить на железную дорогу и то, что стали их разгонять, он кажется очень знаковым. Потому что это значит, что те последние иллюзии, которые связаны с апелляцией к центральным властям, с тем, что в Москве что-то узнают и что-то поймут, они уже кончились.
Вероника Боде: Говорила социолог Светлана Климова. Какова роль рабочего класса в современной России? Как менялась она со временем? Об этом – историк рабочего движения Илья Будрайтскис, активист социалистического движения "Вперед!".
Илья Будрайтскис: В середине 20 века Россия стала индустриальной страной. Это значит, что рабочий класс, который к революции 17 года составлял активное, но все-таки абсолютное меньшинство, к середине 20 века стал большинством. И это большинство помимо своей численной, своей экономической мощи постепенно становилось большинством, обретающим специфическое классовое сознание. Это классовое сознание в советское время при серьезнейшем репрессивном давлением бюрократической власти выражалось в таких массовых вспышках рабочего сопротивления, рабочего достоинства, как восстание в Новочеркасске, знаменитая рабочая стачка. И затем этот многочисленный рабочий класс, уверенный в себе, наконец поднялся до уровня политических требований. Его сила была видна в конце 80 годов, когда Советский Союз дважды, летом 89 и летом 90 года потрясли массовые забастовки шахтеров. Однако это движение не смогло выработать собственной политической программы. Именно поэтому это движение так же быстро, как оно возникло, так же быстро уже к середине 90 годов практически оказалось разгромлено. По подсчетам социологов, до 50% постсоветского рабочего класса в конце 90 оказались в деклассированном положении, то есть потеряли свои стабильные рабочие места, они потеряли свою прямую четкую идентификацию с рабочим классом, они превратились в люмпенов, в людей, которые меняют часто рабочее место, готовы на любую работу. И вот эта нестабильность, неуверенность в завтрашнем дне, постоянный стресс, страх за будущее, он породил другой тип сознания сегодняшнего российского рабочего как человека, который политически и социально пассивен и вся деятельность которого направлена лишь на одно – на обеспечение элементарного выживания. И горизонт этого сознания не может подняться на уровень какой-то классовой солидарности, коллективных действий.
Вероника Боде: Как вы думаете, что будет дальше? В частности, меня интересует, можно ли ждать усиления протестной активности рабочих?
Илья Будрайтскис: Конечно, можно ждать. Более того, картина, если мы начнем рассматривать в деталях, она, конечно, не такая пессимистичная, как я ее описал. В середине 2000 годов в России начинает активизироваться независимое профсоюзное движение, прежде всего связанное с вступлением в активную общественную жизнь нового поколения рабочих. Это молодые рабочие, в основном малых предприятий, например, как знаменитый завод "Форд". И эти отдельные вспышки протеста, отдельные вспышки активности, они более-менее уже дают нам понять, что возникает активное меньшинство, пока еще меньшинство внутри рабочего класса, которое готово самоорганизовываться, которое готово бороться и готово быть примером для большинства остальных, еще пассивных, еще не верящих в то, что они могут как-то изменить собственную жизнь к лучшему.
Вероника Боде: Это был историк рабочего движения Илья Будрайтскис. Подводя итоги, можно сказать, что современные российские рабочие считают свою роль в обществе достаточно важной, но не удовлетворены своим нынешним положением, протестные настроения в их среде сильны, но не всегда приводят к организованным действиям. При этом потенциал данной социальной группы эксперты оценивают высоко.
Ирина Лагунина: Подробнее о современном российском рабочем классе Вероника Боде будет говорить в программе "Общественное мнение" в воскресенье, 23 мая в 13 часов по московскому времени.
Вероника Боде: Фонд Общественное мнение провел подробные исследования, посвященное рабочим, их статусу, настроениям, самосознанию. Вот некоторые высказывания рабочих по итогам фокус-групп: "Рабочий класс - это основа любого общества, государства, то, на чем все строится. Не будет рабочего класса - не будет ничего". А уборщица из Новосибирска полагает даже, что, цитирую, "все научные работы делаются за счет рабочего класса". Далее: "Пролетариат, на котором все держится, получает меньше всех, меньше того, чего заслуживает". И еще: "Внешностью отличаются рабочие. Не только одеждой. Более усталое лицо". О том, как осознает себя нынешний рабочий класс, рассказывает кандидат философских наук, социолог Светлана Климова.
Светлана Климова: В этом осознании присутствует некоторый сплав социалистических представлений об особой роли и особом положении рабочего класса, типа, что рабочий класс – это создатель общественных благ, двигатель прогресса, что высвобождает в совокупности труда ресурсы, необходимые для развития науки и техники. А с другой стороны в представлении рабочих рабочий класс сейчас несправедливо унижен. Суть самосознания – это конфликт между остатками идеологии, призывающей гордиться принадлежностью к рабочему классу и нынешним состоянием. Второе острое переживание своего положения – это непрерывное, постоянное на всех этапах трудовых отношений нарушение трудовых прав. В частности, прием на работу производится без соблюдения законных процедур, дискриминация по полу и возрасту. В договоре не прописываются взаимные права и обязанности. Продолжается практика задержек заработной платы, выплаты в конверте. Работодатель навязывает работнику повсеместно другие функции, отказывает оплачивать больничные листы. Массовые нарушения правил техники безопасности.
Вероника Боде: Говорила социолог Светлана Климова. А теперь дадим слово самим рабочим. О проблемах горняков говорит Борис Левко, работающий на шахте имени Ленина в Кузбассе.
Борис Левко: Если правда, нас заставляют. Не хочешь работать, пиши на расчет.
Вероника Боде: Как вы думаете, почему несмотря на постоянное повышение техники безопасности, продолжают происходить трагедии на шахтах?
Борис Левко: Когда людям достойную зарплату будут платить, у нас же как: дали план, сделай, допустим, сто тысяч, а не успевает. У нас на шахте Ленина запускаем лаву, 55 тысяч план, а почему не 80, а может даже и сто? У нас комбайн не выдержит, чтобы разбил уголь быстрее. Я сам когда-то нарушил. Вот дай им уголь и все, больше им ничего не надо. А мы получаем от рубля восемь копеек, остальное они забирают. Чтобы скидывали все эти нормы, когда добыча угля идет, когда проходка, тогда нарушения все и идут. Телогрейку кладут на датчики, чтобы он метан не глотал, чтобы пробки не вышибал.
Вероника Боде: Шахтер Борис Левко – о проблемах горняков. А какова роль профсоюзов в защите трудовых прав? Сами рабочие, по данным социологов, невысоко оценивают эту роль, в большей степени уповая на суды, чем на профсоюзы. (Только 10 процентов опрошенных полагают, что профсоюзы могут защитить их интересы.) А вот мнение Александра Сергеева, председателя Независимого профсоюза горняков России:
Александр Сергеев: К сожалению, у нас в стране возможности профсоюза резко ограничены. В первую очередь невозможно провести законным образом забастовку, условия проведения забастовки, законодательная процедура проведения забастовки очень осложнена. Для того, чтобы выдвинуть требования, необходимо собрать собрание трудового коллектива, для того, чтобы собрать собрание трудового коллектива шахты, в принципе можно собрать только с согласия работодателя. Для того, чтобы выдвинуть требования, у работодателя необходимо спросить согласие: разрешите нам собраться, выдвинуть требования. Вместе с тем мы реально понимаем, что необходимо все равно действовать. И нас стоит четкая задача. Первая позиция – это приведение правил ведения горных работ и правил безопасности к нормам Международной организации труда. Должна поменяться норма труда, она должна рассчитываться, не исходя из производительности машин и механизмов, а исходя из оценки риска для жизни находящегося под землей человека.
Вероника Боде: Все время говорят о повышении уровня техники безопасности на шахтах, устанавливают новое оборудование. И шахта "Распадская" считалась одной из современных, а трагедии продолжаются. Почему?
Александр Сергеев: Потому что мы не решили две системных проблемы, на мой взгляд. Это проблему опережающей дегазации принудительной угольных пластов, то есть проблема применения современных способов борьбы с газом, современных способов борьбы с угольной пылью. А вторая проблема – это так называемый человеческий фактор, но он не связан только с нарушением техники безопасности, это и недостаточный профессионализм ученых и недостаточный профессионализм прогноза поведения горных пород или газа метана, недостаточный контроль за состоянием техники безопасности. Недостаточный контроль или устаревшая схема ведения горных работ.
Вероника Боде: Таково мнение Александра Сергеева, председателя Независимого профсоюза горняков России. А вот что думают о роли профсоюзов граждане страны. "Считаете ли вы профсоюзы в сегодняшней России реальной силой?" - на вопрос корреспондента РС Екатерины Лушниковой отвечают жители Кирова.
Я ни разу не обращался. Просто я предпринимателем работаю, у меня нет профсоюза. Предпринимателей права никто не защищает.
Я что-то не думаю, что реальная эта сила теперь. Сейчас в основном частные владельцы, у них никаких профсоюзов нет. А много ли осталось предприятий? Там только заводы, но там тоже все поделено уже.
Попробуй на заводе выступи против директора, он тебя завтра за ворота выставит.
Я сорок лет проработала, раз путевку дали. Профсоюз никакой силы не имеет. Монархия полная.
Так как у нас все равно все у правительства в руках, у "Единой России", они не представляют какие-то народные силы, только олигархов.
Они сидят в кабинетах, им по фигу абсолютно на то, что народу надо и что они хотят.
Я думаю, что это не реальная сила, помощи мало, бюджет очень маленький у профсоюзов и помощи от них никакой. Проценты с зарплаты вычитают, а обратно ничего не видим, никаких вкладов.
Не в Америке живем. Я понимаю, профсоюзы на Западе, там если поднялись, так поднялись, а у нас нет ничего.
Вероника Боде: Прозвучали голоса жителей Кирова. По данным социологов, среди рабочих значительно ниже, чем в целом по стране, уровень одобрения первых лиц государства (премьеру Владимиру Путину доверяют только 56 процентов рабочих, а президенту Дмитрию Медведеву – сорок процентов) - и достаточно высок протестный потенциал. Слово Светлане Климовой.
Светлана Климова: Опыт участия в протестных действиях очень маленький, около 3%. Участвовать в забастовке наоборот готовы 47%. Этот процент говорит о том, что примерно половина рабочих недовольны своим положением. Но то, что они будут бастовать – это не факт. Чем выше квалификация, тем выше готовность бастовать. То есть страх и лояльность к работодателю – это удел низкоресурсных групп рабочих. Чем выше профессионализм, чем выше осознание ценностей своего профессионализма, тем выше готовность к забастовкам. Мы делаем вывод о том, что с одной стороны протестные настроения весьма высоки, но с другой стороны они вряд ли будут выражаться в форме организованных протестных действий. Но весьма велика вероятность спонтанных акций протеста, то есть выраженных в виде бунта.
Вероника Боде: О том, что произошло после трагедии на шахте "Распадская", акции протеста последовавшие, подтверждают какие-то ваши выводы?
Светлана Климова: Подтверждает в той части, что стали возникать спонтанные акции протеста. Не возник забастовочный комитет и не стали проводить законные процедуры. Для меня это событие, что они стали выходить на железную дорогу и то, что стали их разгонять, он кажется очень знаковым. Потому что это значит, что те последние иллюзии, которые связаны с апелляцией к центральным властям, с тем, что в Москве что-то узнают и что-то поймут, они уже кончились.
Вероника Боде: Говорила социолог Светлана Климова. Какова роль рабочего класса в современной России? Как менялась она со временем? Об этом – историк рабочего движения Илья Будрайтскис, активист социалистического движения "Вперед!".
Илья Будрайтскис: В середине 20 века Россия стала индустриальной страной. Это значит, что рабочий класс, который к революции 17 года составлял активное, но все-таки абсолютное меньшинство, к середине 20 века стал большинством. И это большинство помимо своей численной, своей экономической мощи постепенно становилось большинством, обретающим специфическое классовое сознание. Это классовое сознание в советское время при серьезнейшем репрессивном давлением бюрократической власти выражалось в таких массовых вспышках рабочего сопротивления, рабочего достоинства, как восстание в Новочеркасске, знаменитая рабочая стачка. И затем этот многочисленный рабочий класс, уверенный в себе, наконец поднялся до уровня политических требований. Его сила была видна в конце 80 годов, когда Советский Союз дважды, летом 89 и летом 90 года потрясли массовые забастовки шахтеров. Однако это движение не смогло выработать собственной политической программы. Именно поэтому это движение так же быстро, как оно возникло, так же быстро уже к середине 90 годов практически оказалось разгромлено. По подсчетам социологов, до 50% постсоветского рабочего класса в конце 90 оказались в деклассированном положении, то есть потеряли свои стабильные рабочие места, они потеряли свою прямую четкую идентификацию с рабочим классом, они превратились в люмпенов, в людей, которые меняют часто рабочее место, готовы на любую работу. И вот эта нестабильность, неуверенность в завтрашнем дне, постоянный стресс, страх за будущее, он породил другой тип сознания сегодняшнего российского рабочего как человека, который политически и социально пассивен и вся деятельность которого направлена лишь на одно – на обеспечение элементарного выживания. И горизонт этого сознания не может подняться на уровень какой-то классовой солидарности, коллективных действий.
Вероника Боде: Как вы думаете, что будет дальше? В частности, меня интересует, можно ли ждать усиления протестной активности рабочих?
Илья Будрайтскис: Конечно, можно ждать. Более того, картина, если мы начнем рассматривать в деталях, она, конечно, не такая пессимистичная, как я ее описал. В середине 2000 годов в России начинает активизироваться независимое профсоюзное движение, прежде всего связанное с вступлением в активную общественную жизнь нового поколения рабочих. Это молодые рабочие, в основном малых предприятий, например, как знаменитый завод "Форд". И эти отдельные вспышки протеста, отдельные вспышки активности, они более-менее уже дают нам понять, что возникает активное меньшинство, пока еще меньшинство внутри рабочего класса, которое готово самоорганизовываться, которое готово бороться и готово быть примером для большинства остальных, еще пассивных, еще не верящих в то, что они могут как-то изменить собственную жизнь к лучшему.
Вероника Боде: Это был историк рабочего движения Илья Будрайтскис. Подводя итоги, можно сказать, что современные российские рабочие считают свою роль в обществе достаточно важной, но не удовлетворены своим нынешним положением, протестные настроения в их среде сильны, но не всегда приводят к организованным действиям. При этом потенциал данной социальной группы эксперты оценивают высоко.
Ирина Лагунина: Подробнее о современном российском рабочем классе Вероника Боде будет говорить в программе "Общественное мнение" в воскресенье, 23 мая в 13 часов по московскому времени.
