Германия выплачивает последний транш репараций, назначенных ей после окончания Первой мировой войны 91 год назад. Сумма составляет около 100 миллионов долларов, и в большинстве своем эти деньги направляются частным лицам, в специальные фонды и компаниям-держателям специальных облигаций.
Версальский мирный договор, подписанный 28 июня 1919 года и официально завершивший Первую мировую войну, закрепил передел мира в пользу стран победившей Антанты. Статья 231-я этого документа, одна из наиболее важных, гласила, что Германия и ее союзники ответственны за все потери и ущерб, которые страны Антанты понесли во время войны, и определяла размер репараций, а фактически – контрибуций, победившим государствам и их гражданам.
Для того, чтобы организовать процесс германских выплат и руководить им, Антантой была создана специальная Репарационная комиссия, которая установила, что в общей сложности Германия должна выплатить 269 миллиардов золотых марок – по тем временам 96 с половиной тонн чистого золота. Бремя для переживавшей тотальный политический и экономический коллапс Германии было столь велико, что в самих Британии, Франции и других странах против такого плана выступали многие известные политики и экономисты.
В 1921 году уже звучала сумма в 132 миллиарда золотых марок. В 1924 году появился так называемый "План Дауэса" по реструктуризации германских репарационных выплат в сторону небольшого облегчения. Однако основные изменения произошли в 1929 году, после создания очередного "Плана Юнга". Общий объем оставшегося долга был сокращен до 112 миллиардов золотых марок, а время выплат продлено на 59 лет.
Затем последовал крах на Уолл-стрит и Великая депрессия, в наибольшей степени затронувшие Соединенные штаты и Веймарскую Германию, и в несколько меньшей – Францию и Великобританию. По данным немецких историков, в это время в результате выплаты репараций доходы, например, сталелитейной индустрии страны снизились на 35 процентов по сравнению с уровнем 1913 года, угольной – на 38 процентов. Из-за колоссальной инфляции западные страны все чаще требовали выплат не деньгами, а промышленной и сельскохозяйственной продукцией, сталью, углем и интеллектуальной собственностью – например, Германия была вынуждена отдать патент, название и торговую марку лекарства "Аспирин".
После прихода к власти национал-социалистов во главе с Гитлером тема "бесчеловечных грабежей" со стороны западных союзников стала одной из главных в германской политической риторике. О репарациях перед и во время Второй мировой войны речи, разумеется, не было. Кстати, вплоть до конца 60-х годов прошлого века ведущие историки в ФРГ любили рассуждать об этом, забывая, например, такой факт – еще 26 августа 1914 года в правительстве кайзеровского рейхсканцлера Бетман-Гольвега появился на свет документ, с немецкой точностью до пфеннига определявший размер репараций, которые Германия получит с каждого противника в случае неизбежной, как всем казалось тогда в Берлине, победы в войне германского оружия. В частности, США и Британия должны были выплатить по 30 миллиардов долларов, а Франция – 40 миллиардов франков, чтобы "Франция минимум в течении 20 лет не могла бы позволить себе потратить и гроша на военные нужды". При этом Гольвега в его окружении еще и критиковали за "снисходительность к противнику"…
После Второй мировой войны вопрос об огромных немецких долгах, не заплаченных за Первую мировую, оставался нерешенным до 1953 года, когда в Лондоне было подписано соответствующее соглашение между правительством ФРГ во главе с канцлером Конрадом Аденауэром и другими 33 государствами. Германия признавала старые долги, за что их общий объем был снижен примерно до 63 процентов от прежних сумм. Было решено, что Германия окончательно рассчитается со всеми должниками когда-нибудь в будущем, после окончательного объединения. Свою же, определенную в 1953-м, часть долга ФРГ закончила платить в 1980 году. Это соглашение в Лондоне позволило ФРГ, в частности, начать процесс вступления во Всемирную торговую организацию. Объединенная Германия начала процесс последних выплат в 1995 году.
О политико-экономических проблемах, связанных с выплатой репараций, говорит обозреватель РС, историк Центральной Европы Ярослав Шимов:
– Это вопрос не такой однозначный, каким его часто принято считать, потому что считается, что репарации были одной из главных составных частей того, что немцы считали своим национальным унижением после Версальского мира, завершившего Первую мировую войну, и что бремя репараций, во-первых, способствовало экономическим проблемам Германии в 1920-х – начале 1930-х, во-вторых, способствовало подъему немецкого реваншизма и национализма, который нашел свое наиболее яркое выражение в нацистском движении. В совокупности эти факторы, можно сказать, чуть упрощая, привели к власти Гитлера. Вообще, тема репараций в исторической литературе довольно обширно освещается, современные историки уже спустя несколько десятилетий, подняв множество документов, до сих пор спорят относительно истинной тяжести репараций. Понятно, что любой стране тяжело выплачивать такую сумму. Напомню, это 269 миллиардов золотых марок, то есть в ценах 2005 года это около 400 миллиардов американских долларов. Сумма весьма и весьма большая, но не такая уже неподъемная для страны с развитой экономикой, которой Германия была уже тогда.
Существует одно течение в исторической науке, которое считает, что на самом деле Германия при желании была бы способна все это выплатить, но желания особого не было, и Германия активно пользовалась репарациями, как средством политического давления, – как ни странно, давления побежденного на победителя.
– А вторая историческая школа что говорит на эту тему?
– Вторая, более традиционная школа на самом деле ведет истоки от известной, вышедшей сразу после Первой мировой войны книги знаменитого экономиста Джона Мейнарда Кейнса "Экономические последствия мира", где Кейнс говорит, что мир на таких экономических условиях для Германии невыносим и что ни к чему хорошему это не приведет. Кейнса многие считали пророком в каком-то смысле.
– А где же правда?
– Правда, как обычно в таких дискуссиях, лежит где-то посредине, потому что, действительно, экономические и политические факторы в вопросе о репарациях были очень сильно перемешаны. С одной стороны, были люди в Германии сразу после Первой мировой, которые говорили, что, в общем-то, ничего такого страшного в репарациях нет. Потому что если Антанта хочет, чтобы ей их выплачивали, она должна позволить Германии экономически бурно развиваться, в частности, развивать экспорт. И тут возникает другой вопрос: для победителей такая ситуация тоже не была выгодна, потому что германская экономика была прямым конкурентом британской и французской экономик. Хотели денег получить с немцев, но с другой стороны, не хотели позволить немцам, естественно, успешно конкурировать с их экономиками. И то, что Германии удалось в 1920-е годы дважды добиться серьезного снижения суммы репараций, было вызвано во многом пониманием западными политиками именно этой ситуации.
– Как прочна, что бы мы с вами не говорили, оказалась система международных отношений в ХХ веке: выполняются обязательства взятые на себя почти 100 лет назад...
– Эта ситуация тянется и еще на сто лет в другую сторону, поскольку частично репарации, которые высчитывались в 1919 году при заключении Версальского мира, исходили из той суммы репараций, которая была наложена победившей Германией на побежденную Францию в 1871 году. Часть финансовых расчетов основывалась на тех репарациях, а те репарации, в свою очередь, принимали во внимание суммы, которые победивший Наполеон в 1806 году хотел получить от побежденной Пруссии. То есть, 200 лет конфликтов между европейскими нациями, и все время экономические последствия – одно тянет за собой другое.
– Все это в конце 1940-х годов наложилось на те суммы репараций, которые денацифицируемая Германия должна была выплачивать союзникам по антигитлеровской коалиции?
– Уже в 1950-е годы учитывался тот фактор, что Германия когда-то станет единой. Очень сложная система этих репараций, поскольку немцы брали кредиты у Соединенных Штатов, и проценты и долги составляли огромную сумму, но учитывался тот фактор, что когда-то Германия должна стать единой.
– Чего больше в этом процессе – это национал-реваншизм, стремление победителей уязвить побежденных или это все-таки процесс, который, так или иначе, имеет своей результирующей какую-то общую задачу экономического развития Европы?
– Первая мировая война и ее итоги – это очень хороший пример того, как не надо делать, как нельзя побежденного обирать до нитки. Очень хорошо знаменитый британский историк Алан Тейлор в свое время сказал о сути всей версальской системы: "Германию унизили недостаточно для того, чтобы она перестала быть великой державой, но вполне достаточно для того, чтобы она почувствовала это унижение и стремилась к реваншу". Вот этого, к счастью, в современной Европе уже стремятся избегать. И, более того, если мы вспомним ситуацию после Второй мировой, то Америка своим "планом Маршалла" зарядила разрушенную европейскую экономику, сделав это не из соображений благотворительности, а из соображений того, что экономически развитая Европа важна была и для Америки, как партнер, как рынок сбыта. Уже сейчас, я думаю, в цивилизованном мире ясно, что даже если происходит какой-то конфликт, то нельзя его использовать, грубо говоря, для грабежа.
Этот и другие важные материалы из итогового выпуска программы "Время Свободы" читайте на странице "Подводим итоги с Андреем Шарым"
Версальский мирный договор, подписанный 28 июня 1919 года и официально завершивший Первую мировую войну, закрепил передел мира в пользу стран победившей Антанты. Статья 231-я этого документа, одна из наиболее важных, гласила, что Германия и ее союзники ответственны за все потери и ущерб, которые страны Антанты понесли во время войны, и определяла размер репараций, а фактически – контрибуций, победившим государствам и их гражданам.
Для того, чтобы организовать процесс германских выплат и руководить им, Антантой была создана специальная Репарационная комиссия, которая установила, что в общей сложности Германия должна выплатить 269 миллиардов золотых марок – по тем временам 96 с половиной тонн чистого золота. Бремя для переживавшей тотальный политический и экономический коллапс Германии было столь велико, что в самих Британии, Франции и других странах против такого плана выступали многие известные политики и экономисты.
В 1921 году уже звучала сумма в 132 миллиарда золотых марок. В 1924 году появился так называемый "План Дауэса" по реструктуризации германских репарационных выплат в сторону небольшого облегчения. Однако основные изменения произошли в 1929 году, после создания очередного "Плана Юнга". Общий объем оставшегося долга был сокращен до 112 миллиардов золотых марок, а время выплат продлено на 59 лет.
Затем последовал крах на Уолл-стрит и Великая депрессия, в наибольшей степени затронувшие Соединенные штаты и Веймарскую Германию, и в несколько меньшей – Францию и Великобританию. По данным немецких историков, в это время в результате выплаты репараций доходы, например, сталелитейной индустрии страны снизились на 35 процентов по сравнению с уровнем 1913 года, угольной – на 38 процентов. Из-за колоссальной инфляции западные страны все чаще требовали выплат не деньгами, а промышленной и сельскохозяйственной продукцией, сталью, углем и интеллектуальной собственностью – например, Германия была вынуждена отдать патент, название и торговую марку лекарства "Аспирин".
После прихода к власти национал-социалистов во главе с Гитлером тема "бесчеловечных грабежей" со стороны западных союзников стала одной из главных в германской политической риторике. О репарациях перед и во время Второй мировой войны речи, разумеется, не было. Кстати, вплоть до конца 60-х годов прошлого века ведущие историки в ФРГ любили рассуждать об этом, забывая, например, такой факт – еще 26 августа 1914 года в правительстве кайзеровского рейхсканцлера Бетман-Гольвега появился на свет документ, с немецкой точностью до пфеннига определявший размер репараций, которые Германия получит с каждого противника в случае неизбежной, как всем казалось тогда в Берлине, победы в войне германского оружия. В частности, США и Британия должны были выплатить по 30 миллиардов долларов, а Франция – 40 миллиардов франков, чтобы "Франция минимум в течении 20 лет не могла бы позволить себе потратить и гроша на военные нужды". При этом Гольвега в его окружении еще и критиковали за "снисходительность к противнику"…
После Второй мировой войны вопрос об огромных немецких долгах, не заплаченных за Первую мировую, оставался нерешенным до 1953 года, когда в Лондоне было подписано соответствующее соглашение между правительством ФРГ во главе с канцлером Конрадом Аденауэром и другими 33 государствами. Германия признавала старые долги, за что их общий объем был снижен примерно до 63 процентов от прежних сумм. Было решено, что Германия окончательно рассчитается со всеми должниками когда-нибудь в будущем, после окончательного объединения. Свою же, определенную в 1953-м, часть долга ФРГ закончила платить в 1980 году. Это соглашение в Лондоне позволило ФРГ, в частности, начать процесс вступления во Всемирную торговую организацию. Объединенная Германия начала процесс последних выплат в 1995 году.
О политико-экономических проблемах, связанных с выплатой репараций, говорит обозреватель РС, историк Центральной Европы Ярослав Шимов:
Германию унизили недостаточно для того, чтобы она перестала быть великой державой, но вполне достаточно для того, чтобы она почувствовала это унижение и стремилась к реваншу
– Это вопрос не такой однозначный, каким его часто принято считать, потому что считается, что репарации были одной из главных составных частей того, что немцы считали своим национальным унижением после Версальского мира, завершившего Первую мировую войну, и что бремя репараций, во-первых, способствовало экономическим проблемам Германии в 1920-х – начале 1930-х, во-вторых, способствовало подъему немецкого реваншизма и национализма, который нашел свое наиболее яркое выражение в нацистском движении. В совокупности эти факторы, можно сказать, чуть упрощая, привели к власти Гитлера. Вообще, тема репараций в исторической литературе довольно обширно освещается, современные историки уже спустя несколько десятилетий, подняв множество документов, до сих пор спорят относительно истинной тяжести репараций. Понятно, что любой стране тяжело выплачивать такую сумму. Напомню, это 269 миллиардов золотых марок, то есть в ценах 2005 года это около 400 миллиардов американских долларов. Сумма весьма и весьма большая, но не такая уже неподъемная для страны с развитой экономикой, которой Германия была уже тогда.
Существует одно течение в исторической науке, которое считает, что на самом деле Германия при желании была бы способна все это выплатить, но желания особого не было, и Германия активно пользовалась репарациями, как средством политического давления, – как ни странно, давления побежденного на победителя.
– А вторая историческая школа что говорит на эту тему?
– Вторая, более традиционная школа на самом деле ведет истоки от известной, вышедшей сразу после Первой мировой войны книги знаменитого экономиста Джона Мейнарда Кейнса "Экономические последствия мира", где Кейнс говорит, что мир на таких экономических условиях для Германии невыносим и что ни к чему хорошему это не приведет. Кейнса многие считали пророком в каком-то смысле.
– А где же правда?
– Правда, как обычно в таких дискуссиях, лежит где-то посредине, потому что, действительно, экономические и политические факторы в вопросе о репарациях были очень сильно перемешаны. С одной стороны, были люди в Германии сразу после Первой мировой, которые говорили, что, в общем-то, ничего такого страшного в репарациях нет. Потому что если Антанта хочет, чтобы ей их выплачивали, она должна позволить Германии экономически бурно развиваться, в частности, развивать экспорт. И тут возникает другой вопрос: для победителей такая ситуация тоже не была выгодна, потому что германская экономика была прямым конкурентом британской и французской экономик. Хотели денег получить с немцев, но с другой стороны, не хотели позволить немцам, естественно, успешно конкурировать с их экономиками. И то, что Германии удалось в 1920-е годы дважды добиться серьезного снижения суммы репараций, было вызвано во многом пониманием западными политиками именно этой ситуации.
– Как прочна, что бы мы с вами не говорили, оказалась система международных отношений в ХХ веке: выполняются обязательства взятые на себя почти 100 лет назад...
– Эта ситуация тянется и еще на сто лет в другую сторону, поскольку частично репарации, которые высчитывались в 1919 году при заключении Версальского мира, исходили из той суммы репараций, которая была наложена победившей Германией на побежденную Францию в 1871 году. Часть финансовых расчетов основывалась на тех репарациях, а те репарации, в свою очередь, принимали во внимание суммы, которые победивший Наполеон в 1806 году хотел получить от побежденной Пруссии. То есть, 200 лет конфликтов между европейскими нациями, и все время экономические последствия – одно тянет за собой другое.
– Все это в конце 1940-х годов наложилось на те суммы репараций, которые денацифицируемая Германия должна была выплачивать союзникам по антигитлеровской коалиции?
– Уже в 1950-е годы учитывался тот фактор, что Германия когда-то станет единой. Очень сложная система этих репараций, поскольку немцы брали кредиты у Соединенных Штатов, и проценты и долги составляли огромную сумму, но учитывался тот фактор, что когда-то Германия должна стать единой.
– Чего больше в этом процессе – это национал-реваншизм, стремление победителей уязвить побежденных или это все-таки процесс, который, так или иначе, имеет своей результирующей какую-то общую задачу экономического развития Европы?
– Первая мировая война и ее итоги – это очень хороший пример того, как не надо делать, как нельзя побежденного обирать до нитки. Очень хорошо знаменитый британский историк Алан Тейлор в свое время сказал о сути всей версальской системы: "Германию унизили недостаточно для того, чтобы она перестала быть великой державой, но вполне достаточно для того, чтобы она почувствовала это унижение и стремилась к реваншу". Вот этого, к счастью, в современной Европе уже стремятся избегать. И, более того, если мы вспомним ситуацию после Второй мировой, то Америка своим "планом Маршалла" зарядила разрушенную европейскую экономику, сделав это не из соображений благотворительности, а из соображений того, что экономически развитая Европа важна была и для Америки, как партнер, как рынок сбыта. Уже сейчас, я думаю, в цивилизованном мире ясно, что даже если происходит какой-то конфликт, то нельзя его использовать, грубо говоря, для грабежа.
Этот и другие важные материалы из итогового выпуска программы "Время Свободы" читайте на странице "Подводим итоги с Андреем Шарым"
