Ирина Лагунина: Зачем России Кавказ? Зачем Кавказу Россия?
В поисках ответов на эти вопросы корреспонденты Радио Свобода Вадим Дубнов и Юрий Тимофеев проехали весь Северный Кавказ, от азербайджанской границы до Ессентуков. Спецпроект Радио Свобода – семь репортажей, которые публикуются на сайте РС и звучат в программе "Время и мир". В новой главе рассказа корреспонденты РС пытались понять, как, почему и против кого едва ли не ежедневно организуются в Дагестане контртеррористические операции. Я передаю микрофон Вадиму Дубнову.
Вадим Дубнов: Дагестанский правозащитник Заур Газиев рассказывает обычную для Дагестана историю.
Заур Газиев: Гусейн Мусалаев был младшим братом шести сестер, и можно только догадываться, как ждал его появления отец. В двадцать лет Гусейн женится. У него две дочки. К его отцу приходит милиция: ваш сын изнасиловал девушку. Гаджияв Мусалаев, сам бывший милиционер, начинает собственное расследование. Девушка признается: оговорить его сына ее заставили. Мусалаев-старший с ее помощью составляет фоторобот, добивается нового расследования, сына, уже три месяца просидевшего в СИЗО, выпускают и даже дают компенсацию порядка 90 тысяч рублей.
Однако через восемь месяцев к Гусейну снова приходят: ты, дескать, похож на того, кто совершил ограбление в Буйнакске. Отец снова проводит свое расследование. Сына опять отпускают. Через полгода новая история – теперь связанная с хранением оружия. Снова забирают и люто бьют. Снова выпускают.
И парень, как следовало ожидать, уходит в лес – боевиков здесь называют на старый советский манер "лесными братьями". Отец снова бросается на поиски, и ему советуют: "Спроси у ментов". Знакомый милиционер организует ему встречу в одном из РУВД с одним из лесных командиров. Тот возвращает ему сына, который в лесу довольно быстро почувствовал себя чужим.
Люди, посвященные в процесс, утверждают: тех, кто приходит в лес, боевики фотографируют и MMS-ками отправляют фото милиционерам, лишая новобранцев обратной дороги. Проверить это невозможно. Но с Мусалаевым происходит следующее. Он возвращается, полгода не выходит из дома. А потом однажды за ним приходит машина от вчерашних лесных коллег. На первом же перекрестке машину расстреливают милиционеры.
"Лесники" сами сдают тех, кто уходит от них, у них есть налаженные связи и договоренности с милиционерами. Они нужны друг другу. Милиционеры получают неплохие бюджеты на борьбу с лесом, лесные получают наводки на тех, кто хорошо зарабатывает.
Вадим Дубнов: Контртеррористическая операция вызывает интерес только у тех, кто живет в зоне ее проведения, да нескольких телеоператоров, которые по долгу службы скучают в ожидании спецпредставителей ФСБ. По заранее известному сценарию он, после нескольких часов вялой перестрелки, должен был выйти из-за кулис и чеканно сообщить, сколько убито боевиков (три), к чему кто-то из них причастен (к теракту в Каспийске) и нет ли среди них лидера дагестанского подполья Магомедали Вагабова (нет)…
Заур Газиев: Про Вагабова, когда я учился в университете, ходили легенды. Он мог на спор выпить трехлитровый баллон пива. Он был душой студенческого театра миниатюр, он любил женщин, и женщины любили его. Что должно было случиться, чтобы такой человек ушел в ислам и стал лидером подполья?
Вадим Дубнов: Говорят, Вагабов ушел в тот ислам, который одни называют радикальным, другие – истинным, третьи ваххабизмом, еще в середине 90-х. В то время многие из тех, чья юность выпала на излет атеистической эпохи, оказавшись в Саудовской Аравии, Иордании или Египте, обнаружили, что увиденный там ислам совсем не похож на то, что они привыкли считать исламом на родине.
"Нельзя брать из ислама только то, что нравится", – наставляет нас в элитном махачкалинском кафе молодой человек со светским юридическим и двумя исламскими образованиями. Он и его спутник, вполне интеллигентного вида человек средних лет, некогда авторитетная фигура в местном криминале, не бравируют своей связью с лесом, это данность, из которой в разговоре и приходится исходить. "Ислам надо принимать полностью". Это значит, что привычка жить по адату, то есть по традиции, а не по шариату, порочна, а с пороком надо бороться.
– Что такое ислам? – экзаменует нас собеседник в кафе и ставит двойку: "Ислам – это покорность". Но в том-то, кажется, и лукавство, что это не просто покорность – это покорность Аллаху. И если он велит очистить ислам, надо быть готовым к покорности любой ценой, как и любой ценой бороться с этой покорностью.
– За что забирают людей? – спросил я хасавюртовского адвоката Сапият Магомедову.
Сапият Магомедова: Надо помолиться. Он заходит в мечеть, не знает, кто там собрался, оказывается, что это мечеть, которой собираются определенного направления. Потом начинается слежка за этим человеком или, как они называют, поступила оперативная информация о том, что этот человек сотрудничает, помогает участникам НВФ. Скажем, подвез таксист незнакомого человека. Откуда ему знать, что он из леса? Но к таксисту приходят, его забирают. Естественно, люди осторожничают, поначалу никто не подвозил. Или матери помогает, возит на базар мясо, матери 87 лет. Она говорит: он передо мной все время, никуда никогда не уходил, домой посторонних не приводил, сам с ночевкой нигде не оставался. Что получается? Проводят спецоперацию, якобы в его доме скрывается какой-то боевик. Дом сожгли дотла. Он ушел в лес. Три-четыре случая, которые мне известны, потому что их вынудили.
Вадим Дубнов: Про пытки в милиции ходят легенды. Правда, Сапият их легендами не считает. Кто-то уходит в лес, кто-то просто в силу воспитания или темперамента терпит. Хорошего выбора нет. Психика у людей, подвергшихся давлению со стороны государства, коверкается в любом случае, полагает Сапият Магомедова.
При этом гипотеза о всеобщей коммериционализации адвокатской практикой тоже не отвергается, как со стороны милиции, которая работает по заказам конкурентов, и со стороны леса, который тоже готов предоставить сервис тем, кому самому в руки оружие брать не хочется.
Сапият Магомедова: В частности, в нашем производстве одно дело находилось, там давались показания, что кому-то заказано.
Вадим Дубнов: Но Сапият занимается отнюдь не только теми, кто подозревается в связях с подпольем. Через две недели после нашего разговора ее жестоко избили в Хасавюртском ГУВД, когда она попыталась встретиться со своей подзащитной. Подзащитная никакого отношения к лесу не имела – она просто пыталась спастись от милиционера, который ее не только насиловал, но еще и вымогал деньги за то, что оставит это в секрете. "Выкиньте эту сучку!" – кричал начальник ГУВД людям в маске, избивавшим Сапият.
Подполье развивается уже по собственным законам, весьма далеким от шариатских. Идеалы леса оказываются близки обычному криминальному беспределу. В лес уходит Гусейн Мусалаев. В лес идут те, у кого остается в жизни одна радость – завалить мента. Идеалисты, мстители и бандиты переплавляются в одном котле, превратившись в воинство, которому, с одной стороны, уже нечего терять, а с другой – особенно и непонятно, за что воевать.
Остается только одно – конечно же, исламское государство.
"Мы просто хотим таких же прав, какие имеет официальная мечеть", – настаивает богослов в махачкалинском кафе. Он, конечно, имеет в виду право проповедовать. Но у официальной мечети сегодня, говорят, есть и другие проблемы: ее очень интересует вопрос о распределении долей в махачкалинском порту. И мечеть альтернативная об этом, конечно, тоже знает.
Хотя, как признают некоторые из "лесных", в последнее время появились признаки того, что дагестанская власть готова пойти на диалог". И даже дает понять, что готова отменить закон о запрете ваххабизма, принятый еще в 1999 году. Только, говорят, Москва против. Пребывать в уверенности, что дело именно в ваххабизме, ей по-прежнему ничего не мешает.
В поисках ответов на эти вопросы корреспонденты Радио Свобода Вадим Дубнов и Юрий Тимофеев проехали весь Северный Кавказ, от азербайджанской границы до Ессентуков. Спецпроект Радио Свобода – семь репортажей, которые публикуются на сайте РС и звучат в программе "Время и мир". В новой главе рассказа корреспонденты РС пытались понять, как, почему и против кого едва ли не ежедневно организуются в Дагестане контртеррористические операции. Я передаю микрофон Вадиму Дубнову.
Вадим Дубнов: Дагестанский правозащитник Заур Газиев рассказывает обычную для Дагестана историю.
Заур Газиев: Гусейн Мусалаев был младшим братом шести сестер, и можно только догадываться, как ждал его появления отец. В двадцать лет Гусейн женится. У него две дочки. К его отцу приходит милиция: ваш сын изнасиловал девушку. Гаджияв Мусалаев, сам бывший милиционер, начинает собственное расследование. Девушка признается: оговорить его сына ее заставили. Мусалаев-старший с ее помощью составляет фоторобот, добивается нового расследования, сына, уже три месяца просидевшего в СИЗО, выпускают и даже дают компенсацию порядка 90 тысяч рублей.
Однако через восемь месяцев к Гусейну снова приходят: ты, дескать, похож на того, кто совершил ограбление в Буйнакске. Отец снова проводит свое расследование. Сына опять отпускают. Через полгода новая история – теперь связанная с хранением оружия. Снова забирают и люто бьют. Снова выпускают.
И парень, как следовало ожидать, уходит в лес – боевиков здесь называют на старый советский манер "лесными братьями". Отец снова бросается на поиски, и ему советуют: "Спроси у ментов". Знакомый милиционер организует ему встречу в одном из РУВД с одним из лесных командиров. Тот возвращает ему сына, который в лесу довольно быстро почувствовал себя чужим.
Люди, посвященные в процесс, утверждают: тех, кто приходит в лес, боевики фотографируют и MMS-ками отправляют фото милиционерам, лишая новобранцев обратной дороги. Проверить это невозможно. Но с Мусалаевым происходит следующее. Он возвращается, полгода не выходит из дома. А потом однажды за ним приходит машина от вчерашних лесных коллег. На первом же перекрестке машину расстреливают милиционеры.
"Лесники" сами сдают тех, кто уходит от них, у них есть налаженные связи и договоренности с милиционерами. Они нужны друг другу. Милиционеры получают неплохие бюджеты на борьбу с лесом, лесные получают наводки на тех, кто хорошо зарабатывает.
Вадим Дубнов: Контртеррористическая операция вызывает интерес только у тех, кто живет в зоне ее проведения, да нескольких телеоператоров, которые по долгу службы скучают в ожидании спецпредставителей ФСБ. По заранее известному сценарию он, после нескольких часов вялой перестрелки, должен был выйти из-за кулис и чеканно сообщить, сколько убито боевиков (три), к чему кто-то из них причастен (к теракту в Каспийске) и нет ли среди них лидера дагестанского подполья Магомедали Вагабова (нет)…
Заур Газиев: Про Вагабова, когда я учился в университете, ходили легенды. Он мог на спор выпить трехлитровый баллон пива. Он был душой студенческого театра миниатюр, он любил женщин, и женщины любили его. Что должно было случиться, чтобы такой человек ушел в ислам и стал лидером подполья?
Вадим Дубнов: Говорят, Вагабов ушел в тот ислам, который одни называют радикальным, другие – истинным, третьи ваххабизмом, еще в середине 90-х. В то время многие из тех, чья юность выпала на излет атеистической эпохи, оказавшись в Саудовской Аравии, Иордании или Египте, обнаружили, что увиденный там ислам совсем не похож на то, что они привыкли считать исламом на родине.
"Нельзя брать из ислама только то, что нравится", – наставляет нас в элитном махачкалинском кафе молодой человек со светским юридическим и двумя исламскими образованиями. Он и его спутник, вполне интеллигентного вида человек средних лет, некогда авторитетная фигура в местном криминале, не бравируют своей связью с лесом, это данность, из которой в разговоре и приходится исходить. "Ислам надо принимать полностью". Это значит, что привычка жить по адату, то есть по традиции, а не по шариату, порочна, а с пороком надо бороться.
– Что такое ислам? – экзаменует нас собеседник в кафе и ставит двойку: "Ислам – это покорность". Но в том-то, кажется, и лукавство, что это не просто покорность – это покорность Аллаху. И если он велит очистить ислам, надо быть готовым к покорности любой ценой, как и любой ценой бороться с этой покорностью.
– За что забирают людей? – спросил я хасавюртовского адвоката Сапият Магомедову.
Сапият Магомедова: Надо помолиться. Он заходит в мечеть, не знает, кто там собрался, оказывается, что это мечеть, которой собираются определенного направления. Потом начинается слежка за этим человеком или, как они называют, поступила оперативная информация о том, что этот человек сотрудничает, помогает участникам НВФ. Скажем, подвез таксист незнакомого человека. Откуда ему знать, что он из леса? Но к таксисту приходят, его забирают. Естественно, люди осторожничают, поначалу никто не подвозил. Или матери помогает, возит на базар мясо, матери 87 лет. Она говорит: он передо мной все время, никуда никогда не уходил, домой посторонних не приводил, сам с ночевкой нигде не оставался. Что получается? Проводят спецоперацию, якобы в его доме скрывается какой-то боевик. Дом сожгли дотла. Он ушел в лес. Три-четыре случая, которые мне известны, потому что их вынудили.
Вадим Дубнов: Про пытки в милиции ходят легенды. Правда, Сапият их легендами не считает. Кто-то уходит в лес, кто-то просто в силу воспитания или темперамента терпит. Хорошего выбора нет. Психика у людей, подвергшихся давлению со стороны государства, коверкается в любом случае, полагает Сапият Магомедова.
При этом гипотеза о всеобщей коммериционализации адвокатской практикой тоже не отвергается, как со стороны милиции, которая работает по заказам конкурентов, и со стороны леса, который тоже готов предоставить сервис тем, кому самому в руки оружие брать не хочется.
Сапият Магомедова: В частности, в нашем производстве одно дело находилось, там давались показания, что кому-то заказано.
Вадим Дубнов: Но Сапият занимается отнюдь не только теми, кто подозревается в связях с подпольем. Через две недели после нашего разговора ее жестоко избили в Хасавюртском ГУВД, когда она попыталась встретиться со своей подзащитной. Подзащитная никакого отношения к лесу не имела – она просто пыталась спастись от милиционера, который ее не только насиловал, но еще и вымогал деньги за то, что оставит это в секрете. "Выкиньте эту сучку!" – кричал начальник ГУВД людям в маске, избивавшим Сапият.
Подполье развивается уже по собственным законам, весьма далеким от шариатских. Идеалы леса оказываются близки обычному криминальному беспределу. В лес уходит Гусейн Мусалаев. В лес идут те, у кого остается в жизни одна радость – завалить мента. Идеалисты, мстители и бандиты переплавляются в одном котле, превратившись в воинство, которому, с одной стороны, уже нечего терять, а с другой – особенно и непонятно, за что воевать.
Остается только одно – конечно же, исламское государство.
"Мы просто хотим таких же прав, какие имеет официальная мечеть", – настаивает богослов в махачкалинском кафе. Он, конечно, имеет в виду право проповедовать. Но у официальной мечети сегодня, говорят, есть и другие проблемы: ее очень интересует вопрос о распределении долей в махачкалинском порту. И мечеть альтернативная об этом, конечно, тоже знает.
Хотя, как признают некоторые из "лесных", в последнее время появились признаки того, что дагестанская власть готова пойти на диалог". И даже дает понять, что готова отменить закон о запрете ваххабизма, принятый еще в 1999 году. Только, говорят, Москва против. Пребывать в уверенности, что дело именно в ваххабизме, ей по-прежнему ничего не мешает.
