Владимир Кара-Мурза: Приближающая столетняя годовщина со дня смерти Льва Толстого вызвала колоссальный интерес к его личности и творчеству во всем мире. Как известно, в октябре 1910 года Толстой, выполняя свое решение прожить последние годы соответственно своим взглядам, тайно покинул Ясную поляну, отрекшись от круга богатых и ученых. По дороге он заболел воспалением легких и вынужден был сделать остановку на маленькой станции Остапово, где 7 ноября по старому стилю и умер. Кроме того, в русской литературе нет темы более тяжелой и спорной, чем отлучение Льва Николаевича от церкви и в тоже время нет темы, которая породила бы столько слухов и откровенной лжи. О том, востребовано ли наследие Льва Толстого в современной России, об этом в столетие ухода из жизни великого гуманиста мы говорим с протоиреем Михаилом Ардовым, настоятелем храма Царя-мученика Николая Второго в Москве, и праправнуком писателя директором музея-усадьбы "Ясная поляна" Владимиром Толстым. Чем для вас знаменателен этот юбилей столетие со дня смерти Льва Николаевича Толстого?
Михаил Ардов: Вы знаете, я считаю, что это очень важная дата. Прошел 20 век, произошли такие события в нашей стране. Сейчас, я считаю, что, во всяком случае, Лев Николаевич Толстой, мы потом будем говорить о его религиозных воззрениях, тем не менее, его книги - это слава России, это действительно русская литература. Об этом, кстати, писал Достоевский. В частности, он писал об "Анне Карениной", что если в России могут быть такие книги написаны, то значит, что Россия великая страна. И меня просто поразило, честно сказать, что этот юбилей, такой важный - сто лет его нет, абсолютно игнорируется в нашей стране. Я никаких по этому поводу мероприятий, встреч, ничего такого нет. Вот это меня просто уязвляет, что эти люди, наши руководители, в том числе культурные, какие-то Иваны, не помнящие родства.
Владимир Кара-Мурза: Скажите, пожалуйста, как собираются отмечать столетие со дня смерти Льва Толстого за рубежом?
Владимир Толстой: В течение всего года, не только в эти дни, проходят в самых разных странах самые разные события – конференции, семинары, вечера, посвященные Толстому. Переиздаются его произведения в новых переводах, практически на все ведущие языки мира заново переведены все его ведущие, главные произведения, ставятся спектакли, снимаются фильмы. Действительно огромный интерес к этой дате. И совокупный тираж произведений Толстого в этом году, я думаю, перекрывает все мыслимые вообще возможности.
Владимир Кара-Мурза: Как восприняли уход тТолстого его современники?
Михаил Ардов: Вы знаете, у меня на эту тему был разговор с Ахматовой, которой был 21 год в 1910 году. Она была молодая поэтесса, она принадлежала к Серебряному веку. Она сказала, что впечатление было такое, как будто что-то рухнуло, такая катастрофа - вот такое было это событие. Почему меня и расстраивает, что никакого отзвука этого в интеллигентской оставшейся какой-то среде не происходит. Для меня самое важное свидетельство. Я не говорю о том, как писали газеты в те времена, как в Остапово сидели корреспонденты всех газет, сводки передавались о его здоровье. Интерес был колоссальный и совершенно справедливый, потому что он был великий человек.
Владимир Кара-Мурза: Как отреагировала тогда сто лет назад российская власть и российское общество на уход из жизни Льва Николаевича?
Владимир Толстой: Вообще весь мир следил за каждым днем Льва Толстого. Пока он был здоров и в силе и реагировал на все происходящее в мире, следили за его реакцией на мировые события. Он действительно был ведущим, самым авторитетным человеком на этот момент. И когда Толстой ушел из Ясной поляны, каждый день его жизни освещался, буквально первополосные материалы во всех газетах. Я сейчас только что приехал из Соединенных Штатов Америки, мне передали целую пачку газетных вырезок октября-ноября 1910 года, газеты Нью-Йорка и Сан-Франциско, на первых полосах обязательно сообщение о Толстом, о его самочувствии. И конечно, в момент его смерти те события, связанные с этим событием, были освещены очень широко.
Владимир Кара-Мурза: Даниил Гранин, писатель и публицист, уверен, что творчество Толстого необходимо современному человеку.
Даниил Гранин: Есть вещи, которые, мне кажется, нужно обязательно читать – это "Хаджи-Мурат", сегодня особенно, и может быть "Воскресенье" Толстого, потому что это очень нравственные, острые вещи. Кроме того, я думаю, что очень важно было бы нашей интеллигенции ознакомиться с дневниками Толстого, особенно за последние годы его жизни, когда он собирался из Ясной поляны уйти в Оптину пустынь. У него было мучительное противоречие между образом жизни, который он вел, и который он считал необходимым вести. То есть он жил в сравнительной роскоши, а считал, что это не морально, не нравственно, надо жить гораздо беднее, проще. Это современная проблема совести для многих наших людей.
Владимир Кара-Мурза: Как развивались взаимоотношения Льва Толстого и Русской православной церкви?
Михаил Ардов: Это вопрос не такой простой. Но в принципе в те времена, когда в 901 году, когда произошло отлучение, то это вызвало очень большую полемику и большой даже скандал. Но тем не менее, я считаю, что это был правильный акт. Хотя, например, я знаю, что противником этого был никто иной, как обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев. Потому что он справедливо полагал, что такое опубликование кратенького текста синодального даст Толстому еще рекламу, как бы теперь сказали, пиар. Что и действительно произошло, потому что это такой закон. Ленин говорил, писал о Толстом довольно диковатую статью, что Толстой, дескать, зеркало русской революции. Если прибегать к таким формулировкам, я бы сказал, что Лев Николаевич Толстой был олицетворение российской трагедии. А трагедия российская, которая привела к падению империи, к чудовищным последствиям, которые мы видели в 20 веке, была в том, что образованный класс, интеллигенция и дворянство были, по существу говоря, многие десятилетия просто вне церкви. Если мы обратимся к русской литературе, то мы найдем может быть только Гоголя в конце жизни и Достоевского, а все остальные писатели на обочине. Вспомним знаменитые тургеневские романы, вспомним даже прозу Пушкина, там о церкви ничего не говорится.
Церковь - это было какое-то для простых людей, вот эти духовенства, не всегда очень приятные. И церковь, которая со времен Петра превратилась в некое духовное ведомство российское, находилась в 19 веке в жесточайшем кризисе, и это тоже вторая причина падения Российской империи. Потому что церковь была доведена отчасти до этого. Я не говорю о том, что церкви не было благочестивых людей, замечательных подвижников и святых, но если смотреть на нее со стороны, как, наверняка, на нее смотрели все интеллигенты, она представляла довольно неприглядное зрелище. Это и есть причина, я считаю, трагедия личной, в частности, Толстого. Потому что он, будучи чрезвычайно умным и чрезвычайно обстоятельным человеком, он пытался в этом разобраться сам и довел эту оппозицию к церкви, которую занимала вся интеллигенция и декабристы, плюс там половина, огромное количество масонов, которые враги церкви, они тоже были в России в те времена в большом количестве. Кстати сказать, сам Лев Николаевич имел с масонами какие-то контакты, и как мы помним, Пьер Безухов, вот эту линию в "Войне и мире", он с масонством был знаком. Так вот он довел эту оппозиционность церкви до некоего логического конца. К сожалению, как выразился наш третий собеседник, не так давно я видел его по телевизору, он сказал: с какого-то момента пути Русской православной церкви и Льва Толстого разошлись. Мне кажется, что и вместе они были очень долгое время.
Владимир Кара-Мурза: Когда, по вашему мнению, разошлись пути Льва Толстого и русского православия?
Владимир Толстой: Дело в том, что Лев Николаевич пытался на себе испытать и пройти весь путь истинного христианина, истинного православного верующего. Говел, исповедовался, читал Евангелие, пытался трактовать Евангелие. Стремился к прозрению, к понятию высшей истины. Но часто сталкивался с вещами, неприемлемыми для него, как именно мыслящего человека, и он разделял христианство, учение о Христе от официальной церкви, которая часто не соответствовала представлениям об истинном христианстве. Как человек искренний, он просто прямо и открыто говорил об этом. Конечно, это не могло нравиться официальной церкви, Синоду. Мне кажется, что сам факт этого опубликования определения Священного Синода в какой-то степени был ошибкой. Можно было, наверное, как-то не обострять церкви это противостояние с Толстым, который на момент начала 20 века был фигурой невероятно авторитетной. И мне кажется, это определение Священного Синода скорее ослабило церковь, чем как-то нанесло урон и ущерб самому Толстому.
Мне кажется, сегодня Толстой ничего не может изменить, он ничего не может сказать, потому что его нет среди живущих. Все, что мог, он уже написал и сказал в свое время. А православная церковь сегодня достаточно сильна и как сильная церковь, она могла бы сказать, что Толстой не враг православия. Да, церковь не может признать многое из того, что говорил Толстой. Но сегодня нет опасности от Льва Толстого для русского православия. И вот именно церковь могла бы разрешить вековую такую трещину, которая разделила людей верующих, в то же время признающих, что Толстой настоящий национальный гений и чрезвычайно важная фигура в национальном самосознании любого русского российского человека.
Владимир Кара-Мурза: Евгений Бунимович, поэт, уполномоченный по правам ребенка в Москве, сожалеет о невостребованности учения Толстого.
Евгений Бунимович: Поэт сказал: быть классиком, значит стоять на шкафу. Во многом это сегодня относится, к сожалению, к Льву Толстому. Потому что настолько, казалось бы, мы его знаем, настолько он вошел в нашу даже не жизнь, а быть, что остается абсолютно нечитанным и непознанным. К стыду своему должен признаться, что я недавно приехал в Ясную поляну на спектакль, который поставили по пьесе Толстого и был поражен совершенно современным, жестким, внятным текстом, который как будто спорит о том, что происходит сегодня и с такой яростью и антигосударственной, и антиклерикальной, с которой, мне кажется, современный драматург не решился бы говорить в современной России. А поскольку шел еще перевод титрами, то вот эти сами титры, которые шли, они мне напоминали дискуссию в блоге Интернета, настолько это было современно. Вот, мне кажется, что очень мало кому сегодня довелось ощутить такую абсолютную современность Льва Толстого.
Владимир Кара-Мурза: Как же так получилось, что Лев Толстой оказался единственным из отечественных литераторов, отлученным от церкви, хотя был величайшим из отечественных писателей?
Михаил Ардов: Я не согласен с Владимиром Ильичем. Я говорил, что он довел все до крайности, до предела. И он в романе "Воскресение" просто измывается и кощунствует над таинствами православной церкви, над евхаристией и так далее. Вот это и вынудило синодалов прореагировать. И церковь, сейчас в особенности, церковь совсем не сильна. В церковь ходят 3% населения, а в Москве в пасхальную ночь 1%. Она сейчас сильна только как подспорье нынешнего режима, и то не так уж сильна. У церкви во все времена, особенно в наши, когда она так ослабела, да и в те времена есть очень важная обязанность, которую, кстати сказать, патриархия совершенно не выполняет – это давать нравственную церковную оценку всему, что происходит в мире. И именно в виду того, что популярность и слава Толстого была столь велика, церковь должна была своим верным чадам, как мы называем свою паству, указать на это, что вот это не наше, вот здесь кощунство. Задним числом нельзя такие вещи отменять.
Московская патриархия - это не российская, у нее даже имя не такое, ей Сталин дал имя Русская православная церковь, а раньше она называлась православная Греко-российская церковь. И заметьте, что в этом самом определении Синода, оно написано очень деликатно, оно очень краткое и там нет даже слова "анафема", которое до сих пор: вот, объявили анафему Льву Толстому. Никакого слова "анафема" там нет. Но поскольку интеллигенты, до сих пор они таковы, как правило, в церковь не ходят и что там происходит, не знают, в те времена зародился такой миф, что якобы в день торжества православия в церкви придают анафеме Мазепу, Гришку Отрепьева, Емельку Пугачева, Стеньку Разина и боярина Льва Толстого. Это абсолютная чушь. Потому что в 19 веке никогда никаких имен во время богослужения не произносились. Но поскольку никто туда не ходил, то даже Куприн, не к чести будет сказано, написал рассказ на тему, что какому-то дьякону велели произнести анафему Льву Толстому, а он ему возгласил "многое лета". Вот до таких парадоксов дело доходит.
Владимир Кара-Мурза: Вы или ваши предки или родственники пытались снять отлучение с Льва Николаевича?
Владимир Толстой: Это невозможно и неправильно. Не нужно ставить так вопрос. Потому что, еще раз повторяю, Льва Николаевича уже сто лет нет с нами, и мы не можем за него решать, хотел бы он или не хотел бы он снятия или не снятия отлучения. Мне кажется, что сегодня нужно как-то примирить православных верующих и гения, великого русского писателя и мыслителя. Мне кажется, что нужно как-то рану заживить. А совершенно нет никакой необходимости принимать официальные решения со стороны церкви, тем более вмешиваться государству в это как-то. Просто сгладить это противоречие. 20 век был таким кровавым, таким жестоким, таким страшным. Толстой настолько гуманистичен, настолько в своем творчестве действительно глубоко христианский человек. Его поздние рассказы, мне кажется, "Хозяин и работник", "Чем люди живы" – это абсолютно христианская литература.
Владимир Кара-Мурза: Рой Медведев, писатель-историк, ветеран Великой отечественной войны, не видит прямого влияния Толстого на нашу современность.
Рой Медведев: Наследие Льва Толстого не слишком сильно отражается на жизни, на сознании современной России. Все-таки Лев Толстой был писателем 19 века, он отражал реальности, идеи и настроения и учения, которые господствовали тогда в 19 веке. Сегодня жизнь настолько динамична, более глубока, чем она была в 19 веке. Насыщена совершенно другими реальностями. Я думаю, книги Льва Толстого большая часть молодежи нашей страны не читала и уже не будет читать. Если люди моего поколения, и то большей частью в молодости, читали все книги Льва Толстого, и "Детство", и "Юность", и "Война и мир", и "Анну Каренину", и "Воскресенье", все я читал, но не перечитывал больше никогда. А мой сын, например, друзья его никогда не читали четырехтомного "Войны и мира", на них это уже не действует, у них другой способ мышления и терпения такого нет, чтобы все это обдумывать и читать. Это история все-таки, это история литературы. Это интересует и волнует немногих людей.
Владимир Кара-Мурза: В чем отличие того, как возникала популярность Льва Толстого у нас в России и за рубежом?
Михаил Ардов: Насколько мне известно, я бы так сказал, что в России, безусловно, его голос был так слышен благодаря тому, что он был гениальный, совершенно неповторимый писатель. И эти романы его, совершенно просто невероятные, у меня слов нет, чтобы говорить о Толстом-романисте. И уже на таком пьедестале его моральные поучения и все, что он делал дальше, все это звучало очень громко и для многих убедительно. Тут я на секундочку отвлекусь. Я помню, я когда-то сказал Ахматовой, что бывают такие писатели как Гоголь и Толстой, которые не удовлетворяются своим художественным творчеством, потом начинают учительствовать и морализировать. На что Ахматова мне сказала так: "По-моему, это только у русских". И потом добавила: "Коля Гумилев говорил мне: "Аня, отрави меня собственной рукой, если я начну пасти народы". Так вот, его, естественно, литературная слава как великого писателя способствовала распространению религиозных взглядов. Но насколько мне известно, на Западе случилось наоборот. Когда Тургенев устроил первый перевод "Войны и мира", я не точно сейчас помню, то эти романы гениальные не имели за границей успеха. А вот когда вместе с Ренаном и другими деятелями антихристианскими, антицерковными, которые были на Западе, он стал нападать на церковь, и с моей точки зрения, искажать евангельское учение, вот тут к нему возник интерес. После этого в ход пошли его художественные произведения.
Владимир Кара-Мурза: В чем причина того, что, несмотря на отлучение от церкви, авторитет Льва Толстого в православной России оставался непререкаемым?
Владимир Толстой: Это действительно прежде всего, безусловно, художественная гениальность. Я не могу согласиться с многоуважаемым Медведевым, с тем, что он устарел и остался в 19 веке. Наоборот, мне кажется, что очень многие мысли Толстого просто остро актуальны сегодня. Толстой, на мой взгляд, был одним из первых людей с экологическим мышлением, которое сегодня чрезвычайно востребовано, зеленое движение, все, что относится к сохранению окружающей среды - абсолютно толстовский посыл. Толстовская педагогика остро современна сегодня, его взгляды на воспитание, образование, обучение. Очень многие, Толстой один из первых правозащитников, борцов за права человека, Толстой отстаивал свободу, независимость человека. Все это не может не быть неактуально, наоборот, становится все более актуальным, просто его надо правильно читать. Толстой написал 90 томов - это действительно огромный труд прочесть Толстого, но тот, кто ищет какие-то ответы на животрепещущие вопросы сегодняшнего дня, безусловно, может найти их в произведениях Толстого, в его дневниках, в его письмах, в его художественных произведениях, в его публицистике. Поэтому не могу никак согласиться, что он теряет свою актуальность. Надо уметь читать Толстого. Может быть сегодня для молодого читателя нужен блоговый Толстой. Я, кстати говоря, может быть возьмусь за это. Потому что его мысли в блоговом выражении сегодня, абсолютно убежден, будут просто потрясающе востребованы молодежью, будут остро обсуждаться в Интернете.
Владимир Кара-Мурза: Наталья Иванова, заместитель главного редактора журнала "Знамя", считает Льва Толстого неудобным мыслителем.
Наталья Иванова: Сегодня скорее время Достоевского, чем Толстого. Может быть, исходя из того, что Толстой аристократ, идущий от крестьян, а Достоевский ближе гораздо к тому, что происходит в России, но наследие Льва Толстого, по-моему, сегодня не востребовано, у общества нет потребности в этической модели, в этической стратегии Льва Толстого. На самом деле Лев Толстой крайне неудобен и выбивается из любого порядка вещей. Я думаю, что если бы у нас вовремя был прочитан "Хаджи-Мурат", не было бы того, что происходило и происходит сегодня на Северном Кавказе, например. В стране, где происходит такая ползучая клерикализация, как может быть востребован такой неудобный мыслитель. Крайне неудобен он для церкви, крайне неудобен он для адаптации сегодня в нашем государстве.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Валерия.
Слушатель: Приветствую вас, господа. Забавно, что у Роя Медведева точно такая же фамилия, как у нашего президента. Я думаю, что господин Медведев, который считается у нас по какой-то ошибке президентом, а не куклой господина Путина, тоже читал Толстого и ничего в нем не понял, так же как Рой Медведев. Вот такие люди, как Рой Медведев, как Дмитрий Медведев и прочие другие люди со звериными фамилиями не способны понять Толстого. А между тем он действительно является зеркалом русской революции.
Владимир Кара-Мурза: Как изменилась трактовка места вашего прапрадеда в отечественной истории со времен марксизма, когда действительно его называли автоматически "зеркалом революции"?
Владимир Толстой: Мне кажется, что права Наталья Иванова, говоря о том, что Толстой неудобен. Он действительно неудобен никакой форме правления. Он был неудобен в императорской России, в царской России. В какой-то степени большевики пытались его приспособить под свои нужды, но в полной мере он был невыгоден и им, потому что не печатались религиозные сочинения Толстого. Толстой неприемлем для любой формы демократического правления. Я думаю, что он был бы остро неприемлем, например, демократии Соединенных Штатов с ее политкорректностью, Толстой никогда не был политкорректен. Он действительно не влезает ни в какие прокрустовы ложи государственных и властных правлений. Но он правдив, а правдивый человек всегда интересен другим. Поэтому, думаю, что, несмотря ни на какие изменения формации, будет достаточно значительная группа людей, которым Толстой будет всегда интересен как человек, говоривший правду и только правду.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвички Марины.
Слушательница: Здравствуйте. Я тоже думаю, что мы недостаточно мудрые родители, профессиональные преподаватели, недостаточно вдумчивые воспитатели, если наши дети не прочитали Толстого. Если бы читали, к сожалению, я публицистику его не знаю, но литературные произведения дают такой широкой характер положительного героя. И самое главное, у него очень болела душа в военных рассказах о простом солдате. Это в повестях и в романах в русской литературе это очень редкая черта. Я считаю, что в этом отношении он уникален. Действительно, и через образы самих солдат, то есть через простой образ солдата - это уникально, я думаю, надо было ценить. Вы, отец Михаил, сказали, что он сам был не чужд масонства. Но сейчас нам хорошо известно, что и Греко-русская православная церковь в то время была не чужда, некоторые епископы и синодалы даже участвовали в масонской ложе. Так вот скажите, пожалуйста, возможно, что такое движение против Толстого было намеренным, чтобы вызывать в молодежи, которая шла за Толстым, отвращение к церкви?
Михаил Ардов: Нет, я думаю, это слишком тонко. Я впервые слышу о том, что какие-то епископы или синодалы были связаны с масонством, хотя масонство - это тема, как мы знаем, тема закрытая. Я вам повторяю, что церковь была в жесточайшем кризисе, и тут двух мнений быть не может. Я не думаю, что это такой, я вообще не люблю теорию заговоров, что всех убили. Было так, как было. Теперь мы должны на это смотреть и, как теперь говорят молодые люди, с включенными мозгами.
Владимир Кара-Мурза: Леонид Баткин, историк-культуролог, главный научный сотрудник РГГУ, уверен, что учение Толстого находит отклик у современников.
Леонид Баткин: Я думаю, что находит. Дело в том, что оно когда-то в лучшие времена находило отклик лишь у части нашего населения. Я думаю, что и сейчас народ не упивается чтением Льва Толстого. Но те, кто принадлежат к русской культуре всерьез, не могут не любить и не ценить хотя бы некоторые его произведения. Я, скажем, очень люблю "Казаков", и "Хаджи-Мурата", и "Анну Каренину", и пьесы Толстого. И у меня стоит его небольшой бюст в кабине. Для меня это один из самых почитаемых русских писателей. Я думаю, что это продлится долго, если не века, то многие десятилетия.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос радиослушательницы Александры из Калининградской области.
Слушательница: Добрый вечер. Например, у меня такое соображение по поводу отлучения Толстого от церкви. Ведь Толстой был хорошо знаком с исследователями Библии, и он знал, что православие, руководители, они далеко были от истины библейской, и они за это его. Он называл их отступниками.
Владимир Кара-Мурза: Давайте не будем углубляться в теорию заговора. Мы знаем, что вышел художественный фильм "Последнее воскресение" - это история последнего года жизни Льва Николаевича Толстого. Вы видели этот фильм?
Владимир Толстой: Да, я видел его много раз, 7-8 раз я смотрел этот фильм. Так получилось, что я оказался вовлечен в историю его создания и особенно продвижения на экраны Запада и России. Так что я знаком с этим произведением очень хорошо.
Владимир Кара-Мурза: Как в нем трактуются последние дни, история ухода Льва Николаевича из дома? Знаем, что сегодня день памяти вашей прапрабабушки Софьи Николаевны Толстой, которая умерла в этот день в 1919 году, основательницы музея Ясная поляна.
Владимир Толстой: Я очень благодарен режиссеру Майклу Хоффману, актрисе Хелен Миррен за создание такого цельного образа Софье Андреевны. Я не знаю, понравится он зрителям или нет. Но Софья Андреевна очень мощная фигура, очень важный человек в жизни Толстого, незаслуженно получившая колоссальную порцию унижений и оскорблений после смерти Толстого. Ведь это человек, который служил русскому гению, помогал ему в работе. В конце концов, она родила ему 13 детей, воспитала его детей и внуков. Я с огромным уважением отношусь к Софье Андреевне. Мне кажется, что фильм "Последнее воскресение", несмотря на многочисленные неточности и несоответствие подлинным событиям и подлинной биографии Толстого, тем не менее, является таким эмоционально-правильным выражением этой трагедии, драмы, которую пережил в последний год жизни Лев Николаевич Толстой, с историей завещания, с трагическим уходом из Ясной поляны, смертью. Эмоционально в фильме, это все сделано с большой любовью ко Льву Николаевичу и Софье Андреевне и с достаточной степенью деликатности по отношению к каждому из них.
Владимир Кара-Мурза: Дмитрий Быков, писатель и телеведущий, считает, что Толстой остается важнейшим национальным символом.
Дмитрий Быков: Я только что вернулся из Твери, где на книжном развале толстовский 20-томник стоил двести рублей. И это, конечно, ужас. А с другой стороны, мои школьники воспринимают толстовские тексты чрезвычайно живо, активно и спорят о них. "Анна Каренина" остается самым популярным русским семейным романом, "Война и мир" оживленнейшим образом дискутируется в сфере моих друзей, военных историков. То есть, по всей видимости, Толстой все-таки остается для русских очень важным символом. Другой вопрос, в какой степени они способны заглянуть за этот символ, пойти вглубь. Толстой, разумеется, фигура такой первичной идентификации, мы страна Гагарина, условно говоря, маршала Жукова и Толстого. Понять, что такое Толстой, вникнуть в его идеи могут сейчас, к сожалению, специалисты, очень ограниченное их число. И я даже понимаю, почему: потому что Толстой не льстит читателю, он говорит ему горькие, страшные, зачастую несовместимые с жизнью вещи. Ленин это, например, прекрасно понимал и в своей статье о нем подчеркивает. Толстой сделал русскую революцию, потому что он поднес к глазам страны зеркало с невероятно высокой разрешающей способностью. Если сегодня масса Толстого не читает, то именно потому, что боится увидеть себя.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Нижегородской области от радиослушателя Владимира.
Слушатель: Здравствуйте. Отец Михаил, минуту назад мы слышали Роя Медведева, он сказал, что другой уж юноша поет другие песни. Но в 20 веке коммунисты тоже не жаловали Толстого. Между прочим, сама Крупская вычеркивала из всех списков и не разрешала его печатать. А почему, скажите мне, пожалуйста?
Михаил Ардов: Знаете что, я бы сказал, так, наверное, то, что говорил Владимир Ильич, что Толстой предельно откровенен, он предельно естественен. И даже Быков говорил, он говорит о людях, что называется, последнюю правду о нашей падшей человеческой греховной натуре. Он никому не льстит. И поэтому, естественно, он неудобен. А кроме того, для коммунистов он слишком гуманистичен был, он слишком был добр, он "милость к падшим призывал", по слову Пушкина, сочувствовал людям. Коммунисты были людьми безжалостными, он к ним в союзники не годился.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Артура Борисовича.
Слушатель: Добрый вечер. Хотел бы выразить огромную благодарность Льву Николаевичу. Я удивляюсь, как такой человек, как Рой Медведев, может говорить, что он уже не имеет значения. Он будет иметь значение и через тысячу лет. Потому что ни один писатель в истории человечества, ни у одного народа нет такого величайшего гения, как Лев Толстой, можно добавить к нему еще Федора Михайловича Достоевского. Вот это две вершины, до которых никто не может добраться. Сам я специалист по русскому языку и литературе, закончил ереванский факультет филологический. Выше этих людей на свете ни в одной литературе, можно сравнить только с Гомером, даже Шекспира я считаю ниже, чем Лев Толстой. Как может человек вообще говорить, что его не надо читать. Это настоящая глупость.
Владимир Кара-Мурза: Возрастает ли с годами интерес к творчеству вашего прапрадеда?
Владимир Толстой: Да, мне кажется, что сейчас пришло его время, и 21 век, третье тысячелетие – это будет век и тысячелетие Толстого. Я просто вижу это. Я езжу по миру, в самых разных странах, в Японии, Вьетнаме, Колумбии, Аргентине, европейских странах, Америке Толстой сегодня не просто востребован, а просто идет восхождение к Толстому и рост интереса невероятный. Я прогнозирую увеличение этого роста в дальнейшем.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Краснодара от радиослушателя Олега.
Слушатель: Здравствуйте. Простите мою не слишком высокую образованность, но я слышал о том, что Лев Николаевич Толстой был в свое время анафеманствован за то, что якобы перевел Библию на свой лад. Правда ли это?
Михаил Ардов: Слово "анафеманствован" - это слово, которого нет в определении Синода, об этом я уже говорил. Не только за то, что он искажал в своем изложении Священное писание, как его сохранила православная церковь в течение 19 веков, но, как я говорил, за его измывательства над таинствами православной церкви, над священнослужителями. Вот за это действительно, по этому поводу было издано определение Святейшего Синода Греко-российской православной церкви.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, за сто лет, прошедшие со дня ухода Льва Николаевича из жизни, можно ли сказать, что он превратился в нашем российском сознании из зеркала революции в олицетворение нашей российской трагедии, то, о чем говорил Михаил Ардов?
Владимир Толстой: Мне меньше всего хотелось бы, чтобы Толстой превращался в зеркало, в мумию, в статую, в божество. Толстой очень живой человек очень противоречивый и он очень искренний и живой. Мне очень бы хотелось, чтобы Толстой именно таким и оставался, чтобы не просто знали имя Лев Толстой, знали, что он автор великих романов, действительно великих романов "Война и мир", "Анна Каренина", "Воскресение", но то, что это человек, который искренне думал, переживал обо всем, что может волновать человека с момента его рождения до момента его ухода из жизни. Потрясающе, Толстой написал для всех, Толстого можно читать младенцу, который находится в утробе матери и Толстого можно читать на смертном одре. Для каждого возраста, для каждого периода жизни у Толстого найдется свое произведение. Мне хочется, чтобы именно так его и воспринимал.
Владимир Кара-Мурза: Есть ли надежда на то, что будет преодолен этот конфликт между фигурой Льва Толстого и церковью?
Михаил Ардов: Это же не живой уже конфликт – это история. Я вам скажу, когда я говорю своим молодым людям, которые ко мне обращаются, я говорю им, чтобы они читали и рассказы Льва Николаевича, и "Войну и мир", потому что это действительно нравственно, это школа добра. Я не вижу причин, почему, я действительно, предположим, не скажу, чтобы они читали переложение Евангелия, а эти вещи, учащие действительно нравственности и добру, никакой преграды для их чтения священник не может поставить, на мой взгляд.
Владимир Кара-Мурза: Какие произведения вашего прапрадеда, по-вашему, наиболее точно отражают его отношение к христианскому вероучению?
Владимир Толстой: Мне кажется, если не брать одиозные главы "Воскресения", которые во многом были напечатаны благодаря настойчивому влиянию Чиркова, то в художественной прозе Толстого все глубоко христианское. И я уже упоминал поздние рассказы Толстого "Чем люди жили", "Сколько человеку земли надо", "Алеша Горшок", блистательный шедевр "Хозяин и работник" - это глубоко нравственные, православные и христианские художественные произведения. Мне кажется, что творчество Толстого пронизано, у него нет ни одного, у него живые люди с достоинствами и недостатками, нет негодяев и нет идеальных героев. Толстой отображал жизнь такой, какая она есть, и изображал людей такими, какими на самом деле они являются.
Михаил Ардов: Вы знаете, я считаю, что это очень важная дата. Прошел 20 век, произошли такие события в нашей стране. Сейчас, я считаю, что, во всяком случае, Лев Николаевич Толстой, мы потом будем говорить о его религиозных воззрениях, тем не менее, его книги - это слава России, это действительно русская литература. Об этом, кстати, писал Достоевский. В частности, он писал об "Анне Карениной", что если в России могут быть такие книги написаны, то значит, что Россия великая страна. И меня просто поразило, честно сказать, что этот юбилей, такой важный - сто лет его нет, абсолютно игнорируется в нашей стране. Я никаких по этому поводу мероприятий, встреч, ничего такого нет. Вот это меня просто уязвляет, что эти люди, наши руководители, в том числе культурные, какие-то Иваны, не помнящие родства.
Владимир Кара-Мурза: Скажите, пожалуйста, как собираются отмечать столетие со дня смерти Льва Толстого за рубежом?
Владимир Толстой: В течение всего года, не только в эти дни, проходят в самых разных странах самые разные события – конференции, семинары, вечера, посвященные Толстому. Переиздаются его произведения в новых переводах, практически на все ведущие языки мира заново переведены все его ведущие, главные произведения, ставятся спектакли, снимаются фильмы. Действительно огромный интерес к этой дате. И совокупный тираж произведений Толстого в этом году, я думаю, перекрывает все мыслимые вообще возможности.
Владимир Кара-Мурза: Как восприняли уход тТолстого его современники?
Михаил Ардов: Вы знаете, у меня на эту тему был разговор с Ахматовой, которой был 21 год в 1910 году. Она была молодая поэтесса, она принадлежала к Серебряному веку. Она сказала, что впечатление было такое, как будто что-то рухнуло, такая катастрофа - вот такое было это событие. Почему меня и расстраивает, что никакого отзвука этого в интеллигентской оставшейся какой-то среде не происходит. Для меня самое важное свидетельство. Я не говорю о том, как писали газеты в те времена, как в Остапово сидели корреспонденты всех газет, сводки передавались о его здоровье. Интерес был колоссальный и совершенно справедливый, потому что он был великий человек.
Владимир Кара-Мурза: Как отреагировала тогда сто лет назад российская власть и российское общество на уход из жизни Льва Николаевича?
Владимир Толстой: Вообще весь мир следил за каждым днем Льва Толстого. Пока он был здоров и в силе и реагировал на все происходящее в мире, следили за его реакцией на мировые события. Он действительно был ведущим, самым авторитетным человеком на этот момент. И когда Толстой ушел из Ясной поляны, каждый день его жизни освещался, буквально первополосные материалы во всех газетах. Я сейчас только что приехал из Соединенных Штатов Америки, мне передали целую пачку газетных вырезок октября-ноября 1910 года, газеты Нью-Йорка и Сан-Франциско, на первых полосах обязательно сообщение о Толстом, о его самочувствии. И конечно, в момент его смерти те события, связанные с этим событием, были освещены очень широко.
Владимир Кара-Мурза: Даниил Гранин, писатель и публицист, уверен, что творчество Толстого необходимо современному человеку.
Даниил Гранин: Есть вещи, которые, мне кажется, нужно обязательно читать – это "Хаджи-Мурат", сегодня особенно, и может быть "Воскресенье" Толстого, потому что это очень нравственные, острые вещи. Кроме того, я думаю, что очень важно было бы нашей интеллигенции ознакомиться с дневниками Толстого, особенно за последние годы его жизни, когда он собирался из Ясной поляны уйти в Оптину пустынь. У него было мучительное противоречие между образом жизни, который он вел, и который он считал необходимым вести. То есть он жил в сравнительной роскоши, а считал, что это не морально, не нравственно, надо жить гораздо беднее, проще. Это современная проблема совести для многих наших людей.
Владимир Кара-Мурза: Как развивались взаимоотношения Льва Толстого и Русской православной церкви?
Михаил Ардов: Это вопрос не такой простой. Но в принципе в те времена, когда в 901 году, когда произошло отлучение, то это вызвало очень большую полемику и большой даже скандал. Но тем не менее, я считаю, что это был правильный акт. Хотя, например, я знаю, что противником этого был никто иной, как обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев. Потому что он справедливо полагал, что такое опубликование кратенького текста синодального даст Толстому еще рекламу, как бы теперь сказали, пиар. Что и действительно произошло, потому что это такой закон. Ленин говорил, писал о Толстом довольно диковатую статью, что Толстой, дескать, зеркало русской революции. Если прибегать к таким формулировкам, я бы сказал, что Лев Николаевич Толстой был олицетворение российской трагедии. А трагедия российская, которая привела к падению империи, к чудовищным последствиям, которые мы видели в 20 веке, была в том, что образованный класс, интеллигенция и дворянство были, по существу говоря, многие десятилетия просто вне церкви. Если мы обратимся к русской литературе, то мы найдем может быть только Гоголя в конце жизни и Достоевского, а все остальные писатели на обочине. Вспомним знаменитые тургеневские романы, вспомним даже прозу Пушкина, там о церкви ничего не говорится.
Церковь - это было какое-то для простых людей, вот эти духовенства, не всегда очень приятные. И церковь, которая со времен Петра превратилась в некое духовное ведомство российское, находилась в 19 веке в жесточайшем кризисе, и это тоже вторая причина падения Российской империи. Потому что церковь была доведена отчасти до этого. Я не говорю о том, что церкви не было благочестивых людей, замечательных подвижников и святых, но если смотреть на нее со стороны, как, наверняка, на нее смотрели все интеллигенты, она представляла довольно неприглядное зрелище. Это и есть причина, я считаю, трагедия личной, в частности, Толстого. Потому что он, будучи чрезвычайно умным и чрезвычайно обстоятельным человеком, он пытался в этом разобраться сам и довел эту оппозицию к церкви, которую занимала вся интеллигенция и декабристы, плюс там половина, огромное количество масонов, которые враги церкви, они тоже были в России в те времена в большом количестве. Кстати сказать, сам Лев Николаевич имел с масонами какие-то контакты, и как мы помним, Пьер Безухов, вот эту линию в "Войне и мире", он с масонством был знаком. Так вот он довел эту оппозиционность церкви до некоего логического конца. К сожалению, как выразился наш третий собеседник, не так давно я видел его по телевизору, он сказал: с какого-то момента пути Русской православной церкви и Льва Толстого разошлись. Мне кажется, что и вместе они были очень долгое время.
Владимир Кара-Мурза: Когда, по вашему мнению, разошлись пути Льва Толстого и русского православия?
Владимир Толстой: Дело в том, что Лев Николаевич пытался на себе испытать и пройти весь путь истинного христианина, истинного православного верующего. Говел, исповедовался, читал Евангелие, пытался трактовать Евангелие. Стремился к прозрению, к понятию высшей истины. Но часто сталкивался с вещами, неприемлемыми для него, как именно мыслящего человека, и он разделял христианство, учение о Христе от официальной церкви, которая часто не соответствовала представлениям об истинном христианстве. Как человек искренний, он просто прямо и открыто говорил об этом. Конечно, это не могло нравиться официальной церкви, Синоду. Мне кажется, что сам факт этого опубликования определения Священного Синода в какой-то степени был ошибкой. Можно было, наверное, как-то не обострять церкви это противостояние с Толстым, который на момент начала 20 века был фигурой невероятно авторитетной. И мне кажется, это определение Священного Синода скорее ослабило церковь, чем как-то нанесло урон и ущерб самому Толстому.
Мне кажется, сегодня Толстой ничего не может изменить, он ничего не может сказать, потому что его нет среди живущих. Все, что мог, он уже написал и сказал в свое время. А православная церковь сегодня достаточно сильна и как сильная церковь, она могла бы сказать, что Толстой не враг православия. Да, церковь не может признать многое из того, что говорил Толстой. Но сегодня нет опасности от Льва Толстого для русского православия. И вот именно церковь могла бы разрешить вековую такую трещину, которая разделила людей верующих, в то же время признающих, что Толстой настоящий национальный гений и чрезвычайно важная фигура в национальном самосознании любого русского российского человека.
Владимир Кара-Мурза: Евгений Бунимович, поэт, уполномоченный по правам ребенка в Москве, сожалеет о невостребованности учения Толстого.
Евгений Бунимович: Поэт сказал: быть классиком, значит стоять на шкафу. Во многом это сегодня относится, к сожалению, к Льву Толстому. Потому что настолько, казалось бы, мы его знаем, настолько он вошел в нашу даже не жизнь, а быть, что остается абсолютно нечитанным и непознанным. К стыду своему должен признаться, что я недавно приехал в Ясную поляну на спектакль, который поставили по пьесе Толстого и был поражен совершенно современным, жестким, внятным текстом, который как будто спорит о том, что происходит сегодня и с такой яростью и антигосударственной, и антиклерикальной, с которой, мне кажется, современный драматург не решился бы говорить в современной России. А поскольку шел еще перевод титрами, то вот эти сами титры, которые шли, они мне напоминали дискуссию в блоге Интернета, настолько это было современно. Вот, мне кажется, что очень мало кому сегодня довелось ощутить такую абсолютную современность Льва Толстого.
Владимир Кара-Мурза: Как же так получилось, что Лев Толстой оказался единственным из отечественных литераторов, отлученным от церкви, хотя был величайшим из отечественных писателей?
Михаил Ардов: Я не согласен с Владимиром Ильичем. Я говорил, что он довел все до крайности, до предела. И он в романе "Воскресение" просто измывается и кощунствует над таинствами православной церкви, над евхаристией и так далее. Вот это и вынудило синодалов прореагировать. И церковь, сейчас в особенности, церковь совсем не сильна. В церковь ходят 3% населения, а в Москве в пасхальную ночь 1%. Она сейчас сильна только как подспорье нынешнего режима, и то не так уж сильна. У церкви во все времена, особенно в наши, когда она так ослабела, да и в те времена есть очень важная обязанность, которую, кстати сказать, патриархия совершенно не выполняет – это давать нравственную церковную оценку всему, что происходит в мире. И именно в виду того, что популярность и слава Толстого была столь велика, церковь должна была своим верным чадам, как мы называем свою паству, указать на это, что вот это не наше, вот здесь кощунство. Задним числом нельзя такие вещи отменять.
Московская патриархия - это не российская, у нее даже имя не такое, ей Сталин дал имя Русская православная церковь, а раньше она называлась православная Греко-российская церковь. И заметьте, что в этом самом определении Синода, оно написано очень деликатно, оно очень краткое и там нет даже слова "анафема", которое до сих пор: вот, объявили анафему Льву Толстому. Никакого слова "анафема" там нет. Но поскольку интеллигенты, до сих пор они таковы, как правило, в церковь не ходят и что там происходит, не знают, в те времена зародился такой миф, что якобы в день торжества православия в церкви придают анафеме Мазепу, Гришку Отрепьева, Емельку Пугачева, Стеньку Разина и боярина Льва Толстого. Это абсолютная чушь. Потому что в 19 веке никогда никаких имен во время богослужения не произносились. Но поскольку никто туда не ходил, то даже Куприн, не к чести будет сказано, написал рассказ на тему, что какому-то дьякону велели произнести анафему Льву Толстому, а он ему возгласил "многое лета". Вот до таких парадоксов дело доходит.
Владимир Кара-Мурза: Вы или ваши предки или родственники пытались снять отлучение с Льва Николаевича?
Владимир Толстой: Это невозможно и неправильно. Не нужно ставить так вопрос. Потому что, еще раз повторяю, Льва Николаевича уже сто лет нет с нами, и мы не можем за него решать, хотел бы он или не хотел бы он снятия или не снятия отлучения. Мне кажется, что сегодня нужно как-то примирить православных верующих и гения, великого русского писателя и мыслителя. Мне кажется, что нужно как-то рану заживить. А совершенно нет никакой необходимости принимать официальные решения со стороны церкви, тем более вмешиваться государству в это как-то. Просто сгладить это противоречие. 20 век был таким кровавым, таким жестоким, таким страшным. Толстой настолько гуманистичен, настолько в своем творчестве действительно глубоко христианский человек. Его поздние рассказы, мне кажется, "Хозяин и работник", "Чем люди живы" – это абсолютно христианская литература.
Владимир Кара-Мурза: Рой Медведев, писатель-историк, ветеран Великой отечественной войны, не видит прямого влияния Толстого на нашу современность.
Рой Медведев: Наследие Льва Толстого не слишком сильно отражается на жизни, на сознании современной России. Все-таки Лев Толстой был писателем 19 века, он отражал реальности, идеи и настроения и учения, которые господствовали тогда в 19 веке. Сегодня жизнь настолько динамична, более глубока, чем она была в 19 веке. Насыщена совершенно другими реальностями. Я думаю, книги Льва Толстого большая часть молодежи нашей страны не читала и уже не будет читать. Если люди моего поколения, и то большей частью в молодости, читали все книги Льва Толстого, и "Детство", и "Юность", и "Война и мир", и "Анну Каренину", и "Воскресенье", все я читал, но не перечитывал больше никогда. А мой сын, например, друзья его никогда не читали четырехтомного "Войны и мира", на них это уже не действует, у них другой способ мышления и терпения такого нет, чтобы все это обдумывать и читать. Это история все-таки, это история литературы. Это интересует и волнует немногих людей.
Владимир Кара-Мурза: В чем отличие того, как возникала популярность Льва Толстого у нас в России и за рубежом?
Михаил Ардов: Насколько мне известно, я бы так сказал, что в России, безусловно, его голос был так слышен благодаря тому, что он был гениальный, совершенно неповторимый писатель. И эти романы его, совершенно просто невероятные, у меня слов нет, чтобы говорить о Толстом-романисте. И уже на таком пьедестале его моральные поучения и все, что он делал дальше, все это звучало очень громко и для многих убедительно. Тут я на секундочку отвлекусь. Я помню, я когда-то сказал Ахматовой, что бывают такие писатели как Гоголь и Толстой, которые не удовлетворяются своим художественным творчеством, потом начинают учительствовать и морализировать. На что Ахматова мне сказала так: "По-моему, это только у русских". И потом добавила: "Коля Гумилев говорил мне: "Аня, отрави меня собственной рукой, если я начну пасти народы". Так вот, его, естественно, литературная слава как великого писателя способствовала распространению религиозных взглядов. Но насколько мне известно, на Западе случилось наоборот. Когда Тургенев устроил первый перевод "Войны и мира", я не точно сейчас помню, то эти романы гениальные не имели за границей успеха. А вот когда вместе с Ренаном и другими деятелями антихристианскими, антицерковными, которые были на Западе, он стал нападать на церковь, и с моей точки зрения, искажать евангельское учение, вот тут к нему возник интерес. После этого в ход пошли его художественные произведения.
Владимир Кара-Мурза: В чем причина того, что, несмотря на отлучение от церкви, авторитет Льва Толстого в православной России оставался непререкаемым?
Владимир Толстой: Это действительно прежде всего, безусловно, художественная гениальность. Я не могу согласиться с многоуважаемым Медведевым, с тем, что он устарел и остался в 19 веке. Наоборот, мне кажется, что очень многие мысли Толстого просто остро актуальны сегодня. Толстой, на мой взгляд, был одним из первых людей с экологическим мышлением, которое сегодня чрезвычайно востребовано, зеленое движение, все, что относится к сохранению окружающей среды - абсолютно толстовский посыл. Толстовская педагогика остро современна сегодня, его взгляды на воспитание, образование, обучение. Очень многие, Толстой один из первых правозащитников, борцов за права человека, Толстой отстаивал свободу, независимость человека. Все это не может не быть неактуально, наоборот, становится все более актуальным, просто его надо правильно читать. Толстой написал 90 томов - это действительно огромный труд прочесть Толстого, но тот, кто ищет какие-то ответы на животрепещущие вопросы сегодняшнего дня, безусловно, может найти их в произведениях Толстого, в его дневниках, в его письмах, в его художественных произведениях, в его публицистике. Поэтому не могу никак согласиться, что он теряет свою актуальность. Надо уметь читать Толстого. Может быть сегодня для молодого читателя нужен блоговый Толстой. Я, кстати говоря, может быть возьмусь за это. Потому что его мысли в блоговом выражении сегодня, абсолютно убежден, будут просто потрясающе востребованы молодежью, будут остро обсуждаться в Интернете.
Владимир Кара-Мурза: Наталья Иванова, заместитель главного редактора журнала "Знамя", считает Льва Толстого неудобным мыслителем.
Наталья Иванова: Сегодня скорее время Достоевского, чем Толстого. Может быть, исходя из того, что Толстой аристократ, идущий от крестьян, а Достоевский ближе гораздо к тому, что происходит в России, но наследие Льва Толстого, по-моему, сегодня не востребовано, у общества нет потребности в этической модели, в этической стратегии Льва Толстого. На самом деле Лев Толстой крайне неудобен и выбивается из любого порядка вещей. Я думаю, что если бы у нас вовремя был прочитан "Хаджи-Мурат", не было бы того, что происходило и происходит сегодня на Северном Кавказе, например. В стране, где происходит такая ползучая клерикализация, как может быть востребован такой неудобный мыслитель. Крайне неудобен он для церкви, крайне неудобен он для адаптации сегодня в нашем государстве.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Валерия.
Слушатель: Приветствую вас, господа. Забавно, что у Роя Медведева точно такая же фамилия, как у нашего президента. Я думаю, что господин Медведев, который считается у нас по какой-то ошибке президентом, а не куклой господина Путина, тоже читал Толстого и ничего в нем не понял, так же как Рой Медведев. Вот такие люди, как Рой Медведев, как Дмитрий Медведев и прочие другие люди со звериными фамилиями не способны понять Толстого. А между тем он действительно является зеркалом русской революции.
Владимир Кара-Мурза: Как изменилась трактовка места вашего прапрадеда в отечественной истории со времен марксизма, когда действительно его называли автоматически "зеркалом революции"?
Владимир Толстой: Мне кажется, что права Наталья Иванова, говоря о том, что Толстой неудобен. Он действительно неудобен никакой форме правления. Он был неудобен в императорской России, в царской России. В какой-то степени большевики пытались его приспособить под свои нужды, но в полной мере он был невыгоден и им, потому что не печатались религиозные сочинения Толстого. Толстой неприемлем для любой формы демократического правления. Я думаю, что он был бы остро неприемлем, например, демократии Соединенных Штатов с ее политкорректностью, Толстой никогда не был политкорректен. Он действительно не влезает ни в какие прокрустовы ложи государственных и властных правлений. Но он правдив, а правдивый человек всегда интересен другим. Поэтому, думаю, что, несмотря ни на какие изменения формации, будет достаточно значительная группа людей, которым Толстой будет всегда интересен как человек, говоривший правду и только правду.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвички Марины.
Слушательница: Здравствуйте. Я тоже думаю, что мы недостаточно мудрые родители, профессиональные преподаватели, недостаточно вдумчивые воспитатели, если наши дети не прочитали Толстого. Если бы читали, к сожалению, я публицистику его не знаю, но литературные произведения дают такой широкой характер положительного героя. И самое главное, у него очень болела душа в военных рассказах о простом солдате. Это в повестях и в романах в русской литературе это очень редкая черта. Я считаю, что в этом отношении он уникален. Действительно, и через образы самих солдат, то есть через простой образ солдата - это уникально, я думаю, надо было ценить. Вы, отец Михаил, сказали, что он сам был не чужд масонства. Но сейчас нам хорошо известно, что и Греко-русская православная церковь в то время была не чужда, некоторые епископы и синодалы даже участвовали в масонской ложе. Так вот скажите, пожалуйста, возможно, что такое движение против Толстого было намеренным, чтобы вызывать в молодежи, которая шла за Толстым, отвращение к церкви?
Михаил Ардов: Нет, я думаю, это слишком тонко. Я впервые слышу о том, что какие-то епископы или синодалы были связаны с масонством, хотя масонство - это тема, как мы знаем, тема закрытая. Я вам повторяю, что церковь была в жесточайшем кризисе, и тут двух мнений быть не может. Я не думаю, что это такой, я вообще не люблю теорию заговоров, что всех убили. Было так, как было. Теперь мы должны на это смотреть и, как теперь говорят молодые люди, с включенными мозгами.
Владимир Кара-Мурза: Леонид Баткин, историк-культуролог, главный научный сотрудник РГГУ, уверен, что учение Толстого находит отклик у современников.
Леонид Баткин: Я думаю, что находит. Дело в том, что оно когда-то в лучшие времена находило отклик лишь у части нашего населения. Я думаю, что и сейчас народ не упивается чтением Льва Толстого. Но те, кто принадлежат к русской культуре всерьез, не могут не любить и не ценить хотя бы некоторые его произведения. Я, скажем, очень люблю "Казаков", и "Хаджи-Мурата", и "Анну Каренину", и пьесы Толстого. И у меня стоит его небольшой бюст в кабине. Для меня это один из самых почитаемых русских писателей. Я думаю, что это продлится долго, если не века, то многие десятилетия.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос радиослушательницы Александры из Калининградской области.
Слушательница: Добрый вечер. Например, у меня такое соображение по поводу отлучения Толстого от церкви. Ведь Толстой был хорошо знаком с исследователями Библии, и он знал, что православие, руководители, они далеко были от истины библейской, и они за это его. Он называл их отступниками.
Владимир Кара-Мурза: Давайте не будем углубляться в теорию заговора. Мы знаем, что вышел художественный фильм "Последнее воскресение" - это история последнего года жизни Льва Николаевича Толстого. Вы видели этот фильм?
Владимир Толстой: Да, я видел его много раз, 7-8 раз я смотрел этот фильм. Так получилось, что я оказался вовлечен в историю его создания и особенно продвижения на экраны Запада и России. Так что я знаком с этим произведением очень хорошо.
Владимир Кара-Мурза: Как в нем трактуются последние дни, история ухода Льва Николаевича из дома? Знаем, что сегодня день памяти вашей прапрабабушки Софьи Николаевны Толстой, которая умерла в этот день в 1919 году, основательницы музея Ясная поляна.
Владимир Толстой: Я очень благодарен режиссеру Майклу Хоффману, актрисе Хелен Миррен за создание такого цельного образа Софье Андреевны. Я не знаю, понравится он зрителям или нет. Но Софья Андреевна очень мощная фигура, очень важный человек в жизни Толстого, незаслуженно получившая колоссальную порцию унижений и оскорблений после смерти Толстого. Ведь это человек, который служил русскому гению, помогал ему в работе. В конце концов, она родила ему 13 детей, воспитала его детей и внуков. Я с огромным уважением отношусь к Софье Андреевне. Мне кажется, что фильм "Последнее воскресение", несмотря на многочисленные неточности и несоответствие подлинным событиям и подлинной биографии Толстого, тем не менее, является таким эмоционально-правильным выражением этой трагедии, драмы, которую пережил в последний год жизни Лев Николаевич Толстой, с историей завещания, с трагическим уходом из Ясной поляны, смертью. Эмоционально в фильме, это все сделано с большой любовью ко Льву Николаевичу и Софье Андреевне и с достаточной степенью деликатности по отношению к каждому из них.
Владимир Кара-Мурза: Дмитрий Быков, писатель и телеведущий, считает, что Толстой остается важнейшим национальным символом.
Дмитрий Быков: Я только что вернулся из Твери, где на книжном развале толстовский 20-томник стоил двести рублей. И это, конечно, ужас. А с другой стороны, мои школьники воспринимают толстовские тексты чрезвычайно живо, активно и спорят о них. "Анна Каренина" остается самым популярным русским семейным романом, "Война и мир" оживленнейшим образом дискутируется в сфере моих друзей, военных историков. То есть, по всей видимости, Толстой все-таки остается для русских очень важным символом. Другой вопрос, в какой степени они способны заглянуть за этот символ, пойти вглубь. Толстой, разумеется, фигура такой первичной идентификации, мы страна Гагарина, условно говоря, маршала Жукова и Толстого. Понять, что такое Толстой, вникнуть в его идеи могут сейчас, к сожалению, специалисты, очень ограниченное их число. И я даже понимаю, почему: потому что Толстой не льстит читателю, он говорит ему горькие, страшные, зачастую несовместимые с жизнью вещи. Ленин это, например, прекрасно понимал и в своей статье о нем подчеркивает. Толстой сделал русскую революцию, потому что он поднес к глазам страны зеркало с невероятно высокой разрешающей способностью. Если сегодня масса Толстого не читает, то именно потому, что боится увидеть себя.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Нижегородской области от радиослушателя Владимира.
Слушатель: Здравствуйте. Отец Михаил, минуту назад мы слышали Роя Медведева, он сказал, что другой уж юноша поет другие песни. Но в 20 веке коммунисты тоже не жаловали Толстого. Между прочим, сама Крупская вычеркивала из всех списков и не разрешала его печатать. А почему, скажите мне, пожалуйста?
Михаил Ардов: Знаете что, я бы сказал, так, наверное, то, что говорил Владимир Ильич, что Толстой предельно откровенен, он предельно естественен. И даже Быков говорил, он говорит о людях, что называется, последнюю правду о нашей падшей человеческой греховной натуре. Он никому не льстит. И поэтому, естественно, он неудобен. А кроме того, для коммунистов он слишком гуманистичен был, он слишком был добр, он "милость к падшим призывал", по слову Пушкина, сочувствовал людям. Коммунисты были людьми безжалостными, он к ним в союзники не годился.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Артура Борисовича.
Слушатель: Добрый вечер. Хотел бы выразить огромную благодарность Льву Николаевичу. Я удивляюсь, как такой человек, как Рой Медведев, может говорить, что он уже не имеет значения. Он будет иметь значение и через тысячу лет. Потому что ни один писатель в истории человечества, ни у одного народа нет такого величайшего гения, как Лев Толстой, можно добавить к нему еще Федора Михайловича Достоевского. Вот это две вершины, до которых никто не может добраться. Сам я специалист по русскому языку и литературе, закончил ереванский факультет филологический. Выше этих людей на свете ни в одной литературе, можно сравнить только с Гомером, даже Шекспира я считаю ниже, чем Лев Толстой. Как может человек вообще говорить, что его не надо читать. Это настоящая глупость.
Владимир Кара-Мурза: Возрастает ли с годами интерес к творчеству вашего прапрадеда?
Владимир Толстой: Да, мне кажется, что сейчас пришло его время, и 21 век, третье тысячелетие – это будет век и тысячелетие Толстого. Я просто вижу это. Я езжу по миру, в самых разных странах, в Японии, Вьетнаме, Колумбии, Аргентине, европейских странах, Америке Толстой сегодня не просто востребован, а просто идет восхождение к Толстому и рост интереса невероятный. Я прогнозирую увеличение этого роста в дальнейшем.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Краснодара от радиослушателя Олега.
Слушатель: Здравствуйте. Простите мою не слишком высокую образованность, но я слышал о том, что Лев Николаевич Толстой был в свое время анафеманствован за то, что якобы перевел Библию на свой лад. Правда ли это?
Михаил Ардов: Слово "анафеманствован" - это слово, которого нет в определении Синода, об этом я уже говорил. Не только за то, что он искажал в своем изложении Священное писание, как его сохранила православная церковь в течение 19 веков, но, как я говорил, за его измывательства над таинствами православной церкви, над священнослужителями. Вот за это действительно, по этому поводу было издано определение Святейшего Синода Греко-российской православной церкви.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, за сто лет, прошедшие со дня ухода Льва Николаевича из жизни, можно ли сказать, что он превратился в нашем российском сознании из зеркала революции в олицетворение нашей российской трагедии, то, о чем говорил Михаил Ардов?
Владимир Толстой: Мне меньше всего хотелось бы, чтобы Толстой превращался в зеркало, в мумию, в статую, в божество. Толстой очень живой человек очень противоречивый и он очень искренний и живой. Мне очень бы хотелось, чтобы Толстой именно таким и оставался, чтобы не просто знали имя Лев Толстой, знали, что он автор великих романов, действительно великих романов "Война и мир", "Анна Каренина", "Воскресение", но то, что это человек, который искренне думал, переживал обо всем, что может волновать человека с момента его рождения до момента его ухода из жизни. Потрясающе, Толстой написал для всех, Толстого можно читать младенцу, который находится в утробе матери и Толстого можно читать на смертном одре. Для каждого возраста, для каждого периода жизни у Толстого найдется свое произведение. Мне хочется, чтобы именно так его и воспринимал.
Владимир Кара-Мурза: Есть ли надежда на то, что будет преодолен этот конфликт между фигурой Льва Толстого и церковью?
Михаил Ардов: Это же не живой уже конфликт – это история. Я вам скажу, когда я говорю своим молодым людям, которые ко мне обращаются, я говорю им, чтобы они читали и рассказы Льва Николаевича, и "Войну и мир", потому что это действительно нравственно, это школа добра. Я не вижу причин, почему, я действительно, предположим, не скажу, чтобы они читали переложение Евангелия, а эти вещи, учащие действительно нравственности и добру, никакой преграды для их чтения священник не может поставить, на мой взгляд.
Владимир Кара-Мурза: Какие произведения вашего прапрадеда, по-вашему, наиболее точно отражают его отношение к христианскому вероучению?
Владимир Толстой: Мне кажется, если не брать одиозные главы "Воскресения", которые во многом были напечатаны благодаря настойчивому влиянию Чиркова, то в художественной прозе Толстого все глубоко христианское. И я уже упоминал поздние рассказы Толстого "Чем люди жили", "Сколько человеку земли надо", "Алеша Горшок", блистательный шедевр "Хозяин и работник" - это глубоко нравственные, православные и христианские художественные произведения. Мне кажется, что творчество Толстого пронизано, у него нет ни одного, у него живые люди с достоинствами и недостатками, нет негодяев и нет идеальных героев. Толстой отображал жизнь такой, какая она есть, и изображал людей такими, какими на самом деле они являются.
