Тамара Ляленкова: В сегодняшней программе, посвященной учителям, мы будем говорить о карьере школьных педагогов, точнее об отсутствии таковой, и о том, почему люди идут работать в школу. Свои учительские истории расскажут ректор Института «Московская высшая школа социальных и экономических наук» Анатолий Каспржак, главный редактор журнала «Директор школы» Константин Ушаков, уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений Бунимович, председатель комиссии Мосгордумы по образованию и молодежной политике Виктор Кругляков и учительница Марина Гитерман сразу после выпуска региональных новостей.
Диктор: Школьников Челябинска застрахуют от несчастных случаев и сезонных инфекционных заболеваний. Родителям заболевшего или получившего в результате несчастного случая травму ребенка будут возмещены средства, потраченные на лечение. По словам главы Челябинска, сумма страхового взноса за каждого ребенка составит 100 рублей, а сумма страховой выплаты до 20 тысяч рублей.
В Беслане милиционеры задержали несовершеннолетнего, сообщившего о заложенной в школе бомбе. Анонимный звонок о якобы заложенном в здании взрывном устройстве поступил директору бесланской школы №4. На место выехали представители всех оперативных служб, однако взрывного устройства не обнаружили. Несколько позже звонивший был задержан сотрудниками правоохранительных органов. Им оказался 16-летний местный житель.
Студенты, принятые в МГУ в 2011 году, будут учиться 6 лет. Об этом заявил журналистам ректор университета Виктор Садовничий. По его словам, новая программа развития вуза до 2020 года предусматривает подготовку выпускников с широким кругозором и знанием языков. Он также отметил, что более половины студентов смогут проходить практику за рубежом. Однако вопрос финансирования зарубежной практики не уточнил. Согласно новой программе вуза, к 2020 году численность студентов и аспирантов будет увеличена с 50 тысяч до 70 тысяч человек, а численность преподавателей – с 11 тысяч до 14 тысяч.
Тамара Ляленкова: Это были региональные новости образования. Сегодня мы говорим о карьере учителя и о том, какого рода стимулы могут сделать эту профессию привлекательной для тех людей, кто имеет склонность к педагогической деятельности. Гость Московской студии Радио Свобода бывший учитель физики, а теперь профессор Академии повышения квалификации и переподготовки работников образования, главный редактор журнала «Директор школы» Константин Ушаков.
Константин Ушаков: Традиционно развитие совершенно стандартно – хороший учитель, завуч и, возможно, директор. А вот хороший учитель – не факт, что будет хорошим директором, это безусловно. Но это традиционная карьера. Если честно говорить, то я не замечаю в последнее время сколько-нибудь заметной конкуренции на позицию директора. Это еще нужно что-то очень хотеть, чтобы согласиться на это пойти.
Тамара Ляленкова: Но, с другой стороны, быть учителем – нужно принять однажды такое решение, оставаться им всю жизнь, не имея каких-то ступенек перед собой. Понятно, если брать какого-то хорошего учителя, который будет себе ставить какие-то задачи, придумывать их – это одно дело. Но так не всегда происходит.
Константин Ушаков: Я проработал в школе 12 лет в качестве учителя физики. Я очень хорошо помню, что есть формальная какая-то карьера – категория, тебя признают. В советское время признание было равносильно стажу, прибавлялась несколько зарплата. Но, честно говоря, если относиться к этой работе хорошо, то она настолько поглощает реально, это, кстати, чувствуешь, когда уходишь. Это, наверное, как телезвезда, которая уходит. Это очень наркотическая вещь – школа. Отсутствие общения, я очень долго потом чувствовал себя дискомфортно. Я думаю, что многие, кто покинули школу по тем или иным причинам испытывают примерно то же. Есть внутренний какой-то профессиональный рост, безусловно. В смысле построения карьеры она тупиковая, потому что переход в руководители – это переход в другую профессию. Поэтому карьера – это изменение внутренней самооценки. Вот на этом все построено. Если есть большие профессиональные удачи – будет признание, возможно, коллег. Возможно, это признание выйдет за границы этой школы, тоже греет. Но это карьера такого типа. Когда я вспоминал с сожалением о тупиковости этой профессии, я, кажется, был неплохим учителем, и вот с 1 по 10 сентября работать было невозможно абсолютно, потому что непрерывно открывалась дверь, и кто-то в щелку из бывших выпускников просовывал свой нос, он хотел поделиться, что-то там за лето произошло, поступил – не поступил. Кто-то кончил уже 3-4-5 лет назад, уже есть какие-то успехи. И тут ты вспоминаешь, что ты в тупике. Тут такая легкая, может быть, зависть возникает.
Тамара Ляленкова: У них же новая жизнь.
Константин Ушаков: Да, это тут же уходит, как только за ними закрывается дверь. Но вот в этот момент ты понимаешь, что он немножко на тебя свысока смотрит, это внутреннее ощущение начала жизни, огромных перспектив, легкий дискомфорт испытываешь. Он улетает тут же, как только за ним закрывается дверь.
Тамара Ляленкова: Итак, по мнению Константина Ушакова, далеко не каждый учитель стремится достичь карьерных высот, стать директором. Однако практически каждый школьный директор сначала был обыкновенным предметником, стоял у школьной доски. Мой следующий собеседник – бывший учитель, бывший директор школы, ректор «Московской высшей школы социальных и экономических наук» Анатолий Каспржак.
Анатолий Георгиевич, как так получилось, что вы стали директором, и всякий ли учитель хочет стать директором? И не было ли в этом, помимо ваших способностей, безусловно, организаторских, профессиональных, такого гендерного момента еще?
Анатолий Каспржак: Нет, не было по той причине, что я всю жизнь работал и учился, и руководители были только мужчины. И в школе, в которой я стал директором, я был учителем, я был организатором воспитательной работы. Всю лестницу я прошел. Замечательный директор Наум Ефимович Сартан, который был из тех лейтенантов во время войны, которые свое отбоялись. Просто-напросто пришел Горбачев, и он мне так честно сказал: «Наверное, это не мое время, тут надо как-то по-новому. Давай-ка ты поработай директором». Вот я стал директором. Для меня это произошло довольно случайно. Были личные обстоятельства, не было квартиры. Была, но очень маленькая, и я собирался поехать за границу преподавать физику на французском языке. Покойник собирался уезжать в Алжир, жена у меня тоже закончила физику на французском языке преподавать в странах Магриба. Наших преподавателей брали очень охотно, они преподавали в старших классах школ и на первых курсах университетов общую физику. Это была биология, химия, география. Тут началась «перестройка» случайненько. А в этом возрасте тебе всегда кажется, что чем выше, тем у тебя больше степеней свободы. И все свои идеи, которые у тебя есть, тебе кажется, что можно реализовать. Теперь по прошествии с того времени я так понимаю, что самая большая свобода у учителя. Но в возрасте 32 года тебе кажется, что у тебя будет больше свободы, ты реализуешь свои идеи. Ну, а дальше сложите это все вместе. Директор школы, при советской власти директорам школы давали квартиры вне очереди. Мне не дали, кстати сказать. Вообще, в 32 года в советское время в Москве сделаться директором – это, в общем, было много. Это сейчас молодые довольно быстро движутся. Тогда, как у Райкина было, 60 – подающий надежды. И, в общем, это льстило самолюбию. Это такие личные вещи. А с другой стороны, профессионально я считал, что я реализую все свои идеи, отчасти это случилось.
Тамара Ляленкова: Когда вы поступали в пединститут, вы шли туда просто за образованием или все-таки за педагогическим образованием? Оно было хорошее, но мы знаем, что туда шли, кто не мог попасть в университет очень часто.
Анатолий Каспржак: Вопрос очень сложный, то есть совсем сложный. Я не могу сказать, что я не чувствовал того, что я человек не самого первого сорта. У меня мама – еврейка, у меня папа – поляк, рожденный в Париже. Чтобы было понятно, для советской власти это было ужасно. И в общем, родители мне мягко где-то в районе восьмого класса объяснили, что существуют далеко не все вузы, в которые у меня просто примут документы. Это было. Но не могу сказать, что это было определяющим при выборе педагогического института. То есть я понимал, что на физтех мне идти бесполезно или на мехмат МГУ, то есть туда брали, конечно, с такой, наверное, биографией, как у меня, но для этого нужно было быть если не Гинзбургом, то, по крайней мере, уже подавать надежды, что ты в 32 года будешь доктором наук. И я стал потихонечку выбирать из того, что мне разрешено. Кроме того, у меня папа был вузовский преподаватель, он очень много работал, он был уже в возрасте, в это время он очень много работал со своими студентами дома. У меня была очень хорошая школа, я очень благодарен своим учителям, я учился в физико-математическом классе 330 московской школы. Очень известный директор Павел Ефимович Халдеев. Было полно замечательных преподавателей, не буду их всех перечислять, хотя их до сих пор помню по именам, отчествам и фамилиям. Кроме того, как это ни странно, был такой романтический образ Ильи Семеновича из «Доживем до понедельника». Как-то это все сложилось, и где-то в 9-м классе, который по-нынешнему десятый, папа, школа, фильмы в это время про школу, вообще мне это нравилось организовывать, будем так говорить, чем способствовали пионерская и комсомольская организации, я не говорю об идеологической части, я говорю о соорганизации молодежи, у меня это все получалось. В девятом классе, я даже помню этот день, когда классный руководитель собирал в конце года, кто куда будет поступать… «А ты куда будешь поступать?» - меня спросила Людмила Андреевна Пахомова. Я говорю: «В педагогический». То есть можно сказать, что я пошел в педагогический вуз, понимая, чем я буду заниматься. И очень удивлялся первое время в педагогическом вузе замечательным фразам типа: «Будете плохо учиться – попадете в школу», это очень стабильно. Я учился и с удовольствием пошел в школу.
Тамара Ляленкова: Жизнь учителя, судьба учителя зависит от школы, в какую он попал. Вам везло со школами, или были плохие школы в вашей жизни?
Анатолий Каспржак: Попал сначала в одну школу, с детьми мне очень понравилось, коллеги не очень понравились. Там были хорошие учителя, но сама обстановка мне очень не понравилась, атмосфера была очень тяжелая, не буду называть номер этой школы. И когда в конце года мне сказали, что у меня отберут класс, потому что у меня был восьмой класс, в которой я был классным руководителем, в который я по-настоящему вложился за этот год, молодой был, в походы ходили, спектакли ставили, кабинет физики своими руками сделали, мне сказали, что его отберут, я сказал: «Ну, тогда я уйду». И, честно говоря, если бы я тогда не попал в ту школу, в которую я попал потом, судя по всему, могло бы все сложиться по-другому.
Тамара Ляленкова: По-другому могла бы сложиться и судьба нескольких поколений советских учителей, которые приходили в школу, потому что им не оставили выбора. Об этом мы поговорим после главных новостей образования.
Диктор: На развитие системы высшего образования в будущем году будет выделено более двух триллионов рублей. Правительство России обещает в ближайшие два года выделить 5 млрд. рублей на развитие вузовской науки. Эти средства оговорены в подписанном в пятницу распоряжении, - заявил премьер-министр России Владимир Путин на встрече с ректором МГУ Виктором Садовничим. Более того, государство выделит 600 млн. рублей на патриотическое воспитание молодежи. В целом же в 2011 году на образование в России выделят свыше 2 трлн. рублей.
На конкурсе «Учитель года России 2010» названы 15 лучших педагогов. 74 преподавателя, участвующие в конкурсе, провели открытые уроки и классные часы. Следующий этап будет оценивать жюри под председательством министра образования и науки России Андрея Фурсенко. В финал выйдет пятерка лучших, которая будет участвовать в «круглом столе» образовательных политиков, после этого будет назван абсолютный победитель конкурса «Учитель года России 2010».
Выпускники экономических вузов России будут проходить аттестацию по новой системе. С такой инициативой выступили специалисты Высшей школы экономики. Ввести новую систему профессиональной аттестации выпускников планируют пока в 15 ведущих экономических вузах России. Предполагается, что вместо защиты дипломов будущие экономисты будут проходить тесты, аналогичные Единому государственному экзамену.
Непрофессиональные педагоги боятся Единого государственного экзамена, - считают чиновники. Технологии, примененные в ЕГЭ, вывели коррупцию из тени, а также показали, насколько преподаватели школ боятся узнать о реальных результатах своего труда, - заявил руководитель Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки Любовь Глебова. «Как показывает практика, чем больше подготовлен учитель, тем спокойнее он относится к новой форме оценки», - добавила она.
Негосударственные учебные заведения планируется финансировать из бюджета. Предусмотреть бюджетную поддержку для негосударственных учебных заведений – такую поправку в новый федеральный закон об образовании предложило внести Министерство образования и науки. Также впервые в законе об образовании может появиться отдельная глава, в которой будут предусмотрены особенности получения высшего образования в сферах обороны, медицины, спорта и культуры. В правительстве закон будет рассмотрен в декабре.
Тамара Ляленкова: Это были главные новости образования. В сегодняшней программе об учителях рассказывают сами учителя, бывшие и нынешние. В числе последних преподаватель химии Марина Гитерман.
Марина Гитерман: Я вроде как ничего не решала. Но почему-то после 9-го класса, тогда было их 10, поехала работать вожатой в лагерь. Формально потому, что меня туда пионеркой не хотели брать. Лагерь был от геологических институтов и всегда там были сотрудники института. И в этот год заболел основной начальник лагеря, взяли другого, и тот обратился в пединститут, и ему прислали студентов. И мы с сестрой попали в компанию блестящих совершенно студентов. Вы знаете, сейчас есть такой директор школы Евгений, он сейчас называется Александрович, Ямбург. Был Женька Ямбург, и мы попали вот с этими ребятами. Сейчас есть такой Эдик Безносов, он работает в 67-й школе учителем русского языка и литературы, это потрясающая школа была, сейчас называется 1567. Это Палера школа. Раньше школы же были по директорам. И сейчас умер директор «Интеллектуала». И вот с этими ребятами мы попали работать. И они нам сказали: «Зачем ты будешь биться головой в университет?» С моей фамилией тогда в университет не брали. А в пединституте какой был состав! Всех, кого не брали в физтех, всех, кого не брали в университет, всех, кого не брали никуда, брал пединститут. Факультет русского языка и литературы, ведь все барды были – это факультет русского языка и литературы МГПИ. И когда мы приехали, ребята нас позвали на конференцию по педпрактике, мы с сестрой поехали, и у нас уже вопросов не было. Ближайшие подготовительные курсы, у меня был медицинский институт, а там была тоже химия, физика. Я, собственно, туда не собиралась, хотя моя бабушка очень расстраивалась. Знаете, что они мне сказали? Что мы для Израиля медицинские кадры не готовим. Сейчас бы на них подали в суд. Я поехала в университет, у меня не взяли документы на подготовительные курсы. На курсы! Не просто поступать. При том, что моя мама закончила университет в 1946 году. Меня не хотели брать на работу лаборантом на 62 рубля 50 копеек. Но благо этот институт общей коммунальной гигиены был Академией медицинских наук, и поэтому меня туда взяли.
Тамара Ляленкова: Зато в школы брали таких людей, правда?
Марина Гитерман: Да. Поэтому то учителей много таких. Меня интересовал всегда ископаемый человек. Почему ископаемый человек? А у меня мама – палеоботаник. Сначала я подумала, что ископаемый человек – это археология. Но когда я поняла, что там надо сдавать историю, я поняла, что я не сдам ее никогда. Поэтому когда я поняла, что человек – это еще и биофак, я решила, что это как раз меня устроит. Но когда я пришла в школу, единственный экзамен, который не сдавался, это была биология.
Тамара Ляленкова: Но все-таки если в институте еще возможна некая научная работа, какие-то исследования, то когда человек приходит в школу, учитель предоставлен самому себе, он варится практически в собственном соку, все зависит от его желаний.
Марина Гитерман: На самом деле, у меня не было ни малейшего сомнения, я получила свободный диплом, что было мечтой голубой. У меня был маленький ребенок, и я не получила распределения, я получила свободный диплом, я могла не идти в школу. И когда ей было полтора года, позвонила одна моя подружка и сказала: «Есть школа на Бутырском хуторе, там учитель химии получил инфаркт. Поэтому там 6 часов есть химии, возьми, пожалуйста, а то там работать некому». Я взяла два дня в неделю, один день – суббота, тогда тоже учились по субботам, и один день на неделе. Я пошла учить тех детей, на которых совершенно замечательный учитель получил инфаркт. Но он был не учителем, он приехал из Питера, он преподавал в каком-то военном училище химию.
Тамара Ляленкова: С другой стороны, как-то меняется отношение к учительству? За то время, пока вы были учителем, вы чувствуете по себе? Со стороны общества как будто бы меняется. Родители иногда становятся более требовательными, школьники не с тем уважением относятся к учителям, уже пиетета нет такого.
Марина Гитерман: Это очень зависит от воспитания учителя, это очень зависит от школы.
Тамара Ляленкова: А школа зависит от чего? От директора? Какой директор, это ведь тоже важно.
Марина Гитерман: И от директора, и от контингента детей, от района города, от того, частная она или государственная, есть ли там конкурсный отбор детей или там нет этого конкурсного отбора. Параметров очень много. Я один раз чувствовала себя обслуживающим персоналом. Меня попросили подменить учителя в спецшколе английской. Я почувствовала себя обслуживающим персоналом. Я один год продержалась в частной школе. Поскольку платили всегда очень мало, вечером, когда у меня мама уже была немолодая, и у меня абсолютно не было времени подрабатывать, я стала себе искать утром что-нибудь, пока голова варит, надо что-то найти, чтобы подработать, и я оказалась в частной школе. И я там тоже себя почувствовала обслуживающим персоналом.
Тамара Ляленкова: Рассказывала Марина Гитерман. Разговор об учительской карьере продолжает главный редактор журнала «Директор школы» Константин Ушаков.
Константин Ушаков: Я вообще никогда не собирался быть учителем в жизни. Я провалился на физфак МГУ, у меня было нехорошо с сочинением, мягко выражаясь. И меня с этими баллами взяли на физфак МГПИ, потому что все остальное было в порядке, а сочинение – нет. Я учился в пединституте, по-прежнему не собираясь идти в школу, я работал на кафедре твердого тела и так далее. Я после института не пошел в школу. Я некоторое время работал, занимался оптикой и биофизикой, и в общем, я понял, что физика как таковая на самом деле для меня не очень интересна, не наука, я к ней отношусь с большим уважением, просто в физику когда-то я подавался, насмотревшись фильма «Девять дней одного года». Это абсолютно романтический ход был. И потом я понял, что это, конечно, да, но что-то мне тут скучно. Понял это я спустя года четыре после окончания института и пошел в школу. Надо сказать, что семья у меня в общем педагогическая. Я пришел в школу 22 августа, я хорошо это помню, меня очень хорошо встретил директор, мужчина, мужчин в школе не было. В те времена на ставку учителя тоже семью не прокормить было, поэтому мне дали полторы и, как обычно, 8 «б», который никому больше не нужен. Ну, вот оно и понеслось. Мне понравилось. Вообще, я заметил, что очень много людей, которые имели паузу между вузом и школой, оставались там надолго и с большим вкусом. Молодой человек в 21 год или девушка, которые приходят, имея вот такой опыт, эти ребята абсолютно не в состоянии противостоять тем культурным нормам, которые в школе существуют, которые, может, им не нравятся, но ни опыта, ни оснований, ощущения права у них нет. Среда слепит из них то, что она сочтет нужным. Единицы могут противостоять этому давлению, которое на них будет оказано, когда они придут на работу.
Тамара Ляленкова: Так считает главный редактор журнала «Директор школы» Константин Ушаков. О месте учителя в советском и современном российском обществе мы поговорим после небольшого перерыва.
Мы продолжаем обсуждать карьеру учителя и в числе прочего стимулы, которые могут сделать профессию педагога не только привлекательной, но и престижной. Напомню, последние исследования показали, что в педагогические вузы идут учиться выпускники с довольно низким баллом ЕГЭ, так называемые троечники. По мнению экспертов, улучшить ситуацию в целом могло бы повышение заработной платы учителей, которая колеблется в зависимости от региона. Однако не успел губернатор Псковской области выполнить обещанное учителям, как педагоги из Челябинской области пишут письмо президенту России. О чем именно – расскажет корреспондент Радио Свобода Александр Валиев.
Александр Валиев: Педагоги закрытого города Снежинск Челябинской области обратились к руководству страны с просьбой увеличить мизерные зарплаты. Во второй половине сентября послание адресованное президенту России Дмитрию Медведеву, министру образования Андрею Фурсенко, региональным и муниципальным руководителям, появилось на сайте школы, а потом его перепечатали некоторые средства массовой информации. Как следует из документа, его авторы до этого обращались во многие инстанции с просьбой решить проблему, связанную с низкими зарплатами учителей, но получили ответы, их не удовлетворившие, и теперь решили побеспокоить президента. Говорит один из авторов письма заместитель директора Снежинской школы 135 Алексей Рудь.
Алексей Рудь: Мы выбрали одну всего лишь проблему, очень узкую, для того, чтобы детально ее обдумав и обозначив, предъявить обществу, постараться добиться понимания. Это проблема учительской заработной платы. И дело даже не в том, что она низкая. На наш взгляд, самое главное то, что общественность, родители, как оказалось, не в курсе того, что действительно на одну учительскую ставку по всей России сегодня гарантированно положено тот минимум, который дает федеральная власть, это 4330 рублей. Конечно, и региональные, и муниципальные власти добавляют к этой сумме свои деньги. Но в результате начисления на одну ставку учителя составляют мизерную сумму от 4500 до 7000 рублей. То есть если учитель работает на одну ставку, то он, имея высшую категорию, заработает около 7000. Если у него категория ниже, еще меньше.
Александр Валиев: Педагоги считают, что, будучи вынужденными брать на себя непомерные нагрузки, они уже не всегда могут обеспечить качество образовательного процесса. Результаты этого могут быть довольно плачевными в масштабах страны.
Алексей Рудь: Учительские подработки и в виде дополнительной нагрузки, часто двойной и более, и в виде репетиторства, превратились в норму, которая уже приводит и к недовольству родителей, детей, потому что учитель, вынужденный работать с такой нагрузкой, не находит времени не то что на новинки и новые технологии, в том числе информационные, учитель просто не может поднять головы от тетрадок, от такого количества уроков, которые он должен провести, часто это 30 и более в неделю, чтобы к ним подготовиться и качественно их провести.
Александр Валиев: Между тем, узнав об инициативе снежинских педагогов, к ней стали подключаться коллеги из других городов области, в частности из Челябинска. Педагог Челябинской 59-й школы Ольга Бояркина признает, что школа – это ее судьба, она не представляет себя в иной профессии и ипостаси, но при этом вынуждена вести по 7-8 уроков в день, чтобы получить 10-11 тысяч рублей.
Ольга Бояркина: Проблема то назрела очень давно. И все очень давно и много говорят об этом. И я просто восхищаюсь учителями Снежинска из-за того, что они смогли. Я за себя могу сказать, я – учитель высшей категории, у меня на данный момент нагрузка – 39 часов при нормальной ставке 18 часов. То есть это больше, чем две ставки. Соответственно, у меня получается каждый день в уроках по 7-8, а кроме этого, есть еще подготовка к ЕГЭ, есть еще подготовка к конкурсам. Сколько это выходит в деньгах? Это 10-11 тысяч.
Александр Валиев: Ответственность за столь плачевное материальное положение лежит, по мнению Ольги Бояркиной, на депутатах областного Законодательного собрания. Именно в их компетенции зарплата школьных учителей.
Ольга Бояркина: Челябинская область в образовании занимает ведущие позиции, это знают все, и это постоянно подтверждается. Это и результаты ЕГЭ, это и олимпиадное движение, это инновации, которые в наших школах разрабатываются, и учителя, которые побеждают на конкурсах «Учитель года» и так далее. А вот в плане оплаты мы почему-то проигрываем даже соседям из Свердловской области, Курганской области. В стране вообще нет единой системы оплаты труда, и она отдана на регионы. Регион сам решает, как будет рассчитывать. И почему-то так произошло, что у нас самый маленький размер норматива. А норматив это что? Это выплата на одного ребенка.
Александр Валиев: Надо сказать однако, что сбор подписей под обращением идет не такими темпами, коих следовало ожидать. Председатель профкома работников образования администрации города Миасса Челябинской области Раиса Решетникова считает, что педагоги просто не верят в то, что их кто-то услышит и прислушается к их просьбам.
Раиса Решетникова: У нас 115 организаций, вот у меня лежат листы из 15. Это же нельзя назвать поддержкой. Проблема есть, проблема существует, и люди вроде бы согласны поддержать, но мне кажется, какое-то неверие поселилось в души людей. Помню, в 1998 году у нас была забастовка, после этого у нас, сколько мы ни пытались провести акцию, у нас же всегда очень маленькие зарплаты, люди не активничают, просто, мне кажется, неверие какое-то, неверие в то, что что-то нам будет впереди светить.
Александр Валиев: Опасения педагогов относительно бесперспективности подобных обращений отчасти подтверждает и реакция чиновников. Так Александр Кузнецов, министр образования и науки области считает, что снежинские педагоги погорячились, потому что их средний заработок превышает средний по области. Примерно в том же духе высказался и начальник Управления образования Снежинска Борис Беккер.
Борис Беккер: Не все то правда, что написано. Сегодня базовый должностной оклад не очень большой, вилка его от 2900 до 4800, но ни один человек ни в России, ни в образовании Снежинска не работает на голом должностном окладе. Мы получаем 14% премиальных, мы получаем 30% наших уральских, мы в конце концов идем и получаем доплату за классное руководство, как из местного, так и из федерального бюджетов, за другие виды работы педагога. У человека есть возможность, и он соглашается с этим, вести больше, чем одну ставку. И в среднем заработная плата учителя в школе 135 составляет 15 тысяч рублей, а с классным руководством – почти 18. Да, не все из них работают на одну голую ставку, но по большому счету не так их и много, всего 7 человек, которые работают на более чем 30 часов.
Александр Валиев: Сами же авторы письма не согласны с реакцией чиновников от образования. Говорит. Алексей Рудь.
Алексей Рудь: Первая реакция на письмо была именно такой, что оттого, что Снежинск – закрытое административно-территориальное образование, есть еще 20-процентная надбавка, это правда, действительно, на эти 20% наши учителя получают больше, чем в Челябинской области, но это ничего не меняет. Как ничего не меняет и предстоящий переход на новую систему оплаты труда, который, во-первых, известен нам тем, что фонд оплаты труда растет всего лишь на 10%, и во-вторых, тем, что базовая часть зарплаты еще ниже, чем та, которая есть сейчас.
Александр Валиев: Алексей Рудь признает: возможно, кто-то сочтет, что в современной российской школе есть вопросы, стоящие более остро и актуально, и их надо обсуждать и решать в первую очередь. Однако, как справедливо опасается и он, и его коллеги, есть большая вероятность, что уже в ближайшем будущем решать их будет просто некому. Средний возраст школьных учителей растет, а количество желающих работать в школе, напротив, неуклонно падает.
Тамара Ляленкова: Ситуация в Снежинске, о которой рассказал наш корреспондент Александр Валиев, типична для многих российских городов. Впрочем, зарплата педагогов никогда не была высокой. Свою учительскую историю рассказывает председатель Комиссии Мосгордумы по образованию и молодежной политике Виктор Кругляков.
Виктор Кругляков: Во-первых, у меня брат тоже учитель, мы с ним близнецы. Он сейчас директор школы английской, а учились мы с ним в немецкой школе, с углубленным изучением немецкого языка. Мама нас воспитывала одна двоих, она была детским врачом, вот так мы росли, очень любили историю, хотели стать археологами, историками. Одна попытка поступить в институт перед армией. Такую профессию давал только университет. Когда мы пришли в университет, там был конкурс порядка 45 человек на место. Ну, а где еще можно было изучать историю? Наверное, только в педагогическом институте. Там был конкурс 17 человек на место, тоже большой, но не 50. Поэтому мы приняли решение с ним уйти в педагогический институт не потому, что мы хотели быть учителями, а хотели быть историками, вот исторический факультет. Закончили институт, военной кафедры не было там, в 21-22 года закончили институт и служба в армии, полтора года в зенитно-ракетном дивизионе. Когда уже дело подходило к тому, что мы уже понимали, нам уже 23 года, мы понимали, что нам нужно зарабатывать какие-то деньги, а мы их зарабатывали всегда, мы даже, еще в 16-летнем возрасте учились когда в школе, телеграммы носили. Пока в институте учились, работали в Малом театре, декорации собирали все эти годы, и зарплата у меня была очень хорошая. Больше, чем мама, мы получали денег. Понимали, что матери тяжело нас содержать, и с 16 лет мы фактически сами себя содержали. Где можно было в советское время зарабатывать какие-то деньги? Только в армии. Пойдете лейтенантами, у вас зарплата будет 220 рублей. Это были большие деньги по тем временам. В советское время офицер... Нам присвоили звания лейтенантов после службы и сказали: «Оставайтесь, ребята, служить». Но нам так хотелось домой, что мы не остались. Когда мы приехали, прежде чем сняться с воинского учета, надо было идти в военкомат сниматься с воинского учета, мы пришли в военкомат, а нам там говорят: «А мы вас снимем только тогда, когда вы принесете нам справку из милиции о том, что вы были в милиции, с вами побеседовали и так далее». Когда мы пришли в милицию, нам сказали: «А куда вы пойдете работать? Давайте в милицию, будете офицерами милиции. Зарплата у вас будет 250 рублей». Тоже по тем временам огромные деньги. Можно было только водителю троллейбуса заработать такие деньги в советское время. А учитель получал 80 или 90 рублей. Мы медицинскую комиссию прошли, все это втайне от мамы. В конце концов, мама находит у нас удостоверения, что мы стажеры. Она с нами беседует, говорит: «Нет, я не хочу». В конце концов, брат попал… Сейчас мы понимаем, что это все с подачи мамы было сделано, что ушел учитель, выйди, два месяца поработай. И со мной то же самое случилось, тоже выйди на месяц поработай. Брат, как в одну школу вошел, так он до сих пор там и работает. А я работал до 1990 года. Вообще, молодому парню, могу вам так сказать, который пришел из армии, мне было очень комфортно работать. Мне было 24 года, а мне дали сразу 10-й класс классное руководство. И мои ученицы, им было по 16-17 лет, они все ко мне на вы, как в школе, Виктор Михайлович… Но, когда я вошел в класс, я просто обомлел. Конечно, психология такая была немножко у меня другая, мне было интересно, и потом это затягивало. Действительно, я забыл про зарплату. Кстати, зарплата была – 40 рублей аванс, 60 рублей – получка. 100 рублей я получал. Ходил в джинсах, свитере. Директор мне говорил: «Виктор Михайлович, костюм оденете?» Я говорю: «У меня еще нет денег, я не заработал на костюм». Но потом как-то это все отошло. Театр, походы какие-то… Когда ты динамичный, молодой, считаю, что должны работать молодые мужчины в школе, вообще молодые люди должны быть в школе, потому что после 40 начинается что-то уже другое. Поэтому мне очень комфортно работалось. Так волей обстоятельств получилось, что закрутила революция, завертела, я в ней участвовал активно очень, «Демократическая Россия», Перовская организация, депутат Моссовета, в 1993 году депутат городской Думы, в 1996 году я оттуда ухожу и становлюсь начальником Управления образования Восточного округа. 13 лет я там работаю и возвращаюсь сюда. Образование – наверное, это очень хорошая стезя. День учителя – народный поистине праздник. Какая еще профессия, когда вся страна отмечает? Поэтому это очень хорошая работа, для мужчины особенно.
Тамара Ляленкова: Итак, советские школы отчасти пополнялись теми, кто не мог поступить в университет по разным причинам. Была еще одна категория педагогов. О них рассказал уполномоченный по правам ребенка в Москве, в прошлом учитель математики Евгений Бунимович.
Евгений Бунимович: Конечно, у тоталитарного общества есть свои достоинства в смысле школы. После революции преподавало дворянство, потому что им некуда было деться, особенно в деревне, куда они спрятались. Потом во всей стране преподавали ссыльные, потому что что мог делать еще ссыльный из города в каком-нибудь сибирском селе? Это давало очень сильные результаты. Это было поразительно. И я думаю, что еще и потому, что они не могли преподавать историю, а преподавали физику и математику, еще отсюда у нас был такой мощный физико-математический полет. Это была степень свободы, потому что это не дело ограниченных. Ничего подобного. Я был все-таки из поколения, которое потом назвали поколение сторожей и лифтеров. Все мои друзья, будущие известные поэты, литераторы и так далее работали лифтерами. Я был самым социальным, все-таки я пошел в школу. Это тоже был как-то шаг в сторону от карьеры, конечно, но тем не менее все-таки большая социализация – школа. Так что это была возможность, особенно когда ты преподаешь математику, но это была все-таки достаточная свобода. Свобода своеобразная, как мне отец говорил, который прошел войну, когда они говорили: «Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут». Да, большой давки на мое место не было, тем более что это были математические классы, и нужно было их квалифицированно готовить, в то же время платили как всегда, то есть ничего. И карьеры никакой. Я никогда не мечтал быть ни завучем, ни директором, никогда им не был. И мне это было не нужно. Мне это нравилось. Это очень благодарное на самом деле дело, интересное и благодарное. Может быть, еще и потому, что я из семьи педагогической, я – все-таки третье поколение московских учителей. Вы знаете, я в 90-е годы, когда все уже уходили из школы, потому что там уже совсем ничего не платили, у нас была такая конференция очень сильных, очень интересных учителей, я решил их опросить и задал всем один и тот же вопрос, они были из разных регионов: «А почему ты не уходишь из школы?» И я думал, что я получу разные ответы, я получил один ответ. Меня это поразило. Не сговариваясь, они все говорили одно и то же, что, во-первых, я люблю это делать, а, во-вторых, они говорили, что я умею это делать. Вот такие не совсем материальные моменты все-таки очень значимы. Очень благодарное, очень интересное дело на самом деле. Но был, конечно, социальный момент, потому что это давало свободу. Не нужно было вступать в партию, не нужно было делать карьеру, ничего не нужно было. Можно было заниматься тем, что тебе нравится, и Бог с ними со всеми.
Тамара Ляленкова: Итак, учительская работа в советские времена могла восприниматься как форма внутреннего диссидентства. Неудивительно, что в 90-е годы из школы в политику ушло так много педагогов. Сейчас можно наблюдать обратный процесс. Правда, относится это к университетской среде. Что с течением времени менялось в учительской профессии, вспоминает ректор «Московской высшей школы социальных и экономических наук», бывший директор школы Анатолий Каспржак.
Анатолий Каспржак: Ситуация, конечно же, менялась. Но надо отдать должное, что школа всегда была местом, куда приходили люди, которых не брали в разного рода «ящики», НИИ и прочие привилегированные и опекаемые различными спецслужбами организации. И люди шли в школу. Понимаете, в чем дело? Свобода, которая есть у учителя, нет у человека ни одной профессии. Ну, только у мыслителя, когда он сидит рядом с компьютером, а раньше с бумагой и книжкой, и у него абсолютная свобода, потому что он сам с собой. Очень важная вещь, что учитель, закрывши за собой дверь класса, и владеющий умами 30 человек, - это очень большое счастье. И если у тебя получается, если ты это делаешь для детей, а не для себя, и очень большое несчастье, если ты занимаешься самореализацией, это тоже, к сожалению, очень часто бывает, когда в педагогику приходят люди, которые просто не могут самореализоваться и, как говорят дети, оттягиваются на них.
Тамара Ляленкова: Мне кажется, что еще возникает искушение властью. Потому что если мы говорим о выпускниках пединститутов, то это достаточно молодые люди, трудно справиться, там разница небольшая между старшеклассниками.
Анатолий Каспржак: Да, искушение властью – это беда очень большая, которая бывает у учителей. Но вы знаете, у хорошего учителя проблем с дисциплиной не бывает, у учителя, который учитель по призванию. Я всегда удивляюсь, как это бывают актерские вузы. Я всегда думаю, ну как же так можно выучить Евстигнеева или Табакова, или Ефремова, или Ульянова. То есть это или есть, или этого нет. Можно выучить играть третью слугу Бабы-Яги, это можно. И вот так же у учителей. Оснастить человека какими-то умениями, сообщить какие-то знания человеку, который к этому предрасположен, очень несложно, и он это будет использовать. Но я вам могу сказать, что, придя в школу, мне было 22 года, и я в принципе годился своим десятиклассникам в женихи напрямую. Но как-то все справилось. Я не могу сказать, что справилось за один день. Но то, что это произошло в течение сентября, я вам могу сказать точно. Мне дали один восьмой класс, у нас было 4 восьмых класса, и один из них был, скажем, спортивный класс, условно говоря. Все они были разбиты дифференцированно по уровням успеваемости. И вот я по окончании восьмого класса получил от них замечательную фотографию, на которой было написано: «Дорогому Анатолию Георгиевичу, но не всем же быть физиками». Таких вещей на самом деле очень много. И учительская профессия – это одна из самых благодарных профессий в плане реакции на свою деятельность.
Тамара Ляленкова: О своем учительском опыте рассказывает Анатолий Каспржак. К беседе с ним мы вернемся сразу после зарубежных новостей образования.
Диктор: Студенты Кембриджского университета будут изучать украинский язык. Как рассказал профессор Кембриджа Саймон Франклин, этот вуз стал первым и пока единственным в Западной Европе, где у учащихся появилась такая возможность. «Цель новой программы – воспитание нового поколения аналитиков, политиков, которые знают и понимают Украину, осознают, что она не является частью российской сферы влияния», - добавил Саймон Франклин. Финансирование украинского отделения в Кембридже поступает из Киева от известного украинского бизнесмена Дмитрия Фирташа.
Президент фонда «Клэрион Кэпитал» Питер Тил хочет выкупить талантливых студентов. Один из основателей системы он-лайн платежей Pay pall Питер Тил считает, что высшее образование может дать хорошую теоретическую базу, однако ведению бизнеса можно научиться исключительно на практике. В связи с этим он объявил о своем намерении выкупить перспективных молодых студентов из системы высшего образования. Он предлагает грант до 100 тысяч долларов тем 20 молодым людям, которые сознательно прервут свое обучение для занятий бизнесом.
Латвийские студенты пытались установить связь с инопланетянами. Во время акции, которая проходила в районе Андрей Сала в Риге студенты составили из своих тел надпись We are here, которую, по мнению инициаторов флэш-моба, могли бы заметить инопланетяне. Мероприятие, по замыслу устроителей, должно также привлечь внимание к проблемам студентов. В латвийском флэш-мобе приняли участие более 2000 человек.
Тамара Ляленкова: Это были зарубежные новости образования. Учительскую профессию мы обсуждаем с ректором института «Московская высшая школа социальных и экономических наук» Анатолием Каспржаком.
Мне кажется, вы не зря сравнили с профессией актерской, потому что, во-первых, учитель – тоже по необходимости немного актер, с этим ничего не сделаешь, и с другой стороны, он получает отдачу от класса. Мне кажется, там есть некая наркота, какая-то такая вещь, которая притягивает.
Анатолий Каспржак: Слово «наркота» вы употребили очень точно. Я всегда говорил, что учительский успех – это наркотик. А что касается актера, то когда ты поработаешь месяца четыре, то ты понимаешь, что, конечно, это далеко не актерство. Это существенно ближе к жизни, чем актерство. Я могу немножко сравнивать, я чуть-чуть занимался, лет 25 занимался актерскими делами, правда, это была самодеятельность, но тем не менее, это было. Понимаете, когда вы лицедействуете перед неизвестными вам людьми, которые все время меняются, это один коленкор. А когда эти люди все время одни и те же, то здесь актерства мало. Здесь с тебя снимают эту актерскую маску, и ты становишься перед ними тем, кем ты есть. Невозможно все время играть, невозможно все время быть в роли. Представьте себе, известная ситуация, когда Товстоногов заканчивает «Идиота», потому что он считает, что Смоктуновский сойдет с ума. Теперь представьте себе, что каждый день по 6 часов вы в роли Идиота, князя Мышкина. Ну, это же невозможно. Поэтому здесь появляется профессионализм. Понимаете, в чем дело, давний разговор, что есть учительство? Это искусство или это работа? Так вот я вам утверждаю, что это работа, в которой есть элемент искусства. Если ты будешь все время работать на полной выкладке, так, как будто ты ставишь мировой рекорд, то происходит профессиональное выгорание. Очень часто нужно работать на технике, на своих профессиональных качествах. А когда возникает какой-то элемент, какая-то ситуация, когда ты включаешь все свое внутреннее, что у тебя есть, и работаешь своей нервной системой. Вообще, нервная система учителя – это его станок, на котором он работает. И если возвращаться к тому самому фильму «Доживем до понедельника», который я упомянул, помните разговор Мельникова Ильи Семеновича с директором, когда он говорит: «Пойду экскурсоводом в музей, там люди меняются, там ответственности меньше». Здесь очень большая мера ответственности. Учитель принимает колоссальную меру ответственности за тех детей. Ведь детей то очень немного. Я, когда выпускал первый класс свой, у меня их было немного, потому что я почти всю жизнь проработал администратором… Учитель за свою жизнь выпускает 5-6 классов. Вот и получается, что он всю свою жизнь вкладывает, он вкладывает ее в других, в тех, у кого он работает учителем-предметником. Но ведь классный руководитель – это особая для меня должность. Вот это и есть учитель, там начинается учительство, где ты с этими детьми живешь, вместе проживаешь их и свою жизнь.
Тамара Ляленкова: Это был Анатолий Каспржак. Рассказ о трудностях учительской профессии продолжает главный редактор журнала «Директор школы», профессор Академии повышения квалификации и переподготовки работников образования Константин Ушаков.
Константин Ушаков: Я последние пять лет перед уходом работал на две ставки, никак не хотели брать совместителя. Я почувствовал, что я выгорел, что я сам себе надоел. Понимаете, у вас наступает выгорание еще по одной причине. Педагог, директор – это страшно одинокая профессия. Руководитель – это вообще структурное одиночество как главный признак. Но педагог – это только кажется, что он в куче, в каше и так далее. Возможности общаться профессионально внутри своей школы в большинстве случаев сведены к минимуму. Я вошел в класс, я закрыл за собой дверь, я делаю то, что мне кажется нужным. Если делают интенсивно, то профессиональные взаимодействия с другими – вещь вообще невозможная. Если вы не перегружены, вот это очень важно, то время выгорания наступает нескоро. Понятно, это еще зависит от личного темперамента. Но здесь очень важно не быть заваленным этой работой. Потому что объем напрочь отбивает вкус.
Тамара Ляленкова: А выгорание – это профессиональный термин?
Константин Ушаков: Это абсолютно. Огромный объем коммуникаций, в неделю, если вы работаете на ставку, у вас примерно 200 значимых коммуникаций. Что вы можете, когда шестой урок кончается? Ничего. Закрыться и посидеть в тишине.
Тамара Ляленкова: Это была учительская история главного редактор журнала «Директор школы», профессора Константина Ушакова. Кроме него, о счастье и трудностях учительской профессии в «Классном часе» Свободы рассказывали ректор Института «Московская высшая школа социальных и экономических наук» Анатолий Каспржак, уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений Бунимович, председатель комиссии Мосгордумы по образованию и молодежной политике Виктор Кругляков и учительница Марина Гитерман.
