Ирина Лагунина: В столице Южной Кореи проходит очередной саммит двадцати ведущих стран мира, на долю которых приходится 80% мировой экономики.
В его повестке – регулирование финансовых рынков и преодоление дисбалансов в мировой торговле. Однако по целому ряду ее основных вопросов позиции стран "большой двадцатки" разнятся в принципе...
Об этом – в материале Сергея Сенинского...
Сергей Сенинский: ... На последнем саммите G20 в июне этого года его участники спорили, в первую очередь, о том, какой стратегии выхода из антикризисных мер поддержки национальных экономик стоит придерживаться правительствам...
Теперь среди главных тем – недопущение так называемых "валютных войн", - термин, ставший популярным с легкой руки министра финансов Бразилии, - а также преодоление внешнеторговых дисбалансов. В фокусе этих дискуссий вновь оказывается, в частности, экономическая политика Китая, полагает научный сотрудник немецкого Института мировой экономики в городе Киле Клаус-Юрген Герн:
Клаус-Юрген Герн: Нестабильность, возникшая на валютных рынках вследствие мирового финансового кризиса, а также меры, принимаемые правительствами ряда стран для регулирования курсов национальных валют, полгода назад просто не были столь актуальны.
Ведь именно в последние месяцы мы наблюдали заметную ревальвацию не только японской иены, но и валют некоторых развивающихся стран. Это вынудило их предпринять определенные усилия, чтобы сдержать рост курсов национальных валют по отношению, прежде всего, к американскому доллару.
Все последние годы в любых дискуссиях на эту тему на первый план выходит Китай, проводящий политику очень постепенной ревальвации юаня. Именно отсутствие гибкости некоторых валют и обсуждают участники саммита.
Сергей Сенинский: Китай, ставший теперь крупнейшим экспортером товаров, располагает и самыми крупными в мире золотовалютными резервами – 2,65 триллиона долларов на сегодня. Для сравнения, в следующих за ним Японии – 1 триллион и в России – 500 миллиардов долларов.
Причем формировались резервы Китая не только за счет огромного экспорта, но и весьма умеренного импорта, поясняет научный сотрудник Гуверовского центра Стэнфордского университета в США профессор Михаил Бернштам:
Михаил Бернштам: В Китае проводится политика низкой рождаемости, политика "одна семья - один ребенок". И на протяжении жизни последнего поколения оказалось, что родители уже не могут рассчитывать на своих детей, что было традиционно в Китае, для поддержки в старости. Поэтому теперь китайцы копят деньги на старость, сберегают, как никто и никогда в мире.
Кроме того, Китай импортирует намного меньше, чем экспортирует – внутреннее потребление в Китае низкое. И эта разница создает огромный торговый профицит. В течение последних лет превышение экспорта над импортом составляло сначала 200 миллиардов долларов в год, потом дошло до 400 миллиардов долларов в год и сейчас "стабилизировалось" на уровне примерно 300 миллиардов долларов в год. Сложим суммы за несколько лет и получим триллионы долларов торгового профицита, значительная часть которого была куплена китайским центральным банком и отложена в его резервы. Это делалось и делается для того, чтобы валютная масса не привела к росту курса юаня.
Сергей Сенинский: Уже не первый год страны Запада пытаются добиться от властей Китая ускорения роста курса юаня. Китай и начал ревальвацию национальной валюты еще в 2005 году, но - по собственному "графику", то есть очень постепенно.
Получается, что любые новые попытки побудить Китай ускорить рост курса юаня - обречены?.. Из Германии – доцент кафедры экономики Китая университета города Трир Дирк Шмидт:
Дирк Шмидт: Отметим, во-первых, что с 2005 года курс юаня к доллару уже был повышен на 20-25%. Но США считают это недостаточным, полагая, что юань следует ревальвировать еще, как минимум, на 25%, а в идеале - на 40%. Позиция США, да и ряда других западных стран, сводится к тому, что искусственное занижение курса юаня является прямым инструментом стимулирования экспорта.
Китай уступать такому давлению не готов. Во-первых, власти считают, что это затрагивает национальный суверенитет и не хотят проиграть в глазах собственного населения. Во-вторых, в Китае хорошо помнят соглашение 1985 года пяти из стран "большой семерки" о снижении курса доллара по отношению к немецкой марке и японской иене. В результате курс иены к доллару в течение двух лет вырос наполовину. Именно это, уверены в Китае, и стало причиной разразившегося вскоре банковского кризиса в Японии и краха рынка недвижимости. Оправиться от этого Япония не может уже два десятилетия, экономический рост в стране - минимальный. Вот подобного развития событий и опасаются в Китае.
Однако в перспективе и сами китайцы заинтересованы в укреплении своей валюты. Ведь более дорогой юань значительно повысит покупательную способность населения, что побудит его тратить больше, расширяя внутренний спрос. А это уже давно является целью китайского правительства. Кроме того, дорогой юань удешевит импорт энергоресурсов.
С другой стороны, быстрая ревальвация юаня может поставить на грань банкротства множество китайских компаний. И это - один из наиболее весомых аргументов правительства Китая. Более того, подорожавший юань сделает более дешевым и сельскохозяйственный импорт, что станет ударом для китайских фермеров, ибо аграрный сектор в Китае до сих весьма неэффективен и потому очень уязвим для конкуренции из-за рубежа. Все это и объясняет, почему китайское правительство так осторожничает с ревальвацией национальной валюты...
Сергей Сенинский: На фоне низких процентных ставок на Западе капиталы международных инвесторов идут сегодня в страны развивающиеся, где ставки выше и, соответственно, заработать можно больше. Что порождает ответные меры эти стран для сдерживания роста собственных валют. Михаил Бернштам:
Михаил Бернштам: Вопрос "жизни и смерти" для экономик развивающихся стран - стабильность валюты. Как показал финансовый кризис 1997-1998 годов, даже такая мощная и развитая экономика как в Южной Корее могла просто рухнуть из-за огромного притока капитала, потом его оттока капитала и кризиса национальной валюты. За прошедшие с тех пор 13 лет огромными усилиями развивающиеся страны - прежде всего, Азиатско-Тихоокеанского региона - добились валютной стабильности.
И вдруг с Запада, где снижаются процентные ставки и, соответственно, отдача на вложенный капитал, начинается огромный приток капитала в эти развивающиеся страны. Единственное, чем они могут ответить, - мерами контроля потоков капиталов. Это снижает эффективность экономики, но защищает их национальную валюту. Страны вынуждены это делать.
И это один из тех вопросов, который создает некий раскол в G20. Прийти к какому-то единому решению эти страны не могут - по той простой причине, что их интересы - противоположны.
Сергей Сенинский: Недавнее предложение министра финансов США - регулировать торговые дисбалансы стран с помощью неких штрафов, если их дефицит или, наоборот, профицит внешней торговли превысит, например, 4% ВВП - были встречены и в Китае, и в Европе резко отрицательно... Дирк Шмидт, университет города Трир, Германия:
Дирк Шмидт: Дело в том, что у одних стран экспорт намного больше импорта, а у других – наоборот. К первым, безусловно, относятся Китай, Германия или страны – экспортеры нефти. Ко вторым можно отнести, в первую очередь, США, Великобританию, Испанию или Италию.
Кстати, министр экономики Германии уже заявил, что предложение США взимать штрафы с той или иной страны, если разрыв между ее экспортом и импортом превысит 4% ВВП, напоминает ему "плановую экономику социалистического образца". И в определенной мере он прав...
Ведь, скажем, большой внешнеторговый профицит Германии проистекает из высокого качества немецких товаров и при этом – относительно умеренных цен на них, что и привлекает потребителей в других странах. Другими словами, ситуацию определяет сам мировой рынок.
А некоторые американские эксперты, в свою очередь, полагают, что это, мол, не феномен мирового рынка, а следствие целенаправленной финансовой политики того или иного государства.
Но удивительно, что китайская сторона, как может показаться, вроде бы и не очень-то возражает против этого 4%-го ограничения. Правда, нынешний внешнеторговый профицит Китая не превышает 6 % ВВП страны, что не так уж далеко от предложения США. Для Германии же такие требования просто неприемлемы.
Спору нет, как раз саммит G20 - идеальное место для обсуждения такого рода вопросов. Но в нынешней ситуации единого мнения по этой проблеме достичь вряд ли удастся...
Сергей Сенинский: Сама экономическая стратегия правительств разных стран G20 разнится сегодня в принципе... В США, например, только что решено влить в экономику еще до 900 млрд долларов. А в Европе, наоборот, Европейский центральный банк настаивает на том, что страны Евросоюза постепенно сворачивали меры антикризисной поддержки национальных экономик.
Но эти стратегии противоположны. Значит ли это, на ваш взгляд, что некое соглашение по этим вопросам становится маловероятным в принципе? Из Германии – сотрудник Института мировой экономики в городе Киле Клаус-Юрген Герн:
Клаус-Юрген Герн: А так ли уж необходимо некое общее соглашение?.. Ведь в разных регионах мира экономическая ситуация отнюдь не однородна.
В США, например, на фоне минимального экономического роста, безработица остается высокой, а инфляция, наоборот, - значительно ниже оптимального, по мнению финансовых властей, уровня. Поэтому центральный банк США и объявил недавно о новых стимулах ускорения роста экономики.
В Европе ситуация иная. Финансовая политика в еврозоне направлена, в первую очередь, на стабилизацию цен, а не на расширение занятости. Нынешняя экономическая конъюнктура здесь в целом более благоприятная, а текущая инфляция в Европе, хотя и почти вдвое выше, чем в США, тем не менее, остается в допустимых пределах. Поэтому Европейский центральный банк и не видит необходимости в дополнительных стимулах роста экономики. Напротив, в Евросоюзе полагают, что если центральные банки стран ЕС будут и впредь предоставлять немалые средства национальным экономикам, это лишь увеличит риск новой инфляции.
Короче говоря, если в США вливание в экономику новых денег вполне оправданно в текущей ситуации, то в Европе – наоборот. Поэтому каждый Центральный банк и проводит собственную политику – как до саммита G20, так и после. И это разумно...
Сергей Сенинский: На страны G20, вместе взятые, сегодня приходится более 80% общего объема мировой экономики...
В его повестке – регулирование финансовых рынков и преодоление дисбалансов в мировой торговле. Однако по целому ряду ее основных вопросов позиции стран "большой двадцатки" разнятся в принципе...
Об этом – в материале Сергея Сенинского...
Сергей Сенинский: ... На последнем саммите G20 в июне этого года его участники спорили, в первую очередь, о том, какой стратегии выхода из антикризисных мер поддержки национальных экономик стоит придерживаться правительствам...
Теперь среди главных тем – недопущение так называемых "валютных войн", - термин, ставший популярным с легкой руки министра финансов Бразилии, - а также преодоление внешнеторговых дисбалансов. В фокусе этих дискуссий вновь оказывается, в частности, экономическая политика Китая, полагает научный сотрудник немецкого Института мировой экономики в городе Киле Клаус-Юрген Герн:
Клаус-Юрген Герн: Нестабильность, возникшая на валютных рынках вследствие мирового финансового кризиса, а также меры, принимаемые правительствами ряда стран для регулирования курсов национальных валют, полгода назад просто не были столь актуальны.
Ведь именно в последние месяцы мы наблюдали заметную ревальвацию не только японской иены, но и валют некоторых развивающихся стран. Это вынудило их предпринять определенные усилия, чтобы сдержать рост курсов национальных валют по отношению, прежде всего, к американскому доллару.
Все последние годы в любых дискуссиях на эту тему на первый план выходит Китай, проводящий политику очень постепенной ревальвации юаня. Именно отсутствие гибкости некоторых валют и обсуждают участники саммита.
Сергей Сенинский: Китай, ставший теперь крупнейшим экспортером товаров, располагает и самыми крупными в мире золотовалютными резервами – 2,65 триллиона долларов на сегодня. Для сравнения, в следующих за ним Японии – 1 триллион и в России – 500 миллиардов долларов.
Причем формировались резервы Китая не только за счет огромного экспорта, но и весьма умеренного импорта, поясняет научный сотрудник Гуверовского центра Стэнфордского университета в США профессор Михаил Бернштам:
Михаил Бернштам: В Китае проводится политика низкой рождаемости, политика "одна семья - один ребенок". И на протяжении жизни последнего поколения оказалось, что родители уже не могут рассчитывать на своих детей, что было традиционно в Китае, для поддержки в старости. Поэтому теперь китайцы копят деньги на старость, сберегают, как никто и никогда в мире.
Кроме того, Китай импортирует намного меньше, чем экспортирует – внутреннее потребление в Китае низкое. И эта разница создает огромный торговый профицит. В течение последних лет превышение экспорта над импортом составляло сначала 200 миллиардов долларов в год, потом дошло до 400 миллиардов долларов в год и сейчас "стабилизировалось" на уровне примерно 300 миллиардов долларов в год. Сложим суммы за несколько лет и получим триллионы долларов торгового профицита, значительная часть которого была куплена китайским центральным банком и отложена в его резервы. Это делалось и делается для того, чтобы валютная масса не привела к росту курса юаня.
Сергей Сенинский: Уже не первый год страны Запада пытаются добиться от властей Китая ускорения роста курса юаня. Китай и начал ревальвацию национальной валюты еще в 2005 году, но - по собственному "графику", то есть очень постепенно.
Получается, что любые новые попытки побудить Китай ускорить рост курса юаня - обречены?.. Из Германии – доцент кафедры экономики Китая университета города Трир Дирк Шмидт:
Дирк Шмидт: Отметим, во-первых, что с 2005 года курс юаня к доллару уже был повышен на 20-25%. Но США считают это недостаточным, полагая, что юань следует ревальвировать еще, как минимум, на 25%, а в идеале - на 40%. Позиция США, да и ряда других западных стран, сводится к тому, что искусственное занижение курса юаня является прямым инструментом стимулирования экспорта.
Китай уступать такому давлению не готов. Во-первых, власти считают, что это затрагивает национальный суверенитет и не хотят проиграть в глазах собственного населения. Во-вторых, в Китае хорошо помнят соглашение 1985 года пяти из стран "большой семерки" о снижении курса доллара по отношению к немецкой марке и японской иене. В результате курс иены к доллару в течение двух лет вырос наполовину. Именно это, уверены в Китае, и стало причиной разразившегося вскоре банковского кризиса в Японии и краха рынка недвижимости. Оправиться от этого Япония не может уже два десятилетия, экономический рост в стране - минимальный. Вот подобного развития событий и опасаются в Китае.
Однако в перспективе и сами китайцы заинтересованы в укреплении своей валюты. Ведь более дорогой юань значительно повысит покупательную способность населения, что побудит его тратить больше, расширяя внутренний спрос. А это уже давно является целью китайского правительства. Кроме того, дорогой юань удешевит импорт энергоресурсов.
С другой стороны, быстрая ревальвация юаня может поставить на грань банкротства множество китайских компаний. И это - один из наиболее весомых аргументов правительства Китая. Более того, подорожавший юань сделает более дешевым и сельскохозяйственный импорт, что станет ударом для китайских фермеров, ибо аграрный сектор в Китае до сих весьма неэффективен и потому очень уязвим для конкуренции из-за рубежа. Все это и объясняет, почему китайское правительство так осторожничает с ревальвацией национальной валюты...
Сергей Сенинский: На фоне низких процентных ставок на Западе капиталы международных инвесторов идут сегодня в страны развивающиеся, где ставки выше и, соответственно, заработать можно больше. Что порождает ответные меры эти стран для сдерживания роста собственных валют. Михаил Бернштам:
Михаил Бернштам: Вопрос "жизни и смерти" для экономик развивающихся стран - стабильность валюты. Как показал финансовый кризис 1997-1998 годов, даже такая мощная и развитая экономика как в Южной Корее могла просто рухнуть из-за огромного притока капитала, потом его оттока капитала и кризиса национальной валюты. За прошедшие с тех пор 13 лет огромными усилиями развивающиеся страны - прежде всего, Азиатско-Тихоокеанского региона - добились валютной стабильности.
И вдруг с Запада, где снижаются процентные ставки и, соответственно, отдача на вложенный капитал, начинается огромный приток капитала в эти развивающиеся страны. Единственное, чем они могут ответить, - мерами контроля потоков капиталов. Это снижает эффективность экономики, но защищает их национальную валюту. Страны вынуждены это делать.
И это один из тех вопросов, который создает некий раскол в G20. Прийти к какому-то единому решению эти страны не могут - по той простой причине, что их интересы - противоположны.
Сергей Сенинский: Недавнее предложение министра финансов США - регулировать торговые дисбалансы стран с помощью неких штрафов, если их дефицит или, наоборот, профицит внешней торговли превысит, например, 4% ВВП - были встречены и в Китае, и в Европе резко отрицательно... Дирк Шмидт, университет города Трир, Германия:
Дирк Шмидт: Дело в том, что у одних стран экспорт намного больше импорта, а у других – наоборот. К первым, безусловно, относятся Китай, Германия или страны – экспортеры нефти. Ко вторым можно отнести, в первую очередь, США, Великобританию, Испанию или Италию.
Кстати, министр экономики Германии уже заявил, что предложение США взимать штрафы с той или иной страны, если разрыв между ее экспортом и импортом превысит 4% ВВП, напоминает ему "плановую экономику социалистического образца". И в определенной мере он прав...
Ведь, скажем, большой внешнеторговый профицит Германии проистекает из высокого качества немецких товаров и при этом – относительно умеренных цен на них, что и привлекает потребителей в других странах. Другими словами, ситуацию определяет сам мировой рынок.
А некоторые американские эксперты, в свою очередь, полагают, что это, мол, не феномен мирового рынка, а следствие целенаправленной финансовой политики того или иного государства.
Но удивительно, что китайская сторона, как может показаться, вроде бы и не очень-то возражает против этого 4%-го ограничения. Правда, нынешний внешнеторговый профицит Китая не превышает 6 % ВВП страны, что не так уж далеко от предложения США. Для Германии же такие требования просто неприемлемы.
Спору нет, как раз саммит G20 - идеальное место для обсуждения такого рода вопросов. Но в нынешней ситуации единого мнения по этой проблеме достичь вряд ли удастся...
Сергей Сенинский: Сама экономическая стратегия правительств разных стран G20 разнится сегодня в принципе... В США, например, только что решено влить в экономику еще до 900 млрд долларов. А в Европе, наоборот, Европейский центральный банк настаивает на том, что страны Евросоюза постепенно сворачивали меры антикризисной поддержки национальных экономик.
Но эти стратегии противоположны. Значит ли это, на ваш взгляд, что некое соглашение по этим вопросам становится маловероятным в принципе? Из Германии – сотрудник Института мировой экономики в городе Киле Клаус-Юрген Герн:
Клаус-Юрген Герн: А так ли уж необходимо некое общее соглашение?.. Ведь в разных регионах мира экономическая ситуация отнюдь не однородна.
В США, например, на фоне минимального экономического роста, безработица остается высокой, а инфляция, наоборот, - значительно ниже оптимального, по мнению финансовых властей, уровня. Поэтому центральный банк США и объявил недавно о новых стимулах ускорения роста экономики.
В Европе ситуация иная. Финансовая политика в еврозоне направлена, в первую очередь, на стабилизацию цен, а не на расширение занятости. Нынешняя экономическая конъюнктура здесь в целом более благоприятная, а текущая инфляция в Европе, хотя и почти вдвое выше, чем в США, тем не менее, остается в допустимых пределах. Поэтому Европейский центральный банк и не видит необходимости в дополнительных стимулах роста экономики. Напротив, в Евросоюзе полагают, что если центральные банки стран ЕС будут и впредь предоставлять немалые средства национальным экономикам, это лишь увеличит риск новой инфляции.
Короче говоря, если в США вливание в экономику новых денег вполне оправданно в текущей ситуации, то в Европе – наоборот. Поэтому каждый Центральный банк и проводит собственную политику – как до саммита G20, так и после. И это разумно...
Сергей Сенинский: На страны G20, вместе взятые, сегодня приходится более 80% общего объема мировой экономики...
