Ирина Лагунина: Проблема домашнего насилия остается нерешенной в России в значительной степени потому, что продолжает быть неосознанной обществом, в котором
вообще очень высок уровень агрессии, полагают социологи. До сих пор насилие по отношение к слабым считается нормой значительной частью общества. Как переломить сознание? Над темой работала Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Что такое домашнее насилие? Как оно проявляется? Кто виноват? Что делать? Эти вопросы задают себе ежедневно специалисты, работающие с этой проблемой, а попутно и другие: почему так мало уголовных дел, возбужденных по поводу насилия в семьях, доходят до суда? Почему судьи и милиционеры так снисходительно относятся к насильникам? И наконец, почему сами женщины, жертвы насилия, чаще всего не спешат наказать своих обидчиков, прощая им побои и издевательства? На эту тему размышляет заведующая кафедрой педагогики и психологии семьи Института детства Российского государственного педагогического университета имени Герцена Ирина Хоменко.
Ирина Хоменко: Я думаю, что, наверное, позиция судей и милиции с этим и связана, что очень многие женщины, которые первоначально имеют такое настроение, в конце концов забирают свое заявление, исходя из нашего гуманистического отношения к семье. Женщине все кругом говорят: ну зачем тебе нужно разрушать семью, сажать его в тюрьму? И женщина в конце концов идет на поводу общественного мнения. В милиции, я, например, с этим сталкивалась, когда говорили, что зачем мы будем оформлять, делать такую огромную работу, расследование, дознание, потом эта женщина растает и вся наша работа пойдет насмарку.
Татьяна Вольтская: А уж если дело все-таки дойдет до суда и наказания, то оно, по мнению Ирины Хоменко, оказывается слишком мягким.
Ирина Хоменко: Как показывает практика, повреждения легкой степени тяжести до двух лет условно, повреждения средней степени тяжести, для того, чтобы экспертиза прошла адекватно, мне говорил один начальник отделения милиции, что на его памяти, он работает 20 лет, не было случаев, когда бы привлекли к ответственности мужчину на основе данных экспертизы по уголовному поводу. Поэтому милиция очень иронично относится к заявлениям женщин. Они выезжают на сигналы только, если женщина подтверждает, что она напишет заявление.
Татьяна Вольтская: Руководитель кризисного центра для женщин Наталья Ходырева тоже считает, что стремление сохранить семью не должно мешать бороться с насилием в семье.
Наталья Ходырева: Идея просто защищать абстрактную семью очень довлеет в голове у наших многих людей. Какой смысл защищать семью, нужно защищать личность. Какой смысл защищать какую-то абстрактную структуру? Есть семьи, которые нужно, чтобы они разбегались быстрее, чтобы ребенок остался здоровым, не наркоманом, женщина тоже здоровым, нормальным человеком.
Татьяна Вольтская: По мнению Натальи Ходыревой, большой опыт решения этой проблемы накоплен в Соединенных Штатах Америки и совершенно замечательно организовано противодействие домашнему насилию в Швеции.
Наталья Ходырева: С 2004 года приезжают полицейские, рассказывают, наши полицейские слушают, в восторге о том, как здорово все, хорошо. Полицейский приходит, у него инструкция в штанах, он тут же разводит две стороны в разные комнаты, берет интервью у тех, у других. И очень часто мужчину, как более сильного и не имеющего обязанности по уходу за больными и малыми, сепарируют. То есть не нужно ждать много лет, когда женщина соберет и докажет, что он такой. Защитить, а мужчина пусть найдет место. Закон о насилии будет нести за собой, безусловно, бюджетные расходы. Потому что если посчитать, сколько стоит насилие, это достаточно дорого. То есть значительно легче превенцию делать. У нас это не понимают, но это общая такая политика.
Татьяна Вольтская: Действительно, можно ли в России выселить хоть на время, отделить от домашних мужчину, терроризирующего всю семью? На этот вопрос отвечает юрист кризисного центра для женщин Татьяна Ковригина.
Татьяна Ковригина: Да, обязанность государства разлучить эту бывшую ячейку общества на безопасное друг от друга расстояние. Вообще это статья в Жилищном кодексе, которая предусматривает, там единственный вариант выселения – в том случае, если родители лишены родительских прав и после лишения родительских прав его поведение отрицательно сказывается на несовершеннолетнем. И доказать то, что после лишения родительских прав родители, неважно, папа или мама, в данном случае бывает, что и мама заслуживает какого-то применения мер, надо доказать, что он действительно отрицательным образом влияет.
Татьяна Вольтская: Домашнее насилие – это далеко не только насилие между супругами, замечает Татьяна Ковригина.
Татьяна Ковригина: У нас есть насилие со стороны детей в отношении больных и старых родителей и бабушек и дедушек. У них точно никаких возможностей себя защитить нет. Вот они живут в одной квартире, допустим, мама, папа и сын, например. Он вернулся из армии, начал избивать маму, которая его долго лет жалеет, потому что как же она на собственное дите пойдет писать заявление. Однажды ее привозят в больницу совершенно изувеченную, и все равно этот факт становится известен, потому что приходит телефонограмма в милицию, естественно, к ней приходит сотрудник милиции. Она начинает мяться и думать, как же ей сказать правду или сказать, что с лестницы упала. Потом звонят нам на телефон доверия, рассказывают: что мне дальше делать? Я не могу на него заявление написать и в то же время я жить так больше не могу, я просто умру, он меня забьет.
Татьяна Вольтская: И что вы советуете?
Татьяна Ковригина: Это все должно входить в совокупность. Это не один какой-то шаг в законе – это совокупность мер, которые будут приняты для того, чтобы защитить людей, которые именно попали в ситуацию домашнего насилия.
Татьяна Вольтская: Здесь, конечно, нельзя обойтись без следственных органов, но и они должны улучшать свою работу, признает заместитель руководителя Следственного управления Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации по Петербургу Мария Парастаева.
Мария Парастаева: В уголовно-процессуальном кодексе совершенно четко прописано, что следователь, расследуя уголовное дело, обязан выявить обстоятельства, способствующие совершению уголовного преступления, и внести соответствующее представление, в том числе в адрес тех лиц и организаций, бездействие или неправильные действия которых повлекли за собой совершение преступления. Кроме того, мы сейчас ориентируем своих следователей на то, чтобы дело не ограничивалось просто выявлением этих фактов, вынесением представления – это официальная бумага, но тем не менее, сейчас мы говорим о том, что в случае выявления ненадлежащего исполнения кем-то из должностных лиц своих обязанностей, что повлекло совершение преступления, необходимо выделять отдельный материал, регистрировать его и проводить по нему совершенно самостоятельную процессуальную проверку.
Татьяна Вольтская: Ну хорошо, расследовали, внесли представление, но за этими действиями остаются живые люди, члены семьи, живущие в одном доме с насильником и не имеющие возможности никуда от него деться. Может быть пора законодательно помочь таким людям? Но начальник отдела социальной защиты администрации Калининского района Петербурга Галина Кукулиди такой проблемы не видит.
Галина Кукулиди: Три года мы реализовывали схему взаимодействия по оказанию помощи женщинам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации и подвергшихся насилию. У нас в районе создана гостиница для женщин с детьми, для женщин, подвергшихся насилию. То есть это временный кров для женщины, где она может спрятаться и где она за этот период может решить свои проблемы, связанные в том числе и с жильем. Создание гостиниц таких – это тоже мера социальной поддержки, предусмотренная законодательно. Потому что у нас есть закон о специализированном жилом фонде, есть закон об основах социального обслуживания Российской Федерации, где оказание помощи такой женщине предусмотрено, в том числе и создание такого специализированного жилого фонда. Поэтому я не вижу проблем в законодательстве.
Татьяна Вольтская: А вот Татьяна Ковригина точно знает, что социальная гостиница, приют – это не панацея. Кризисный центр однажды помог женщине, которую муж лишил жилья.
Татьяна Ковригина: Он выкинул ее из квартиры, забрал у нее документы и длительное время не пускал в квартиру. В результате она долгое время скиталась по разным адресам, а потом попала в больницу. Уже выйдя из больницы, попала к нам. Мы начали разбираться в ее ситуации, оказалось, что пока ее не было, муж ее выселил практически из квартиры, подал иск о выселении. Она была лишена родительских прав, но она не жила с детьми на одной площади, потому что он ее туда не пускал. С третьего хода решение вынесли, восстановили ее. Так отменяли и не ждали никаких новых приговоров, просто по факту – лишена родительских прав и все, и выселили.
Татьяна Вольтская: Эта женщина, заметим, никого не била. В то же время в кризисном центре знают случаи, когда суд ни за что не выселяет из квартиры лишенного родительских прав насильника-мужчину. В этом Наталья Ходырева видит дискриминацию по гендерному признаку. Она считает, что первыми и главными шагами по противодействию домашнему насилию должны стать сепарация враждующих членов семьи и решение жилищного вопроса.
Наталья Ходырева: Всегда спрашивают: а куда же мужчина пойдет? А ведь какой хороший способ изменить свое поведение, когда вам грозит лишение жилья. Вы начинаете себя контролировать, вы перестаете бить своих родителей, свою бывшую жену и так далее. Если будет еще замечательный пункт в этом законе о том, что этот мужчина пойдет к психологу и научится не размахивать руками, то вообще замечательно будет. Во всех странах есть, в Австралии десять, в Норвегии лет двадцать, в Швеции тем более. У нас наша страна не выполняет международную конвенцию, по которой она обязана принять закон против насилия в отношении близких. А мешает – деньги нужно в это вкладывать, нужно вкладывать в систему кризисных центров, убежищ, подготовку милиционеров, чтобы они себя корректно и правильно вели. Должны быть специальные отделения по домашнему насилию, те, которые корректно входят в семью и умеют разговаривать с людьми, разводят их и делают все, что написано в инструкции. То есть это куча всего должно быть. Второй момент – это то, что к домашнему насилию у нас относятся как к чему-то неважному. Осознали люди или нет, что они применяют насилие к своим детям? Я могу сказать, что да, я применяла, но я осознала, что это нехорошо, шлепала. Это тоже часть, потому что это все этапы от шлепков, заканчивая серьезным насилием.
Татьяна Вольтская: Татьяна Ковригина не может забыть встречи российских участковых и шведских полицейских.
Татьяна Ковригина: Когда наши участковые встречались, обменивались опытом с шведскими полицейскими, был один вопрос от участковых: а вот к вам женщина когда обращается с таким заявлением, почему вы ей верите, что в отношении нее совершается домашнее насилие? Была такая очень ироничная улыбка у руководителя этой службы шведский. Он сказал: вы знаете, мы давно миновали этот этап в развитии нашего общества, когда данная ситуация вызывает отторжение, неверие. И мы хорошо понимаем, что если женщина обратилась в полицию, то что-то ее на это толкнуло. Просто так заниматься этой процедурой женщины не будут. И нам дешевле заниматься предупреждением, чем потом заниматься расследованием серьезных преступлений в этой сфере.
вообще очень высок уровень агрессии, полагают социологи. До сих пор насилие по отношение к слабым считается нормой значительной частью общества. Как переломить сознание? Над темой работала Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Что такое домашнее насилие? Как оно проявляется? Кто виноват? Что делать? Эти вопросы задают себе ежедневно специалисты, работающие с этой проблемой, а попутно и другие: почему так мало уголовных дел, возбужденных по поводу насилия в семьях, доходят до суда? Почему судьи и милиционеры так снисходительно относятся к насильникам? И наконец, почему сами женщины, жертвы насилия, чаще всего не спешат наказать своих обидчиков, прощая им побои и издевательства? На эту тему размышляет заведующая кафедрой педагогики и психологии семьи Института детства Российского государственного педагогического университета имени Герцена Ирина Хоменко.
Ирина Хоменко: Я думаю, что, наверное, позиция судей и милиции с этим и связана, что очень многие женщины, которые первоначально имеют такое настроение, в конце концов забирают свое заявление, исходя из нашего гуманистического отношения к семье. Женщине все кругом говорят: ну зачем тебе нужно разрушать семью, сажать его в тюрьму? И женщина в конце концов идет на поводу общественного мнения. В милиции, я, например, с этим сталкивалась, когда говорили, что зачем мы будем оформлять, делать такую огромную работу, расследование, дознание, потом эта женщина растает и вся наша работа пойдет насмарку.
Татьяна Вольтская: А уж если дело все-таки дойдет до суда и наказания, то оно, по мнению Ирины Хоменко, оказывается слишком мягким.
Ирина Хоменко: Как показывает практика, повреждения легкой степени тяжести до двух лет условно, повреждения средней степени тяжести, для того, чтобы экспертиза прошла адекватно, мне говорил один начальник отделения милиции, что на его памяти, он работает 20 лет, не было случаев, когда бы привлекли к ответственности мужчину на основе данных экспертизы по уголовному поводу. Поэтому милиция очень иронично относится к заявлениям женщин. Они выезжают на сигналы только, если женщина подтверждает, что она напишет заявление.
Татьяна Вольтская: Руководитель кризисного центра для женщин Наталья Ходырева тоже считает, что стремление сохранить семью не должно мешать бороться с насилием в семье.
Наталья Ходырева: Идея просто защищать абстрактную семью очень довлеет в голове у наших многих людей. Какой смысл защищать семью, нужно защищать личность. Какой смысл защищать какую-то абстрактную структуру? Есть семьи, которые нужно, чтобы они разбегались быстрее, чтобы ребенок остался здоровым, не наркоманом, женщина тоже здоровым, нормальным человеком.
Татьяна Вольтская: По мнению Натальи Ходыревой, большой опыт решения этой проблемы накоплен в Соединенных Штатах Америки и совершенно замечательно организовано противодействие домашнему насилию в Швеции.
Наталья Ходырева: С 2004 года приезжают полицейские, рассказывают, наши полицейские слушают, в восторге о том, как здорово все, хорошо. Полицейский приходит, у него инструкция в штанах, он тут же разводит две стороны в разные комнаты, берет интервью у тех, у других. И очень часто мужчину, как более сильного и не имеющего обязанности по уходу за больными и малыми, сепарируют. То есть не нужно ждать много лет, когда женщина соберет и докажет, что он такой. Защитить, а мужчина пусть найдет место. Закон о насилии будет нести за собой, безусловно, бюджетные расходы. Потому что если посчитать, сколько стоит насилие, это достаточно дорого. То есть значительно легче превенцию делать. У нас это не понимают, но это общая такая политика.
Татьяна Вольтская: Действительно, можно ли в России выселить хоть на время, отделить от домашних мужчину, терроризирующего всю семью? На этот вопрос отвечает юрист кризисного центра для женщин Татьяна Ковригина.
Татьяна Ковригина: Да, обязанность государства разлучить эту бывшую ячейку общества на безопасное друг от друга расстояние. Вообще это статья в Жилищном кодексе, которая предусматривает, там единственный вариант выселения – в том случае, если родители лишены родительских прав и после лишения родительских прав его поведение отрицательно сказывается на несовершеннолетнем. И доказать то, что после лишения родительских прав родители, неважно, папа или мама, в данном случае бывает, что и мама заслуживает какого-то применения мер, надо доказать, что он действительно отрицательным образом влияет.
Татьяна Вольтская: Домашнее насилие – это далеко не только насилие между супругами, замечает Татьяна Ковригина.
Татьяна Ковригина: У нас есть насилие со стороны детей в отношении больных и старых родителей и бабушек и дедушек. У них точно никаких возможностей себя защитить нет. Вот они живут в одной квартире, допустим, мама, папа и сын, например. Он вернулся из армии, начал избивать маму, которая его долго лет жалеет, потому что как же она на собственное дите пойдет писать заявление. Однажды ее привозят в больницу совершенно изувеченную, и все равно этот факт становится известен, потому что приходит телефонограмма в милицию, естественно, к ней приходит сотрудник милиции. Она начинает мяться и думать, как же ей сказать правду или сказать, что с лестницы упала. Потом звонят нам на телефон доверия, рассказывают: что мне дальше делать? Я не могу на него заявление написать и в то же время я жить так больше не могу, я просто умру, он меня забьет.
Татьяна Вольтская: И что вы советуете?
Татьяна Ковригина: Это все должно входить в совокупность. Это не один какой-то шаг в законе – это совокупность мер, которые будут приняты для того, чтобы защитить людей, которые именно попали в ситуацию домашнего насилия.
Татьяна Вольтская: Здесь, конечно, нельзя обойтись без следственных органов, но и они должны улучшать свою работу, признает заместитель руководителя Следственного управления Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации по Петербургу Мария Парастаева.
Мария Парастаева: В уголовно-процессуальном кодексе совершенно четко прописано, что следователь, расследуя уголовное дело, обязан выявить обстоятельства, способствующие совершению уголовного преступления, и внести соответствующее представление, в том числе в адрес тех лиц и организаций, бездействие или неправильные действия которых повлекли за собой совершение преступления. Кроме того, мы сейчас ориентируем своих следователей на то, чтобы дело не ограничивалось просто выявлением этих фактов, вынесением представления – это официальная бумага, но тем не менее, сейчас мы говорим о том, что в случае выявления ненадлежащего исполнения кем-то из должностных лиц своих обязанностей, что повлекло совершение преступления, необходимо выделять отдельный материал, регистрировать его и проводить по нему совершенно самостоятельную процессуальную проверку.
Татьяна Вольтская: Ну хорошо, расследовали, внесли представление, но за этими действиями остаются живые люди, члены семьи, живущие в одном доме с насильником и не имеющие возможности никуда от него деться. Может быть пора законодательно помочь таким людям? Но начальник отдела социальной защиты администрации Калининского района Петербурга Галина Кукулиди такой проблемы не видит.
Галина Кукулиди: Три года мы реализовывали схему взаимодействия по оказанию помощи женщинам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации и подвергшихся насилию. У нас в районе создана гостиница для женщин с детьми, для женщин, подвергшихся насилию. То есть это временный кров для женщины, где она может спрятаться и где она за этот период может решить свои проблемы, связанные в том числе и с жильем. Создание гостиниц таких – это тоже мера социальной поддержки, предусмотренная законодательно. Потому что у нас есть закон о специализированном жилом фонде, есть закон об основах социального обслуживания Российской Федерации, где оказание помощи такой женщине предусмотрено, в том числе и создание такого специализированного жилого фонда. Поэтому я не вижу проблем в законодательстве.
Татьяна Вольтская: А вот Татьяна Ковригина точно знает, что социальная гостиница, приют – это не панацея. Кризисный центр однажды помог женщине, которую муж лишил жилья.
Татьяна Ковригина: Он выкинул ее из квартиры, забрал у нее документы и длительное время не пускал в квартиру. В результате она долгое время скиталась по разным адресам, а потом попала в больницу. Уже выйдя из больницы, попала к нам. Мы начали разбираться в ее ситуации, оказалось, что пока ее не было, муж ее выселил практически из квартиры, подал иск о выселении. Она была лишена родительских прав, но она не жила с детьми на одной площади, потому что он ее туда не пускал. С третьего хода решение вынесли, восстановили ее. Так отменяли и не ждали никаких новых приговоров, просто по факту – лишена родительских прав и все, и выселили.
Татьяна Вольтская: Эта женщина, заметим, никого не била. В то же время в кризисном центре знают случаи, когда суд ни за что не выселяет из квартиры лишенного родительских прав насильника-мужчину. В этом Наталья Ходырева видит дискриминацию по гендерному признаку. Она считает, что первыми и главными шагами по противодействию домашнему насилию должны стать сепарация враждующих членов семьи и решение жилищного вопроса.
Наталья Ходырева: Всегда спрашивают: а куда же мужчина пойдет? А ведь какой хороший способ изменить свое поведение, когда вам грозит лишение жилья. Вы начинаете себя контролировать, вы перестаете бить своих родителей, свою бывшую жену и так далее. Если будет еще замечательный пункт в этом законе о том, что этот мужчина пойдет к психологу и научится не размахивать руками, то вообще замечательно будет. Во всех странах есть, в Австралии десять, в Норвегии лет двадцать, в Швеции тем более. У нас наша страна не выполняет международную конвенцию, по которой она обязана принять закон против насилия в отношении близких. А мешает – деньги нужно в это вкладывать, нужно вкладывать в систему кризисных центров, убежищ, подготовку милиционеров, чтобы они себя корректно и правильно вели. Должны быть специальные отделения по домашнему насилию, те, которые корректно входят в семью и умеют разговаривать с людьми, разводят их и делают все, что написано в инструкции. То есть это куча всего должно быть. Второй момент – это то, что к домашнему насилию у нас относятся как к чему-то неважному. Осознали люди или нет, что они применяют насилие к своим детям? Я могу сказать, что да, я применяла, но я осознала, что это нехорошо, шлепала. Это тоже часть, потому что это все этапы от шлепков, заканчивая серьезным насилием.
Татьяна Вольтская: Татьяна Ковригина не может забыть встречи российских участковых и шведских полицейских.
Татьяна Ковригина: Когда наши участковые встречались, обменивались опытом с шведскими полицейскими, был один вопрос от участковых: а вот к вам женщина когда обращается с таким заявлением, почему вы ей верите, что в отношении нее совершается домашнее насилие? Была такая очень ироничная улыбка у руководителя этой службы шведский. Он сказал: вы знаете, мы давно миновали этот этап в развитии нашего общества, когда данная ситуация вызывает отторжение, неверие. И мы хорошо понимаем, что если женщина обратилась в полицию, то что-то ее на это толкнуло. Просто так заниматься этой процедурой женщины не будут. И нам дешевле заниматься предупреждением, чем потом заниматься расследованием серьезных преступлений в этой сфере.
