Мы с Вячеславом были в зале в Петербурге, и Вячеслав, опять же, - тот редкий теперь генеральный директор, который на церемонию приходит.
Вячеслав Муругов: Мы дисциплинированные и смелые.
Анна Качкаева: А мои коллеги смотрели церемонию по телевизору и уже общались со всеми ее участниками как журналисты. Тогда начнем с церемонии, то, что зритель видел. Арина, ваше главное впечатление, на чем бы вы заострили внимание?
Арина Бородина: Я сначала, пользуясь случаем, приятно это сказать, тоже хочу как раз поздравить именно Славу Муругова. Не знаю как кто, а я – огромная большая поклонница сериала «Одна за всех». Это просто моя отдушина. И я так рада, что Анна Ардова действительно по достоинству отмечена премией ТЭФИ, хотя она, думаю, и без этого замечательная артистка. Но это всегда приятно. И я рада, что зал устроил ей овацию, это было слышно даже по телевизору. Слава, вам спасибо за идею и всей команде за воплощение этого отличного просто проекта.
Вячеслав Муругов: Спасибо большое.
Арина Бородина: Это о приятном. А если говорить о моем впечатлении, то главное, конечно, мое впечатление, наверное, для коллег это не будет тайной, - это то, что зрители не увидели. Не увидели и не услышали, и не только зрители, но и члены Академии. Это то, что в Санкт-Петербурге на сцене Михайловского театра впервые за историю ТЭФИ, за 16 лет не было объявлено имя самой престижной номинации телеакадемии, это победителя премии «За вклад в развитие российского того телевидения». И не объявили не потому, что нет такого достойного человека, а просто потому, что, видимо, кто-то либо испугался, либо не захотел. Я не хочу копаться именно в причине, но то, что следствие – это просто некрасивая, мягко говоря, мы в эфире, я не могу другие слова говорить, а они напрашиваются, некрасивая позиция президента телеакадемии Михаила Ефимовича Швыдкого. Победителем в этой номинации, для наших слушателей я сообщу, это Манана Асламазян, уважаемая и любимая нами наша коллега, которая сейчас вынужденно живет пока не в Москве, глава и создатель российского офиса «Интерньюс», откуда вышла львиная доля всех, кто сейчас работает и в регионах, и на федеральных телеканалах, журналистов. Манана, согласно итогам голосования, стала победителем в этой номинации «За вклад в развитие российского телевидения», но, к сожалению, об этом никто не узнал. Я была просто в бешенстве от этой истории.
Анна Качкаева: Но я то могу коротко рассказать, потому что когда стало понятно, что за вклад не вручают, у меня было тоже такое, выходя из зала, некоторым образом перевернутое лицо. Я подошла к Михаилу Ефимовичу и спросила, в чем дело. Мне было сказано (я тоже не буду передавать эмоции и ощущения, точные слова, хотя ничего крамольного не звучало), но Михаил Ефимович сообщил, что он очень опасался за перспективу «Пятого канала», который из церемонии должен был бы вырезать это упоминание. Видимо, Манана воспринимается настолько опасным человеком, что ее было опасно упоминать. Правда, потом выяснилось, проверить это уже невозможно, поэтому кто-то был смелее, кто не очень – неизвестно, но на «Пятом канале» сказали, что они бы не вырезали, так же, как они и не вырезали ситуацию, вот эту историю с Олегом Дорманом, письмо, которое о сути телевидения нынешнего было почти пощечиной залу, и прозвучало оно сразу же после вполне себе официальных поздравлений господина Путина и господина Медведева. Медведева причем Михаил Ефимович назвал президентом, а Путину достаточно было сказать Владимир Владимирович – все поняли, никто не добавлял, что он – премьер. Но дело не в этом. И когда было сказано, что из-за этого вроде как решили не объявлять, тут же Михаил Ефимович сообщил, что пресс-релиз выпущен был до церемонии. Я говорю: «И его из академиков, видимо, никто не увидел?» Я не знаю, как у вас, Арина, в почте, я посмотрела, во сколько этот пресс-релиз пришел на нашу почту.
Арина Бородина: В 21:48 он пришел ко мне, уже после окончания церемонии. Хотя мне тоже сказали, что это была та церемония, но только журналистам, а не членам академии. Это ничего не меняет. И еще я хочу сказать о том, что я очень долго говорила с Натальей Никоновой, это продюсер «Пятого канала». В отличие от вас, Аня, мне она довольно жестко сказала, что она не стала бы гипотетически гадать, показали бы они объявление о Манане или нет, она сказала: «Я только по факту, мы показываем то, что было на сцене». Поэтому гадать здесь, конечно, нам не приходится. Но я считаю, что когда впервые за 16 лет такие уважаемые люди голосуют и называют не менее уважаемого коллегу человеком, достойным премии «За вклад в развитие российского телевидения», это, на мой взгляд, не находит никаких оправданий. Это просто неприлично, если говорить по-человечески. Это самая главная история, которая меня, конечно, сразила наповал. А если говорить о… Это я уже сейчас стараюсь говорить спокойно, потому что мы написали небольшую публикацию на эту тему. И тем, кому это интересно, могут всю эту перипетию узнать из газеты, о том, как объяснял Швыдкой свое молчание на сцене, как на это отреагировали ряд членов академии, которые в том числе выдвигали Манану на эту премию, и вообще, узнать, собственно, о том, кто такая Манана Асламазян.
Ну, и, конечно, поразило, и это действительно факт, то, что отказался от премии Олег Дорман. Я считаю, человек имеет право на любую реакцию, и в общем, здесь нет никакой скандальности. Отрадно, что действительно это показали в трансляции «Пятого канала», спасибо им за это, что не вырезали, потому что в прошлом году навырезали всего столько, что в общем хватило бы на десять публикаций.
Ну, и если говорить коротко о том, что касается не скандальных, не политических, а я считаю, что история с Мананой – абсолютно политическая, результатов ТЭФИ, конечно, огорчило, что не победила «Школа», конечно, огорчило, что не победил Леонид Парфенов со своим замечательным проектом «Зварыкин – Муромец». И ряд историй меня, конечно, по-прежнему огорчают, что несовершенство системы отбора в номинации по-прежнему за все эти годы так и не отладилось. Она несовершенна. Когда в одной номинации действительно несоизмеримые проекты находятся вроде бы из одного формата и жанра.
Анна Качкаева: Об этом мы еще поговорим. Слава, у меня вопрос к вам тогда. Сейчас мы пока не про результаты, а про вот эту ситуацию. Вам как члену академии кажется нужным реагировать на то, что произошло, и что президент как-то сам решил, то ли велели, то ли так случилось, то ли перестраховался, не объявлять эту номинацию? Ведь сразу нужно начать сомневаться, а кто знает, может, еще что-нибудь решат не объявлять? Или как-то мы чего-то можем не знать. Надо на это как-то реагировать? Или, ну, вот покаялся… Манана, разумеется, приедет и получит приз в какой-то момент. Но должны как-то реагировать?
Вячеслав Муругов: Я думаю, академики должны в принципе собраться и посмотреть на прошедшую церемонию, что получилось, что не получилось, в том числе и конкретно этот случай. Потому что для многих академиков в зале было не столь очевидно, просто не заметили, в том числе и я. Только по окончании церемонии…
Анна Качкаева: Ну, естественно, все были радостные, реагировали.
Вячеслав Муругов: Арина все очень точно, правильно передала эмоции. Я бы к этому добавил, что, конечно, когда смотришь на церемонию глазами директора развлекательного канала, безусловно, в первую очередь волнуешься за свои награды. С другой стороны, купаешься в этих эмоциях. И, конечно, оцениваешь, может быть, немного иначе. Потом картина складывается уже из критических публикаций, из фуршета, где мы обмениваемся мнениями. Безусловно, уже начинаешь понимать, что же это как со всех сторон выглядела эта церемония в глазах общественности, в глазах академиков. Я вообще считаю, что такая очень щепетильная вещь, как вклад в российское телевидение, должна даже, может быть, обсуждаться отдельно, устно, каким-то советом.
Анна Качкаева: Абсолютно. И совершенно очевидно, что вот эти 60 фамилий, где присутствовали все, от Светлакова до Ельцина, - это нонсенс. И поэтому, конечно, это в том числе тема, о которой нужно разговаривать.
Вячеслав Муругов: Кстати говоря, когда читаешь, что кто-то выдвинул Светлакова за создание светлого образа на телевидении, понимаешь, что это уже уровень стеба. Поэтому, безусловно, и это надо обсуждать. На самом деле, может быть, не было бы такой сейчас ситуации, ничего бы такого страшного не произошло. Конечно же, это неправильно. И, безусловно, письмо Дормана, которое было зачитано в самом начале, эта работа Олега Дормана, которую выбрали все с подавляющим большинством голосов, не случайно с этого церемония началась, это желание и Академии, и новых академиков, даже не зная предыстории, которая в этом письме была освещена, для многих это было на уровне шока. Я точно скажу, что мне было очень неприятно, меня письмо покоробило.
Анна Качкаева: Конечно, естественно.
Вячеслав Муругов: Я высочайшим образом оцениваю работу Олега Дормана, я не знал об этой предыстории. Более того, я продолжаю покупать это на DVD, дарить всем знакомым, друзьям. Немножко покоробило, потому что это как-то действительно без фамилии это все воспринимается вообще телевизионным сообществом…
Анна Качкаева: Он сегодня ответил Арине, что это не Нюрнбергский процесс, а он – не высший судья. И когда-то мы с ним разговаривали, он действительно не принимает премий. Он не принял их ни от «Лавра», ни от «Сталкера», ни от ТЭФИ, потому что многие люди действительно ему отказывали в праве показать картину.
Александр Мельман: «Нику» принял.
Анна Качкаева: Да, «Нику» принял. И, кстати, он принял приз телепрессы, хотя тоже сказал, что вы не сильно много многие мне помогали. Это факт, мы с этим согласились и повинились. Мы свой приз вручали год назад. Но это всегда ситуация ведь такая – режиссер имеет право сказать, Академия имеет право услышать. Другое дело, что я понимаю, что большинство в этом зале, которые искренне голосовали и ничего не знали, конечно, им было не очень приятно.
Вячеслав Муругов: К которым я относился.
Анна Качкаева: Да, а как этих чистых от нечистых отделить, неизвестно.
Вячеслав Муругов: Тем более, когда уже дальше внимательнее читаешь письмо и думаешь, а как это могло теоретически даже произойти, что не приняли эту работу на каналы? И понимаешь, что когда Олег Добродеев это увидел и поставил вместе с Сергеем Шумаковым на «Культуру», в том числе на «Россию», я точно знаю, что если бы Леонид Парфенов это понес в первую очередь показал тому же Константину Львовичу, то могло появиться на Первом. Поэтому начинаешь думать, кто же все-таки эти люди? Не хочется, конечно, в этом копаться, но так или иначе воспринимаешь это на все телевизионное сообщество, поэтому неприятно. Но при этом, конечно, уважаю его не только за работу, но, естественно, за позицию.
Анна Качкаева: И сказал то он очень важные вещи по поводу сути телевидения, когда превращают в быдло, и что люди, которые имеют такую власть, как телевидение в руках, они должны по крайней мере понимать степень ответственности и того, чем они заполняют эфир. В этом смысле это тема для разговора на Академии.
Вячеслав Муругов: Очень большая тема и на Академии, и вообще в обществе, потому что я бы так не делил очень просто на дворянок и крестьянок. Безусловно, там глубже проблема. С одной стороны, и нулевые, я думаю, не войдут в историю как прорыв во всех областях нашей культурной жизни в сравнении с 60-ми. В то же время я как телевизионный деятель должен сказать, что и на рынке может быть достаточное количество образованных людей, но недостаточно талантливых и способных создавать контент. Это тоже огромнейшая проблема, что нехватка контента действительно очевидная. Не все же в конце концов в своих областях Олеги Дорманы. Поэтому, конечно, здорово, что он обратил на это внимане. Но проблема, мне кажется, в принципе глубже, она и про школу, и про институты.
Анна Качкаева: Собственно, поэтому он и сказал. Ведь просто мы не должны делать по крайней мере людей хуже. Это я тоже все время говорю о принципе понижающей селекции. Потому что многие каналы, к сожалению, действуют по принципу «чем ниже – тем хуже», и «чем хуже – тем ниже».
Вячеслав Муругов: Здесь главное – не идти за рейтингом.
Анна Качкаева: Александр Мельман, ваше мнение. Может быть, у вас есть еще что-то добавить по этому поводу? О том, что вы видели, и как вы это воспринимали?
Александр Мельман: Я про форму и про содержание. Насчет формы я не в восторге от того, как прошла эта церемония. Хотя год назад Михаил Швыдкой заявлял неоднократно, что он хотел бы из самой церемонии, из самого показа устроить некое телевизионное шоу, чтобы люди это смотрели, чтобы заинтересовать людей. Сейчас этого ничего не было. Не знаю, либо креатива не хватило, либо денег. И кроме мистера Тро-ло-ло Эдуарда Хиля прекрасного и в конце Максима Леонидова, люди ничего такого не увидели. Значит, смотреть особо это никто, наверное, и не стал. То есть я думаю, что как зрелище это совершенно было невыигрышно. Но это чисто внешние вещи. Это, может быть, даже дело самой Академии. И прекрасно, что это показали. Кому это было интересно, нам в том числе, кто это видел по телевизору, мы это смотрели.
Дальше дело в сути. Вот суть – действительно, это важно. Случились вот эти два скандала, потому что в таком медийном пространстве вот такое наиболее простое выражение – это скандал. И мне кажется, что первый скандал с Олегом Дорманом позитивен. Безусловно, с моей точки зрения, для Академии, для телесообщества, для того, что нужно внести некую провокацию, нужно внести даже некую интригу, нужно взбодрить иногда, по-моему, сонное телесообщество, которое часто довольно собой или «вы не хотите нас награждать, поэтому мы в этом и не участвуем», и каждый занимается своим делом, и каждый копает свою грядку. Нужно какие-то смыслы проговорить даже в таком виде. И пусть кто-то обидится. Важно принять все равно это все на себя. Я, например, не очень согласен с сутью этого письма. Я не считаю, что 2000-е годы были неким оглуплением масс. Это, может быть, вопрос к массам, к людям, которые не умают выбирать для себя то, что им хочется, чтобы не оглупляться. Это очень серьезный вопрос, который нужно поднимать отдельно. Я в своей заметке в «МК» написал, к сожалению, это не вошло, что это отличная тема для программы «Культурная революция», за которую Михаил Ефимович в следующем году могу бы получить ТЭФИ.
А второй момент, очень тоже важный, но, безусловно, отрицательный. И когда Арина сказала, что кто-то, Михаила Швыдкого она назвала, и мы все говорим, что Михаил Ефимович Швыдкой, как говорится в одном хорошем мультфильме, «не будем говорить кто, хотя это был слоненок». Да, тот самый слоненок, который, к сожалению… Я не знаю, имеем ли мы право выражать некие моральные аспекты, учить человека жизни. Он – человек, пришедший в президенты на основе определенного консенсуса. Он всех устраивает, у него достаточно хорошая репутация, он – профессионал в этом деле. У него свои риски, которые он понимает так, как понимает, и он рискует своей репутацией так, как он рискует. Он так и сказал мне, что вот этот весь негатив, я мягко сейчас выражаюсь, он взял на себя. Он более сильно сказал. То есть он понимает это. Вопрос – для чего? Вопрос очень интересный, кстати. О чем можно говорить с экрана в прямом эфире, а о чем нельзя? Вот вчера, например, на канале НТВ в программе «Центральное телевидение» мы увидели, какой прекрасный человек, дедушка и отец Борис Абрамович Березовский. Значит, об этом уже можно говорить, наверное.
Анна Качкаева: И мужчина главным образом.
Александр Мельман: Да, очень такой позитивный образ, такой просто лапка, душка, я не знаю, как его еще назвать. И все это показали. Спасибо. Значит, теперь Манана Асламазян, я просто напомню, этого дела уже не существует. Все, ребята, она чиста, даже если вы хотели, кто-то там хотел применить эти все административные или уголовные дела, нет этого! Так значит, перестраховаться, как бы чего не вышло, - это чисто такой чиновничий рефлекс, которым, безусловно, Михаил Ефимович обладает как чиновник. Но он еще и человек творческий, у него есть свое понимание репутационное. Он принял такое решение, может быть, таким образом прикрыл телевизионщиков, но, наверное, не ожидал, что это всплывет вот так вот громко. А это должно было всплыть. Это прекрасно, что это случилось. И мне кажется, для Академии это очень серьезная проверка. Опять поставлен вот этот «Титаник» на попа. И я боюсь, что может опять вопрос стоять, потонет или нет.
Анна Качкаева: Потонет или нет… Что вы думаете, Арина, по поводу того, как будут развиваться события в Академии, вокруг Академии? Ваш прогноз и ваш совет.
Арина Бородина: Всегда, конечно, очень просто со стороны судить. Во-первых, мне кажется, что члены Академии действительно, на мой взгляд, должны собраться на общее собрание. По-хорошему, я вчера это слышала от многих коллег, кто входит в состав телеакадемии, после такого поступка Швыдкого многим не хочется присутствовать в Академии. С другой стороны, с какой стати? Может быть, можно выразить недоверие президенту Академии. Это уже дело членов Академии. Но то, что сейчас какое-то количество человек захочет либо выйти, либо как-то отстраниться от этой истории, я не сомневаюсь. Во всяком случае, Владимир Познер уже на «Эхо Москвы» заявил о том, что он просто оскорблен этим решением, и он рассматривает для себя такой вариант, как выход из Академии.
Анна Качкаева: Мне очень бы хотелось, чтобы он был так же последователен, подписывая письма и поддерживая Манану все эти годы.
Арина Бородина: Я с вами совершенно согласна, Аня, в этом смысле, но вот такие заявления звучат. Но это если говорить о конкретной ситуации с этим призом. Но я думаю, что это просто несмываемое пятно на репутации Академии, это мое мнение. А если говорить именно о конкурсе, о самой структуре и так далее, понимаете, радость победителей – это прекрасно, это замечательно, люди получили награды, они счастливы, они достойны. Но тем не менее, все-таки это по-прежнему остается сложная ситуация. ВГТРК три года не участвует, НТВ не участвует 4, ТНТ – 4. Это огромный срез телевизионной индустрии. И мы видим, сколько там, несмотря ни на что, достойных работ для победы. Как решить эту ситуацию, я не понимаю. Но, на мой взгляд, это все-таки неполноценная выборка, если так говорить языком социологии.
Анна Качкаева: И с этим что-то надо делать.
Поскольку мы обсудили внешнюю канву, то, что связано с политикой и самим содержанием телевизионного процесса, давайте поговорим о том, о чем начала говорить Арина, нас покинувшая, полноценен или неполноценен конкурс? Любой конкурс все равно полноценен, вопрос, конечно, наверное, бы и вам, Слава, и очень многим было бы важно, чтобы в конкурсе участвовали и НТВ, и ВГТРК, и эти работы соревновались, создавали дополнительную конкуренцию.
Вячеслав Муругов: И ТНТ, конечно.
Анна Качкаева: У вас у самого как у профессионала были разочарования в голосованиях? То, что не совпало – ваше мнение и тех 525 челов ек?
Вячеслав Муругов: Для меня, скажем так, было болезненно, что Леонид Парфенов «Зварыкин – Муромец» не получил, для меня, конечно, это было удивительно, потому что считаю, эта работа заслуживает однозначно ТЭФИ. Это мое личное мнение, поэтому, когда оно не совпало с «большевиками», то есть с большинством, здесь, конечно, я, мягко говоря, был удивлен. Это было бы справедливо. В то же время, конечно, есть и положительные моменты. Тот же НТВ был представлен благодаря стараниям Митрошенкова, который потом, конечно же, получил связь от канала, ему было сказано, что вряд ли:
Анна Качкаева: :это нужно было делать…
Вячеслав Муругов: Надеюсь, что у Аверина не будет проблем и у продюсера «Глухаря», но тем не менее, это в конце концов, тоже олицетворение НТВ, которое было на церемонии. Можно спорить, заслуживает, не заслуживает…
Анна Качкаева: Кстати, как вы считаете, я то считаю, что хорошо, что каналы несколько так отодвинуты.
Вячеслав Муругов: Здесь фокус на производящих компаний, безусловно.
Анна Качкаева: Оттого, что производящие компании выдвигают, может быть, все-таки диктат каналов, наконец, будет постепенно отходить. И вот эти две ласточки, наверное, не очень приятно, что…
Вячеслав Муругов: Я думаю, что сложно будет, конечно, поскольку я по эту сторону баррикад, отойти от нашего диктата. Безусловно, мы работаем с стратегическими партнерами и отслеживаем, естественно, все телодвижения как в одну, так и в другую сторону. Чего уж тут кривить душой?
Анна Качкаева: Может быть, вожжи то надо отпускать производителей?
Вячеслав Муругов: Я не думаю, что есть какое-то указание сверху от каналов не давать. Тот же Митрошенков это сделал, и «Глухаря» мы увидели. Я думаю, что было бы правильным в следующем году…
Анна Качкаева: И лобковский фильм был выставлен.
Вячеслав Муругов: Да, это он как раз и выставил Мирошенков – «Диктатура мозга».
Анна Качкаева: Другое дело, что там очень многое НТВ делал.
Вячеслав Муругов: Я, конечно, расстроился, что «Галилео» из-за этого не получило, но что сделаешь? Это есть борьба. Конечно, было полноценнее, видя и ряд проектов комедийных из канала ТНТ.
Анна Качкаева: Да, мы про «Ворониных» забыли, ситком «Воронины» тоже получил ТЭФИ.
Вячеслав Муругов: Абсолютно заслуживает. При этом не уверен, что нужна номинация «Ситком», а скорее «Комедийный сериал», что расширит поле выбора, и при этом призвал бы коллег, продюсеров, производящих проекты для того же ТНТ или «России», тех, кто не участвует в церемонии, так или иначе участвовать, потому что, конечно, более будет полноценно. Это такой очень психологически тонкий момент. С одной стороны, радость полноценна. Могу точно сказать, я вижу какой-то кураж у тех, кто получает, как для них важна оценка профессионалов, а не только рейтинги. Да и зрители, это очень важно…
Анна Качкаева: А потом, приходящие молодые, о которых говорили, 200 человек – до 35 лет. Им же где-то надо вообще смотреть друг на друга и как-то оценивать, спорить в гильдиях. Это же естественный процесс.
Вячеслав Муругов: Я думаю, что здесь нужно брать примеры и с «Эмми», и с «Бафта», и двигаться в эту сторону, а также, может быть, нужно развивать премию телекритиков, еще большее значение, как некий совет академиков, а может, учредителей должен давать тем, кто не выставлялся. Не выставлялись очень замечательные проекты, но тем не менее, не заметить… Телекритики заметили, это здорово, нужно заметить и сообществом каким-то способом, придумать, может быть, отдельную номинацию. Это как раз вопрос для обсуждения. Я думаю, что вот это все мы посмотрели, как работает в новой форме, есть плюсы, минусы, есть, конечно же, положительные моменты, так как мы увидели того же «Глухаря», положительный в том, что он был и в номинациях. Мое мнение может не совпадать личное. Я думаю, что, конечно, недополучила, может быть, ряд наград та же «Школа».
Анна Качкаева: Да, я, например, тоже считаю, что «Школа»… И это опять спор. Академия должна поддерживать не нравящееся, с точки зрения всех…
Вячеслав Муругов: А здесь впервые совпали и зрительские симпатии, и сразу ТЭФИ.
Анна Качкаева: «Глухарь» как популярная история, конечно, совпала. И он заслуживает интереса критического и так далее. Но все-таки эксперименты Академии, мне кажется, очень важно поддерживать, каковым была «Школа».
Вячеслав Муругов: Думаю, надо внимательнее смотреть к номинациям относящиеся проекты. Потому что некоторые проекты, может быть, нужно было перебрасывать в другие номинации.
Анна Качкаева: Да, там иногда соревновалось такое, что непонятно, несравнимое.
Вячеслав Муругов: Конечно, очень сложная борьба в номинации, где уже идут киносериалы так называемые, когда мы делаем тот же «Туман» исключительно для телевидения, и продюсирование – это не только творчество, это, конечно же, еще и экономика, когда решается очень важный вопрос о возможности за долгие годы появления подобного уровня продакшна на канале СТС. И это соревнуется с проектами, которые изначально сделаны для кино, а потом перемонтированы как телеверсии. Это, мне кажется, все-таки тоже, может быть, не совсем равная ситуация. Может быть, здесь тоже нужно разводить. А если дальше глубже можно рассуждать, есть адаптации, есть оригинальные проекты. Мне лично, конечно, очень приятно, что тот проект с Аней Ардовой «Одна за всех», который мы сделали для «Домашнего», произвел столько в хорошем смысле шума, радости в зале, и мы увидели, на улицах что происходило, как радовались люди. Казалось бы, маленький канальчик «Домашний» смог выиграть в этой борьбе. Это ведь тоже здорово.
Анна Качкаева: Ну, персонажи там замечательные – женщины всех видов и всех возрастов, социальных положений. На самом деле, вот оно и работает, когда про людей для людей.
Вячеслав Муругов: Ну, вот здорово, когда сталкивается «Одна за всех» вместе с «Большой разницей», «Пэрисхилтон» в одной номинации – это здорово, что, несмотря на то что, сама программа один голос уступила «Большой разнице», это все-таки дорогого стоит. Мы уверены, что в следующем году мы все равно будем выставлять этот проект. Это, мягко говоря, было замечено. И это тоже позитивный момент. Другие каналы – здесь более ситуация сбалансированная. Есть абсолютно предсказуемые вещи, как то, что Марианна Максимовская получала, получает и будет получать, у меня вообще нет никаких сомнений, а то, что «Зварыкин – Муромец» не получил, мне было достаточно болезненно.
Анна Качкаева: Александр, какие у вас, с точки зрения, соревновательных эффектов и, может быть, не совпавшие с мнением академиков реакции на победителей и лауреатов?
Александр Мельман: Я просто хочу сказать, что мне кажется, существуют некие такие, они становятся трендами, стереотипы. То есть мне кажется, не соглашусь со Славой насчет «Зварыкина». Есть мнение, что Парфенов, все что он бы ни сделал, он должен за это получать ТЭФИ. Это должно широко обсуждаться, это событие на телевидении. Я не всегда с этим соглашаюсь. Мне не кажется, что «Зварыкин» - это такой фильм, который нужно награждать во всех номинациях. Получили режиссеры, я рад за них. Не получил он в других номинациях, это нормально. Другое дело, мы говорим о том, что есть мнение такое, но получается, Академия, те, кто награждал, те, кто голосовал, выступила против этого, значит, там существует некое другое, можно ли его назвать протестным, можно его назвать антимейнстримом или наоборот, которое хочет делать свой мейнстрим. То же самое по поводу «Школы». Тоже есть мнение, что «Школа» - это такой прорыв. Наверное, то, что Академия не поддержала, значит, они что? Люди, которые выписывали эти бумажки, голосовали, это ретрогады? Они считают, что нет. Они, наверное, считают, что, скажем, сериал «Глухарь» больше отражает нашу жизнь. Они находят в этом какие-то другие смыслы. А в «Школе» они говорят: очень умный продюсер Константин Эрнст, Игорь Толстунов, они продвинули продукт очень умело. Наверное, так они считают, я в чем-то с ними согласен.
Анна Качкаева: Да, да, вот Александр Роднянский тоже сказал нам, что мы повелись, в смысле те, кто пишет о телевизоре, на общественный резонанс, а на самом деле, академики все сделали правильно. Ну, сколько ведь… столько и мнений.
Александр Мельман: Другое дело, я хочу сказать, что когда вначале тот же сериал «Школа» сильно обсуждался, в том числе в Госдуме, среди педагогов и так далее, иногда возникали моменты, а не искусственно ли это все заряжено, потом это шло уже как фон, потому что уж очень много серий, много месяцев. Но то, что в конце уже сериала опять выскочили обсуждения, опять пошел этот нерв, и тоже можно сказать: да, продюсеры опять великолепно сработали. Но нет, они бы не смогли так сработать, если бы это был бы некачественный, бессмысленный продукт. Значит, в этом что-то было. Поэтому так легко опять можно было зажечь эту спичку.
Анна Качкаева: А вот наш слушатель Александр пишет, что «интересная это личность – Валерия Гай-Германика, зря на нее так набросились. По сравнению с Калигулой девушка ведет себя вполне прилично. Вот кто был мастер эпатажа. По сравнению с конем в сенате матюги в интервью «Комсомольской правде» - детский лепет». Ну, лучше бы она этого не делала, честно говоря, Александр.
Вячеслав Муругов: Вот удивительно, у нас две позиции с Сашей, получается, но она схожа в том, что мы говорим о событийном телевидении. И тот, и другой проект событийные. Мы замечаем событийные вещи. А телевидение, в чем основная проблема, перестает быть вообще событием в жизни людей. если раньше, так же как и космонавтов, многих знали в лицо, сейчас мы с вами вряд ли вспомним, кто вчера на Орбите приземлился, слава Богу.
Александр Мельман: Я, когда шел на первую церемонию на Ленинградской проспект, я вижу, стоит толпа, думаю, неужели все вернулось, как 10 лет назад, когда на каждой церемонии ТЭФИ была масса поклонников? Оказывается, нет. Стоят люди на концерт английской группы, который был по соседству, и не более того. То есть действительно, все это уходит. Эти якобы телезвезды они тоже уходят в тень. Телевидение как событие, я согласен, уже не воспринимается таковым. Это проблема, безусловно.
Анна Качкаева: Александр из Москвы, мы вас слушаем.
Слушатель: Хотелось бы сказать, телевидение в том обычном смысле слова, в котором мы его привыкли воспринимать, оно умирает. И мне так кажется, что очень скоро мы увидим, что зрители и участники церемонии ТЭФИ смогут собраться в одном зале, потому что по большому счету население страны в возрасте от 30-35 лет и младше уже не смотрит телевидение, потому что существует интернет. И все в интерактиве, тот же самый дормановский «Подстрочник» висит в «Ютюбе» достаточно давно, можно смотреть и наслаждаться. И второй момент по поводу содержания. Наши проблемы, помимо того, что телевидение как мировой фактор начинает умирать, интернет и широкополосные виды связи начинают и во всем мире уже победили телевидение как таковое. У нас еще вот какая проблема: мы загружены содержанием иностранных каналов. По большому счету, все то, что смотрят люди, я не смотрю, а люди смотрят по СТС, ТНТ, «Рен-ТВ», НТВ, даже РТР – это перепевка из зарубежных каналов, по существу плагиат, в некоторых случаях покупка по лицензии того или иного содержания тех же самых сериалов. Поэтому смотреть на это большого желания то нет. А количество нишевых каналов, за исключением «Культуры», тоже вызывает большой страх за будущее.
Анна Качкаева: Ясно. По поводу умирания телевидения – раз и бесконечных перепевов, в том числе на вашем канале, поскольку упрек прозвучал, адаптаций. Хотя мы сказали, что проект, который получил, идея…
Вячеслав Муругов: Да, и «Папины дочки» - горжусь им.
Анна Качкаева: Идеи, которые принадлежат самому…
Вячеслав Муругов: «Кадетство», «Ранетки» и так далее, многое что. Я бы так впрямую не сравнивал телевидение и интернет. Я хочу сказать, что многие идут в интернет, чтобы найти там телевидение. И вы сами привели пример, что в «Ютьюбе» смотрят «Подстрочник», и многие ищут именно телевизионные программы в интернете. Поэтому это немножко разный интернет лишь доставкой информации в данном случае может являться. Может, в будущем телевидение будет срастаться с интернетом.
Анна Качкаева: Что вы нам попробовали в этом году показать с «Инфоманией» и прочими историями.
Вячеслав Муругов: Спасибо, что и отметили опять же эти смелые отчасти эксперименты.
Анна Качкаева: Этот год такой, что телевизор пытался с сетью найти какие-то взаимодействия.
Вячеслав Муругов: Мы и дальше будем, кстати говоря, это пытаться делать. У нас готовится новая программа под названием «Веб-шоу», которое придет на смену «Видеобитве». Мы все равно будем в эту сторону смотреть. Но мы, я лично не думаю, что интернет в данный момент составляет конкуренцию. Самый главный тренд зрительского смотрения в том, что люди в наше время привыкли параллельно делать несколько вещей. Никто не сидит в интернете и при этом не смотрит телевизор или смотрит телевизор и не сидит в интернете. Как раз молодое поколение эти вещи очень удачно совмещает.
Анна Качкаева: Это называется поколение Y, которое способны жить не в вертикальной среде, а в горизонтальных информационных полях.
Вячеслав Муругов: В 3D, 4D. Идет огромное количество потока. Человеческий мозг просто не может с такой скоростью воспринимать информацию. И здесь в дальнейшем настолько, насколько мы будем хорошим сервисом для человека простых пониманий, держаться в своей нише, настолько у нас будут удачные смотрения на канале.
Анна Качкаева: Но вы вот, например, не думаете, что вам нужно актуализировать, делать чуть больше журналистики и чуть меньше развлечений? Ведь у вас было такое желание, но вы поняли, что не имеет смысла?
Вячеслав Муругов: Нет, у нас на небольшом канале СТС есть на сегодняшний день и такие программы, как «Галилео», есть «История российского шоу-бизнеса», «Инфомания». Совсем превращаться в «Дискавери» у нас не стоит задача. При этом в этой области будут появляться новые проекты. Здесь важно понимать, что даже наши комедийные проекты мы делаем все равно с социальным подтекстом. Может быть, это немножко звучит громко, что мы хотим, чтобы человек, чтобы его развлекать, чтобы он не только смеялся, но при этом думал. Та же Ардова - это все-таки достаточно, я считаю, мировой уровень исполнения. Прежде всего это благодаря Ане, она потрясающая актриса. Мне нужно было как раз только как продюсеру это рассмотреть в ней.
Анна Качкаева: Тем более, что ведь она была на ТНТ. И я совершенно ее не помню. И когда вы мне сказали, что она работала в «Женской лиге», ей Богу, даже не обратила внимания.
Вячеслав Муругов: Мы с создателями спорили, продюсерами, тогда были жаркие споры, когда мы искали маму в «Папины дочки», у нас были две кандидатуры – Ардова и Гришаева. И хорошо, слава Богу, я принял решение развести их, как это выглядит сейчас, мама – Гришаева. И благодаря этому мы имеем замечательное шоу, которое будем развивать. И другие наши проекты. Мы действительно не делаем аналоги, мы не воруем, мы покупаем идеи. И это вызвано лишь тем, что оригинальные проекты делаются гораздо дольше. А зритель наш отличается тем, что он ненасытен у нас. По 300 серий в год сжигает контента, который, например, в той же Америке не более 20, может быть, потому что пресловутое вертикальное программирование. Так что мы вынуждены идти двумя путями.
Анна Качкаева: Который пока тяжело идет.
Александр Мельман: Этого следовало ожидать.
Анна Качкаева: У нас хоть экспериментирует Константин Львович на Первом канале. Но, правда, опять вопрос в содержании, какого качества она показывает эту вертикаль.
Александр Мельман: Они решили рискнуть, за это спасибо.
Вячеслав Муругов: Конечно. Это для всей индустрии большое дело.
Анна Качкаева: Конечно, большое дело, и очень любопытно.
Вячеслав Муругов: Мы очень широко сейчас по форматам, по концепциям производим проект, который мы готовим к следующему году. Вообще, за один год или за два года трансформировать канал невозможно. Я хочу сказать, что в принципе любое телевидение не высечено из камня, оно видоизменяется, жизнь меняется. Поэтому мы, конечно, стараемся, уже смотрим ряд проектов, которые пойдут в сентябре следующего года. У нас будут очень неожиданные проекты. И так называемые киносериалы, телевизионные художественные фильмы, которые мы будем делать. Там разлет идей от историй 60-х лет, есть такая очень интересная сейчас разработка, которая, может быть, кому-то напомнит западный сериал «Мэдмен» или «Стиляг», но мы смотрим и в эту сторону. Мы, безусловно, сейчас смотрим, куда телевидение развивается, и хотим канал сделать глубже, шире и, может быть, разнообразнее, где, конечно же, найдется место таким проектам, как «История российского шоу-бизнеса». И что касается моей позиции, она очень открыта. Если есть, не дай Бог, такая ситуация с Дорманом у нас не повторится. Если есть таланты – приходите, все поставим.
Александр Мельман: А формат?
Вячеслав Муругов: Я имею в виду, если подойдет.
Анна Качкаева: Ну, «История российского шоу-бизнеса», например, - документальный сериал. И что? Вполне можно.
Александр Мельман: Да, так я хочу отдельно даже про него сказать. Потому что действительно это не картинка внешняя, там просто это наша жизнь в разрезе, в годах ты смотришь и вспоминаешь себя. Это такое парфеновское дело в лучшем смысле.
Анна Качкаева: Он такой неровный, но он любопытный.
Вячеслав Муругов: Он намеренно был неровный сделан. Когда мы «пилот» отсматривали, я коллегам сказал: смотрите, уберите сейчас Корчевникова и Шнура, это будет «Ностальжи» канал. В этом и суть. Я и Мише Шац, и Тане Лазаревой говорил, сейчас Миша просто готовит свой проект ток-шоу импровизационное, которое будет включать общение со зрителями способом посредством всех видов коммуникаций, случайная связь. И я ему говорю: можешь обсуждать даже хоть ЖКХ, любые темы. Когда это делаешь ты, с твоим умением пошутить, но при этом через шутку извлечь все-таки информацию, - это будет великое дело. Потому что просто юмор ради юмора – это неинтересно.
Анна Качкаева: То есть телевидение все равно не умрет. Вот Светлана Ивановна нам подтверждает: «Ваши слушатели ошибаются, что никто не смотрит телевизор. В кругу его, возможно, и так, но в отдаленных деревнях, где есть две программы, люди могут посмотреть «Подстрочник». Не везде есть интернет, не у всех есть деньги. Так что делайте приличное телевидение».
Вячеслав Муругов: Я хочу очень важную вещь добавить, может, крамольную. Сейчас вот такая расхожая фраза: я не смотрю телевизор, мы боремся за тех, кто не смотрит телевизор. Я не хочу бороться за тех, кто не смотрит телевизор. Ну, не смотрит, у них есть для этого разные причины. В первую очередь, я хочу бороться за тех, кому телевидение интересно.
Александр Мельман: Еще пока.
Вячеслав Муругов: Еще пока, значит, все еще остается шанс.
Александр Мельман: Остается, но все это как-то уходит.
Анна Качкаева: Олег, Краснодар, мы слушаем вас.
Слушатель: Я давно хотел вмешаться. Один товарищ сказал, что кто рулит – тот и насаждает моду. Но хочу вступиться за Валерию Гай-Германику. Зацепились за какие-то матерные выражения. Но согласитесь, паханов разных, Япончиков хоронят с помпой.
Анна Качкаева: Да, еще и флаг триколор над ним несут.
Слушатель: А с другой стороны, зацепились за Валерию Гай-Германику. Это как Христос сказал, как гробы все красные, а внутри полны костей мертвых и всяких нечистот.
Анна Качкаева: Ясно, очень хорошо, что вы так искренне заступаетесь за молодого режиссера, чрезвычайно неоднозначного, но, безусловно, талантливого. Петербург, Федор, мы вас слушаем.
Слушатель: Мои впечатления довольно печальные от всей этой церемонии. Я, безусловно, на стороне Дормана и создателей «Подстрочника». И вообще, не понимаю, на каком основании Швыдкой, который служил этой власти, может критиковать эту замечательную команду создателей фильма?
Анна Качкаева: Нет, он эту команду точно не критиковал. Он просто тоже немножко обиделся. Тут можно понять, человек стоит со статуэткой, а от нее отмахиваются. Ему надо как-то из этого выкрутиться, стоя на сцене. Психологически ясно.
Слушатель: А что касается вообще церемонии, то она много вопросов оставляет. Региональное телевидение, конечно, Максимовская – понятно, это единственный луч света, может быть. Но «Военная тайна», но «Два против одного», другие одиозные программы. Что касается Первого канала, я вообще не понимаю, за что ему давать? Путинский танк, который до сих пор катается по несчастным головам наших телезрителей, внушает им одиозные идеи.
Анна Качкаева: Так они в основном там получали за развлечения, надо сказать. Информацию все «Рен-ТВ» получило, Максимовская за «Неделю», как ведущая, Осокин, и ведущая новостей Таня Лиманова, и корреспонденты «Репортерских историй» - все получил «Рен-ТВ».
Слушатель: И что касается последнего, если уж действительно мы говорим о модернизации, тогда нужно полное изменение концепции телевидения, которое действительно должно какие-то новые идеи освещать, уходить действительно от старых каких-то замшелых советских мифов, каких-то ультраконсервативных, действительно заставлять людей как-то думать, сопереживать. Нужна новая совершенно концепция телевидения, нужна смена руководства телеканалов. Ничего этого, к сожалению, не происходит. И вот моя печаль во многом связана с этим, что мы не увидели за этот год появления нового телевидения в России, хотя идут разговоры о модернизации.
Анна Качкаева: Спасибо. Вот кардинальное мнение о том, что не хватает нам революции. В общем, на свалку некоторых товарищей хотят отправить. Ну, Славе еще рановато, он недавно пришел.
Александр Мельман: Я хочу с ним просто не согласиться, потому что то, что на Первом канале происходит, я говорю даже не только об этой вертикальной сетке, не только об этих новых формах, новых подачах съемок, темпа, ритма и так далее. Вопрос, конечно, именно в самой сути, смысле, контенте и качестве этих фильмов. Они пока еще не дотягивают, безусловно. Но идет такой процесс. И тот же Константин Эрнст – то, что он сделал в юморе, это уже большое дело. То, что они пытаются делать в документалистике или в документалке, когда они отходят от этого консервативного образа, который мне лично близок, но они от него отходят, они дают другое понимание документального кино, это прекрасно. Мне кажется, вот эти эксперименты должны существовать, а мы будем уже оценивать. Это очень трудно в нашей стране, стране с советским в основном зрителем, как-то идти дальше вперед, если идти, то очень постепенно, по шажку.
Вячеслав Муругов: Я бы добавил, что и другие каналы, вообще, весь год был такой экспериментов. И «Рен-ТВ», и «Пятый». При этом отчаянно бьются и делают.
Анна Качкаева: И еще пока вы ведь не можете сказать, какая тенденция побеждает? Ее нельзя вычленить пока.
Вячеслав Муругов: Конечно, нет. Надо, наоборот, приветствовать, что это происходит. Что-то не получается, безусловно. Но то, что на телевидении никто не хочет менять ничего – это, конечно, неправда. Я точно совершенно знаю. Другое дело, что все в разной экономической ситуации. Есть частные каналы, есть государственные. Может быть, гранты от государства бы не помешали поддержать, как это есть в кино, в телевидении, кто знает. Мы работаем, конечно же, многие не видят обратную сторону этого процесса, очень непростых условий. Но то, что все на телевидении хотят, и уже созрело время рисковать и меняться, - это однозначно.
Анна Качкаева: А если говорить, например, о развлечении, здесь какой может быть риск? Развлекай и развлекай. Какой может быть риск?
Вячеслав Муругов: Здесь – не увлечься развлечением, риск такой. Потому что в какой-то момент… Человек не может постоянно смеяться. Безусловно, здесь мы ищем форматы, которые будут расширять общее понятие развлечения. У нас можем перекормить зрителя смехом, и он в какой-то момент массово перестанет смеяться, это будет большой проблемой.
Анна Качкаева: Вячеслав Муругов, я еще раз вас поздравляю и ваших коллег, и благодарю всех слушателей, которые принимали участие в программе.
