Минск. Центральная площадь. Декабрь, двадцатые числа. Вечер, огни.
В глубине площади - Дворец республики. Именно там объявляли промежуточные результаты президентских выборов. Там же дал победную пресс-конференцию Александр Лукашенко - трансляция по четырем каналам ТВ в вечерний прайм-тайм плюс прямой эфир до того.
Перед Дворцом - каток. На нем, что характерно, катаются на коньках - десятки, а к вечеру и сотни людей: площадь большая, на всех хватит. Как будто еще пару дней назад вокруг этого катка (да и на нем, посыпав лёд солью, чтобы не скользить) не собиралась оппозиция - тысячами, многими тысячами. Не шла к Дому правительства - где-то километр от Центральной площади по проспекту Незалежнасцi, то есть Независимости. Не получала там дубинками и не размещалась потом по "воронкам" да следственным изоляторам.
"Здесь танцуют" - написали те, кто в конце XVIII века снес Бастилию и разровнял место для праздника. "А здесь катаются" - можно было бы написать сегодня на любом белорусском биллборде. И тем сказать полную правду. Как о нынешней политической ситуации, так и о тех, кто проголосовал - за либо против Лукашенко.
Тут ведь как: голосовать против действующего президента в Белоруссии - в день выборов, не в досрочном режиме, где в любой стране возможны любые чудеса - на самом деле можно сколько угодно. А вот с последующей защитой своего выбора - даже если вдруг показалось, что развозить по СИЗО тех, за кого проголосовал ты (при том, что окончательные итоги выборов подведут только 24 декабря, и по закону Некляев, Рымашевский, Санников etc. продолжают оставаться кандидатами), немного занадта, то бишь too much, - здесь всегда было сложнее. Не потому, что "белорус - трус", как в детской дразнилке; совсем нет.
Просто властей в Белоруссии за последние лет триста было очень много. Больше даже, чем в разделенной Польше - хотя бы потому, что Польша сама обладала частью Белоруссии. Задолго до построения общеевропейского дома Беларусь сполна отработала общеевропейским же проходным двором. Отсюда - привычка гнуться, чтобы не ломаться; рассчитывать на себя и на своих; и - пожалуй, главное - не связывать свое настоящее и будущее с какой-либо уладай. Властью как таковой.
Часто - на правах того, кто большую часть своей жизни прожил в Минске - приходится объяснять, что, допустим, ненависти в поведенческом репертуаре обычного жителя Белоруссии нет. Ни к какой из властей предержащих. А есть в нём, прежде всего, памяркоўнасць и рахманасць; рассудительность и кротость, насколько может быть верен перевод. Что с детства известная песня "Каждый четвертый из белорусов, каждый четвертый сбит на лету" - это не только и не столько про белорусов, сколько про евреев Беларуси (Бобруйск, Пинск, Слоним, Могилев, Витебск, Минск...), уничтоженных Холокостом. Что стихийность формирования партизанских отрядов для борьбы с немецко-фашистскими захватчиками несколько преувеличена - официальной историографией Великой Отечественной и киностудией "Беларусьфильм". А, с другой стороны, в полицию в основном шли отнюдь не из ненависти к большевикам и не из благодарности "Гитлеру-освободителю" - а по разнарядке. Очень часто - чтобы родную вёску-деревню не пожгли и её жителей не перевешали. Когда жгут и вешают, тогда и ненавидят; но это уже - вне менталитетов.
А пока речь не идет о прямом выживании, важно также понимать: шесть сотен задержанных после событий у Дома правительства в Минске - это практически весь активный белорусский оппозиционно-политический класс. Включая доверенное лицо кандидата Некляева, учёного-пушкиниста и моего стариннейшего приятеля ещё по "Московским новостям" Сашу Федуту - чьим наиболее активным занятием перед выходом оппозиции на площадь было отгонять от этой самой площади своих собственных студентов; вплоть до "кого там увижу, тому зачет не поставлю". Хорошо, плюс ещё тысяча. Хорошо, плюс две - и это потолок. Каждый из них привел за собой... хорошо, пусть десять человек. 19 декабря почти все они были на Центральной площади, где каток. А потом - у Дома правительства. Все, кто захотел. Их, безусловно, много. Но других - не будет. На страну с официальным населением в 9 с половиной миллионов человек.
А ещё хорошо бы понять, что с 19 декабря судьба всех арестованных - забота прежде всего их оставшихся на свободе родственников. И, если вдруг повезет, то предмет торга. С Европой, с Россией, с кем угодно - за нефть, за газ, за прочие преференции. Но в любом случае - торга внешнеполитического. А не с представителями гражданского общества внутри страны. По причине полного его отсутствия.
Потому что своим политическим умом Белоруссия - в сколько-нибудь длительном непрерывном режиме, за последние столетия - живет лишь с начала 1990-х годов. Последние 16 лет из двух десятков имеющихся - то есть, четыре пятых от общего времени существования новой Белоруссии - этот ум имеет вполне конкретные имя, отчество и фамилию: Александр Григорьевич Лукашенко. Кому это обстоятельство не нравится, тот уезжает - в Россию, в Европу, в Штаты (еще в середине девяностых имел счастье слышать диалог вполне деревенских бабушек: "Ганна, а дзе твая дачка?" - "У Нью-Ёрку" - "Бач ты. Мая тож у Нью-Ёрку!"). Несогласному с порядком вещей здесь легче уехать из страны, чем выйти на площадь - особенно если несогласный сколько-нибудь хорош в какой-либо из профессий. А кто хочет - остается. Когда надо - голосует. И молчит.
А власть держит границы открытыми, не жжёт деревни и не вешает на площадях. Что, безусловно, увеличивает её шансы на управление Республикой Беларусь. Вплоть до бесконечности.
В глубине площади - Дворец республики. Именно там объявляли промежуточные результаты президентских выборов. Там же дал победную пресс-конференцию Александр Лукашенко - трансляция по четырем каналам ТВ в вечерний прайм-тайм плюс прямой эфир до того.
Перед Дворцом - каток. На нем, что характерно, катаются на коньках - десятки, а к вечеру и сотни людей: площадь большая, на всех хватит. Как будто еще пару дней назад вокруг этого катка (да и на нем, посыпав лёд солью, чтобы не скользить) не собиралась оппозиция - тысячами, многими тысячами. Не шла к Дому правительства - где-то километр от Центральной площади по проспекту Незалежнасцi, то есть Независимости. Не получала там дубинками и не размещалась потом по "воронкам" да следственным изоляторам.
"Здесь танцуют" - написали те, кто в конце XVIII века снес Бастилию и разровнял место для праздника. "А здесь катаются" - можно было бы написать сегодня на любом белорусском биллборде. И тем сказать полную правду. Как о нынешней политической ситуации, так и о тех, кто проголосовал - за либо против Лукашенко.
Тут ведь как: голосовать против действующего президента в Белоруссии - в день выборов, не в досрочном режиме, где в любой стране возможны любые чудеса - на самом деле можно сколько угодно. А вот с последующей защитой своего выбора - даже если вдруг показалось, что развозить по СИЗО тех, за кого проголосовал ты (при том, что окончательные итоги выборов подведут только 24 декабря, и по закону Некляев, Рымашевский, Санников etc. продолжают оставаться кандидатами), немного занадта, то бишь too much, - здесь всегда было сложнее. Не потому, что "белорус - трус", как в детской дразнилке; совсем нет.
Просто властей в Белоруссии за последние лет триста было очень много. Больше даже, чем в разделенной Польше - хотя бы потому, что Польша сама обладала частью Белоруссии. Задолго до построения общеевропейского дома Беларусь сполна отработала общеевропейским же проходным двором. Отсюда - привычка гнуться, чтобы не ломаться; рассчитывать на себя и на своих; и - пожалуй, главное - не связывать свое настоящее и будущее с какой-либо уладай. Властью как таковой.
Часто - на правах того, кто большую часть своей жизни прожил в Минске - приходится объяснять, что, допустим, ненависти в поведенческом репертуаре обычного жителя Белоруссии нет. Ни к какой из властей предержащих. А есть в нём, прежде всего, памяркоўнасць и рахманасць; рассудительность и кротость, насколько может быть верен перевод. Что с детства известная песня "Каждый четвертый из белорусов, каждый четвертый сбит на лету" - это не только и не столько про белорусов, сколько про евреев Беларуси (Бобруйск, Пинск, Слоним, Могилев, Витебск, Минск...), уничтоженных Холокостом. Что стихийность формирования партизанских отрядов для борьбы с немецко-фашистскими захватчиками несколько преувеличена - официальной историографией Великой Отечественной и киностудией "Беларусьфильм". А, с другой стороны, в полицию в основном шли отнюдь не из ненависти к большевикам и не из благодарности "Гитлеру-освободителю" - а по разнарядке. Очень часто - чтобы родную вёску-деревню не пожгли и её жителей не перевешали. Когда жгут и вешают, тогда и ненавидят; но это уже - вне менталитетов.
А пока речь не идет о прямом выживании, важно также понимать: шесть сотен задержанных после событий у Дома правительства в Минске - это практически весь активный белорусский оппозиционно-политический класс. Включая доверенное лицо кандидата Некляева, учёного-пушкиниста и моего стариннейшего приятеля ещё по "Московским новостям" Сашу Федуту - чьим наиболее активным занятием перед выходом оппозиции на площадь было отгонять от этой самой площади своих собственных студентов; вплоть до "кого там увижу, тому зачет не поставлю". Хорошо, плюс ещё тысяча. Хорошо, плюс две - и это потолок. Каждый из них привел за собой... хорошо, пусть десять человек. 19 декабря почти все они были на Центральной площади, где каток. А потом - у Дома правительства. Все, кто захотел. Их, безусловно, много. Но других - не будет. На страну с официальным населением в 9 с половиной миллионов человек.
А ещё хорошо бы понять, что с 19 декабря судьба всех арестованных - забота прежде всего их оставшихся на свободе родственников. И, если вдруг повезет, то предмет торга. С Европой, с Россией, с кем угодно - за нефть, за газ, за прочие преференции. Но в любом случае - торга внешнеполитического. А не с представителями гражданского общества внутри страны. По причине полного его отсутствия.
Потому что своим политическим умом Белоруссия - в сколько-нибудь длительном непрерывном режиме, за последние столетия - живет лишь с начала 1990-х годов. Последние 16 лет из двух десятков имеющихся - то есть, четыре пятых от общего времени существования новой Белоруссии - этот ум имеет вполне конкретные имя, отчество и фамилию: Александр Григорьевич Лукашенко. Кому это обстоятельство не нравится, тот уезжает - в Россию, в Европу, в Штаты (еще в середине девяностых имел счастье слышать диалог вполне деревенских бабушек: "Ганна, а дзе твая дачка?" - "У Нью-Ёрку" - "Бач ты. Мая тож у Нью-Ёрку!"). Несогласному с порядком вещей здесь легче уехать из страны, чем выйти на площадь - особенно если несогласный сколько-нибудь хорош в какой-либо из профессий. А кто хочет - остается. Когда надо - голосует. И молчит.
А власть держит границы открытыми, не жжёт деревни и не вешает на площадях. Что, безусловно, увеличивает её шансы на управление Республикой Беларусь. Вплоть до бесконечности.
