Антон Лузгин: Год в китайском заточении, четыре года в советской психушке. Благовещенец Владимир Шатков свою карьеру начал в 15-летнем возрасте, когда был призван на флотскую службу. Шел 1945 год. Благовещенск готовился к войне с Японией.
Практически каждый дом в городе был превращен в огневую точку с соответствующим боекомплектом. Юный Владимир Шатков в это время доставлял ленд-лизовские грузы по Амуру. К счастью, до боевых действий с японцами на нашей стороне дело не дошло, и 3 сентября город праздновал День победы на Восточном фронте.
Ветеран вспоминает восторженную толпу народа на центральной площади. Многие палили в воздух из ружей и автоматов. Вот только Владимир Шатков не разделял всеобщего веселья, поскольку в этот вечер был арестован КНВД.
Владимир Шатков: Мы были как раз без оружия и без поддатого состояния. Я никогда не пил. А основная масса стреляла, потому что День победы над Японией! Стреляли и были поддатые, а попробуй этому... НКВДэшник, он же понимает, что пацанов, которые без оружия, схватить проще, с ними никакой возни, а план по разнарядке будет выполнен.
Антон Лузгин: Задержанным инкриминировалась нелепая в данном случае статья - "Дезертирство". Вместе с Шатковым был арестован его друг-сослуживец, который затем погиб в тюрьме. Сам Владимир Михайлович провел в заключении год, после чего был вновь направлен на флотскую службу - доставлять грузы по реке Сунгари в помощь войскам Мао Цзэдуна.
Служба в стране, где полным ходом шла гражданская война, показалась раем по сравнению с тюрьмой. Хорошо зарекомендовавшего себя на службе бывшего зэка направляют на особо важное задание - разминировать Татарский пролив.
Владимир Шатков: Взрывной волной меня бросило на мачту. У меня грудная клетка смята. Гибли суда, корабли и на них команды. Была сверхсекретность всего! Я точных данных не могу сказать. Траление - это очень сложная штука и ответственная. Планшет, где минное поле было, будут его тралить до тех пор, сколько ставили мин (наши ставили), столько должны... И тогда подпись будет, и тогда закроют этот планшет, и на карте вычеркнут, что это было минное поле.
Антон Лузгин: С приходом мирного времени в жизни Владимира Михайловича началось, пожалуй, самое интересное. По понятным причинам его было трудно упрекнуть в любви к советской власти, поэтому он привык говорить о ней вслух все, что думает.
На дворе 70-е годы. Владимир Шатков работает в Амурском речном пароходстве в должности капитана корабля. Острый на язык капитан постоянно высмеивает пожилого Генсека Брежнева и все его окружение.
Владимир Шатков: Я, допустим, сказал, что, да, тяжело, он уже старый, Брежнев. Все. Бегом в КГБ бежит этот придурок и говорит, что он клеветал на нашего дорого Леонида Ильича, он говорил, что он старый, он говорил, что он уже не может. Допустим, я с сожалением говорил - очень тяжело этому человеку такой страной руководить.
Антон Лузгин: В тюрьму Шаткова не посадили, но в должности понизили, намекнув, что в дальнейшем можно забыть о какой-либо карьере.
Автоматически для сына капитана-весельчака была заказа дорога в ВУЗ, и все яснее вырисовывались перспективы отправки в Афганистан для выполнения так называемого интернационального долга. В такой ситуации, пожалуй, кто угодно запечалился бы, но Владимир Михайлович вспомнил, что у него есть родственники в далекой Австралии. Учитывая обстоятельства, прикинул, что было бы неплохо туда перебраться. Только вот как? План побега из страны возник едва ли не спонтанно.
В 1980 году Владимир Шатков работает на ремонтно-эксплуатационной базе флота в должности помощника капитана грузового судна. В один из рейсов он берет с собой 16-летнего сына. В районе местечка Усть-Беджан отец и сын прыгают с корабля, и вплавь добираются до Китая. В то время отношения между СССР и КНР были, мягко говоря, далеки от дружеских. Страны находились практически на грани войны. По этому беглецы справедливо рассчитывали, что власти Китая их не выдадут. Китайские пограничники незамедлительно встретили их на берегу, завязали глаза и повели на заставу. Во время допроса пловцы озвучили причину побега, специально подготовленную для китайских властей, - несогласие с политикой советского режима в связи с вводом войск в Афганистан, нарушение прав человека. Последнее звучит весьма комично в качестве обращения к китайскому руководству с просьбой о заступничестве. Тем не менее, власти КНР отнеслись к Шаткову и его сыну как к политическим беженцам.
Владимир Шатков: Они относились к нам, можно сказать, неплохо по китайским меркам. Кормили хорошо, возили на экскурсии. Во дворе разрешали заниматься спортом. Постоянно находились охранники.
Антон Лузгин: Целый год отец и сын провели в Китае, пребывая в полном неведении относительно своей дальнейшей судьбы. Ничего не объясняя, китайские власти в итоге передали беглецов советской стороне.
На родине Шатковых встретили как особо опасных государственных преступников. Отца-заговорщика отправили на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу, а сына - в тюрьму. Причем, никакого суда не было. Судьбу диссидентов решили на бюро обкома, все в рамках Советской Конституции, 6-я статья которой определяла главенствующую роль Компартии во всех сферах советского общества.
Удивительно, но противник режима остался нормальным человеком после четырех лет пребывания в психиатрии, когда в 1985 году его своим указом освободил пришедший к власти Горбачев.
