Дмитрий Волчек: В московском издательстве ''Geleos'' вышла книга Алексея Анастасьева "Истории с географией". Это сборник рассказов о путешествиях автора - заместителя главного редактора журнала "Вокруг света". Книгу представляет Алексей Кузнецов.
Алексей Кузнецов: Советский писатель Эмиль Кроткий в числе прочих своих афоризмов однажды "выдал" такой: "Беллетрист набил ногу на путевых очерках". Поневоле вспоминаешь его, когда в руки попадается сборник рассказов о путешествиях, – то ли составленный без особого внутреннего сюжета, то ли выдающий стремление автора объединить свои путешествия в нечто цельное. В случае с Алексеем Анастасьевым второй вариант очевиден. Серия путешествий, – с этой идеей он и пришел в журнал "Вокруг света", – предпринятых им в течение нескольких лет, дала ему возможность не просто увидеть мир, но рассмотреть в этом мире нечто более важное, чем экзотические подробности. Вот, например, фрагмент путешествия в Камбоджу:
Диктор: "Бескрайние заливные заросли, плотным кольцом обступившие подпрыгивающею поплавком на воде деревню, синяя гладь озера, гигантский ибис в вышине – все это настроило нас на благодушный им оптимистический лад. В самом деле, неспешно думал я, вот под нами – сотни и сотни квадратных километром, не затронутых человеком. Огромное пространство, непочатый край для ученых. Уже не первый и не второй день открываются нам подобные картины. В этой стране, только что открывшейся международному оку, все еще только начинает учитываться, проверяться, узнаваться – и это чистая правда, без натяжек. Бог его знает, что прячется там, под зеленым покровом, на который я смотрю прямо сейчас. Без всякого буйства воображения, без беллетристических допущений, в духе "Затерянного мира", там способно оказаться что угодно. В конце концов, между северо-западным и юго-западным берегом нет человеческого жилья".
Алексей Кузнецов: Сам автор, как кажется из текста склонен к философской географии, еще точнее – к философско-эстетической. Да, познавательная ценность книги Анастасьева несомненна, но несомненно и стремление автора постоянно держать в сознании этот самый второй, верхний слой познания. Вот как сам Алексей Анастасьев определяет суть своей книги.
Алексей Анастасьев: Жанр, действительно, довольно трудно определить. Самый близкий аналог, который я знаю в современной русской литературе, это ''Гений места'' Вайля. Книга состоит из семи моих путешествий в разные страны мира, построена она по принципу разделения легкого и тяжелого жанра. В первой части я ищу сумчатого волка на Тасмании и исчезнувшего быка купрея в Камбодже, в средней части это более серьезная литературно-религиозная критика, ренанистика, – я хожу по стопам Иисуса Христа в Палестине, Дон Кихота в Ла-Манче и Будды на Шри-Ланке, а в последней части просто исследую русский дух в наших пределах и за нашими пределами – в Приморском крае и на Аляске. Просвещение – благородное дело. А если формулировать общую цель книги – немножко открыть людям глаза. Это научная позиция. Я бы сказал, что самая верная позиция в таких делах это научная. В конце концов, гуманитарная наука существует и развивается по тем же принципам и законам, что и любая наука, я бы сказал. И то, чем во второй половине 19 века, в век объективизма, начало человечество заниматься такой объективистской критикой, это просто полевое исследование некоторых тезисов, которые религия и литература предложили принимать нам на веру.
Алексей Кузнецов: Три раздела книги, о которых говорит Алексей Анастасьев, действительно различаются весьма заметно – и даже не тематически, а каким-то особым строем повествования, который неуловимо меняется – от тщательного прописывания всех деталей до того момента, когда вдруг начинаешь понимать, что за деталями скрывается порой отчаянная попытка автора передать те чувства, которые словами и не передаются вовсе. Последняя часть книги рассказывает о весьма далекой от Москвы России – о Приморском крае и даже об Аляске. Однако, может быть, наиболее всего нечто очень близкое русскому человеку передается автору в Шри-Ланке. Это одно их самых сильных мест в книге:
Диктор: "Я насладился обоими вариантами зрелища: и бесконечным простором внизу, почти до самого океана, вмещающим целые провинции, и великим белым безмолвием. Для описания последнего почти нет слов. Нахождение внутри этого – как ни назови: бесцветного космоса, океана Соляриса – оказывает жуткое воздействие на психику, и не только европейскую. Даже школьники, подошедшие к краю одновременно со мной, приумолкли. Воцарилась тишина. Если глядеть отсюда на единственный оставшийся в поле зрения объект, – осколок скалы метрах в пяти по правую руку, – то видно, как туманный дым на глазах охватывает ее, словно пар из кипящего чайника – только ведь он холодный! И возникает непреодолимое, физическое желание завершить разом все земные дела, все забыть – и рухнуть в этот другой мир. К томе же не верится, что пролетишь свои положенные два километра и разобьешься – ведь клубы вокруг тебя отнюдь не кажутся бесплотной субстанцией, - скорее чем-то вроде распотрошенного кухонного матраса. Авось самортизируют падение? Законы притяжения отменяются сознанием в такой среде. И небо кажется гораздо более близким, чем земля, - ведь его, в отличие от нее, видно в узком просвете над маревом…"
