Виктор Резунков: Сегодня мы продолжим обсуждать тему, которая остается в центре внимания российской общественности и средств массовой информации, - реформа в МВД. Кроме последних предложений и заявлений о новых мерах в рамках этой реформы, которые поступали в эти дни из недр самого Министерства внутренних дел, широкий резонанс в средствах массовой информации получил доклад, подготовленный лидерами оппозиционного демократического движения «Солидарность» Ильей Яшиным и Владимиром Миловым. Он озаглавлен так: «Перестройка МВД: от милицейского произвола - к профессиональной полиции». Этот доклад опубликован на сайте Движения «Солидарность», в ближайшее время он появится в виде брошюры и будет направлен министру внутренних дел и президенту страны.
Какие новые предложения по реформе МВД озвучены из самого министерства? Что предлагают представители оппозиции? В этом мы сегодня попытаемся разобраться и обсудить.
В Петербургской студии Радио Свобода в гостях - профессор Университета МВД, полковник милиции в отставке Михаил Родионов и заместитель директора Агентства журналистских расследований Евгений Вышенков.
И давайте вначале рассмотрим некоторые предложения и заявления, которые были сделаны представителями Министерства внутренних дел, относительно тех мер, которые они собираются предпринимать в ближайшее время. На сайте «Вести.Ru» опубликовано заявление замминистра внутренних дел Сергея Булавина, который заявляет: «Освободить милицию от 40 избыточных функций, не свойственных правоохранительной деятельности, предлагает МВД России. В частности, лишние функции милиции сосредоточены в сфере потребительского рынка, предпринимательской деятельности и природопользования». По мнению замминистра внутренних дел Сергея Булавина, контроль в экономической сфере должны осуществлять преимущественно налоговые, таможенные, санитарно-эпидемиологические и другие органы, а милиция должна вмешиваться только в случае выявления ими нарушений. Иначе, по словам Булавина, это приводит к появлению дополнительных административных барьеров».
Михаил Родионов: Думаю, что это вполне разумно. Действительно, довольно много несвойственных, ненужных милиции функций существует. Думаю, с этим можно согласиться. Другое дело, как это будет осуществляться реально, как будут отобраны эти несвойственные функции.
Виктор Резунков: И кому будут переданы.
Михаил Родионов: Абсолютно верно. Потому что пироги должен печь пирожник, а сапоги тачать сапожник все-таки. Будем смотреть.
Виктор Резунков: «Сергей Булавин также предложил определить сферу компетенции и разграничить меру ответственности между МВД, ФСБ и Федеральной службой по контролю за оборотом наркотиков, чья деятельность на некоторых направлениях пересекается. Речь, прежде всего, идет о борьбе с терроризмом и незаконным оборотом наркотиков».
Евгений Вышенков: Тут две беды. При этом, на мой взгляд, наркотики намного страшнее терроризма. И за разграничением ролей я ничего не вижу, кроме этой фразы. Я не знаю, чтобы МВД занималось терроризмом. Даже следствие – это ФСБэшное. МВД занимается какими-то очагами экстремизма, и в основном молодежного. Поэтому тут разграничивать нечего. Если это номер один и номер два, наоборот, должны быть какие-то службы, которые, наконец, этим займутся. Мы прекрасно понимаем, если сейчас некий сотрудник ФСБ Иванов что-то узнал, и это интересно для сотрудника Петрова в МВД, который тоже занимается экстремизмом, никогда он ему об этом не скажет. Поэтому разграничивать нечего, они уже очень сильно разграничены.
Виктор Резунков: По-моему, это длится с советских времен.
Евгений Вышенков: Наверное, это длится всегда, еще с рабов Рима. И так все в порядке с разграничением.
Виктор Резунков: Я дальше цитирую по сайту «Вести.Ru»: «Поступающих на службу милиционеров необходимо тестировать на наркозависимость. «Последние события с делом Евсюкова показали, что это необходимость», - отметил замминистра. Что касается милицейских начальников, то в новом законе, по словам Булавина, необходимо закрепить обязательную ротацию руководящих кадров в системе министерства. Замглавы ведомства отметил, что такая мера позволит снизить уровень коррупции в рядах Министерства внутренних дел».
Михаил Родионов: В общем-то, и сейчас тестируются сотрудники поступающие. Там и психологические тесты. И по нашему университету я знаю, что проходят проверку на наркозависимость поступающие курсанты и слушатели. Но насколько успешным это будет – вот в чем вопрос.
Виктор Резунков: А можно все-таки скрыть употребление наркотиков, даже если проверка существует?
Евгений Вышенков: От приличной лаборатории – нет.
Михаил Родионов: Ну и надо иметь в виду степень зависимости, потому что если это уже разложившийся совершенно...
Евгений Вышенков: Тут даже не о степени речь. Ничего здесь обидного нет, если некий человек, которому государство дает право агрессивно действовать в отношении своих граждан, носить оружие и применять это оружие, то есть в случае чего – убить, если он в каком-то неожиданном режиме будет проверяться. Это абсолютно нормально. И здесь вопрос не в зависимости его. Если некая лаборатория, а их должно быть много, они должны быть маленькими, подвижными и так далее, и не связаны с МВД ни в коем случае, если врач говорит: «Я не знаю, кто такой Иванов, что он делает, но я вижу, что в его крови есть такая-то формула», - зависим он или не зависим – с вещами на выход.
Виктор Резунков: А по поводу ротации? Сейчас обсуждается срок, и Нургалиев подтвердил несколько дней назад, что обсуждаются сроки. По-моему, не больше 4 лет средний начальник должен пребывать на своем посту.
Евгений Вышенков: В действительности, наверное, так и происходит. Если мы возьмем уровень замначальника отделения милиции среднероссийского и перейдем на начальника отдела какого-нибудь подразделения криминальной милиции, то примерно так оно и есть. Но возьмем крайний пример. Есть такая служба, которая ловит карманных воров. Об этих ребятах мало кто когда вспоминает, потому что карманный вор неинтересен обществу. Но они работают каждый день, это «карманники наоборот». Мне трудно представить, что вот этих ребят можно поставить на другую работу. Они ничего не могут, кроме этого, делать, да и не хотят. Да и не надо, если они хорошо ловят карманных воров. Зачем же им предоставлять возможность разбираться в квартирных кражах? Самое страшное в любом законе: «4 года, 1 минута – мы обязаны тебя куда-то переправить». Здравый смысл здесь хромать начинает.
Михаил Родионов: Ротация идет естественным путем, плюс еще, конечно, текучка большая, плюс такое явление, как «хочешь избавиться от неугодного работника – выдвини его на повышение». Так что здесь все нормально. Но не хотелось бы, чтобы вместе с водой ребенка выплеснули. Потому что есть службы, где нужен профессионал, специалист высокого класса, и чем дольше он работает на этом поприще, честь ему и хвала, и не надо искусственно его ротировать.
Евгений Вышенков: А если мы говорим о службе участковых, так я хочу, чтобы на территории, где я живу, был один и тот же участковый, чтобы он не пил и был в течение 20 лет. Я не хочу, чтобы он менялся.
Виктор Резунков: И я хотел бы продолжить по поводу последних заявлений, которые из недр Министерства внутренних дел пришли. Опять цитирую сайт «Вести.Ru»: «По мнению замглавы МВД Сергея Булавина, в новом федеральном законе «О милиции» необходимо закрепить контроль за деятельностью правоохранительных органов со стороны Общественной палаты. «В частности, можно предусмотреть следующие нормы - общественная экспертиза указов, распоряжений, нормативных актов МВД, которые будут затрагивать вопросы прав и свобод гражданина», - отметил Сергей Булавин».
Евгений Вышенков: Я ухвачусь за слово «Общественная палата». Пока мы разговариваем, мои коллеги в «Ажуре» готовят несколько статей по этому поводу. Информационный повод: в криминальную милицию питерского ГУВД пришел документ из Общественной палаты, а это примерно 60 листов. Общественная палата, комиссия такая-то, подкомиссия такая-то и так далее разработала библиотечку антикоррупционера, дословно. И прислали это нашим милиционерам (как я понимаю, и милиционерам всей нашей страны тоже) для того, чтобы они изучили и сдали зачеты. Нет времени рассказывать об этой фантасмагории. Документ начинается с того, что авторы говорят о том, что о коррупции говорили много и всегда. На первом месте идет Библия, и там есть некое выражение библейское. На втором – Коран. И пророк Мухаммед в одном своем хадисе что-то говорит о коррупции нехорошее. Потом идет Моисей из торы. И заканчивает это пиршество Дмитрий Анатольевич Медведев в послании Федеральному Собранию. Когда мы это читали, мы хохотали. И я был уверен, что есть некий шутник, который все это сделал в фельетонном жанре для того, чтобы показать, как все плохо. Ничего подобного! Это продукт Общественной палаты, комиссии такой-то, подкомиссии такой-то. Мы пытаемся сейчас спросить, как долго они работали и сколько денег затратили. Пока они нам по телефону ничего не говорят. А дальше милиционеры должны это изучить и сдать какие-то зачеты, там даже билетики прикреплены. Но милиционеры рады. Они мне звонят и говорят: «Женя, это явное доказательство того, что не мы одни олигофрены. Вы постоянно говорите, что мы – идиоты, что мы пьяницы. Нет! В Общественной палате круче люди». Для них это вещдок, что «посмотрите на себя». И это есть абсолютный факт, и через несколько часов он будет публичным.
Когда мы читаем о том, что Общественная палата должна что-то контролировать, вроде бы, красиво получается. Мне кажется, что мы живем в годы «застоя», и эта болезнь накинулась не только на орган, который называется «милиция», и на этот орган, и на средства массовой информации. И Общественная палата – еще один маленький орган, который тоже поражен абсолютно.
Виктор Резунков: Печальный пример, на самом деле.
Борис нам пишет: «Главное в реформе МВД – чтобы милиция научилась уважать закон и в какой-то степени бояться его. А для этого нужно полное закрытие всех милицейских тюрем и перевод осужденных милиционеров на общие зоны. И тогда самый легкий приговор для провинившегося милиционера превращается в смертный приговор. Но я не уверен, что власть пойдет на этот шаг. А этот шаг нужен».
Борис предвосхитил наше обсуждение. То же самое предлагает...
Евгений Вышенков: При всем уважении к Борису, это эмоция, но эта эмоция, мне кажется, очень нехорошая. Дело не в том, люблю я милиционеров или не люблю милиционеров. Ну, давайте ссылать геолога, который не рассчитал опору моста, допустим, где больше камней и где можно камень себе на ногу уронить. Я довожу до абсурда. Давайте карманному вору делать какие-то операции – и у него не будут сгибаться пальцы. Ну, рубить-то нехорошо. Сотрудник милиции – это служащий, это чиновник. И если мы говорим о том, что наказание должно быть сверхжестоко, давайте «блатным» палки раздадим с гвоздями. Я лично так не считаю, кто бы он ни был. Представим себе, что у нас Комитет госбезопасности признан в 93-ем году преступной организацией. И что теперь? Кого-то специально сажать в холодные камеры будем?
Виктор Резунков: Сейчас у нас параллельно с реформой МВД проходит реформа и системы исполнения наказаний. Евгений, а возможно ли в перспективе реформа института пенитенциарной системы, которая позволит содержать вместе осужденных милиционеров...
Евгений Вышенков: Я вам скажу, что такое есть. В городе Нижний Тагил есть колония, которая называется «УЩ-349/13». Это колония не для милиции, а для бывших сотрудников прокуратуры и так далее, кто осужден. Так вот, в этой колонии никогда не сидели только бывшие сотрудники.
Михаил Родионов: Юрий Михайлович Чурбанов там сидел.
Евгений Вышенков: Там Усманходжаевы сидели по «узбекскому делу». Это известное заведение. И в этой колонии постоянно примерно от 2 тысяч до 2,5 тысяч человек, и примерно половина – бывшие сотрудники чего угодно, и полвоина – ребята с Урала, это и ортодоксальные «блатные», и просто хулиганы, которые что-то покрушили в своей жизни. Это факт, они не разделены, они живут вместе. Там возникает еще меньше каких-то конфликтов, нежели в соседней колонии. То есть все нормально. Говорить о полной изоляции не приходится, потому что этого нет. Но говорить: «Давайте возьмем сотрудника (пусть это будет Евсюков) и сознательно отдадим в Соликамск, да еще жуликам пошепчем», - это значит, что мы такие же «Евсюковы».
Виктор Резунков: Давайте перейдем к докладу, который подготовлен демократическим движением «Солидарность», он называется «Перестройка МВД: от милицейского произвола - к профессиональной полиции». Первая мера, которую они объявляют, - это упразднение централизованной федеральной вертикали МВД. И дальше сообщается: «Подотчетность органов охраны правопорядка централизованному начальству в Москве, а не жителям территорий, где эти органы работают, заведомо снижает качество работы милиции. В сегодняшней «вертикали» усилия милиционеров концентрируются не на обеспечении правопорядка, а на отчетности перед начальством, рисовании «снижения преступности» и «высокой раскрываемости». Отсюда - частые случаи замалчивания преступлений, отказ в регистрации заявлений граждан о правонарушениях, пытки для выбивания признательных показаний. Федеральному начальству также нет дела до оперативной обстановки в конкретных местностях - для него важнее вопросы лояльности и отчетности перед руководством страны».
Михаил Родионов: Тут, мне кажется, произошло некоторое смешение. У меня вызывает сомнение тезис об уничтожении вертикали. Назовите мне, пожалуйста, полицию в самом демократическом государстве, в Соединенных Штатах, в Германии, в Швеции и так далее, которая не была бы вертикальной. Это специфика этой организации, и иной она быть не может. Я согласен, что надо дать больше прав и возможностей РУВД, найти способы связи с общественностью, чтобы общественность оценивала их деятельность. Авторы этого доклада выделяют (по-моему, вы на это обратили внимание): главный критерий – это оперативная обстановка на территории. А что это за критерий, как его мерить, как его применять? Опять скатимся к тем же палочкам и к той же раскрываемости, оценивая оперативную обстановку на территории. Это слишком обще. Вот если бы мы оценивали работу того или иного РУВД по количеству обращений граждан к ним, а не по раскрываемости, тогда мы бы видели, что нет барьера между населением и милицией, есть доверие. Пусть у них волосы дыбом встают от количества заявлений, но дело в том, что люди к ним идут – вот это критерий, на мой взгляд. А оперативная обстановка на территории это слишком обще. Это еще требует разговора.
Евгений Вышенков: После каждой передачи на федеральном канале мерят рейтинги. Есть механизмы быстрые, потому что это происходит через 5-6 минут после передачи. Я уверен, что быстрые механизмы определения рейтинга на какой-то конкретной муниципальной территории тоже есть. Кто-то это знает и может сделать некий алгоритм. Я знаю, где находится мое отделение милиции, потому что я там в свое время работал, у меня есть специальные знания. Я не знаю, кто начальник отделения милиции, кто участковый, кто у нас главный опер. Я вообще ничего не знаю. Если я захочу об этом узнать, я имею доступ к каким-то базам, к каким-то телефонам и так далее, но я знаю, что такой же Женя никогда этого не сделает. Так вот, прозрачность должна быть следующая. Должны быть микросайты или огромные сайты, в которых есть много ящиков. И я должен знать, что начальник отделения милиция у меня такой-то, он окончил такой-то вуз, его телефон, часы приема, как послать ему электронную почту, еще что-то. Если с его подчиненным произошла беда либо произошла какая-то неприятная история, я хочу услышать, что он мне скажет. Это не значит, что он должен иметь радио, но он может на этом сайте написать на форуме: «Я такой-то, по моему мнению, произошло то-то». Вот вам история, при которой, пожалуйста, заглядывайте, что у вас происходит.
Меня спрашивают: «А ты вообще доволен местной милицией?». И я буду определять по тому, как я хожу, кого я вижу, разбили мне стекло или не разбили. И с этого сайта: что там за парни, у них 6 классов образования либо они, может быть, из консерватории пришли, с класса баяна. Я же не знаю этого ничего. И я прихожу туда с кем-то поговорить, с кем-то посоветоваться. Вот эта конструкция, в том числе и максимально публичная, очень важна.
Виктор Резунков: Давайте продолжим обсуждать доклад, подготовленный активистами «Солидарности». 8 пункт: «Полное упразднение внутренних войск МВД. Передача функций по охране важных объектов частично транспортной полиции, подчиненной Минюсту, частично - федеральной службе охраны, частично - соответствующим корпоративным структурам (РЖД, Росатому и прочим) с использованием услуг частных охранных агентств».
9 пункт: «Упразднение так называемых «отрядов милиции особого назначения» (ОМОН) - силовой политической полиции, не используемой для борьбы с преступностью».
Михаил Родионов: Я не согласен с требованием уничтожения внутренних войск именно из-за того, что они сейчас выполняют очень важные функции. Более того, они на рубеже 90-ых годов кардинальным образом изменились. Это уже не те внутренние войска, где 80% составляли так называемые «конвойники», и более мелкая часть специальных войск, которые занимались охраной особо важных объектов. Ну и оперативная часть, их тоже было не так много. А сейчас это воюющая организация, которая несет на себе огромную нагрузку в контртеррористических операциях на Северном Кавказе и так далее. Я думаю, что здесь немножко погорячились наши товарищи. Что касается ОМОНа. Я бы не стал так расправляться с внутренними войсками. Они очень необходимы сейчас именно исходя из обстановки, которая в стране.
Евгений Вышенков: Что такое ОМОН, как бы я объяснил слово «ОМОН» человеку, который приехал из другой страны. Я бы сказал, что это казаки. Казаков в Питере не любили никогда – они не наши, не местные, они чернявенькие, на лошадях, и они глаз могут выбить. Чем они и занимались у Казанского собора всегда. Идет сотрудник, на нем форма, какие-то регалии. Это омоновец. Что он делает? Он ездит постоянно в Чечню. Нет вопросов. Значит, в Чечне нужны какие-то подразделения и так далее. Это какая-то чеченская история. А что он еще делает? Ну, он еще не допускает некие демонстрации. А что у нас происходит? У нас три анархиста есть, они постоянно флагами машут, у нас «яблочники» собираются по 20-30 человек, Каспаров порой приезжает. Вот идет Каспаров, а за ним нужен глаз да глаз. То есть они даже не выполняют какие-то казачьи функции. Они меня защищают от моих взглядов. Я не сторонник оппозиции никакой, но мне противно, когда разгоняют постоянно оппозиционеров, потому что я понимаю, что как только разгонят их окончательно, возьмутся за меня. И если я буду против чего-то, придут омоновцы. А они раскрывают какие-то преступления? Нет. Они порой могут кого-то задержать на улице? Могут. Вы знаете, я могу порой кого-то задержать на улице, и это всю жизнь делал. Они не нужны. Их упразднение либо создание из них какого-то кавказского кулака, условно говоря, либо пусть они тогда патрулируют улицы и защищают моих родителей от хулиганов... Почему я не вижу их в своем дворе никогда в бронежилетах? Вот тогда есть смысл. Но те безобразия, которые они вынуждены творить... кто-то вынужден, а кому-то, может быть, нравится. Они постоянно разгоняют женщин и детей. До тех пор, пока не сталкиваются с шахтерами. Если кто не видел, в «YouTube» сходите и посмотрите: омоновцы начали разгонять шахтеров. Вы знаете, получилось хреново - шахтеры разогнали омоновцев. И это говорит о том, что эти особые назначения... как только вместо бабушки появляется здоровый мужик, которому нечего терять, они и этого не могут.
Михаил Родионов: Так, может быть, речь все-таки должна идти не об уничтожении? Хотя бы Чечня, вы же сами сказали, и это немало. А реформирование ОМОНа. Почему вы по-большевистски...
Евгений Вышенков: Посредине города Санкт-Петербург, на Мойке, стоит огромный дом, туда заходят сотни людей, там какие-то бронежилеты, танки, поливальные машины, снайперы. Они разминируют? Да. Пожалуйста, есть подразделение, которое занимается моей безопасностью. МВД, ФСБ, прокуратура и так далее, у них одна функция – обслуживать мои интересы, чтобы мне с моей мамой и с женой было спокойно жить. Больше функций нет. А ОМОН – это яркий пример того, что они защищают власть от меня. И если я хочу в каком-то скверике в 10 человек собраться и залезть на какую-то тумбу, чтобы поговорить... Я не видел пока никаких «согласных» или «несогласных», которые разбили витрину, ни одного такого не видел. Но за Каспаровым они в прямом смысле ходят, наружное наблюдение ФСБ, ходят какие-то люди, разгоняют. Бог с ними, с журналистами, которых по голове бьют, ну, такая работа. Они в прямом смысле лупят пожилых людей. Все, больше ни на что не способны.
Виктор Резунков: Марина Николаевна из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я очень мало соприкасалась с милицией, поскольку в основном сижу дома, и боюсь, конечно, высунуть нос. Я человек пожилой. И у нас такое мнение, что как только милиция взяла в руки дубинки... Мы бегали смотреть – милиция с дубинками. Почему такое отношение? А когда они теперь на пузе держат автомат и стоят на углу, около метро, отношение началось с этого негативное к милиции. То есть народ безоружный абсолютно, без дубинок. А у милиции и дубинки, и автоматы. Тогда нужно и людям разрешить носить оружие, если милиция с оружием. Боимся мы их, потому что у них на пузе автомат. Он не нужен им, но он висит. Подошел к палатке: «Дай-ка мне два апельсина». И попробуй не дай – у него на пузе автомат. Началось с этого – совершенно неправомерное ношение оружия.
Евгений Вышенков: А я бы не стал иронизировать, я бы согласился. Я не понимаю, зачем сотруднику милиции автомат. Зачем ему в Ингушетии автомат, я понимаю. А зачем ему на Садовой улице автомат, вообще не понимаю. Это по принципу «пусть будет». Может быть, ему гранатомет дать – страшнее будет. Это какая-то виртуальная реальность. Зачем ему автомат? В кого он собирается из этого автомата стрелять?
Михаил Родионов: В того, кто не так вооружен, как говорила наша слушательница.
Евгений Вышенков: Вы 30 лет проработали в МВД, я намного меньше. Вы помните, когда сотрудники МВД стреляли из автоматов в городах? Приведите мне пример. Я вам клянусь, я не помню, я не знаю такого случая. Из пистолетов Макарова – бывало, и бывало, что правильно делали. Вопросов нет.
Михаил Родионов: Стреляют из автоматов в вооруженных преступников. Сейчас очень хорошо вооружены многие граждане.
Евгений Вышенков: А кто оказал то сопротивление, то неповиновение, при котором передернули автомат Калашникова и выстрелили? Я занимаюсь новостями, и Яндекс знает больше, чем я, в тысячу раз. Вот сейчас нырните в Яндекс и выясните: кто и когда стрелял из автоматов на огромной территории страны. Ну, если вдруг вы это найдете на огромной территории, значит, это математическая погрешность. Такого не бывает. Более того, если на Садовой мой подчиненный передернул бы автомат Калашникова, я бы выбил у него этот автомат Калашникова и сказал: «Больше дураку в руки ничего не давать». Вы прекрасно понимаете, что такое Невский проспект, Петроградская сторона и что такое автомат Калашникова. Это называется «убийство мирных граждан заодно». Мне кажется, что слушательница говорила об эстетике. Она привела пример, что кто-то подходит за двумя апельсинами, и понятна ее эмоция. Но я говорю об эстетике.
Михаил Родионов: Я согласен, что когда слишком много вооруженных людей там, где в этом нет необходимости... Но все-таки не надо забывать и про организованную преступность, которая прекрасно оснащена и вооружена.
Евгений Вышенков: Может быть, организованная преступность защищена. Но вспомните, когда эти гангстеры отстреливались до последнего, когда эти гангстеры вообще отстреливались не до последнего. Такого вы не вспомните. Потому что организованная преступность действительно прекрасно оснащена, но они выясняют отношения друг с другом. И не было в истории Санкт-Петербурга случая, когда кто-то залег и стрелял из автомата Калашникова.
Михаил Родионов: А из чего была застрелена Галина Старовойтова?
Евгений Вышенков: Галина Старовойтова была застрелена из пистолета.
Михаил Родионов: Пистолет-пулемет «Аграм».
Евгений Вышенков: Это значит, что сержанту Выборгского РУВД надо дать автомат?
Михаил Родионов: Чтобы он не был безоружным. По-моему, есть печальный опыт у наших английских коллег. У них одно время полиция была совершенно безоружна.
Евгений Вышенков: Одну секунду! Я не говорю о безоружной. Мы сейчас говорим с эстетической точки зрения. Я вам приведу пример. Год назад сотрудникам Уголовного розыска предложили взять второй пистолет. У всех должен быть пистолет Макарова, а тут, видно, на складе ТТ много появилось. «Возьмите». «Зачем?». «Знаете, как круто!». И действительно, надеваешь две кобуры – Макаров и ТТ, в баре разделся – девчонка твоя. Смысла это никакого не имеет. Мне хочется спросить у сотрудников Уголовного розыска, кто получил второе оружие: вы с двух рук по кому собираетесь стрелять? Это к функции не имеет никакого отношения. Это эстетика и комплексы. Поэтому если вы хотите, чтобы я кого-то уважал, он должен, прежде всего, быть без пуза, без ряхи, которая набита пивом, он должен быть стройным и у него должно быть на боку оружие, в данном случае - пистолет Макарова.
Виктор Резунков: Наталья из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Добрый день. Хотела бы обратить ваше внимание на контингент. К нам во дворы на «Речном» привозит пара супружеская из-под Липецка очень хорошую продукцию. Ну и выяснилось, что их сын 3 года отслужил в моряках, а теперь он омоновец. И я выяснила, что он собой представляет, чем он руководствуется. Я сказала: «У тебя такой великолепный опыт!». Там все отлажено, они нормально живут. Им сразу дают общежитие, деньги и все для того, чтобы им было хорошо, а на землю он чихать хотел, хотя он мог прекрасно там жить, питаться, не ютиться ни по каким общежитиям. Сейчас он квартиру снимает. И я у него спрашиваю: «Вот такие, как твои мама и папа, сейчас прижмут еще немножко на фоне кризиса, каким образом ты себе объяснишь то, что ты будешь стрелять по людям?». Молчит пока. Вот я и говорю, контингент такой. Могли бы прекрасно жить. Это же предатели народа самые настоящие, которые вот таким образом, имея другую возможность работать, идут для того, чтобы душить своих, что называется. Опричнина. Я не знаю, что это.
Виктор Резунков: Виктор из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: По поводу ОМОНа я хотел бы напомнить несколько событий, которые были в Москве. Убийство в «Лужниках», по-моему, азербайджанца, и какие события потом разворачивались. Если бы не было ОМОНа, не известно, чем бы все закончилось. И событие на Манежной площади. Если бы не подкрепление сотрудников ОМОНа, не известно, во что бы это превратилось, в какое побоище. И когда происходят какие-то демонстрации, никто не берет на себя ответственность, как это действо потом развернется. И хотелось бы с уважением относиться к людям. Рыло, еще что-то такое – это просто оскорбление, по моему мнению.
Виктор Резунков: Это же не конкретно о ком-то было сказано.
Евгений Вышенков: Согласен, некорректность была. В физической защите есть две точки, мне кажется. Есть различные спецназы у Госнаркоконтроля, у Уголовного розыска, у ФСБ и так далее. Их немного, пусть их будет 30 человек. Есть некие смены. Они там метают ножи, головой могут проходить сквозь стены. И есть внутренние войска. Вот у нас на Миллионной улице в Питере, около канала Грибоедова они находятся. Вот если вдруг какие-то футбольные болельщики, что-то такое начинает происходить – милости просим. На то и есть внутренние войска – для того, чтобы их как-то локализовать.
Михаил Родионов: Значит, мы не будем уничтожать внутренние войска? Вы со мной согласны?
Евгений Вышенков: Мы еще не дошли до уровня: подписываем – не подписываем.
А есть статистика. Кто сказал, что некий сотрудник ОМОНа питерского или вологодского не мог вчера совершить великий подвиг? Вообще нет проблем, конечно, может. Но статистика говорит: за истекший период 600 омоновцев в городе Санкт-Петербург сделали то-то. И я читаю, что они сделали. Они разминировали или выехали. Нет вопросов. Искали каких-то дураков, которые в школы звонят. Одна история. Они задержали 6 наркоманов. Ну, задержали – молодцы! Хотя это стремится к нулю. А дальше мы говорим: «Они не позволили таким-то объединенным гражданским организациям выступить: 8 раз выйти на площадь Диктатуры пролетариата, 25 раз выйти к ТЮЗу и так далее». Вот я понял, какой у вас основной продукт, ребята. И если бы я был омоновцем, и меня спросил бы какой-то продвинутый парень «где ты работаешь?», я бы постеснялся. Потому что он бы сказал: «А! Это ты постоянно у ТЮЗа запрещаешь Объединенному гражданскому фронту выступать? Это твоя работа? Ты посмотри на себя! 1 метр 90. И ты все им запрещаешь».
И я подчеркну, не важно, согласны мы с какими-то объединенными фронтами или не согласны, это абсолютно не имеет значения. Значение имеет, что я хочу, чтобы люди могли собираться с плакатами. И если они пишут «Путин» и оскорбления – это неверно. Но если они пишут «Путин – долой!» - это, с их точки зрения, верно. И пусть стоят, и пусть митингуют. Потому что как только нам нужно из «Единой России» кого-то, мы стадионы готовы закрыть для них. Но как только 100 человек хотят выйти к ТЮЗу либо собраться на Садовой, появляются казаки. И эти казаки начинают агрессивно себя вести.
Виктор Резунков: Аркадий из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Проблемы-то все наши появились не сейчас, не при Путине и даже не при большевиках. Вспомним классического городового, который знал два дела – тащить и не пущать. Или лесковского Левшу, когда его доставили в полицейский участок, его там, прежде всего, ограбили и раздели чуть ли не догола. И об этом повествуется, как о деле обыденном. Но дело не в этом. Еще Высоцкий сказал: «Побудьте день в милицейской шкуре – и вам жизнь покажется наоборот». Ведь наши милиционеры тоже, в сущности, несчастные люди. Потому что в нашей неопределенности они могут пострадать и за выполнение обязанностей, и за невыполнение, и за не совсем то выполнение. В общем, все нуждается в наладке. Но у нас есть хороший пример – Грузия. Я не сразу поверил многим своим друзьям, которые рассказывали о том, что там реально происходит, но и сами они удивлялись. Ведь все-таки там удалось навести порядок. То есть главное все-таки – это то, что называется «политическая воля». Все мои друзья, которые были там, говорят, что статья в журнале «КоммерсантЪ – Власть» «Бюро полицейских услуг» очень точно отражает ситуацию. А ведь с коррупцией в Грузии еще в советское время было гораздо хуже, чем во всем остальном Союзе.
Виктор Резунков: Как раз «Солидарность» предлагает введение в практику обязательного видеонаблюдения во всех помещениях отделений полиции. Законодательный запрет на принятие судами в качестве доказательств тех показаний, которые не сопровождаются копиями видеозаписей самих допросов подозреваемых. Это по поводу ситуации в Грузии, где открыты окна и сидят полицейские, как на Западе.
Евгений Вышенков: Если есть деньги, то это гениально. Я своему партнеру Саше Горшкову постоянно говорю: «Давай, наконец, поставим web-камеру, где работает наша «Фонтанка». Там сидят 20- девчонок, это огромный зал. Любой человек заходит и смотрит. Звука не будет. Но он будет видеть, как люди ходят, что-то печатают, может быть, как мы смеемся и так далее. Я это считаю правильным. Поэтому эти камеры – это очень важно. Если я кого-то хочу избить в кабинете, я изобью, но мне нужно выйти в коридор, я не могу его толкнуть, он выйдет в каком-то виде, если все это пишется. Другое дело, что если даже появятся деньги, очень важно будет сохранение этой конструкции. Поломают просто-напросто.
Михаил Родионов: Я хочу обратить внимание на такой момент. Когда-то я в «Аргументах и фактах» писал статью о том, что дешевая милиция очень дорого обходится и обществу, и человеку вообще. Не надо завидовать этому милиционеру, потому что это нищенская зарплата, собачья, в общем-то, работа и все время усиливающаяся напряженность – то «Вихрь – Антитеррор», то саммит, то футбол, то еще что-нибудь. С другой стороны, ему дала маленькая власть. Государство как бы сказало: «На тебе палку резиновую, маленькую властишку – и кормись, дорогой». Ведь не от хорошей жизни он берет эти три апельсина или кусок колбасы, или бутылку водки грешным делом. Дело в том, что если полиция не такая бедная, мы можем в нее отбирать по физическим, нравственным, интеллектуальным, каким угодно качествам, а мы набираем. В какой стране вы увидите приглашение на службу в милицию? Лишь бы был здоровенький до 35 лет и отслужил в армии. Не знаю, чем понравилась служба в ОМОНе мальчику...
Евгений Вышенков: Это его личное дело.
Михаил Родионов: Да. Может быть, он романтик. Может быть, он силой своей играет. Но не надо завидовать. И многие беды как раз происходят от того, что она у нас очень дешевая.
Виктор Резунков: Владимир Сергеевич из города Владимир, пожалуйста.
Слушатель: Добрый день. Были зачитаны фрагменты из предложений «Солидарности». И потом кто-то из присутствующих говорил о ротации. По-моему, предложение идеологов «Солидарности» участниками передачи было понятно неправильно. Они предлагали децентрализацию милиции. А участник передачи стал заступаться за то, что централизация необходима. Надо правильно понять, что имелось в виду в этом предложении. Речь шла о децентрализации, при которой у каждого из структурных уровней вертикали милиции была бы своя строго ограниченная компетенция. И представители каждого уровня, а особенно верхнего, присутствовали бы на более нижних уровнях. И соответственно, на более нижних уровнях были бы представители и регионального, и федерального, и муниципального, и может быть, даже административного уровня. И каждый бы действовал в рамках своих полномочий. Вот это принципиальное положение.
Второе. По поводу ротации. Ротация – абсолютно правильная вещь. Но если речь идет только о ротации внутри МВД, перемещая чиновников с одних должностей на другие, это ничего не даст. Надо понятие ротации расширить, сделать ее такой, чтобы в сферу работы правоохранительных органов, в том числе и МВД, было включено как можно больше людей. То есть, допустим, 100 ставок, а работает 500 человек. Они чередуют друг друга. Вот в чем суть ротации. Вот тогда не будет коррупции.
Виктор Резунков: Владимир Сергеевич, вы правильно заметили. Я еще даже не успел зачитать это. То, что предложено «Солидарностью», - это «увеличение полномочий районных отделов полиции. Вместо централизованного Министерства внутренних дел основную роль в обеспечении охраны правопорядка должны играть районные отделы полиции, подотчетные органам местного самоуправления и непосредственно гражданам. Муниципальные сержанты и офицеры полиции должны стать ключевыми должностями в системе обеспечения правопорядка в стране. Главы районных отделов полиции должны напрямую избираться населением из числа офицеров полиции, претендующих на эту должность».
Евгений Вышенков: Хочу ли я избирать своего начальника отделения? Да, хочу. Но для этого я должен понимать, что некая наша территория, пусть это 100 домов, они знают хорошо его, его зама. Если я избираюсь, они знают меня хорошо. И они с чем-то сравнивают. Одни за то, чтобы был с двумя высшими образованиями, другие за то, чтобы был мастер спорта по боксу. Тогда мы выбираем. Пока сделать выборы... «А где эта милиция находится?». И что такое подготовка – это публичность – это Интернет, это разговоры, это беседы. Когда я говорю: «Да я знаю его лично – нормальный мужик», - вот только через это можно выбирать.
Михаил Родионов: Да, я согласен. С участковыми - совершенно очевидно. Это та фигура, которая, видимо, должна действительно выбираться населением.
