Знаменитая белорусская писательница Светлана Алексиевич написала письмо Александру Лукашенко.
"Что с нами происходит? После 19 декабря мы живем в другой стране. Открываешь утром газеты или интернет, или включаешь телевизор: аресты демонстрантов, задержания КГБ бывших кандидатов в президенты, ночная охота спецслужб за оппозиционными активистами и инакомыслящей интеллигенцией. Длинные очереди возле тюрьмы на Окрестина с передачами... Мы вернулись в 30-е сталинские годы".
В эфире РС Светлана Алексиевич рассказала о том, что ее тревожит:
– Я написала открытое письмо Лукашенко, попытавшись сказать ему и обществу, что мы задохнемся в ненависти. Уже нет одной страны, уже не одна Белоруссия, а две Белоруссии. Что меня потрясло больше всего – то, как ведут себя следователи. Нашлись мгновенно следователи, которые один к одному повторяют то, что было в 37-м году, как будто не было ни "Архипелага ГУЛАГа" и этой миллионной литературы. Нашелся ОМОН, который буквально в трансе бил людей. Нашлись работники КГБ, которые делали ночные обыски и приезжали на каких-то неказистых машинах ночью. Даже не веришь и теряешь ощущение реальности.
– Тревогу вызывает судьба Владимира Некляева, поэта, кандидата в президенты, который был избит, украден ночью из больницы и неизвестно где находится…
– Да, это говорит о том, что там произошло что-то экстраординарное. Не хочется думать о самом плохом, но у всех ощущение какой-то большой беды. Видно, неадекватность власти дошла до такого предела, что первой и самой страшной жертвой стал поэт. В этом какая-то, конечно, мистика.
– Многие ваши знакомые были задержаны?
– Да, очень многие знакомые мои были на митинге, и всех кандидатов, в основном, я знала. В открытом письме Лукашенко я сказала, что никто ему не поверит и история ему не поверит, что на площади были бандиты, террористы и отморозки. На площади были люди, которых я знаю и которых я слушаю. Это люди, которые пошли по убеждениям. И напрасно сыщики рыскают по их квартирам, по их офисам. Ищут доллары, а находят убежденных революционеров. Недавно я слушала совершенно отчаянный крик женщины, когда подъехала к тюрьме на Окрестино посмотреть, что там делается. Стоит возле машины старая женщина из простой семьи. Они приехали, у них там дочка. Она в таком отчаянии: не берут ничего у них, заставляют долго стоять на таком морозе. И она говорит, что она и муж никогда не были революционерами, но вот машина эта их потащила туда, и сейчас они ненавидят эту власть. По-моему, власть стала самым главным революционером. У нас два главных революционера. Не берем в счет нашу неопытную оппозицию, которая так разгромлена. Получилось, что власть стала революционером, она увеличивает количество этих революционеров, собираясь добиться другого результата. И еще один революционер – экономика, которая стоит, капитализм уже у границ, за нас нечем платить.
– Вы надеетесь на ответ Лукашенко на ваше письмо?
– Нет, я не думаю, что завяжется оживленная переписка как между Екатериной Второй и Вольтером, совершенно не думаю. Я не столько для него писала, как для того, чтобы как-то опомнились от этого угара борьбы и стали думать, стали искать выход какой-то из этой ситуации. Сегодня очень важны такие вещи, как гражданское неповиновение. Люди объединяются, есть такое общество в Интернете: "Ангелы", когда ты можешь стать ангелом для одного из арестованных. Там у них элементарных вещей нет, и люди со всей страны им свозят туда и проходят какое-то гражданское самосознание. Профессора могут не предавать своих студентов, которых заставляют отчислять, учителя и директора школ могут отказываться выбрасывать из школы учеников. То есть сегодня очень много нужно личного мужества.
Я оказалась в толпе, которая не смогла пройти на площадь, поскольку там бы людей было больше, но задерживали, и не все смогли пройти. Несмотря на мороз, людей, которые открывали балкон и смотрели, как люди шли, было гораздо больше, чем тех, кто шел. Сидеть у окна в квартире у телевизора с кофе и думать, что кто-то сделал революцию – это в природе человеческой. Это все понятно, мы анализируем революционную ситуацию, попытку революции, когда герои есть, а революции нет.
Мы страдаем от того, что никто не исследует, что на самом деле происходит. Мы пользуемся старыми интеллектуальными ловушками. Не будет в Белоруссии революции, время революции мы пропустили, она могла быть 15 лет назад. Никто тут не умирает с голоду. Пробки в Минске, и какие хорошие машины! Люди, в общем-то, стали неплохо жить. Это авторитарный режим, это одна из тех разновидностей авторитарного режима, которые возникли на постсоветском пространстве. Но все называют это просто диктатурой, и никто не думает, потому что один авторитарный режим у вас в России, а второй у нас. И у нас он более опасный. Потому что Лукашенко выбрал социальный контракт с населением. Мы, оппозиция, говорим, что у нас плохо. Но мы не можем жить как в Германии, и, в отличие от оппозиции, люди это понимают. А права человека, демократия – китайская это грамота для деревенских мужиков, с которыми я вчера разговаривала. Они путают свободу с возможностями. Колбасы навалом, сыра навалом, чего ж не свобода?
Фрагмент программы "Итоги недели".
"Что с нами происходит? После 19 декабря мы живем в другой стране. Открываешь утром газеты или интернет, или включаешь телевизор: аресты демонстрантов, задержания КГБ бывших кандидатов в президенты, ночная охота спецслужб за оппозиционными активистами и инакомыслящей интеллигенцией. Длинные очереди возле тюрьмы на Окрестина с передачами... Мы вернулись в 30-е сталинские годы".
В эфире РС Светлана Алексиевич рассказала о том, что ее тревожит:
– Я написала открытое письмо Лукашенко, попытавшись сказать ему и обществу, что мы задохнемся в ненависти. Уже нет одной страны, уже не одна Белоруссия, а две Белоруссии. Что меня потрясло больше всего – то, как ведут себя следователи. Нашлись мгновенно следователи, которые один к одному повторяют то, что было в 37-м году, как будто не было ни "Архипелага ГУЛАГа" и этой миллионной литературы. Нашелся ОМОН, который буквально в трансе бил людей. Нашлись работники КГБ, которые делали ночные обыски и приезжали на каких-то неказистых машинах ночью. Даже не веришь и теряешь ощущение реальности.
Уже нет одной страны, уже не одна Белоруссия, а две Белоруссии
– Тревогу вызывает судьба Владимира Некляева, поэта, кандидата в президенты, который был избит, украден ночью из больницы и неизвестно где находится…
– Да, это говорит о том, что там произошло что-то экстраординарное. Не хочется думать о самом плохом, но у всех ощущение какой-то большой беды. Видно, неадекватность власти дошла до такого предела, что первой и самой страшной жертвой стал поэт. В этом какая-то, конечно, мистика.
– Многие ваши знакомые были задержаны?
– Да, очень многие знакомые мои были на митинге, и всех кандидатов, в основном, я знала. В открытом письме Лукашенко я сказала, что никто ему не поверит и история ему не поверит, что на площади были бандиты, террористы и отморозки. На площади были люди, которых я знаю и которых я слушаю. Это люди, которые пошли по убеждениям. И напрасно сыщики рыскают по их квартирам, по их офисам. Ищут доллары, а находят убежденных революционеров. Недавно я слушала совершенно отчаянный крик женщины, когда подъехала к тюрьме на Окрестино посмотреть, что там делается. Стоит возле машины старая женщина из простой семьи. Они приехали, у них там дочка. Она в таком отчаянии: не берут ничего у них, заставляют долго стоять на таком морозе. И она говорит, что она и муж никогда не были революционерами, но вот машина эта их потащила туда, и сейчас они ненавидят эту власть. По-моему, власть стала самым главным революционером. У нас два главных революционера. Не берем в счет нашу неопытную оппозицию, которая так разгромлена. Получилось, что власть стала революционером, она увеличивает количество этих революционеров, собираясь добиться другого результата. И еще один революционер – экономика, которая стоит, капитализм уже у границ, за нас нечем платить.
– Вы надеетесь на ответ Лукашенко на ваше письмо?
– Нет, я не думаю, что завяжется оживленная переписка как между Екатериной Второй и Вольтером, совершенно не думаю. Я не столько для него писала, как для того, чтобы как-то опомнились от этого угара борьбы и стали думать, стали искать выход какой-то из этой ситуации. Сегодня очень важны такие вещи, как гражданское неповиновение. Люди объединяются, есть такое общество в Интернете: "Ангелы", когда ты можешь стать ангелом для одного из арестованных. Там у них элементарных вещей нет, и люди со всей страны им свозят туда и проходят какое-то гражданское самосознание. Профессора могут не предавать своих студентов, которых заставляют отчислять, учителя и директора школ могут отказываться выбрасывать из школы учеников. То есть сегодня очень много нужно личного мужества.
Я оказалась в толпе, которая не смогла пройти на площадь, поскольку там бы людей было больше, но задерживали, и не все смогли пройти. Несмотря на мороз, людей, которые открывали балкон и смотрели, как люди шли, было гораздо больше, чем тех, кто шел. Сидеть у окна в квартире у телевизора с кофе и думать, что кто-то сделал революцию – это в природе человеческой. Это все понятно, мы анализируем революционную ситуацию, попытку революции, когда герои есть, а революции нет.
Мы страдаем от того, что никто не исследует, что на самом деле происходит. Мы пользуемся старыми интеллектуальными ловушками. Не будет в Белоруссии революции, время революции мы пропустили, она могла быть 15 лет назад. Никто тут не умирает с голоду. Пробки в Минске, и какие хорошие машины! Люди, в общем-то, стали неплохо жить. Это авторитарный режим, это одна из тех разновидностей авторитарного режима, которые возникли на постсоветском пространстве. Но все называют это просто диктатурой, и никто не думает, потому что один авторитарный режим у вас в России, а второй у нас. И у нас он более опасный. Потому что Лукашенко выбрал социальный контракт с населением. Мы, оппозиция, говорим, что у нас плохо. Но мы не можем жить как в Германии, и, в отличие от оппозиции, люди это понимают. А права человека, демократия – китайская это грамота для деревенских мужиков, с которыми я вчера разговаривала. Они путают свободу с возможностями. Колбасы навалом, сыра навалом, чего ж не свобода?
Фрагмент программы "Итоги недели".
