Ирина Лагунина: Международная торговля переживает не лучшие времена. Кризис заставляет правительства отгораживаться протекционистскими барьерами, торговые войны из отдельных столкновений превратились в постоянное состояние. Каким будет новый мировой порядок в области торговли после кризиса? Об этом размышляли недавно участники дискуссии в Нью-Йорке. Рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: Американская революция, как называют в Америке борьбу североамериканских колоний за независимость, началась с торгового конфликта: английский парламент разрешил Вест-Индской компании фактически беспошлинный ввоз в колонии крупной партии чая, тем самым поставив ее в привилегированное положение. Своим восхождением к положению мировой сверхдержавы Соединенные Штаты обязаны прежде всего своему экспорту в Европу, важнейшими статьями которого были табак и хлопок. Международная торговля была исключительно важной составной частью и наиболее эффективным орудием американской внешней политики. И вот теперь орудие это сломалось. В 70-е годы прошлого века из-за резкого скачка цен на нефть и повышения курса доллара в американской внешней торговле впервые возник отрицательный баланс – страна стала ввозить больше товаров, чем вывозить. С тех пор этот разрыв только увеличивается. По данным на сентябрь этого года, торговый дефицит США составил 44 миллиарда долларов.
В условиях мирового финансового кризиса многие страны стали принимать меры защиты своих внутренних рынков, чем, в сущности, лишь усугубили кризис. Между тем, по мнению авторитетных американских специалистов, причиной Великой депрессии в 30-е годы прошлого века был отнюдь не крах нью-йоркской биржи. Катастрофа наступила спустя полгода, после принятия Конгрессом закона о протекционистских пошлинах, известного как тариф Холи-Смута; в ответ Европа отгородилась от Америки своим таможенным барьером.
Об уроках истории и современной состоянии международной торговли говорили недавно в дискуссии, организованной нью-йоркским Советом по международным отношениям, видные эксперты. Открыл диалог своим историческим обзором Даглас Ирвин, профессор Дартмутского колледжа, автор книги "Свобода торговли под угрозой".
Даглас Ирвин: Я бы сказал, в настоящее время торговая политика США пребывает в состоянии спячки. В утешение нам история говорит, что это, в общем-то, нормально. Мы привыкли думать об истории послевоенной либерализации торговли как о непрерывном процессе, в котором один успешный раунд торговых переговоров следует за другим успешным раундом, и торговые барьеры рушатся. Но если присмотреться, окажется, что в процесcе не обошлось без запинок. Начало либерализации положило в 1947 году Генеральное соглашение о тарифах и торговле, затем последовал 20-летний пробел, за ним – раунд Кеннеди в 60-е годы, продолжавшийся вплоть до 1967 года, снова пробел, затем – при всем моем уважении к участникам переговоров – не имевший значительных последствий Токийский раунд, и наконец, Уругвайский раунд. Таким образом, в истории были три крупные инициативы, однако промежутки между ними были безынициативными, не отмеченными никакой активностью. Где находимся мы сегодня? Мы ждем, каким будет следующий шаг.
Владимир Абаринов: Каждый из периодов бурной активности имел свои экономические и политические причины.
Даглас Ирвин: Откуда взялись эти три всплеска активности США в торговых переговорах? Почему США стали лидером в этих трех случаях? Я полагаю, общее между ними то, что в каждом случае США реагировали на явную дискриминацию американских экспортных товаров другими странами. В 1947 году главной заботой политиков были имперские преференции Британии, стремление взломать британский колониальный торговый блок, в который входила и Канада. В 1962-м президент Кеннеди добивался принятия Закона о расширении торговли вследствие образования Европейского экономического сообщества и убеждения в том, что это лишит Соединенные Штаты экспорта в Европу, а Уругвайский раунд был следствием расширения европейского сообщества в 1992 году, превращения Европы во что-то вроде крепости. Это был фактор, который США стремились свести на нет. Таким образом, если мы ждем очередной крупной торговой инициативы США, следует посмотреть, делает ли американский бизнес серьезную ставку на каких-либо новые рынки? Думаю, в данный момент это вопрос открытый.
Владимир Абаринов: Вопрос Дагласу Ирвину задает модератор дискуссии Эдвард Олден.
Эдвард Олден: А как вы оцениваете протекционистский аспект? Повсюду в мире страны перед лицом экономического спада принимают меры по защите своих рынков, но определенно не происходит ничего похожего на то, что наблюдалось в годы Великой депрессии. Как вы оцениваете протекционистские меры в качестве ответа на кризис?
Даглас Ирвин: Очень интересно сравнить меры 30-х годов прошлого века с нынешними в аспекте торговой политики. Думаю, главное отличие здесь заключается в том, что сегодня политики обладают гораздо большим набором политических инструментов для борьбы с последствиями экономического спада, чем в 30-е годы. Проблема 30-х годов состояла в существовании золотого стандарта, поэтому правительства не могли проводить независимую валютную политику. Большинство из них придерживались ортодоксальных взглядов на бюджетную политику: даже в условиях спада бюджет должен быть сбалансированным, если доходы бюджета сокращаются, надо урезать расходы. И это естественным образом заставляло политиков обратиться к мерам регулирования торговли. В наше время у нас, разумеется, есть фискальная и валютная политика, как и многие другие инструменты, чтобы противостоять спаду. И потому торговая политика оказалось гораздо менее важным механизмом оживления экономики.
Владимир Абаринов: Эдвард Олден обращается с вопросом к другому участнику дискуссии – Шарлин Баршевски, занимавшей пост представителя США на торговых переговорах в администрации Билла Клинтона.
Эдвард Олден: Шарлин, я хочу немного поговорить о торговой политике. В качестве журналиста я наблюдал период высокой активности – переговоры по Североамериканскому соглашению о свободе торговли, Уругвайский раунд, завершившийся приемом Китая во Всемирную торговую организацию, но был свидетелем и затишья, описанного Дагом. Отчасти затишье объясняется внутриполитической ситуацией в Соединенных Штатах. Почему любой администрации, будь то демократы или республиканцы, стало так трудно проводить амбициозную торговую политику, какую мы видели в прошлом?
Шарлин Баршевски: Думаю четыре фактора особенно серьезно влияют на торговую политику. Действие первого началось еще в 50-е годы, это глобализация. В результате конкуренция стала особенно острой. Второй фактор – это возрождение Китая, объединение Азии вокруг Китая как производственного центра, экономический рост Китая, наращивание им мускулатуры – разные страны воспринимают эту трансформацию по-разному. Китай проводит торговую политику, которая ориентирована строго на экспорт, и валютную политику, которая привязана главным образом к доллару. Результат такой политики – колоссальный торговый дисбаланс. Третий фактор связан с тем, что Соединенные Штаты оказались в слабой позиции в условиях единой глобальной экономики и возродившегося Китая. Эта слабость была очевидна накануне кризиса. Но с финансовым кризисом в развитых странах произошло небывалое одновременное падение доверия потребителя и спроса. Дисбаланс стал внушать дурные предчувствия, а конкуренция стала еще жестче. Ну а последний фактор – это рабочие места. Начиная с 50-х годов прошлого века мы теряем рабочие места в промышленности. Финансовый кризис подорвал рынок занятости, обернулся массовыми увольнениями. Сегодня создание рабочих мест идет ни шатко ни валко. Добавьте сюда также более популистский Конгресс. Пока еще непонятно, на что окажется способна Палата представителей нового состава. Относительно Конгресса сомнений куда меньше. Начиная с Североамериканского соглашения о свободной торговле популярность таких соглашений падает. Это очевидная тенденция. Новые соглашения принимаются все меньшим числом голосов. Исключение составляет закон о предоставлении Китаю статуса нормального торгового партнера – этот закон прошел в нижней палате значительным большинством. Таковы политические факторы, которые, я считаю, окажут самое значительное влияние на следующий шаг администрации в области торговли.
Владимир Абаринов: По мнению Шарлин Баршевски, положение серьезно, но отнюдь не безнадежно для США,
Эдвард Олден: Чтобы рассмотреть вопрос в исторической перспективе, развернутой Дагом: вы полагаете какой-либо из этих факторов бесповоротным? Возвращаясь к началу 80-х годов прошлого века, можно увидеть определенное сходство: высокая безработица, вызов со стороны Японии, тревога по поводу американской слабости и упадка, а затем - изумительное воскрешение.
Шарлин Баршевски: Верно. Я не думаю, что ситуация бесповоротна. И я не считаю возрождение Китая непреодолимым препятствием. Да, это очевидный факт, но не обязательно односторонний процесс. Но я полагаю, что сейчас имеет место повышенная чувствительность к этим вопросам, какой не было прежде – просто вследствие распространения информации, осведомленности публики, в том числе детальной информации об утечке рабочих мест. Так что я думаю, что по мере того, как год от года
риторика относительно дисбаланса и нечестной конкуренции в международной торговле становится все резче, атмосфера все более сгущается.
Владимир Абаринов: Третий участник дискуссии – Джагдиш Бхагвати, профессор экономики и права Колумбийского университета.
Эдвард Олден: Хочу теперь обратиться к Джагдишу, которого недавно Ангела Меркель и Дэвид Камерон назначили вместе с бывшим генеральным директором ВТО Питером Сазерлендом возглавлять группу экспертов, которая, помимо всего прочего, будет искать пути вдохнуть жизнь в забуксовавший Дохийский раунд торговых переговоров. Джагдиш, учитывая, что США скованы политически и ослаблены экономически, как мы слышали от Шарлин, предвидите ли вы появление нового лидера в международной торговой политике? Готовы ли Китай, Индия, Бразилия или какая-нибудь еще страна переходной экономики к более значительной роли, чем та, какую они играли в прошлом, или реальной альтернативы Соединенным Штатам и, в меньшей степени, Европе по-прежнему нет – альтернативы их лидерству в системе мировой торговли?
Джагдиш Бхагвати: Это хороший вопрос, но я думаю, что Соединенные Штаты – все еще самый сильный ротвейлер в блоке. Это правда, что названные вами страны экономически растут, но посмотрите на визит президента Обамы в Индию. Из-за особой чувствительности президента к этим вопросам, а также по причинам, о которых говорила Шарлин, индийцы строго соблюдали табу на тему торговых отношений. В этом смысле мы напоминали японцев, которые не берут на себя роль лидера, даже сегодня. Их роль – сильные молчаливые мужчины. Теперь, правда, слабые молчаливые мужчины. И позволю себе также сказать, что после выборов в Индии и в США ситуация резко изменилась для обеих стран. В Индии коммунисты вышли из правящей коалиции. Теперь у премьер-министра развязаны руки в смысле шагов по либерализации торговли, потому что коммунисты занимали враждебную позицию в отношении свободы торговли. В нашем случае произошло иное. У нас профсоюзы финансировали большую группу демократов на выборах. Они избраны благодаря профсоюзам, которые боятся свободной торговли. <…> Однако, если мы предоставим другим странам взять на себя роль лидера, у нас возникнут проблемы. Впрочем, они по-прежнему недостаточно велики для того, чтобы сказать президенту Обаме: мы берем эту роль на себя.
Владимир Абаринов: Итак, желающих занять место США в системе мировой торговли сегодня нет. Но это не означает, что желающие не появятся завтра.
Владимир Абаринов: Американская революция, как называют в Америке борьбу североамериканских колоний за независимость, началась с торгового конфликта: английский парламент разрешил Вест-Индской компании фактически беспошлинный ввоз в колонии крупной партии чая, тем самым поставив ее в привилегированное положение. Своим восхождением к положению мировой сверхдержавы Соединенные Штаты обязаны прежде всего своему экспорту в Европу, важнейшими статьями которого были табак и хлопок. Международная торговля была исключительно важной составной частью и наиболее эффективным орудием американской внешней политики. И вот теперь орудие это сломалось. В 70-е годы прошлого века из-за резкого скачка цен на нефть и повышения курса доллара в американской внешней торговле впервые возник отрицательный баланс – страна стала ввозить больше товаров, чем вывозить. С тех пор этот разрыв только увеличивается. По данным на сентябрь этого года, торговый дефицит США составил 44 миллиарда долларов.
В условиях мирового финансового кризиса многие страны стали принимать меры защиты своих внутренних рынков, чем, в сущности, лишь усугубили кризис. Между тем, по мнению авторитетных американских специалистов, причиной Великой депрессии в 30-е годы прошлого века был отнюдь не крах нью-йоркской биржи. Катастрофа наступила спустя полгода, после принятия Конгрессом закона о протекционистских пошлинах, известного как тариф Холи-Смута; в ответ Европа отгородилась от Америки своим таможенным барьером.
Об уроках истории и современной состоянии международной торговли говорили недавно в дискуссии, организованной нью-йоркским Советом по международным отношениям, видные эксперты. Открыл диалог своим историческим обзором Даглас Ирвин, профессор Дартмутского колледжа, автор книги "Свобода торговли под угрозой".
Даглас Ирвин: Я бы сказал, в настоящее время торговая политика США пребывает в состоянии спячки. В утешение нам история говорит, что это, в общем-то, нормально. Мы привыкли думать об истории послевоенной либерализации торговли как о непрерывном процессе, в котором один успешный раунд торговых переговоров следует за другим успешным раундом, и торговые барьеры рушатся. Но если присмотреться, окажется, что в процесcе не обошлось без запинок. Начало либерализации положило в 1947 году Генеральное соглашение о тарифах и торговле, затем последовал 20-летний пробел, за ним – раунд Кеннеди в 60-е годы, продолжавшийся вплоть до 1967 года, снова пробел, затем – при всем моем уважении к участникам переговоров – не имевший значительных последствий Токийский раунд, и наконец, Уругвайский раунд. Таким образом, в истории были три крупные инициативы, однако промежутки между ними были безынициативными, не отмеченными никакой активностью. Где находимся мы сегодня? Мы ждем, каким будет следующий шаг.
Владимир Абаринов: Каждый из периодов бурной активности имел свои экономические и политические причины.
Даглас Ирвин: Откуда взялись эти три всплеска активности США в торговых переговорах? Почему США стали лидером в этих трех случаях? Я полагаю, общее между ними то, что в каждом случае США реагировали на явную дискриминацию американских экспортных товаров другими странами. В 1947 году главной заботой политиков были имперские преференции Британии, стремление взломать британский колониальный торговый блок, в который входила и Канада. В 1962-м президент Кеннеди добивался принятия Закона о расширении торговли вследствие образования Европейского экономического сообщества и убеждения в том, что это лишит Соединенные Штаты экспорта в Европу, а Уругвайский раунд был следствием расширения европейского сообщества в 1992 году, превращения Европы во что-то вроде крепости. Это был фактор, который США стремились свести на нет. Таким образом, если мы ждем очередной крупной торговой инициативы США, следует посмотреть, делает ли американский бизнес серьезную ставку на каких-либо новые рынки? Думаю, в данный момент это вопрос открытый.
Владимир Абаринов: Вопрос Дагласу Ирвину задает модератор дискуссии Эдвард Олден.
Эдвард Олден: А как вы оцениваете протекционистский аспект? Повсюду в мире страны перед лицом экономического спада принимают меры по защите своих рынков, но определенно не происходит ничего похожего на то, что наблюдалось в годы Великой депрессии. Как вы оцениваете протекционистские меры в качестве ответа на кризис?
Даглас Ирвин: Очень интересно сравнить меры 30-х годов прошлого века с нынешними в аспекте торговой политики. Думаю, главное отличие здесь заключается в том, что сегодня политики обладают гораздо большим набором политических инструментов для борьбы с последствиями экономического спада, чем в 30-е годы. Проблема 30-х годов состояла в существовании золотого стандарта, поэтому правительства не могли проводить независимую валютную политику. Большинство из них придерживались ортодоксальных взглядов на бюджетную политику: даже в условиях спада бюджет должен быть сбалансированным, если доходы бюджета сокращаются, надо урезать расходы. И это естественным образом заставляло политиков обратиться к мерам регулирования торговли. В наше время у нас, разумеется, есть фискальная и валютная политика, как и многие другие инструменты, чтобы противостоять спаду. И потому торговая политика оказалось гораздо менее важным механизмом оживления экономики.
Владимир Абаринов: Эдвард Олден обращается с вопросом к другому участнику дискуссии – Шарлин Баршевски, занимавшей пост представителя США на торговых переговорах в администрации Билла Клинтона.
Эдвард Олден: Шарлин, я хочу немного поговорить о торговой политике. В качестве журналиста я наблюдал период высокой активности – переговоры по Североамериканскому соглашению о свободе торговли, Уругвайский раунд, завершившийся приемом Китая во Всемирную торговую организацию, но был свидетелем и затишья, описанного Дагом. Отчасти затишье объясняется внутриполитической ситуацией в Соединенных Штатах. Почему любой администрации, будь то демократы или республиканцы, стало так трудно проводить амбициозную торговую политику, какую мы видели в прошлом?
Шарлин Баршевски: Думаю четыре фактора особенно серьезно влияют на торговую политику. Действие первого началось еще в 50-е годы, это глобализация. В результате конкуренция стала особенно острой. Второй фактор – это возрождение Китая, объединение Азии вокруг Китая как производственного центра, экономический рост Китая, наращивание им мускулатуры – разные страны воспринимают эту трансформацию по-разному. Китай проводит торговую политику, которая ориентирована строго на экспорт, и валютную политику, которая привязана главным образом к доллару. Результат такой политики – колоссальный торговый дисбаланс. Третий фактор связан с тем, что Соединенные Штаты оказались в слабой позиции в условиях единой глобальной экономики и возродившегося Китая. Эта слабость была очевидна накануне кризиса. Но с финансовым кризисом в развитых странах произошло небывалое одновременное падение доверия потребителя и спроса. Дисбаланс стал внушать дурные предчувствия, а конкуренция стала еще жестче. Ну а последний фактор – это рабочие места. Начиная с 50-х годов прошлого века мы теряем рабочие места в промышленности. Финансовый кризис подорвал рынок занятости, обернулся массовыми увольнениями. Сегодня создание рабочих мест идет ни шатко ни валко. Добавьте сюда также более популистский Конгресс. Пока еще непонятно, на что окажется способна Палата представителей нового состава. Относительно Конгресса сомнений куда меньше. Начиная с Североамериканского соглашения о свободной торговле популярность таких соглашений падает. Это очевидная тенденция. Новые соглашения принимаются все меньшим числом голосов. Исключение составляет закон о предоставлении Китаю статуса нормального торгового партнера – этот закон прошел в нижней палате значительным большинством. Таковы политические факторы, которые, я считаю, окажут самое значительное влияние на следующий шаг администрации в области торговли.
Владимир Абаринов: По мнению Шарлин Баршевски, положение серьезно, но отнюдь не безнадежно для США,
Эдвард Олден: Чтобы рассмотреть вопрос в исторической перспективе, развернутой Дагом: вы полагаете какой-либо из этих факторов бесповоротным? Возвращаясь к началу 80-х годов прошлого века, можно увидеть определенное сходство: высокая безработица, вызов со стороны Японии, тревога по поводу американской слабости и упадка, а затем - изумительное воскрешение.
Шарлин Баршевски: Верно. Я не думаю, что ситуация бесповоротна. И я не считаю возрождение Китая непреодолимым препятствием. Да, это очевидный факт, но не обязательно односторонний процесс. Но я полагаю, что сейчас имеет место повышенная чувствительность к этим вопросам, какой не было прежде – просто вследствие распространения информации, осведомленности публики, в том числе детальной информации об утечке рабочих мест. Так что я думаю, что по мере того, как год от года
риторика относительно дисбаланса и нечестной конкуренции в международной торговле становится все резче, атмосфера все более сгущается.
Владимир Абаринов: Третий участник дискуссии – Джагдиш Бхагвати, профессор экономики и права Колумбийского университета.
Эдвард Олден: Хочу теперь обратиться к Джагдишу, которого недавно Ангела Меркель и Дэвид Камерон назначили вместе с бывшим генеральным директором ВТО Питером Сазерлендом возглавлять группу экспертов, которая, помимо всего прочего, будет искать пути вдохнуть жизнь в забуксовавший Дохийский раунд торговых переговоров. Джагдиш, учитывая, что США скованы политически и ослаблены экономически, как мы слышали от Шарлин, предвидите ли вы появление нового лидера в международной торговой политике? Готовы ли Китай, Индия, Бразилия или какая-нибудь еще страна переходной экономики к более значительной роли, чем та, какую они играли в прошлом, или реальной альтернативы Соединенным Штатам и, в меньшей степени, Европе по-прежнему нет – альтернативы их лидерству в системе мировой торговли?
Джагдиш Бхагвати: Это хороший вопрос, но я думаю, что Соединенные Штаты – все еще самый сильный ротвейлер в блоке. Это правда, что названные вами страны экономически растут, но посмотрите на визит президента Обамы в Индию. Из-за особой чувствительности президента к этим вопросам, а также по причинам, о которых говорила Шарлин, индийцы строго соблюдали табу на тему торговых отношений. В этом смысле мы напоминали японцев, которые не берут на себя роль лидера, даже сегодня. Их роль – сильные молчаливые мужчины. Теперь, правда, слабые молчаливые мужчины. И позволю себе также сказать, что после выборов в Индии и в США ситуация резко изменилась для обеих стран. В Индии коммунисты вышли из правящей коалиции. Теперь у премьер-министра развязаны руки в смысле шагов по либерализации торговли, потому что коммунисты занимали враждебную позицию в отношении свободы торговли. В нашем случае произошло иное. У нас профсоюзы финансировали большую группу демократов на выборах. Они избраны благодаря профсоюзам, которые боятся свободной торговли. <…> Однако, если мы предоставим другим странам взять на себя роль лидера, у нас возникнут проблемы. Впрочем, они по-прежнему недостаточно велики для того, чтобы сказать президенту Обаме: мы берем эту роль на себя.
Владимир Абаринов: Итак, желающих занять место США в системе мировой торговли сегодня нет. Но это не означает, что желающие не появятся завтра.
