Кристина Горелик: В Москве в эту пятницу завершилась 8-я ежегодная конференция благотворителей, на которую приезжают представители общественных организаций, благотворительных фондов из регионов России, зарубежные и отечественные доноры. Организаторы приглашают принять участие в дискуссиях и чиновников из тех Министерств, которые занимаются делами некоммерческих организаций.
Слово организатору конференции, исполнительному секретарю Форума Доноров Наталье Каминарской.
Наталья Каминарская: Честно сказать, я очень довольна тем, как прошла конференция. Потому что в этот раз у нас было очень много новых участников не только среди спикеров, а тех, кто присоединился к нашему разговору. Это говорит о том, что наконец о теме благотворительности готовы говорить гораздо большее число людей, чем раньше. Не просто интересоваться ею, а участвовать серьезно, представлять свою позицию, открыто обсуждать ее. На каком бы уровне профессионального развития эти люди ни находились. Это шаг вперед, мне кажется, в нашем развитии. Это не первая конференция, которую мы проводили, и у нас есть такой принцип, мы пытаемся каждый раз что-то новое привлечь, или новых спикеров, или новый формат обсуждения. В этом году у нас была задача двоякая, мы пригласили к участию людей, которые не всегда имеют прямое отношение к благотворительности, готовы об этом говорить, наконец решили озвучить свою позицию и представить ее. Для нас, как людей профессиональных участников благотворительной деятельности, это крайне важно. Потому что, я считаю, что мы довольно часто варимся в собственном соку и не видим, как мы выглядим со стороны. Вот мы себе придумали специальное развлечение, пригласили людей, которые не с нами, которые высказывали свою точку зрения на то, как выглядит благотворительность и как она должна выглядеть, чтобы они нам рассказали, а как же это на самом деле все выглядит.
Кристина Горелик: А кого вы пригласили и что они вам говорили?
Наталья Каминарская: Мы для открывающего разговора пригласили Марата Гельмана, который, нельзя сказать, что совсем не имел отношения к благотворительности, потому что он человек известный, общественный деятель, сам имеет отношение к культуре. Таким образом, как галерист, как организатор некоммерческой организации имеет дело с донорами. Но в нашей профессиональной площадке, в нашей дискуссии никогда раньше не участвовал. Поэтому его точка зрения о том, как устроена благотворительность, кого в первую очередь должны поддерживать, она не совсем была традиционной и вызвала много споров и разговоров, кого же поддерживать – слабых или сильных, талантливых или обездоленных. Безусловно, ответ может быть и так, и так, каждый выбирает сам себе. Но лишний раз нам пришлось над этим задуматься, и это было прекрасно.
Еще мы пригласили к себе бизнесменов, которые занимаются благотворительностью и считают, что они лучше нас разбираются в том, как это устроено. Мы были очень рады видеть Горена Хапетяна, из "Тройки-Диалог", который представил достаточно жесткую позицию, как выглядит благотворительность, как должна выглядеть профессиональная сторона благотворительности. Для многих это было таким охлаждающим душем, я бы сказала.
Кристина Горелик: Что там прозвучало жесткого? В адрес общественных организаций в первую очередь?
Наталья Каминарская: Прежде всего в адрес профессиональных участников благотворительной деятельности. Господин Хапетян довольно жестко сказал, что считает, например, что работники благотворительных фондов должны получать адекватную заработную плату, которая позволит им спокойно относиться к тем средствам, которыми они управляют, и не быть привязанными к тому, что это какие-то значительные средства проходят через их руки. Очень здравая, очень понятная позиция. Оказалась довольно тяжелой для восприятия многих участников. Потому что большинство сегодня благотворительных фондов, даже частные фонды, они сами имеют свой собственный незначительный бюджет. И пришлось посмотреть на это с другой точки зрения, как это, оказывается, выглядит со стороны.
Кристина Горелик: В этом году Конференция называлась "Благотворительность в России: новые правила игры". Действительно, в последнее время в некоммерческом секторе полным ходом идет реформа законодательства в сфере деятельности некоммерческих организаций, сокращенно НКО, вносятся изменения в самые разные законы и административные регламенты. Только вот новые правила игры до сих пор неясны не только самим общественным организациям, но и, как выяснилось, федеральным ведомствам, таким, как Министерству юстиции и Министерству экономического развития и торговли. Дело в том, что государство вместе с Третьим сектором в последнее время активно работало над законом о социально ориентированных некоммерческих организациях, которые будут получать поддержку этого самого государства. Новый закон был принят, и тут выяснилось, что порядок ведения реестров социально ориентированных организаций – получателей господдержки - каждый трактует, как он хочет. По замыслу авторов закона, статусом "социально ориентированная НКО" организация должна обладать в соответствии со своей деятельностью, а не в результате внесения в некие государственные реестры, об этом неоднократно заявлял Начальник отдела Департамента стратегии социально-экономических реформ Минэкономразвития России Артем Шадрин, как один из основных авторов законопроекта.
А вот в регионах ведение реестра поняли по-своему и начали уже составлять списки угодных властям организаций, которые будут называться "социально ориентированными", и будут получать господдержку. Рассказывает Елена Малицкая, глава Сибирского центра поддержки общественных инициатив.
Елена Малицкая: Артем Шадрин, они инициировали это и они же, соответственно, делали разъяснения. Артем Юрьевич сказал, что на самом деле реестры создаются после того, как уже кто-то получил поддержку. И фактически это было сделано для того, чтобы увеличить прозрачность власти. Мы сейчас действительно, когда начали смотреть, у нас оказалось, что у нас огромные деньги тратятся на эту поддержку различными способами, не только через гранты, через бесплатные услуги, через аренду. Важно опять же понять эффективность или еще что-то. А юстиция считает совершенно по-другому, и другие регионы, кстати, и органы власти. Потому что в Иркутске у нас пытались сразу создать реестр и было понятно, что они сами его создадут. И они считали, что по этому реестру, кому захотят, тому и будут давать соответственно средства, что в корне неправильно. Это действительно разное чтение даже представителями власти именно этого закона. Это означает, что не очень прозрачно сформулированы формулировки и вообще не очень правильно все это сделано.
Кристина Горелик: Если федеральные ведомства не могут между собой договориться, что говорить о том, как это реализуется на местах в регионах.
Елена Малицкая: Вы знаете, я даже на общественных слушаниях в Общественной палате выходила с тем, что сказала, что Министерство экономического развития, раз оно было инициатором, они должны были сделать разъяснение, методические рекомендации и разослать это в регионы, чтобы было хотя бы понимание, кто и что.
Кристина Горелик: Созданы в регионах свои конкретные реестры, которым государство будет помогать?
Елена Малицкая: Да, может быть и так.
Кристина Горелик: И все равно закон о социально ориентированных организациях – большой шаг вперед, считает Олег Шарипков из Пензы, он возглавляет Фонд местного сообщества "Гражданский союз". Только вот в регионах этот федеральный закон вообще не работает.
Олег Шарипков: В регионах просто сейчас для НКО отсутствует какая-либо поддержка. Дело в том, что все помещения предоставляются на коммерческой основе, даже муниципалитетами. Программа даже в нашем регионе теоретически существует, программа поддержки некоммерческих организаций, но по сути она сводится к тому, чтобы помочь одной организации инвалидов и одной организации ветеранов, на этом вся поддержка заканчивается. Все остальные выкручиваются, как могут, влачат такое достаточно жалкое существование. Ведь подписан замечательный закон президентом о поддержке социально ориентированных НКО. Но проблема в том, что он не работает в регионах. То есть теоретически он есть на федеральном уровне, мы рады безумно.
Кристина Горелик: А закон не вычленяет другие некоммерческие организации, которые по каким-либо причинам местные власти не захотят назвать социально ориентированными? Такая опасность существует?
Олег Шарипков: Трудно назвать какую-то организацию, которая в регионе оказывает услуги населению, социально не ориентированной.
Кристина Горелик: Специально государство не может так сделать в отношении правозащитных организаций, например, когда известны напряженные отношения между государством и НКО?
Олег Шарипков: Теоретически может с правозащитными организациями, может быть экологическими организациями. Это возможно. Но дело в том, что в нашем регионе таких организаций по сути нет. Есть отдельные лидеры, которые не входят ни в какие организации, а просто от себя продвигают эти вещи – защита прав человека, экология и прочее. И их закрыть никаких нельзя, называй, как хочешь, они все равно будут работать.
Кристина Горелик: Закон в принципе призван облегчить жизнь НКО, но не работает?
Олег Шарипков: Он не работает совершенно. И это очень жалко. Потому что нормальный прекрасный закон. Надо сделать так, чтобы он заработал. И здесь, конечно, это прерогатива органов власти федеральных как-то настучать по башкам на региональном уровне, чтобы он работал. Мы все-таки в одном государстве живем.
Кристина Горелик: Как на местном уровне добиться принятия нужных общественным организациям законодательных инициатив, рассказывает Анатолий Грудинин, Байкальский Фонд местного сообщества, Улан-Удэ. Только вот когда дело доходит до выделения средств на поддержку социальных программ, бюджет сильно урезается – жалуется Грудинин.
Анатолий Грудинин: Мы сейчас как раз работаем над законом о благотворительной деятельности республики Бурятия. Нам пришлось в первую очередь выйти на партию "Единая Россия", потому что большинство и через них инициировать данный закон. Практически все чиновники и партия относятся к благотворительной деятельности хорошо, но, тем не менее, Минфин, другие, что касается именно бюджетных средств, ресурсов, начинают урезать его.
Кристина Горелик: Они урезают там, где местные бюджеты должны выделять средства?
Анатолий Грудинин: Сразу возникает такая проблема для нас, республика, как они говорят, готова выделить средства, порядка 10-20 миллионов всего-навсего и давать льготы благотворителям, исходя из этой суммы. И сказали, что мы будем решать, кому эти льготы давать. Это хорошее приструнение НКО и благотворительной деятельности. То есть они найдут много некоммерческих организаций, созданных чиновниками, скорее всего льготы получат они.
Кристина Горелик: С государством сложно найти общий язык. Может, обратиться к частному бизнесу?
Наталья Соловьева из Санкт-Петербурга, представляющая дирекцию конкурса социально-экономических устойчивых проектов считает, что российские НКО еще недостаточно профессионально подготовлены, чтобы на должном уровне вести эффективный диалог с частными донорами.
Наталья Соловьева: Я вижу, что сообщество некоммерческих организаций не в состоянии предложить бизнесу те проекты, которые их бы устроили в силу слабой подготовки кадров. Не умеют продавать свои проекты некоммерческие организации.
С одной стороны, они должны предлагать бизнесу то, что бизнес хочет. С другой стороны они не умеют продавать. Давайте рассуждать так: что плохого, если продать бизнес компаниям корпоративного волонтерства, в детском доме, не в детском доме. Продать, организовать, заработать на этом деньги, благополучатели довольны так же остались. Чтобы не вставал вопрос о том, что это корпоративная программа волонтерства.
Кристина Горелик: То есть не хватает профессионализма?
Наталья Соловьева: Не хватает профессионализма и не хватает личностей на самом деле. С лидерами все в порядке, а вот личности. В Питере вообще ситуация такова, что проще начинать с чистого листа, не учитывая опыт предыдущих организаций. Это мое частное мнение. По Питеру возраст организаций не есть конкурентное преимущество.
Кристина Горелик: Нет молодежных движений, каких-то молодых организаций, проектов?
Наталья Соловьева: То, что я вижу, они не могут предложить бизнесу те проекты, которые смогут заинтересовать бизнес.
Кристина Горелик: А нужно ли НКО подстраиваться под бизнес?
Наталья Соловьева: Стандарты в НКО, тоже такой момент. Где-то мы занимаемся благотворительностью, как нам выгодно, а где-то занимаемся бизнесом. И пока мы сами себя не начнем правильно позиционировать, то есть зачем пришел в сектор, кто благотворительностью занимается, кто бизнесом. Откровеннее надо быть, называть вещи своими именами, тогда проще будет находить взаимопонимание и с бизнесом, и с властью. Если бы я была пессимистом, я бы уже давно ушла из сектора. Тем не менее, последние пять лет я в секторе и уходить не собираюсь. Хотя отношусь к тем самым 3%, которые сталкивались с нашими некоммерческими организациями и больше с ними дел иметь не хотят никаких. Только знание того, что это работает во всем мире, что, Россия хуже всех, что ли, оставляет меня в секторе.
Кристина Горелик: А как на Западе, неужели такая же запутанная государственная система поддержки НКО, сложные взаимоотношения общественных организаций с бизнесом? Беседую с Марком Помаром, президентом Американо-Российского Фонда.
Когда вы приехали в Россию, что вас больше всего удивило в благотворительности? Ведь понятно, что здесь система несколько иная, чем в Соединенных Штатах Америки. Что вас удивило?
Марк Помар: Насколько все сложно. И регистрация, и отчеты. Не совсем ясно, кому что нужно посылать, как это объяснять. То есть в Америке, слава богу, гораздо проще. Заполняете каждый год одну анкету, один бланк, называется 990, где все выкладывается, вплоть до, кто что получает, какую зарплату, кто в совете директоров, какая ваша миссия, какие программы вы поддержали. Вы это посылаете не только в налоговую службу, но и выставляете на Интернет. И любой человек в мире может войти, посмотреть, кто вы, что вы, чем вы занимаетесь. И на этом кончается все законодательство.
Кристина Горелик: Это что касается прозрачности. А вы упомянули, что в Америке посылают в налоговую службу, там есть налоговые льготы для благотворителей?
Марк Помар: Конечно. Благотворительные службы не платят налог на гранты и что они получают. Если им предоставляете деньги, эти деньги идут без налогов. Можно в некоторых штатах платить штатный налог, вы можете не платить налог на те вещи, что вы покупаете, скажем, вы устраиваете конференцию, вы заказываете ужин. В Америке в ресторанах всегда накладывается 6-8%, иногда 10% налог на ужин. Если вы благотворительная организация, вы можете этот налог не платить, просто записывается ваш номер и эта сумма не платится. И конечно, для организации это может сэкономить тысячи и тысячи долларов. А вообще налог только платится с прибыли, если вы не получаете прибыль, у вас нет налога. Но что интересно, что в Америке может некоммерческая организация иметь прибыльный доход, вполне возможно, законно, если это не превышает 20% вашего общего бюджета и вы должны на эту сумму платить налог. Часто, скажем, могут пожертвовать дом или у некоторых благотворительных организаций есть гостиница, они за это получают деньги или в магазинах продают разные вещи. Если любой человек пойдет в американский музей и увидит, что в музее всегда продают какие-то картины, репродукции – это прибыль и с этого нужно платить налог.
Кристина Горелик: Часто ли общественные организации благотворительные, некоммерческий сектор злоупотребляли своим положением?
Марк Помар: В Америке тоже. Поэтому ввели вот этот закон, где нужно все выставлять. То есть принцип тот, что президент организации подписывает, что та информация, которая выставляется, действительно достоверная, полная. И этим, считается, открытость и самый лучший способ бороться с такого рода коррупцией и не совсем ясно, куда идут деньги. Самая большая проблема в Америке, что богатый человек создает фонд, списывает пожертвования с налогов, а употребляет этот фонд для своей выгоды. Это самый наглядный пример злоупотреблений в Америке. Этим обходят 40% налог. Поэтому если богатый человек отдает деньги фонду, этот фонд ему уже не принадлежит. И поэтому этот бланк открытый показывает, куда каждый доллар пошел. И не может пойти ни его семье, то есть он должен пойти кому-то другому, он уже ему не принадлежит.
Кристина Горелик: А существуют ли подобные проверки как в России со стороны Министерства юстиции, например?
Марк Помар: Нет. Налоговая будет проверять, конечно, могут аудит провести. Это чисто финансовый вопрос в Америке, не политический, не идеологический, а чисто финансовый. Вы должны дать деньги на то, на что предназначена ваша миссия. Если вы этого не делаете, тогда у вас могут быть проблемы. Значит вы скрываете доходы, вы обходите налоги. А если вы тратите на благотворительную работу, образование, культуру, здравоохранение – пожалуйста. Вы можете зарегистрировать фонд в течение двух-трех дней, не больше. Вы просто пишете письмо, что мы регистрируем фонд, мы будем заниматься этим, и все.
Кристина Горелик: А как вы оцениваете сейчас ситуацию с благотворительностью в России?
Марк Помар: Сложно сказать, потому что здесь она не очень развита. И богатые олигархи еще далеко не создали те фонды, которые созданы в Америке. И НКО еще не настолько развито. Так что трудно сказать. Но я думаю, что вопросы, которые здесь затрагиваются, вполне существенные.
Кристина Горелик: Как олигархи не создали? А фонд Прохорова, а фонд Потанина?
Марк Помар: Сравнительно маленький масштаб.
Кристина Горелик: По сравнению с Америкой?
Марк Помар: Конечно.
Кристина Горелик: Какой порядок?
Марк Помар: Там миллиарды и миллиарды идут долларов в фонды, уже есть старые, которые были основаны сто лет тому назад, фонд Карнеги и другие, и новые, которые создаются каждый день. Их тысячи в Америке. И тоже существует сеть НКО, которые сами не фонды, но которые получают деньги и от местного правительства, и от частных фондов, и от личных пожертвований. И фонды, и некоммерческие организации, которые получают деньги от фондов, чтобы проводить работу.
Кристина Горелик: Здесь тоже такая система вроде есть, от фондов некоммерческие организации получают, просто не так развито.
Марк Помар: Не развито еще, со сложностями. Идут проверки, документы разные. Я слышал недавно, месяц назад прокуратура провела проверку 29 НКО в России. Совершенно не объясняли, почему. Это было бы в Америке немыслимо. Если не нарушаете финансово-налоговую систему, вы не подлежите никаким проверкам.
Кристина Горелик: Напомню, что массовые внеплановые избирательные проверки следователей прокуратуры прошли в сентябре этого года в ряде известных правозащитных организаций. Таких как, «Мемориал», Московская Хельсинкская группа, Ассоциация по защите прав избирателей "Голос", фонд "Общественный вердикт", Центр развития демократии и прав человека, Центр антикоррупционных исследований и инициатив "Трансперенси Интернэшнл -Россия", Комитет против пыток.
На вопрос, а в чем причина столь пристального внимания прокуратуры к деятельности именно этих организаций, было показано письмо, ксерокопию которого я держу сейчас в руках и согласно этому письму существовали некие списки организаций, в отношении которых должна быть проведена тщательная прокурорская проверка и выемка документов. Списки никому достать так и не удалось.
Можно вспомнить и пресловутый правительственный список международных организаций, гранты которых освобождаются от налога на прибыль в 24%. В перечень вошли лишь межправительственные организации, и в нем не упоминаются частные фонды, известные грантовой деятельностью на территории России. Среди них Фонд Форда, Фонд МаккАртуров, фонд "Евразия" (США), Всемирный фонд дикой природы (Швейцария), Международный фонд защиты животных (Великобритания), Международная федерация обществ Красного Креста (Швейцария), Глобальный фонд по борьбе со СПИДом (Швейцария), Лондонское королевское общество (Великобритания) и другие. Это заметно осложнило работу как зарубежных фондов в России. Многие начали просто сворачивать в стране благотворительные программы. Так и российских организаций, которые получали эту зарубежную поддержку.
Государство заявило, что теперь оно позаботится об НКО. Специально был разработан закон, чтобы оказывать эту господдержку.
Только вот введение реестров социально-ориентированных организаций многими организациями воспринимается без энтузиазма, уж слишком навязчивые ассоциации приходят на ум и возникает почему-то какое-то смутное беспокойство.
По данным Министерства образования и науки, в 2009 году в региональных банках данных насчитывалось около 140 тыс. детей-сирот. Из них почти 113 тыс. проживают в сиротских учреждениях и около 27 тыс. находятся на обучении и полном государственном обеспечении. Что бывает с этими детьми, когда они выходят из госучреждений? С какими проблемами сталкиваются общественные организации, помогающие выпускникам детских домов?
Рассказывает руководитель Российского Комитета "Детские Деревни-SOS" Николай Слабжанин.
Николай Слабжанин: Мы сталкиваемся с тем, что часто к негосударственным организациям, которые выполняют те же функции, что и государственные, например, в рамках опеки для детей-сирот совершенно другие подходы, которые не учитывают ту специфику и добавку, которую мы даем для детей. Например, мы создаем ситуацию, когда ребенок живет в семье, максимально приближенное к семейному проживание. К нам подходы такие же, как к государственному учреждению. Конечно, это очень плохо. Например, у нас есть такая позиция, как "SOS-мама" – это женщина, у которой нет детей или они уже выросли, она воспитывает 6-7 детей-сирот. И наш подход, чтобы это была обыкновенная семья, обыкновенный бюджет, дети ходили бы в магазин, покупали бы и так далее. Нас подталкивают к тому, чтобы общий котел, общая система нормирования, чтобы это все было, как в обыкновенном государственном детском доме.
Второй вопрос, связанный с жильем. Мы работаем в шести регионах и видим, что, к сожалению, два-три региона, в которых права детей-выпускников, сирот по обеспечению жильем не реализуются. В большинстве регионов это остается некоей декларацией.
Кристина Горелик: То есть ребенок, выпускник детского дома должен получить квартиру. И он ее не получает?
Николай Слабжанин: Часто да. Есть некоторые причины, например, связанные с тем, что если ребенок из сельской местности, он мог вообще утратить жилье, он жил в какой-то халупке, а чаще всего наши дети из самых бедных слоев населения, этой халупки почти нет, но она числится, поэтому он должен идти в это жилье. Это один момент. Второй момент: в ряде регионов, насколько я знаю, выделяются средства на обеспечение детей жильем, но не все эти средства выделяются на покупку квартир. То есть идет неэффективное управление бюджетом. Много разных вопросов.
Кристина Горелик: Со случаями коррупции не сталкивались?
Николай Слабжанин: Вы знаете, к счастью, напрямую не сталкивались, но такие случаи есть.
Кристина Горелик: Учитывая цены на недвижимость. Вы ни разу не сталкивались?
Николай Слабжанин: Мы не разу не сталкивались. В Общественной палате в понедельник будут проходить общественные слушания, посвященные этому вопросу, а потом мы будем проводить конференцию региональную, приглашать людей из государственной власти, из других некоммерческих организаций. Как раз связано с правами выпускников, какие права у них декларированы, в каких правах они нуждаются и как эти декларации соблюдаются на самом деле.
Кристина Горелик: Дарья – волонтер организации "Верх", которая занимается социализацией выпускников интернатов в Подольске. Вот что она рассказывает про свою работу.
Дарья: Я веду у них уроки по английскому языку. Они могут приходить, получать знания и сдавать потом экстерном через нас, получить сертификат государственного образца об образовании, которое не было получено ими, к сожалению.
Кристина Горелик: Что вы видите, что вы можете сказать?
Дарья: Я вижу, что детям это интересно. К сожалению, система устроена таким образом, что не всегда знания оцениваются и грамотно распоряжаются этими ресурсами человеческими. Когда они приходят к нам, они занимаются и проходят государственную полностью программу, даже те, которые считаются, что они не могли пройти. Они ее осваивают, получают нормальную профессию. То есть человек, который, предполагалось, будет работать уборщиком, он учится в колледже на юридическом. Каждый год четыре-пять человек поступают в высшие учебные заведения после коррекционных школ, где им было дано 9-летнее образование, которое соответствует 5-летнему.
Кристина Горелик: С какими проблемами сталкиваетесь в своей работе?
Дарья: Проблемы – это у детей нет мотивации, во-первых, то есть полностью сломлена система. Они очень сложно себе представляют трудности этого мира. Москва их полностью прессует, сжимает и получается так, что они находят в нашей организации место, куда они могут приходить. Первое время они просто приходят, общаются с такими же как они выпускниками, потом они приходят учиться. Потом, когда они уже доучиваются, они приходят общаться, им помогают устроиться на работу, помогают справиться с какими-то сложностями, вплоть до того, как банковской карточкой пользоваться, их этому учат.
Кристина Горелик: Скажите, а знают ли они о своих правах, о том, что им положена квартира, допустим, после того, как они заканчивают учреждение?
Дарья: Да, об этом они знают. По Москве у них проблем нет. Но у них проблема с тем, что им выплачивают алименты многолетние, которые накапливаются, с этими деньгами они могут делать, что хотят первые пару месяцев, а после этого они оказываются без работы, в бедственном положении и уже тогда они приходят. То есть большая часть сирот приходит в возрасте 23 лет, когда у них полностью заканчиваются льготы государственные и после этого они не знают, что делать. Получается, что система, которая старается сделать как лучше, на самом деле полностью уничтожает как личности, как стержень.
Кристина Горелик: То есть они выходят, им дается определенная сумма денег, которая накапливалась, пока они учились? Сколько это денег?
Дарья: Это зависит от того, сколько алиментов платят их родители. Примерно сто тысяч рублей. Плюс стипендия 10 тысяч рублей в месяц. То есть они на эти деньги могут жить, просто спать целыми днями, потому что из техникума их не выкинут. Тут они приходят, получают нормальное образование, их не жалеют. После этого они конкурентоспособными становятся. В Москве это особенно важно, потому что город располагает к этому.
Кристина Горелик: А бывают проблемы, что они начинают злоупотреблять спиртными напитками после того, как они выходят из детских домов, тратят деньги, лишаются квартиры и уже приходят к вам в плачевном состоянии?
Дарья: Это очень редкий случай. В основном идет активная работа в детских домах, дети уже знают, куда им идти. И в принципе они все достаточно разумны. Когда они приходят, они уже знают – зачем.
Кристина Горелик: Вопрос обеспечения жильем выпускников детских домов и интернатов является, пожалуй, самым острым…", - признают в Министерстве образования и науки. По словам главы министерского Департамента государственной политики в сфере воспитания и социальной защиты детей-сирот Алины Левицкой, сегодня отсутствует единый механизм обеспечения сирот жилыми помещениями. "Законодательство большинства субъектов России предусматривает предоставление жилья исключительно по договору социального найма. При этом жилые помещения приобретаются на вторичном рынке или же детям предоставляется социальное жилье", сообщила Левицкая.
Чтобы решить существующие проблемы, ведомство разработало законопроект, согласно которому планируется создать новый вид специализированного Жилищного фонда. Из этого фонда жилье будет предоставляться только детям-сиротам и по договору безвозмездного пользования. Это позволит сохранить жилье для выпускника, так как квартиру нельзя будет приватизировать и, как следствие, продать или обменять. Спустя пять лет, если выпускник "не социализировался", договор продляют.
Кроме того, законопроект устанавливает единый порядок постановки детей-сирот в очередь на предоставление жилого помещения, формулирует требования к этому жилью и вводит обязательства по сохранению жилого помещения ребенка до его совершеннолетия. Правительство России обещает увеличить в 2011 году субсидии на приобретение жилья для детей-сирот до 6 с половиной миллиардов рублей.
"В течение пяти-шести лет мы сможем ликвидировать задолженность по жилью детям-сиротам", - уверена Алина Левицкая из Министерства образования и науки.
Однако в регионах не спешат радоваться. На данный момент получения жилья, по официальным данным, ожидают 75 тысяч сирот. В Оренбурге из почти 10 тысяч детей-сирот – семь тысяч не имеют жилья, положенного им по закону.
Рассказывает Елена Стрельникова.
Игорь: Я был потерянным. Помню, я зашел в магазин и не знал, что купить. С деньгами постоянно выкручивался.
Елена Стрельникова: Это первые ощущения Игоря Смирнова от взрослой жизни, с которой он столкнулся сразу после выхода из детского дома. Небольшая сумма денег, комната в общежитии и мечты.
Игорь: Мечтал отучиться в институте. Я поступал куда мог, по своим возможностям, поступил в сельхоз. В итоге не закончил 1-й курс, отчислили. Нет, я сам ушел. Бесполезная трата денег. В армию пошел, потом на завод.
Елена Стрельникова: На заводе крепкого парня встретили с распростертыми объятьями. Рабочие руки всегда в цене. Игорь был вполне доволен. Вот только мечта о собственной квартире не давала ему покоя.
Игорь: Узнал не от тех, кто должен был сказать. Узнал от юриста, он сказал, что тебе должны предоставлять квартиру. Пришел в администрацию, мне: а кто тебе сказал? Иди, беги собирать бумажки.
Елена Стрельникова: Игорю Смирнову, что называется, повезло: о своем праве на социальное жилье парень узнал во время – до своего 23-х-летия. А вот Светлана Мельникова уже шесть лет не может добиться решения своего вопроса.
Светлана Мельникова: Когда выпустилась с детского дома, мне было 14 лет, меня устроили в училище, за мной закрепили койко-место и прописку на три года. Потом пошла на комбинат работать. Мне сказали так: без прописки работаешь, временно теме дадут комнату. Мне никто ничего не говорил, что можно встать на учет. Я даже не знала, что у меня деньги есть на книжке, что я могу в трудную минуту взять и снять.
Елена Стрельникова: О своих правах Светлана узнала, когда ей было уже 24 года. С тех пор и ходит по судам. В прошлом году на основании решений судов Оренбургской области для 16 детей-сирот само жилье пришлось выбивать из администраций различных уровней с помощью судебных приставов. В октябре уже этого года прокуратура возбудила уголовное дело против чиновников одного из Министерств Оренбургской области. Как выяснилось, в 2008 году бузулучанка-сирота реализовала принадлежащее ей право на получение субсидии в размере более 700 тысяч рублей в целях приобретения жилья. В результате совершенной сделки купли-продажи ею была приобретена однокомнатная квартира площадью 11,5 кв.м. При этом в договоре в качестве цены была указана полная сумма выплаченной субсидии. Однако в ходе проверки было установлено, что стоимость купленной квартиры фактически значительно ниже указанной в договоре суммы, что свидетельствует о выплате субсидии в завышенном размере и причинении тем самым ущерба бюджету на сумму свыше 450 тысяч рублей. По мнению прокуратуры, произошло это из-за недобросовестного отношения к исполнению служебного долга областных чиновников, не проверивших надлежащим образом поступившую документацию.
На сегодняшний день из почти 10 тысяч оренбургских детей-сирот семь тысяч - не имеют жилья. Комментирует директор оренбургского Дома Детства Валентина Тазекенова.
Валентина Тазекенова: Жилье должно предоставляться сиротам, у которых не было жилья. На момент, когда он остался без попечения родителей, у него жилья не было совсем. А если у его родителей было жилье, то родители, когда их лишают родительских прав суд, то лишают прав, а обязанностей не лишают. Они должны содержать своих детей и они должны по наследству передавать все имущество, как и другие родители, которые не лишены родительских прав. Если мы будем всем, кто отправляется сегодня в детский дом, отдавать квартиры, то поверьте мне, мы будем стимулировать, у нас будет выгодно отдавать детей при живых родителях в детские дома. Должны быть обеспечены жильем по окончанию не детского дома, а по окончанию профессионального образовательного учреждения. То есть они должны получить какую-то профессию, чтобы они могли содержать себя, свою будущую семью. Как жильем обеспечиваться наши воспитанники? Обеспечиваются, скажем так. Непосредственно наш Дом детства, я специально взяла штатное расписание детского дома, у нас есть юрист и социальный педагог, который с момента поступления ребенка до момента выпуска из детского дома капитально отслеживает за тем, чтобы защитить его конституционное право на получение жилья.
Елена Стрельникова: Кроме жилищных проблем, не менее актуальна для бывших детдомовцев проблема социальной адаптации. Алкоголизм, наркомания, игромания. К сожалению, далеко не каждому выпускнику детского дома удается найти себя в той жизни. Говорит директор оренбургского Дома Детства Валентина Тазекенова.
Валентина Тазекенова: Говорят, что статистика такая, а кто эту статистику перепроверил? Статистика 20-летней давности. Да, это имеет место среди тех, кто возвращается назад к родителям.
Елена Стрельникова: На сегодняшний день в Оренбургской области более 50-ти учреждений различного типа для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. И места в них не пустуют. Светлане Мельниковой пока разрешают жить в общежитии предприятия, где она давно не работает. Только тусуют из комнаты в комнату, пока дела женщины рассматривает то один, то другой суд. И все же Светлана уверена, что она детдомовской судьбы для своих двоих малышей не допустит.
Кристина Горелик: В воскресенье, в Петербурге на Пионерской площади пройдет природоохранный митинг за сохранение Утриша, Байкала и Химкинского леса. В защиту природы России выступят представители экологических организаций, деятели науки и культуры, среди которых режиссер Юрий Мамин, художник Дмитрий Шагин, эколог и музыкант Михаил Новицкий. Каждый четверг в Петербурге в Башне Зеленой волны проходят благотворительные эко-концерты.
Известность и поддержку многие экологические организации получили, когда активно стали выступать против строительства небоскреба «Охта-центр» в Петербурге вблизи Смольного собора. Сторонником проекта является действующий губернатор Северной столицы Валентина Матвиенко. На этой неделе она обрушилась на защитников города, публично обвинив в политиканстве. «Ложь и клевета, когда говорят, что нынешняя власть сносит какие-то кварталы в историческом центре», - заявила губернатор. В ответ активисты общественного движения "Живой город" составили список из 108 исторических зданий Петербурга, которые были снесены за последние 7 лет, и направили это письмо в приемную губернатора.
Открытое письмо известных деятелей культуры в защиту исторического центра города сначала подписали пять человек: народный артист СССР Олег Басилашвили, режиссеры Александр Сокуров и Александр Белинский, поэт Александр Кушнер, музыкант Юрий Шевчук. Теперь под письмом – 72 фамилии.
На первый митинг против строительства «Охта-Центра» пришло 250 человек. На второй – уже 2000. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: В Петербурге есть рок-группа "СП-Бабай", она часто присутствует на протестных акациях, например, против строительства башни "Охта-центра", а ее лидер Михаил Новицкий одновременно руководит экологической организацией "Зеленая волна". Как музыка уживается с экологией?
Михаил Новицкий: Музыка, она же не сама по себе музыка. Стихи, музыка – это песни. Стихи пишутся по разным поводам.
Татьяна Вольтская: И повод - экология тоже?
Михаил Новицкий: Да, повод экология.
Татьяна Вольтская: Вы же даже создали организацию, то есть вы не только сочувствуете, а что-то делаете.
Михаил Новицкий: Мы отбили 9 скверов, реально у инвесторов отбили 9 скверов. Посмотрите, кто еще это может сделать.
Татьяна Вольтская: Как вы их отбили?
Михаил Новицкий: По-разному. Были такие скверы, которые отбились еще на общественных слушаниях. Правда, один такой был. Остальные в борьбе - суды, экологические акции, посадки деревьев, привлечение VIP-персон, театральные действия на строительных площадках и так далее.
Татьяна Вольтская: Пели ради этого?
Михаил Новицкий: Конечно, пели. Последний объект, который отбит был – это Ивана Фомина.
Татьяна Вольтская: Очень многострадальный сквер.
Михаил Новицкий: Страдальнее не больше, чем остальные скверы Петербурга. Но активность жителей, я бы назвал это героизмом жителей, на высшем уровне, поэтому о нем знают. Очень многие скверы ушли под топор из-за того, что там не было граждан. Там были жители, обыватели, которые палец о палец не ударили. А этот сквер засвечен, поднят на общегородской уровень, потому что там были настоящие граждане. Дневали, ночевали, не пускали строительную технику.
Татьяна Вольтская: Вот мы с вами встретились около этой водонапорной башни в замечательном парке. Вы собираетесь здесь устроить концерт. Почему так обосновались в довольно глухом месте?
Михаил Новицкий: Мы любители природы, нам лучше, пожалуй. Потому что у нас есть дело: мы присматриваем за парком, потому что тут костры разжигают, мусорят, множество стоянок здесь уничтожили. Это было полуразрушенное здание, которое никому не нужно было.
Татьяна Вольтская: И вы потихонечку приходите, разгребаете мусор?
Михаил Новицкий: Да, между концертами.
Татьяна Вольтская: И что в перспективе?
Михаил Новицкий: Гнездо экологов. Всех экологических организаций, которые мы знаем, которые с нами сотрудничают. Лекции концерты групп, которые близки нам по духу.
Татьяна Вольтская: Скажите, пожалуйста, а на что вы существуете?
Михаил Новицкий: Только на пожертвования наших зрителей.
Татьяна Вольтская: То есть на благотворительность зрителей?
Михаил Новицкий: И благотворительность наших музыкантов, наших друзей, которые подбрасывают деньги. Кстати, на ремонт нам подбрасывали жители сквера Спегальского. Когда давно отбили: ребята, работать мы не умеем, возьмете немного денег. Помог фонд Петрова Андрея Павловича, сквер, который мы тоже отбили совсем недавно. Они подбросили нам денег и обновили материально базу. Так что с миру по нитке. Приходят старые знакомые, привозят цемент, привозят доски, привозят гвозди. Кто во что горазд.
Татьяна Вольтская: В борьбе с газпромовской башней, экологических акциях принимает участие известная актриса Лариса Дмитриева. Вот теперь она пришла дать концерт в холодной и пока неблагоустроенной водонапорной башне.
Лариса Дмитриева: Я с удовольствием в таких мероприятиях принимаю участие, потому что в этом есть смысл жизни. Все мы горазды разрушать, а восстанавливать, к сожалению, приходится уже каким-то избранным. Водонапорная башня – это такая башня, которая людям дарит самое главное – воду, жизнь. Так что помочь тем, кто хочет это восстановить, превратить некое запустение прошлых лет в какой-то арт-центр, культурный центр, экологический центр.
Татьяна Вольтская: Как вы считаете, почему так мало благотворительных сил у нас идет на экологию? Почему так слабо развита благотворительность?
Лариса Дмитриева: Неразвитая страна, народ не развит. Мы темный, запущенный народ. "Зеленая волна" – это граждане. Но эта волна, к сожалению, небольшая. Так просто российское население запущено, оно равнодушно, оно бескультурно, оно экологически вообще необразованно. Мы прошли 50 метров по парку, я же знаю, сколько здесь усилий прикладывается для того, чтобы чистить, и все равно все загажено. Мы живем и пачкаем. Такие мы, никуда не деться.
Татьяна Вольтская: Вы приходите и на акции против башни другой?
Лариса Дмитриева: Я хочу почитать маленький кусочек Бродского из его длинного стихотворения "После нашей эпохи": "Железный шпиль муниципальной башни является в одно и то же время громоотводом, маяком и местом подъема государственного флага. Внизу же расположена тюрьма". Башни – это всегда амбиции, а если хочет очень большую башню, самую большую – это, конечно, реализация своих амбиций комплексов. Водонапорная башня, если она культурный центр, просто замечательно.
Татьяна Вольтская: Таким образом отныне в Петербурге две башни - призрачная башня "Охта-центра "и вполне реальная водонапорная, гнездо музыкантов и экологов. Экологические организации Петербурга и Ленинградской области довольно многочисленны - это и "Беллона", и "Экозащита", и Друзья Балтики, и экоклуб "Домовенок", и "Зеленая волна", и Центр экологических инициатив все перечислить сложно. Но нельзя не назвать петербургское отделение Гринпис. О том, как оно существует, говорит его руководитель Дмитрий Артамонов.
Дмитрий Артамонов: В Гринписе существуют свои правила. Финансирование достаточно жесткое, заключается в первую очередь в том, что мы придерживаемся принципа независимости. Гринпис всегда ограничивалось только частными пожертвованиями, связанные с тем, что мы таким образом избегаем возможности давления на нашу позицию со стороны тех, кто дает деньги. Известная поговорка: кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Так как нас финансирует около трех миллионов человек по миру, это обычные совершенно люди и специально размер взноса сделан таким, что в каждой стране любой человек может себе позволить вступить в Гринпис и благодаря этому нас невозможно подвинуть в какую-то сторону и диктовать, что нам нужно делать.
Татьяна Вольтская: Кризис, такие потрясения как-то сказываются?
Дмитрий Артамонов: Они сказываются, хотя иногда связь бывает обратная. Правда, это в разных странах по-разному. Был замечен такой парадокс, что в момент, когда всем стало ясно, что с деньгами будет тяжело, количество пожертвований выросло. Наверное, люди в какой-то момент остановились и задумались. Была гонка – деньги, деньги, деньги. Вдруг эта гонка закончилась, выдохнули и задумались, поняли, что, наверное, нужно заниматься не только зарабатыванием денег, но и чем-то еще. В Европе небольшое падение было в момент кризиса, но это связано с тем, что там давать деньги на благотворительность, на поддержку различных движений - это норма, это модно, это естественно. Если человек, который что-то зарабатывает, не жертвует деньги, то на него смотрят как на какого-то странного товарища. Там жертвуют практически все огромные суммы. Просто когда произошел кризис, многие люди снизили ту сумму, которую жертвуют ежемесячно в различные организации.
Татьяна Вольтская: Когда как раз был кризис, у нас в очень печальном положении оказались многие НКО благотворительные, даже такие, которые собирают деньги на помощь больным детям. Они перестроили свою работу. Произошло то, о чем вы говорите: их крупные жертвователи резко снизили свои вклады, и пришлось им собирать по миру маленькими порциями. У вас не было такой ситуации?
Дмитрий Артамонов: Так как мы в основном свое финансирование получаем от обычных людей, то мы таких вещей не ощущаем. Но я слышал подобные ситуации в организациях, которые финансировались за счет крупных структур, предпринимателей, иногда просто один предприниматель полностью финансировал одну организацию, и в момент кризиса эти вещи прекратились и действительно для многих организаций это была проблема. Тут надо понимать, что в России заниматься сбором частных пожертвований до сих пор очень сложно. Уровень благотворительности в России настолько низко, не то, что по сравнению с европейскими странами или в сравнении с Северной Америкой, мы можем сравнить эффективность работы с Аргентиной, с Индией. Сейчас африканский офис открылся. И к сожалению, в России собирать деньги сложнее, чем в малоразвитых странах. Люди в России пока не готовы массово финансировать какие-то благие начинания. То, что касается других организаций, существуют разные подходы к финансированию. Лет 5-10 назад достаточно активно привлекались средства различных фондов. Фонды собирают деньги с различных крупных бизнесменов, либо частных лиц и дальше распределяют на конкретные проекты. То есть фонд – это некий посредник между благотворителем и той организацией, которой нужны деньги. Но в последние годы активность этих фондов в России снизилась.
Татьяна Вольтская: Сейчас защита права на чистый воздух и воду все теснее связывается с защитой архитектуры, защитой гражданских прав человека?
Дмитрий Артамонов: Да, это вещи схожие, просто разные области нашей жизни, с которыми мы сталкиваемся. Проблемы очень схожие, методы работы тоже очень сложные.
