У каждого француза есть вторая профессия – революционер. Но иногда вторая профессия становится главным делом жизни. Так случилось и сейчас, когда правительство Франции решило провести пенсионную реформу. С тем, чтобы укрепить экономику страны, то есть ради самих же французов. –Теперь, объяснили французам, вы будете выходить на пенсию не в 60, а в 62 года! Так лучше для всех.
Но у французов своя голова на плечах: революционная. – Ни за что! – возмутились французы и устроили новую революцию. Особенно отличились молодые французы, которым до пенсии – целая вечность. Бред? Да нет! У них свой резон: если отцов будут держать на работе дольше, для них останется меньше рабочих мест. Соображают…
Французы знакомы с устройством баррикад и саботажем. Под руководством общенационального профсоюза они ловко нашли узкое место страны: перегородили дороги к нефтеперерабатывающим заводам и главным аэропортам. На улицы вышли сотни тысяч людей. Они бастуют и хотят, чтобы никто никуда не ездил и не летал. Чтобы все остановилось. Убытки уже исчисляются в миллиард евро. На эти деньги можно было бы, конечно, сделать что-нибудь стоящее, но это никого не волнует.
Что же это: безумие или высший революционный разум, ради активности которого ничего не жаль? Нужно ли завидовать французам или – пожмем в недоумении плечами? Результаты нынешней революции будут, видно, мелкими, все, в конце концов, разбредутся по домам, но зато обновлен и снова введен в действие принцип "Свобода. Равенство. Братство". Что лучше сближает людей, чем протест против правительства!
Наученные горьким опытом, мы в России смотрим на революции без понимания. И правильно делаем. Французы нам не указ. Но потому у нас и возник горький опыт революций, что мы так и не научились применять на практике французский принцип свободной страны. У нас то равенство без братства, то братство без свободы. Нам чего-то вечно недостает в нужном движении к гражданскому обществу.
Француз побунтует с утра, а затем, проголодавшись к обеду, мирно идет в кафе. Мы же в наши революции уничтожаем само понятие жизни. Мы сразу отменяем и кафе, и "гарсонов". Помимо всего остального. Французский бунт – предупреждение власти, репетиция национального взрыва на случай, если правительство сделает что-то неподобающее. Пусть власть боится и знает свое место. Это дороже миллиарда евро.
Но у французов своя голова на плечах: революционная. – Ни за что! – возмутились французы и устроили новую революцию. Особенно отличились молодые французы, которым до пенсии – целая вечность. Бред? Да нет! У них свой резон: если отцов будут держать на работе дольше, для них останется меньше рабочих мест. Соображают…
Французы знакомы с устройством баррикад и саботажем. Под руководством общенационального профсоюза они ловко нашли узкое место страны: перегородили дороги к нефтеперерабатывающим заводам и главным аэропортам. На улицы вышли сотни тысяч людей. Они бастуют и хотят, чтобы никто никуда не ездил и не летал. Чтобы все остановилось. Убытки уже исчисляются в миллиард евро. На эти деньги можно было бы, конечно, сделать что-нибудь стоящее, но это никого не волнует.
Что же это: безумие или высший революционный разум, ради активности которого ничего не жаль? Нужно ли завидовать французам или – пожмем в недоумении плечами? Результаты нынешней революции будут, видно, мелкими, все, в конце концов, разбредутся по домам, но зато обновлен и снова введен в действие принцип "Свобода. Равенство. Братство". Что лучше сближает людей, чем протест против правительства!
Наученные горьким опытом, мы в России смотрим на революции без понимания. И правильно делаем. Французы нам не указ. Но потому у нас и возник горький опыт революций, что мы так и не научились применять на практике французский принцип свободной страны. У нас то равенство без братства, то братство без свободы. Нам чего-то вечно недостает в нужном движении к гражданскому обществу.
Француз побунтует с утра, а затем, проголодавшись к обеду, мирно идет в кафе. Мы же в наши революции уничтожаем само понятие жизни. Мы сразу отменяем и кафе, и "гарсонов". Помимо всего остального. Французский бунт – предупреждение власти, репетиция национального взрыва на случай, если правительство сделает что-то неподобающее. Пусть власть боится и знает свое место. Это дороже миллиарда евро.
