Дело об убийстве в Дубае Сулима Ямадаева, возможно, близится к развязке. Обвиненный в убийстве бывший конюх президента Кадырова может быть помилован, если брат Сулима Иса его простит, а договоренность на эту тему, как уверяют посвященные, уже почти достигнута.
У президента Чечни Рамзана Кадырова был конюх-иранец по имени Махди Лорния. Еще у этого президента были друзья, которые стали врагами – целая семья Ямадаевых. У этого президента вообще было довольно много друзей, ставших врагами, и много друзей, которые помогали этим врагам исчезать – как по одиночке, так и целыми семьями. Шекспировские по своему звучанию страсти полыхают по всему миру: Москва, Вена, Дубай, в котором конюха-иранца по имени Махди Лорния пожизненно посадили за убийство одного из последних Ямадаевых – Сулима, а теперь, как говорят, собираются отпустить, потому что один из самых последних Ямадаевых – Иса – его вдруг простил. Что для эмиратского правосудия является несомненным поводом для милосердия.
То, что выглядит политическим детективом, с самого начала развивалось как незатейливый фарс. И трагедии во всем этом братоубийстве не больше, чем в обычной перестрелке за право монопольно сшибать дань с конкретной торговой точки. А лихое превращение безымянных героев подобных действ в глобальных политических ньюсмейкеров драмой тем более уже давно не считается.
Сомнений в том, кому потребовалась стрельба в Дубае, не было ни у кого. Более того, сам главный подозреваемый отнекивался так, будто бы до конца и не понимал, почему убийство в Катаре ичкерийского экс-президента – едва ли не подвиг, а убийство Ямадаева – обычный криминал. Да и вообще, надо сказать, никто не устраивал негодующих дипломатических демаршей по поводу заключений эмиратских правоохранителей – как, кстати, никто по аналогичному поводу не обижается на австрийцев, заподозривших в убийстве еще одного кадыровского экс-соратника Умара Исраилова чуть ли всю резидентуру при российском посольстве.
Год Сулим Ямадаев, по уверениям его брата Исы, лежит в коме. Сулима, конечно, жалко, но все смеются. Иса обвиняет грозненский режим с поистине правозащитным пафосом, бросая в лицо Кадырову обвинения в убийствах, Кадыров не ведет и бровью, и даже не подает в суд. Он-то знает, что Ямадаев мертв. И, надо полагать, тоже изрядно веселится над деревенскими хитростями Исы, вознамерившегося испортить жизнь Кадырова тревожным ожиданием обличений вернувшегося к жизни Сулима.
Наверное, это знают и в Кремле. Но там уже немного утомились от скандалов, в которые раз за разом приходится втягиваться вслед за жизнелюбивым чеченским протеже, сам вид которого лишает его московских друзей возможностей хоть какой-то активной контригры.
Не то чтобы много крови – много совершенно не нужного шума. Кадырову-то не привыкать, а Кремлю приходится морщиться. Одна беда: никаких способов урезонить партнера нет, так уж устроена Чечня, считающаяся, кстати, одним из идеальных воплощений вертикали власти. Органично сделав ставку на братков, Кремль теперь столь же органично выстраивает отношения так, как это у братков принято. А в этих отношениях главное – общее понимание того, что является проблемой. Ею не является ни Ямадаев, ни, тем более, Эстемирова. Проблема – это когда партнер кидает, а Кадыров хоть в этом деле и агрессивен, но достаточно осмотрителен. А что до Дубая и прочих трудностей, которые с подкупающей простотой преодолевает Кадыров, то к ним остается относиться как тем рискам и издержкам, которые неизбежно возникают в совместной деятельности.
Партнеры друг друга понимают, и Кадыров идет навстречу пожеланиям Москвы, тем более, что это ему ничего не стоит. И если мать Кадырова оказалась бессильна уговорить сына не судиться с Олегом Орловым, то к старейшинам, призвавшим к примирению Кадырова с оставшимися Ямадаевыми, президент оперативно прислушался. Для описания той готовности, с которой на мировую пошел Иса Ямадаев, Шекспир уже не нужен. Иса не упрямился и много не просил. Тем более, что от некогда могучего бизнеса Ямадаевых и осталось ненамного больше, чем от самой семьи.
И пакет договоренностей, который всех устроил, окончательно сложился. Ямадаевы и Кадыровы больше не враги, причем официальной основой примирения стало прощение Исы Ямадаева Кадыровым, а не наоборот, что в истории про подозреваемого в убийстве выглядело бы более логичным.
Сулим в соответствии с этими договоренностями автоматически прекратил свой земной путь, что не столько избавило Кадырова от громких разоблачений убитого, сколько открыло Исе Ямадаеву официальную возможность простить конюха-иранца Махди Лорния. Его пожизненное пребывание в сфере досягаемости эмиратских дознавателей тревожила, надо полагать, Рамзана Кадырова куда сильнее. Одним словом, спасение простого конюха. История со счастливым для всех концом.
У президента Чечни Рамзана Кадырова был конюх-иранец по имени Махди Лорния. Еще у этого президента были друзья, которые стали врагами – целая семья Ямадаевых. У этого президента вообще было довольно много друзей, ставших врагами, и много друзей, которые помогали этим врагам исчезать – как по одиночке, так и целыми семьями. Шекспировские по своему звучанию страсти полыхают по всему миру: Москва, Вена, Дубай, в котором конюха-иранца по имени Махди Лорния пожизненно посадили за убийство одного из последних Ямадаевых – Сулима, а теперь, как говорят, собираются отпустить, потому что один из самых последних Ямадаевых – Иса – его вдруг простил. Что для эмиратского правосудия является несомненным поводом для милосердия.
То, что выглядит политическим детективом, с самого начала развивалось как незатейливый фарс. И трагедии во всем этом братоубийстве не больше, чем в обычной перестрелке за право монопольно сшибать дань с конкретной торговой точки. А лихое превращение безымянных героев подобных действ в глобальных политических ньюсмейкеров драмой тем более уже давно не считается.
Сомнений в том, кому потребовалась стрельба в Дубае, не было ни у кого. Более того, сам главный подозреваемый отнекивался так, будто бы до конца и не понимал, почему убийство в Катаре ичкерийского экс-президента – едва ли не подвиг, а убийство Ямадаева – обычный криминал. Да и вообще, надо сказать, никто не устраивал негодующих дипломатических демаршей по поводу заключений эмиратских правоохранителей – как, кстати, никто по аналогичному поводу не обижается на австрийцев, заподозривших в убийстве еще одного кадыровского экс-соратника Умара Исраилова чуть ли всю резидентуру при российском посольстве.
Год Сулим Ямадаев, по уверениям его брата Исы, лежит в коме. Сулима, конечно, жалко, но все смеются. Иса обвиняет грозненский режим с поистине правозащитным пафосом, бросая в лицо Кадырову обвинения в убийствах, Кадыров не ведет и бровью, и даже не подает в суд. Он-то знает, что Ямадаев мертв. И, надо полагать, тоже изрядно веселится над деревенскими хитростями Исы, вознамерившегося испортить жизнь Кадырова тревожным ожиданием обличений вернувшегося к жизни Сулима.
Наверное, это знают и в Кремле. Но там уже немного утомились от скандалов, в которые раз за разом приходится втягиваться вслед за жизнелюбивым чеченским протеже, сам вид которого лишает его московских друзей возможностей хоть какой-то активной контригры.
Не то чтобы много крови – много совершенно не нужного шума. Кадырову-то не привыкать, а Кремлю приходится морщиться. Одна беда: никаких способов урезонить партнера нет, так уж устроена Чечня, считающаяся, кстати, одним из идеальных воплощений вертикали власти. Органично сделав ставку на братков, Кремль теперь столь же органично выстраивает отношения так, как это у братков принято. А в этих отношениях главное – общее понимание того, что является проблемой. Ею не является ни Ямадаев, ни, тем более, Эстемирова. Проблема – это когда партнер кидает, а Кадыров хоть в этом деле и агрессивен, но достаточно осмотрителен. А что до Дубая и прочих трудностей, которые с подкупающей простотой преодолевает Кадыров, то к ним остается относиться как тем рискам и издержкам, которые неизбежно возникают в совместной деятельности.
Партнеры друг друга понимают, и Кадыров идет навстречу пожеланиям Москвы, тем более, что это ему ничего не стоит. И если мать Кадырова оказалась бессильна уговорить сына не судиться с Олегом Орловым, то к старейшинам, призвавшим к примирению Кадырова с оставшимися Ямадаевыми, президент оперативно прислушался. Для описания той готовности, с которой на мировую пошел Иса Ямадаев, Шекспир уже не нужен. Иса не упрямился и много не просил. Тем более, что от некогда могучего бизнеса Ямадаевых и осталось ненамного больше, чем от самой семьи.
И пакет договоренностей, который всех устроил, окончательно сложился. Ямадаевы и Кадыровы больше не враги, причем официальной основой примирения стало прощение Исы Ямадаева Кадыровым, а не наоборот, что в истории про подозреваемого в убийстве выглядело бы более логичным.
Сулим в соответствии с этими договоренностями автоматически прекратил свой земной путь, что не столько избавило Кадырова от громких разоблачений убитого, сколько открыло Исе Ямадаеву официальную возможность простить конюха-иранца Махди Лорния. Его пожизненное пребывание в сфере досягаемости эмиратских дознавателей тревожила, надо полагать, Рамзана Кадырова куда сильнее. Одним словом, спасение простого конюха. История со счастливым для всех концом.
