Ирина Лагунина: "Лидируют ли мировые лидеры?" Дискуссию на эту тему провел недавно вашингтонский Институт Брукингса. На ней обсуждались итоги завершившегося в Нью-Йорке саммита ООН по выполнению Декларации тысячелетия. Рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: В сентябре каждого года в Нью-Йорк на открытие очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН съезжаются главы государств и правительств всего мира. Такого кворума не бывает больше никогда и нигде, поэтому Секретариат ООН стремится приурочить к пребыванию мировых лидеров специальные мероприятия с их участием. 10 лет назад таким мероприятием стал Саммит тысячелетия, на котором была принята программа борьбы с нищетой и ее последствиями, рассчитанная на 15 лет. Программа называется Декларация тысячелетия, а восемь записанных в ней целей – Целями развития тысячелетия. В этом сентябре в Нью-Йорке прошел саммит, на котором были подведены предварительные итоги выполнения глобального плана и приняты решения по активизации усилий в оставшиеся пять лет.
По итогам саммита Институт Брукингса провел дискуссию, на которую пригласил двоих ответственных сотрудников ООН – помощника генерального секретаря по стратегическому планированию Роберта Орра и директор управления по политическим вопросам Николаса Хейсома.
На вопрос, сформулированный в теме дискуссии, Роберт Орр ответил в самом начале своего выступления.
Роберт Орр: Руководят ли сейчас мировые лидеры? Ответ очень простой: да, нет, иногда.
Владимир Абаринов: В таком случае руководит ли международной политикой ООН?
Роберт Орр: ООН продолжает жить двойной жизнью. С одной стороны, послушать критиков – так окажется, что ООН при последнем издыхании, при каком она была и 40, и 50 лет назад. Никакую другую организацию не объявляют оторвавшейся от реальности так часто, как ООН. В нашей второй жизни правительства почему-то так не думают. Они все чаще прибегают к ООН, круг вопросов расширяется, они обсуждаются подробнее и активнее, чем когда-либо прежде в истории организации. Получается, восприятие публики не имеет ничего общего с тем, как правительства на самом деле пользуются организацией. Я хотел бы начать с разговора о том, где находился центр притяжения саммита. Цели развития тысячелетия стали уникальным экспериментом, который мировые лидеры начали 10 лет назад, установив базовые минимальные стандарты, которых мир должен достигнуть в течение 15 лет. Теперь они собрались по истечении 10 лет для подведения предварительных итогов, имея в запасе еще 5 лет для финишного рывка. У нас был очень ясный план, что должно произойти в следующие 5 лет: как привлечь внимание мировой общественности к этим проблемам, заручиться конкретными обязательствами правительств, частного бизнеса, филантропов, чтобы добиться поставленных целей. И по всем этим направлениям мы фактически выполнили программу саммита. Прежде всего, если бы полгода назад мне сказали бы, что 140 лидеров приедут в Вашингтон для обсуждения проблем развития, думаю, я бы рассмеялся. Идея выглядела совершенно нереальной в тот момент, когда газеты только и делали, что писали: мы сидим без копейки, ничего не в состоянии сделать, это неудачный момент для инвестиций такого сорта, отложить, обождать... Они приехали в Нью-Йорк с совершенно другим настроем: да, время сложное, но именно в такое время надо инвестировать в развитие тех стран и народов, которые больше всех в этом нуждаются. Это время для целевых стратегических инвестиций.
Владимир Абаринов: В практике международной политики уже случалось, что развитые страны отказывались от ранее взятых на себя обязательств, ссылаясь на трудное экономическое положение. Но в данном случае этого не произошло. Государства-доноры, благотворительные фонды и частные корпорации взяли на себя новые масштабные финансовые обязательства, которые будут направлены прежде всего на здравоохранение и продовольственную безопасность бедных стран. Роберт Орр.
Роберт Орр: Что касается результатов, то помимо повышения ответственности, помимо единогласного одобрения "дорожной карты" на оставшиеся пять лет, правительства, целый ряд филантропов и частных предпринимателей приняли на себя просто потрясающие конкретные обязательства. Я назову несколько, информацию о которых вы, быть может, пропустили. Европейский Союз обязался выделить миллиард евро для того, чтобы помочь беднейшим странам достигнуть целей тысячелетия. Китай обязался освободить наименее развитые страны от пошлин на ввоз ряда товаров, а также списать им долги. Япония должна выделить три с половиной миллиарда долларов в течение пяти лет на образование. Все это не просто обещания, а именно обязательства. Эти одновременные инвестиции в развитие беднейших стран весьма значительны. Год назад об этом не было и речи. Я присутствовал на всех саммитах "двадцатки" с тех пор, как она была создана. Всю дискуссию о бедных и голодных можно было изложить на обеденной салфетке. Так что сам факт, что нам в конечном счете удалось в течение продолжительного времени сконцентрировать внимание мировых лидеров на проблемах помощи беднейшим странам и добиться от них обязательств – этот факт сам по себе показателен.
Владимир Абаринов: Для чего вообще нужны саммиты, имеющие ритуальное значение, коль скоро их итоговые документы согласовываются заранее, а на глубокую дискуссию у многочисленных участников просто нет времени?
Николас Хейсом: Журналисты часто задают правомерный вопрос, какова цель этого, так сказать, "мини-саммита", если коммюнике, которое он должен принять, согласовано заранее, а обмен мнениями ограничен? Мы смотрим на такие саммиты как на возможность привлечь внимание мира к проблемам, требующим многостороннего сотрудничества в их решении. Во-первых, такие мини-саммиты предусматривают участие противостоящих сторон, как это было в случае Судана. Во-вторых, нам необходимо сформулировать и согласовать повестку дня и обеспечить присутствие заинтересованных стран и региональных лидеров. В-третьих, согласованное заранее коммюнике – это плод упорных переговоров, иногда многомесячных, документ, который содержит договоренность о принципах урегулирования, взаимные обязательства и соглашение о намерениях. И это обязывает нас как до, так и после мероприятия следить за исполнением дипломатических договоренностей, за превращением слов в действия.
Владимир Абаринов: По мнению Николаса Хейсома, американская печать уделила саммиту незаслуженно мало внимания.
Николас Хейсом: Когда смотришь, какие вопросы были основными в повестке дня в течение этой недели, поражаешься, как мало внимания уделила их освещению вашингтонская пресса, хотя вопросы эти весьма близки к тому, что тревожит Вашингтон. Со стороны правительства США имело место признание, быть может запоздалое, важности и полезности этой недели и заметные попытки полноценного участия в различных ее форумах и сопутствующих событиях последних недель.
Владимир Абаринов: О будущем ООН и новой структуре международных отношений рассуждает Брюс Джонс, директор центра международного сотрудничества Нью-Йоркского университета.
Брюс Джонс: На мой взгляд, эту дискуссию следует вести в несколько более широком контексте. Этот контекст – меняющийся характер отношений между основными державами. Международные организации, в том числе ООН, в силу необходимости и по замыслу своих создателей, устроены с учетом того, что возможно, а что невозможно в отношениях между главными силовыми центрами международной системы. Когда думаешь об истории, думаешь о "холодной войне". Считается, что американо-советское соперничество на самом деле не позволяло ООН делать что бы то ни было. Это было так далеко не всегда. "Холодная война" мешала ООН делать то, что хотели от нее США, но с чем не соглашался Советский Союз. Вместе с тем ООН делала очень много важного. Гуманитарная роль ООН, ее миротворческая роль родились на Ближнем Востоке как способ избежать американо-советской конфронтации в этом регионе. Миротворцы были размещены в Суэце и вдоль границ Израиля с Иорданией, Египтом и Ливаном, потому что Соединенные Штаты и Советский Союз не хотели допустить прямой конфронтации, и ООН стала инструментом, предотвратившим конфронтацию. Таким образом, отношения между США и Советским Союзом определяли границы возможного в годы "холодной войны". После окончания "холодной войны" наступил долгий период доминирования США, но, за мелкими исключениями, доминирования благотворного, не нарушающего мировой порядок и в общем соответствующего целям ООН. И именно в этот период наблюдалось расширение роли ООН. <...> После 11 сентября мы перешли в несколько иную фазу. Период американского доминирования по-прежнему продолжался, однако возникла напряженность по поводу его соответствия мировому порядку. США брали на себя все новые задачи, но одновременно усиливались трения вокруг этих задач. За последние 10 лет масштаб миротворческих операций вырос в шесть раз. В основном это произошло при Буше, а не при Клинтоне. Однако вместе с тем возникли существенные разногласия относительно того, чем должны заниматься миротворцы и чем не должны, должны ли они лишь защищать или вторгаться в вопросы суверенитета и так далее. В то же самое время мы являемся свидетелями того, что я считаю важнейшей чертой сегодняшней международной политики – рост влияния таких стран, как Китай, Индия, Бразилия и в меньшей степени Южной Африки, Индонезии, Турции, стран Ближнего Востока. Мое предположение состоит в том, что мы находимся лишь на ранних стадиях процесса формирования новых отношений между развитыми и развивающимися государствами, и мы пока не знаем как этот процесс впишется в рамки ООН.
Владимир Абаринов: Уже не первый год идут разговоры о реформе ООН, ее адаптации к новой политической реальности, но дальше разговоров дело нет продвинулось. Почему? Отвечает Роберт Орр.
Роберт Орр: Если может одно и то же выражение означать два разных понятия, то в Вашингтоне под словами "реформа ООН" понимают одно, а в Нью-Йорке – совершенно иное. Это уму непостижимо, но в прессе наблюдается такое же раздвоение. Тот факт, что по сей день невозможно начать серьезную и здоровую дискуссию о реформе ООН, которая начинается в определения основных принципов, - это просто позор.
Владимир Абаринов: Брюс Джонс полагает, что американцы должны изменить свое отношение к ООН как к одному из второстепенных инструментов своей внешней политики.
Брюс Джонс: Я думаю, в Вашингтоне потому не обращают на ООН много внимания, что последние 20 лет Соединенные Штаты играли совершенно исключительную роль и могли позволить себе игнорировать, когда хотели, попытки многосторонних действий. Клинтон делал это от случая к случаю. Буш делал часто. И если вы взглянете на структуру побудительных мотивов госдепартамента, вы увидите, что необходимость многосторонних действий занимает среди них второстепенное место. Такое положение изменится или должно измениться. А если этого не произойдет, Соединенные Штаты обнаружат, что сбились с дороги, запутались в своей роли на международной сцене.
Владимир Абаринов: "Неоднозначная картина" - так в итоговом документе участники саммита определили нынешнее положение дел с реализацией Целей развития. И договорились приложить дополнительные усилия к тому, чтобы картина стала однозначно позитивной.
