Иван Толстой: 100 лет прошло со времени громкого процесса в Венеции. В 1910 году венецианский суд осудил на разные сроки заключения группу русских. В прессе его так и прозвали “Процесс русских”. Спустя сто лет в Венеции Тарновскую и ее подельников вспоминают вновь. Слово нашему итальянскому корреспонденту, историку Михаилу Талалаю.
Михаил Талалай: В городе на Лагуне, в самом центральном квартале (венецианское: “сестьере”) Сан Марко, под номером 2497 (в Венеция адресация идет не по улицам, а по кварталам), находится популярный “американский” бар с названием “Tarnowska”. Назван он в честь роковой женщины, родом из Киева, графини Марии Николаевны Тарновской, которая сто лет тому назад заставила говорить о себе всю Европу.
В начале прошлого века имя графини Тарновской не сходило со страниц газет и журналов. В 1907 году один из ее любовников убил в Венеции ее другого мужчину, официального жениха (!), а преступный план был разработан, с корыстной целью, ее третьим (!) любовником. Тарновскую и двух ее сообщников судили в Венеции.
Процесс Тарновской стал мировой сенсацией, ее биография была переведена на все важнейшие европейские языки, ее фотографии и портреты переполняли СМИ, о Тарновский написаны книги, невероятное множество статей. На театральных сценах ставились пьесы из ее жизни, а в 1917-м году о ней сняли художественный немой фильм “Цирцея”.
Who is Tarnowska? Вероятно, этот вопрос задают многие посетители “американского” бара в Венеции… Итак, Тарновская, девичья фамилия, О’Рурк, дочь графа Николая Морицевича О'Рурка, чьи предки состояли в родстве с королями Стюартами, родилась в 1877 года в Киеве. В семье, а, затем, и в обществе ее прозвали Манюней. Манюня вышла замуж за Василия Тарновского, семейное прозвание Васюк — за сына известного киевского мецената и коллекционера. Но дела мецената Тарновского-старшего пришли в упадок, молодая пара лишилась прежних финансовых возможностей. Васюк стал пить и гулять, а Манюня обратила взоры на других мужчин, добивавшихся ее благосклонности. Супруги окунулись в бесчисленные романы, а Марию вскоре перестали принимать в приличных домах Киева. Манюня стала хлопотать о разводе, поручив ведение дела знакомому адвокату — москвичу Донату Прилукову.
Обремененный семьей человек, имевший обширную практику, Прилуков влюбился в графиню Тарновскую, бросил жену и детей, пробовал даже отравиться из-за стресса, но, в конце концов, уехал с Манюней за границу. Около 80 тысяч рублей, доверенных ему клиентами, дали им возможность несколько месяцев пожить на широкую ногу, но деньги быстро иссякли.
В итоге Прилуков вместе с Тарновской разработал план выгодного преступления.
Манюня посчитала свою очередную курортную жертву — графа Павла Комаровского — достаточно богатым человеком, и особо заинтересовалась им, узнав, что граф овдовел. По просьбе Манюни влюбленный в нее граф Комаровский застраховал свою жизнь в ее пользу на 500 тысяч франков.
Тот же незадачливый граф познакомил Манюню со своим молодым другом — губернским секретарем Николаем Наумовым. Неуравновешенный, склонный к выпивке и всецело подпавший под влияние Тарновской, 23-летний Наумов стал орудием в разработанном плане убийства своего старшего приятеля Комаровского.
Тот отдыхал в Венеции. Однажды Наумов появился в его доме, представившись другом хозяина. Когда Комаровский вышел навстречу гостю, Наумов выстрелил в него в упор со словами: “Вы не должны жениться на графине!”. Комаровский не погиб сразу, и обливаясь кровью, спросил у Наумова: “Что я Вам сделал плохого?”
Потом они плакали вместе, обнявшись, и когда прибежали слуги, они подумали, что Комаровский пытался покончить жизнь самоубийством, а его юный друг пытался остановить…
Арестованный киллер узнал от следователей, в первую очередь, от петербургского талантливого сыщика Филиппова, об истинных мотивах убийства, и сознался, назвав имя заказчицы. Тарновская и Прилуков были задержаны в Вене, при попытке получить деньги убитого Комаровского по страховке. Следствие тянулось более двух лет, и громкий судебный процесс состоялся в Венеции лишь весной 1910-го. На скамье подсудимых оказались Наумов, Прилуков, Тарновская и ее камеристка швейцарка Элиза Перье, посвященная во все замыслы госпожи.
Зал суда напоминал театр в день долгожданной премьеры. В Венецию съехались сотни журналистов. Итальянцы прозвали Марию “angelo nero” (“Черный ангeл”).
Тарновская защищалась изобретательно, изображая себя игрушкой в хитросплетениях чужих страстей. Вот ее слова:
“В суде, когда я спокойна, меня называют циничной; если бы я плакала и теряла самообладание, мои слезы назвали бы крокодиловыми. Никто не подозревает, что я переживаю. Разве я, в самом деле, - авантюристка, преступница, убийца, какой меня изображают? Если я не являюсь конкуренткой на приз за добродетель, то все, по крайней мере, убедятся, что я - больная слабая женщина, а не мегера и демоническая натура”.
Рассказывали, что во время судебного процесса в Венеции ежедневно меняли карабинеров, сопровождавших графиню в суд — из боязни, что и на них подействует магия “Черного ангела”.
Суд не поддался на уловки обвиняемых и их адвокатов — от наказания освободили лишь одну швейцарку Перье. Тарновскую же осудили на восемь лет исправительных работ в Венеции, на соляных промыслах. Кара могла быть и более суровой, но подсудимых признали виновными не в убийстве, а в покушении на убийство, посчитав, что Комаровский умер в результате неудачного лечения.
Что касается дальнейшей судьбы графини Марии Николаевны (она же Манюня), то, согласно легенде, в нее будто бы заочно влюбился некий миллионер, и после того как она отбыла наказание, женился на ней и увез в Америку. Примерно так и было, правда новый муж был не миллионер, а Америка оказалась Латинской. Но это соответствовало желанию Тарновской - исчезнуть из мира. Она обратилась в легенды, фильмы, книги и в венецианский бар… И скончалась незаметно, уже после Второй мировой войны.
