Кирилл Кобрин: Россия и Кавказ – драматическая, трагическая история отношений, связей, войн, ненависти и любви. Сегодня, в 2010 году, что такое Кавказ для России? Что такое Россия для Кавказа? Корреспонденты Радио Свобода Вадим Дубнов и Юрий Тимофеев проехали весь Северный Кавказ, от азербайджанской границы до Ессентуков, где сейчас на привокзальной площади разместилось главное кавказское полпредство. Спецпроект нашего Радио – семь репортажей, которые будут публиковаться на сайте svobodanews.ru и звучать в программе "Время и мир". На сайте, конечно же, вы найдете и видеорепортажи.
Сегодня - первый репортаж - о Дагестане: как научиться жить на войне? У микрофона Вадим Дубнов.
Вадим Дубнов: Россия начинается с Дербента. Самый древний и самый южный город России – как запущенный склад с реквизитом к восточной сказке, поставленной так давно, что об успехе постановки все уже давно забыли, научившись жить на подмостках. Но это история на тысячи лет старше самой России, она вместе с географией оказывается словно немного чужой, как и весь Дагестан. Хотя и сам Дербент, где азербайджанцы переплавили в себе потомков персов и арабов, русские стали просто одним из кавказских народов, а евреи говорят на персидском, оказался Дагестаном словно лишь по прихоти истории, в чем, кажется, и черпал свое городское, такое непонятное Махачкале или Хасавюрту, вдохновение.
Еще несколько лет назад здесь не слышали ни о ваххабитах, ни о беспощадной войне за власть. В Дербенте и думать не думали, что их выборы станут событием общероссийского значения.
Путь к нынешней катастрофе, которым Дагестан шел десятилетиями, в Дербенте можно изучать по нескольким последним годам. Здесь нет работы, как в древних кварталах нет воды, но за высокими заборами, в тенистых двориках ничего не напоминает о разбитых мостовых. Здесь машина может чиниться с дедовских времен, но дом – всегда торжество евроремонта и особого южного уюта. "Работа у дагестанца не заканчивается", – смеются дагестанцы, и работа – это и есть дом, ради которого откладывается каждый рубль.
Эту форму благосостояния можно было бы принять за тайну, если бы ее кто-нибудь скрывал. Никто не собирается бить тревогу по поводу поистине африканского уровня детской смертности - и правильно. Ребенок рождается здесь так же внезапно, как и умирает после получения детского пособия. Цена инвестиции – всего две справки. Количество пенсионеров тоже должно бы взволновать демографов, но и они спокойны. Страшный бич Дагестана – повальная инвалидность, и если, скажем, девушка не имеет соответствующего свидетельства, ее шансы выйти замуж, говорят, существенно снижаются – кому нужна нищая жена. Услуга в последнее время дорожает. Если еще недавно справка оценивалась в полугодовую доходность, то есть тысяч в тридцать рублей, то теперь ставки выросли вдвое. Зато, как говорят знающие люди, теперь ее можно купить в кредит.
Лидер коммунистов затерянного в горах Табасаранского района Казихан Курбанов коммунистов не любит, но другой формы хоть какой-то оппозиционности не видит.
Казихан Курбанов: В последнее время мы приходим к выводу, что Москва сознательно в Дагестане такую ситуацию создает. Сколько детей в семье, если есть желание, они всех сделают инвалидами, записывают инвалидами по бумагам, чтобы оплатили пособие. Если человеку 48-50 лет, то ему через судебное решение увеличивают возраст, заранее выводят на пенсию, тоже за огромные взятки. Задайте вопрос: почему в Дагестане вариант не получился киргизский? Потому что люди уже сидят на халявных деньгах. Видимо, Кавказ они пробовали завоевать оружием – не получилось, переговоры не получается, внедрять сюда какие-то идеи не получается. Сейчас они хотят людей отучить от зарабатывания денег.
Вадим Дубнов: Дагестанский экономист Михаил Чернышев, не боясь Киргизии, мечтает о том дне, когда Дагестан оторвут от бюджетной кормушки. Но, кажется, он не очень верит в то, что этот день близок. В связи с чем дает исчерпывающую формулировку:
Михаил Чернышев: Дагестан укладывается в структуру аграрного феодального общества. В стандартном аграрном феодальном обществе находится две силы всегда – это религиозная сила, церковь, в данном случае исламская религия, и армия, в данном случае силовой блок. Дело в том, что система, которую сейчас пиарят, она не предполагает модернизации республик Северного Кавказа, для них выделено АПК и туризм – ведущие отрасли. А это означает, что Дагестан будет интересен только тогда, когда он будет обладать сырьевыми ресурсами. Потому что это типичная колониальная структура экономики, но единственное у них наследство без ресурсов. Банановая республика – без бананов.
Вадим Дубнов: Все остальное – вторичные следствия. Включая и то, что так заунывно принято перечислять в списке корней зла – терроризм и коррупцию.
В Дагестане убивают милиционеров, боевиков, тех, кого подозревают, что они боевики, министров, глав местных администраций.
Глава администрации, может быть, и не хотел бы на этой должности работать, но надо, потому что на него уже сделаны ставки у тех, кто повыше. Но у соперников тех, кто повыше, сделаны другие ставки, и глава администрации вынужден ждать, кто выстрелит первым. В том-то и суть Дагестана, что любой руководитель здесь – лишь исполняющий обязанности, которому очень нужна охрана.
Мэр Хасавюрта Сайгидпаша Умаханов – один из дагестанских тяжеловесов первого порядка и первого призыва и один из немногих, кто из этого состава по сей день жив.
Сайшидпаша Умаханов: За всеми терактами, которые здесь происходят, стоит какой-нибудь богатый дагестанец, который рвется к власти
Вадим Дубнов: О новом президенте Дагестана говорит с осторожными намеками.
Сайшидпаша Умаханов: Новый президент Дагестана Магомедсалам Магомедов - парень молодой, грамотный. Опыт работы имеет, работал в парламенте. Но если бы он был самостоятельным руководителем, может быть, что-то бы и получилось. Сегодня многие дагестанцы хотят ему помочь, но боятся. Я думаю, у него есть какие-то обязательства, которые мешают ему работать. И те люди, которым он дал обязательства, мне кажется, слишком многого хотят. Сегодня все изменения кадровые в республике происходят без вмешательства президента.
Вадим Дубнов: Умаханов не называет этих людей, хотя дает понять, что иные из них проживают в Москве. У него ко многим из них свои счеты, но, кажется, он невольно выдал политическое дополнение к той исчерпывающей формуле про банановую республику без бананов, но с бюджетными дотациями.
В Дагестане уже давно перестали как заклинание повторять миф о сложившемся национальном разделении труда: аварцы, дескать, занимаются нефтью, даргинцы – шерстью, лакцы – рыбой, и все это – часть тонкой балансовой настройки говорящего на сорока языках Дагестана. На самом деле уже давным-давно здесь убивают за право быть диспетчером того потока, который называется бюджетными дотациями. Это называлось борьбой за власть, в которой при всей своей беспредельности были хоть какие-то закономерности и даже некоторые компромиссы. Гаджимурад Камалов, бизнесмен и издатель популярной в Дагестане газеты "Черновик", объясняет наблюдаемую динамику так, как и положено выпускнику физфака:
Гаджимурад Камалов: По крайней мере, была формула, по которой можно было хотя бы оценить ситуацию – о том, чтобы ее просчитать, речи не было никогда. Имелось такое политическое число Авогадро. Одни беспредельщики увеличивали критическую массу с одной стороны, другие беспредельщики увеличивали ее с другой стороны, и это позволяло канатоходцу-лидеру удерживать равновесие. Но любая попытка навести порядок чревата. Скажем, Муху Алиев пытался провести системные изменения на таможне. И что получилось: из организма была вырвана голова, а все, что было заражено, ушло вовнутрь, и теперь это уже даже не контролируется.
Вадим Дубнов: Необходимость договариваться и составлять хотя бы временные коалиции отпала сама собой: лидера республики стала назначать Москва. Теперь силу надо было показывать не друг другу, а Кремлю, и договариваться между собой стало почти не о чем.
Правозащитник Заур Газиев вспоминает убитого в прошлом году министра внутренних дел Адильгирея Магомедтагирова, и уже никто с традиционной уверенностью не говорит, что он стал жертвой "лесного" подполья.
Заур Газиев: Весь Дагестан знал, что Магомедтагиров контролировал участок нефтепровода Баку-Новороссийск от Махачкалы до границы с Азербайджаном: со всеми врезками, "самоварами" - кустарной нефтеперегонкой, таможней. И, конечно, ему надо было договариваться со всеми центрами силы.
Вадим Дубнов: А теперь место Магомедтагирова заняли эти самые центры силы помельче. В полном соответствии с законами вертикали: на каждой ее ветке висит список обязательств перед теми, кто веткой повыше. Москва, как известно, ставит на сильного, а бесспорно сильного в Дагестане нет, поэтому вертикаль президентом по сути и заканчивается. Ниже начинается вольница, при которой день без контртеррористической операции или убийства в Дагестане как редкий праздник, которого никто уже и не ждет. В Дербенте, кажется, уже на полном серьезе решили считать себя центром дагестанской политики. "Через год начнем президента валить", – доверительно анонсировал свои планы один из местных делателей местных королей.
Сегодня - первый репортаж - о Дагестане: как научиться жить на войне? У микрофона Вадим Дубнов.
Вадим Дубнов: Россия начинается с Дербента. Самый древний и самый южный город России – как запущенный склад с реквизитом к восточной сказке, поставленной так давно, что об успехе постановки все уже давно забыли, научившись жить на подмостках. Но это история на тысячи лет старше самой России, она вместе с географией оказывается словно немного чужой, как и весь Дагестан. Хотя и сам Дербент, где азербайджанцы переплавили в себе потомков персов и арабов, русские стали просто одним из кавказских народов, а евреи говорят на персидском, оказался Дагестаном словно лишь по прихоти истории, в чем, кажется, и черпал свое городское, такое непонятное Махачкале или Хасавюрту, вдохновение.
Еще несколько лет назад здесь не слышали ни о ваххабитах, ни о беспощадной войне за власть. В Дербенте и думать не думали, что их выборы станут событием общероссийского значения.
Путь к нынешней катастрофе, которым Дагестан шел десятилетиями, в Дербенте можно изучать по нескольким последним годам. Здесь нет работы, как в древних кварталах нет воды, но за высокими заборами, в тенистых двориках ничего не напоминает о разбитых мостовых. Здесь машина может чиниться с дедовских времен, но дом – всегда торжество евроремонта и особого южного уюта. "Работа у дагестанца не заканчивается", – смеются дагестанцы, и работа – это и есть дом, ради которого откладывается каждый рубль.
Эту форму благосостояния можно было бы принять за тайну, если бы ее кто-нибудь скрывал. Никто не собирается бить тревогу по поводу поистине африканского уровня детской смертности - и правильно. Ребенок рождается здесь так же внезапно, как и умирает после получения детского пособия. Цена инвестиции – всего две справки. Количество пенсионеров тоже должно бы взволновать демографов, но и они спокойны. Страшный бич Дагестана – повальная инвалидность, и если, скажем, девушка не имеет соответствующего свидетельства, ее шансы выйти замуж, говорят, существенно снижаются – кому нужна нищая жена. Услуга в последнее время дорожает. Если еще недавно справка оценивалась в полугодовую доходность, то есть тысяч в тридцать рублей, то теперь ставки выросли вдвое. Зато, как говорят знающие люди, теперь ее можно купить в кредит.
Лидер коммунистов затерянного в горах Табасаранского района Казихан Курбанов коммунистов не любит, но другой формы хоть какой-то оппозиционности не видит.
Казихан Курбанов: В последнее время мы приходим к выводу, что Москва сознательно в Дагестане такую ситуацию создает. Сколько детей в семье, если есть желание, они всех сделают инвалидами, записывают инвалидами по бумагам, чтобы оплатили пособие. Если человеку 48-50 лет, то ему через судебное решение увеличивают возраст, заранее выводят на пенсию, тоже за огромные взятки. Задайте вопрос: почему в Дагестане вариант не получился киргизский? Потому что люди уже сидят на халявных деньгах. Видимо, Кавказ они пробовали завоевать оружием – не получилось, переговоры не получается, внедрять сюда какие-то идеи не получается. Сейчас они хотят людей отучить от зарабатывания денег.
Вадим Дубнов: Дагестанский экономист Михаил Чернышев, не боясь Киргизии, мечтает о том дне, когда Дагестан оторвут от бюджетной кормушки. Но, кажется, он не очень верит в то, что этот день близок. В связи с чем дает исчерпывающую формулировку:
Михаил Чернышев: Дагестан укладывается в структуру аграрного феодального общества. В стандартном аграрном феодальном обществе находится две силы всегда – это религиозная сила, церковь, в данном случае исламская религия, и армия, в данном случае силовой блок. Дело в том, что система, которую сейчас пиарят, она не предполагает модернизации республик Северного Кавказа, для них выделено АПК и туризм – ведущие отрасли. А это означает, что Дагестан будет интересен только тогда, когда он будет обладать сырьевыми ресурсами. Потому что это типичная колониальная структура экономики, но единственное у них наследство без ресурсов. Банановая республика – без бананов.
Вадим Дубнов: Все остальное – вторичные следствия. Включая и то, что так заунывно принято перечислять в списке корней зла – терроризм и коррупцию.
В Дагестане убивают милиционеров, боевиков, тех, кого подозревают, что они боевики, министров, глав местных администраций.
Глава администрации, может быть, и не хотел бы на этой должности работать, но надо, потому что на него уже сделаны ставки у тех, кто повыше. Но у соперников тех, кто повыше, сделаны другие ставки, и глава администрации вынужден ждать, кто выстрелит первым. В том-то и суть Дагестана, что любой руководитель здесь – лишь исполняющий обязанности, которому очень нужна охрана.
Мэр Хасавюрта Сайгидпаша Умаханов – один из дагестанских тяжеловесов первого порядка и первого призыва и один из немногих, кто из этого состава по сей день жив.
Сайшидпаша Умаханов: За всеми терактами, которые здесь происходят, стоит какой-нибудь богатый дагестанец, который рвется к власти
Вадим Дубнов: О новом президенте Дагестана говорит с осторожными намеками.
Сайшидпаша Умаханов: Новый президент Дагестана Магомедсалам Магомедов - парень молодой, грамотный. Опыт работы имеет, работал в парламенте. Но если бы он был самостоятельным руководителем, может быть, что-то бы и получилось. Сегодня многие дагестанцы хотят ему помочь, но боятся. Я думаю, у него есть какие-то обязательства, которые мешают ему работать. И те люди, которым он дал обязательства, мне кажется, слишком многого хотят. Сегодня все изменения кадровые в республике происходят без вмешательства президента.
Вадим Дубнов: Умаханов не называет этих людей, хотя дает понять, что иные из них проживают в Москве. У него ко многим из них свои счеты, но, кажется, он невольно выдал политическое дополнение к той исчерпывающей формуле про банановую республику без бананов, но с бюджетными дотациями.
В Дагестане уже давно перестали как заклинание повторять миф о сложившемся национальном разделении труда: аварцы, дескать, занимаются нефтью, даргинцы – шерстью, лакцы – рыбой, и все это – часть тонкой балансовой настройки говорящего на сорока языках Дагестана. На самом деле уже давным-давно здесь убивают за право быть диспетчером того потока, который называется бюджетными дотациями. Это называлось борьбой за власть, в которой при всей своей беспредельности были хоть какие-то закономерности и даже некоторые компромиссы. Гаджимурад Камалов, бизнесмен и издатель популярной в Дагестане газеты "Черновик", объясняет наблюдаемую динамику так, как и положено выпускнику физфака:
Гаджимурад Камалов: По крайней мере, была формула, по которой можно было хотя бы оценить ситуацию – о том, чтобы ее просчитать, речи не было никогда. Имелось такое политическое число Авогадро. Одни беспредельщики увеличивали критическую массу с одной стороны, другие беспредельщики увеличивали ее с другой стороны, и это позволяло канатоходцу-лидеру удерживать равновесие. Но любая попытка навести порядок чревата. Скажем, Муху Алиев пытался провести системные изменения на таможне. И что получилось: из организма была вырвана голова, а все, что было заражено, ушло вовнутрь, и теперь это уже даже не контролируется.
Вадим Дубнов: Необходимость договариваться и составлять хотя бы временные коалиции отпала сама собой: лидера республики стала назначать Москва. Теперь силу надо было показывать не друг другу, а Кремлю, и договариваться между собой стало почти не о чем.
Правозащитник Заур Газиев вспоминает убитого в прошлом году министра внутренних дел Адильгирея Магомедтагирова, и уже никто с традиционной уверенностью не говорит, что он стал жертвой "лесного" подполья.
Заур Газиев: Весь Дагестан знал, что Магомедтагиров контролировал участок нефтепровода Баку-Новороссийск от Махачкалы до границы с Азербайджаном: со всеми врезками, "самоварами" - кустарной нефтеперегонкой, таможней. И, конечно, ему надо было договариваться со всеми центрами силы.
Вадим Дубнов: А теперь место Магомедтагирова заняли эти самые центры силы помельче. В полном соответствии с законами вертикали: на каждой ее ветке висит список обязательств перед теми, кто веткой повыше. Москва, как известно, ставит на сильного, а бесспорно сильного в Дагестане нет, поэтому вертикаль президентом по сути и заканчивается. Ниже начинается вольница, при которой день без контртеррористической операции или убийства в Дагестане как редкий праздник, которого никто уже и не ждет. В Дербенте, кажется, уже на полном серьезе решили считать себя центром дагестанской политики. "Через год начнем президента валить", – доверительно анонсировал свои планы один из местных делателей местных королей.
