Марина Тимашева: 25 мая в Петербурге, на территории Петербургского университета, открылся памятник Осипу и Надежде Мандельштам. В Музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме прошел вечер: представили голландский фильм
“Столетья окружают меня огнем”, а также книгу Мандельштама и о Мандельштаме. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Памятник, украсивший двор здания Двенадцати Коллегий, представляет собой парящих в воздухе поэта и его жену. Его автор – голландский скульптор Ханнеке де Мюнк - назвала свою композицию “Памятник любви”, поскольку она считает, что только благодаря любви Осипа и Надежды Мандельштам сохранилось наследие великого поэта. Поэзию Мандельштама знают и любят в Голландии. Вот и фильм - единственное видеоинтервью с Надеждой Яковлевной Мандельштам при участии Андрея Синявского - сняли голландцы. Надежда Яковлевна отвечает на вопросы по-английски, говорит о многом: и о стихотворении “Вооруженный зреньем узких ос…”, о том, что Мандельштам ощущал себя евреем, а она - от рождения христианка, и ожидает встречи с Осипом после смерти. Говорит председатель Российского Мандельштамовского Общества Павел Нерлер.
Павел Нерлер: Это фильм, который голландские документалисты Франк Диамант и Кейс Верхейл, известный славист и писатель, в 1973 году снимали, в 1976 году завершили, и в 1981 году, после смерти Надежды Яковлевны, как с ней было обусловлено, показали по голландскому телевидению. Это единственная профессиональная съемка Надежды Яковлевны. Мне кажется, что и Синявский там очень хорош.
Татьяна Вольтская: Своими впечатлениями о фильме “Столетья окружают меня огнем” делится поэт Александр Кушнер.
Александр Кушнер: Иногда кажется: Боже мой, да лучше бы и не было его совсем, этого 20-го, кровавого, гитлеровского, сталинского, страшного века. Но потом вспомнишь стихи Мандельштама “Не разнять меня с жизнью, - ей снится. Убивать и сейчас же ласкать…”, вспомнишь Шостаковича, Пастернака, нашу живопись, нашу музыку, все, что у нас было, да просто людей, тех, кого ты знал, ту же Лидию Гинзбург, допустим, с которой я дружил, и вдруг понимаешь: нет, невозможно, он должен был быть, этот 20-й век, его невозможно зачеркнуть. Потому что таких стихов никогда не придумать больше. Потому что когда жизнь хватает за горло, вот и увидишь “молоко с буддийской синевой”. И еще понимаешь, что грех жаловаться, грех ныть - посадили бы тебя туда, заткнули бы тебя в 37-й год, вот тогда бы ты пожаловался. А эти люди имели силу любить, даже ревновать, изменять, жить человеческой жизнью, танцевать. Они многому нас научили и этот опыт, я думаю, принадлежит не только России, но и всему миру. Русская жизнь 20-го века это вакцина от несчастий, и пригодится будущему человечеству несомненно. Иногда мне кажется, боже мой, ну не написал бы Осип Эмильевич этих страшных стихов антисталинских “мы живем под собою не чуя страны”, я бы прямо на колени бы перед ним упал - ради Бога, не надо! И, может быть, он бы жил в этой квартире в хрущевское время (я был там у Надежды Яковлевны), может быть, он дожил бы до каких-то более или менее нормальных лет. А потом я понимаю: ни одну ниточку вытащить из этой ткани невозможно, все, что сделано, то сделано, как будто подсказано судьбой. И вот не было бы этих стихов, и не было бы “Воронежских стихов”, и не было бы этого “Улыбнись, ягненок гневный с Рафаэлева холста…”, “флорентийской тоски” - как бы мы жили без всего этого? Невозможно представить. И тогда кажется, что все-таки есть какой-то узор, есть какой-то в мире смысл - тяжелый, трагический, и, тем не менее, по-своему необходимый. И закончу я стихотворением, которое было написано уже давно, но имеет, мне кажется, отношение к тому, о чем мы говорим.
На череп Моцарта, с газетной полосы
На нас смотревшего, мы с ужасом взглянули.
Зачем он выкопан? Глазницы и пазы
Зияют мрачные во сне ли, наяву ли?
Как! В этой башенке, в шкатулке черепной,
В коробке треснувшей с неровными краями
Сверкала музыка с подсветкой неземной,
С восьмыми, яркими, как птичий свист, долями!
Мне человечество не полюбить, печаль,
Как землю жирную, не вытряхнуть из мыслей.
Мне человечности, мне человека жаль!
Чела не выручить, обид не перечислить.
Марш — в яму с известью, в колымский мрак, в мешок,
В лед, "Свадьбу Фигаро" забыв и всю браваду.
О, приступ скромности, ее сплошной урок!
Всех лучших спрятали по третьему разряду.
Тсс... Где-то музыка играет... Где? В саду.
Где? В ссылке, может быть... Где? В комнате, в трактире,
На плечи детские свои взвалив беду,
И парки венские, и хвойный лес Сибири.
Татьяна Вольтская: Поздно, спустя многие годы после смерти, открываются памятники гонимым и любимым поэтам. О памятниках Мандельштаму говорит Павел Нерлер.
Павел Нерлер: Первый памятник Мандельштаму был открыт во Владивостоке в 1998 году. Второй – здесь, в Питере, в 2007-м, третий и четвертый - в Воронеже, и уже потом в Москве, в 2009-м. И сейчас открыт второй памятник в Питере. Между этими памятниками есть какая-то связь. Мы попытались несколько лет тому назад учредить традицию: в тех городах, где есть мандельштамовские памятники, в один и тот же день, 27 декабря, собираются люди, читают стихи, выпивают.
Татьяна Вольтская: К открытию памятника Мандельштаму в Петербурге вышло три издания: брошюра о самом памятнике и две книги, подготовленные Мандельштамовским Обществом. Это карта “Прогулки по мандельштамовскому Петербургу”, и вторая книга это страшная книга доносов, допросов и обвинительных заключений – “Слово и дело Осипа Мандельштама”.
