Один из задержанных, Илья Яшин, приговоренный к 5 сутками ареста по обвинению в неподчинении милиции, передал из камеры записки, которые были опубликованы в его блоге с такой аннотацией его товарища: «Пишет Батурин Александр. Вчера был у спец.изолятора для административно арестованных, где сейчас содержатся Немцов, Яшин, Лимонов, Косякин и Тор. Удалось пообщаться с Ильей через форточку в окне его камеры. Илья бодр и очень благодарен всем, кто стоял в одиночных пикетах и был незаконно задержан милицией у изолятора. Через Анну Каретникову и Любовь Волкову из Общественной Наблюдательной Комиссии он передал мне рукописный текст и попросил опубликовать в блоге».
Вот фрагменты записок Яшина:
Первые две ночи своего ареста я провел в клетке ОВД Басманного района. 31 декабря сюда доставили больше двух десятков оппозиционеров, но встречать Новый год за решеткой предстояло мне одному.
К ночи приехали правозащитники и заставили милиционеров организовать для меня из «обезьянника» индивидуальную камеру. Поставили кушетку, дали постельное белье. Жить можно.
Часы тем временем пробили 12.
«С Новым годом, политический»,- майор передал мне через решетку стакан чая. Достойно встретили, подумал я про себя и уснул…
…К Тверскому суду меня доставили примерно к 11 утра 2 января. Конвойными командовала стервозная и злая капитан Полякова, которая прочитала мне длинную лекцию о «проплаченной западной оппозиции», и о том, что ее ребенок никогда не вырастит таким, как я. Искренне удивился, что у нее есть дети.
Несмотря на то, что конвой старался изолировать меня от друзей и журналистов, приехавших на суд, я успел перекинуться несколькими приветствиями. Даже пересеклись с Немцовым, обменявшись крепким рукопожатием. Меня отправили в душную конвоирскую комнату, где я провел долгие восемь часов…
Когда, наконец, завели в зал суда, поверх очков на меня смотрели бегающие глазки молодой бледной брюнетки. Судья Боровкова. Я знал, что передо мной не судья, а официантка, которая выполняет заказ – арестовать участников митинги на Триумфальной.
Собственно, все это я сказал г-же Боровковой, как только получил слово. После этого потребовал отвода судьи, который она, конечно, отклонила. В знак протеста я замолчал и не ответил больше ни на один из ее вопросов.
Через полчаса судья огласила приговор, показавшийся гуманным после ее решения по Косякину и Немцову: пять суток. «Смотри-ка, подействовало, - удивленно подмигнул адвокат, очень критиковавший мою протестную тактику. – Похоже, и правда стыдно стало»…
Вскоре я был доставлен в изолятор на Симферопольском бульваре.
«Так, часы у нас не положены, - заявил встретивший меня офицер. – Время будете определять по солнцу».
Изолятор наполнен в основном буйными алкоголиками, дебоширившими под Новый год. Всех задержанных на Триумфальной оппозиционеров доставили сюда, но распихали по разным камерам. В камере №5, кроме меня, сидит шесть человек. Все «залетели» по пьяному дело. Один разбил лицо охраннику в магазине, другой матерился посреди улице, третий перепутал дверь и ломился полночи в квартиру соседей…
Камера наша выглядит, как в плохом кино про «зону». Небольшая клетушка с зарешеченным окном, двухъярусные кровати, завешенные простынями, дырка в полу вместо туалета, симпатичные тараканы размером с мизинец….
Жить можно:) Мы обязательно прорвемся, а Россия – будет свободной.
Фотограф и журналист Дмитрий Борко, присутствовавший на суде над оппозиционерами, поделился своими ощущениями от увиденного в своей блоге на сайте Грани.ру:
С 10 утра до 10 вечера судья Боровкова сражалась с десятками свидетелей, фотографий и видеозаписей, чтобы закатать ни за что на 10-15 суток лидеров разных оппозиционных движений. Именно эта имитация правосудия при заданном заранее результате омерзительнее всего, но об этом и так уже много сказано.
Интереснее было наблюдать за теми, кто, придя поддержать своих товарищей, просидел 10-12 часов в тесном душном коридорчике под дверью судебного зала. Очень внешне разный народ собрался. За Косякина - молодые шустрые леваки. За либералов Немцова с Яшиным - пожилые демократы призыва 90-х и тоже молодежь - из "Солидарности". За Тора из ДПНИ - свои, вальяжные, саркастичные и обстоятельные, как большинство умеренных националистов.
Сперва все как-то умудрялись кучковаться по углам, но куда ж денешься в такой тесноте, когда бутылка воды по кругу, телефоны садятся и один стул на семерых? И началась диффузия...
Я бродил, вслушиваясь в разговоры. Оказалось, что все говорят по-русски. Что пользуются одними словами, часто совсем по-разному, но в личном общении быстро возникает желание уточнить их смысл. Привлек разговор пожилого ингуша, пришедшего "за Немцова", и более молодого, но не менее интеллигентного "националиста". Они высказали друг другу немало претензий. Большинство из них показались мне вполне справедливыми. В разговоре они дважды пожимали друг другу руки (хотя это и выглядело скорее авансом).
Я отнюдь не благостный оптимист. Вряд ли они сразу станут учитывать в своих поступках полученные знания. В обществе у нас все не менее хреново, чем во власти. Вернее, это взаимосвязано. Но мы все сидим в одном тесном и душном коридоре в ожидании суда. Пока думаем, что над нашими кумирами, а на самом деле - над нами. И этот суд над каждым будет неправедным, томным и бесконечным. Я думаю, чем дольше - тем лучше. Потому что пока одних будут отправлять на нары или в могилу, остальные смогут подольше побеседовать в удушающем чистилище коридора. Может, до чего и додумаются?
В том же интернет-издании Грани.ру сообщается об организованной московским театром документальной пъесы «Театр.док» акции в защиту Владимира Некляева - политического заключенного в Белоруссии, в защиту тех, кто сейчас в тюрьме - в Белоруссии и России, против незаконных арестов оппозиционеров 31 декабря в Москве. В акции «Репрессии глазами молодых драматургов» свое отношение к происходящему высказывают авторы «Театра.док».
Драматург Максим Курочкин пишет:
Путин, Лукашенко, Янукович – несправедливое созвездие. Звезды одной школы, братья и взаимные порождения. Что я чувствую к ним? Презрение к тайным убийцам, явным провокаторам, мстительным воришкам? Да, это есть - законные чувства. Жалость – это тоже! Так мстить, так скрываться, так возноситься... дети! Такие аресты, такие пытки, такие дружбы, дворцы, такие приговоры – так кричат от боли и ужаса маленькие, запертые в спортивных и не очень торсах: лишенные достаточной любви, нужных и вовремя книг, бесед, вброшенные в мир враждебный и тоскливый.
Драматург и сценарист Михаил Дурненков:
У меня простое, самое обычное непонимание. Я вот читал в юности всяких там диссидентов. Солжа, Довлатова, Шаламова, Буковского, Синявского и Даниэля. И каждый раз задавал себе вопрос. Вопрос, который, как мне кажется, невозможно себе не задавать, когда читаешь такие тексты. А вот я, если я буду в такой ситуации, как я буду действовать? И каждый раз цепочка подобных мыслей завершались финальной: «Дай Бог, чтоб со мной такого никогда не случилось. Дай Бог, чтобы я никогда не оказывался в ситуации, из которой единственный честный выход - это уничтоженная на многие годы, до самого конца жизнь».
И вот. Все как по маслу. У меня семья и ребенок. У меня любимая работа, которая настолько намертво склеена с этим языком, что без него просто не может существовать. И вот эта страна буквально на глазах превращается в ту, из книг, и тот гипотетический вопрос, который я задавал себе в юности, становится все более и более актуальным. И я не понимаю. Я живу обычной жизнью. Ну да, ну цензура, ну да, самоцензура. Ну врут по телевизору. Ну, где-то кого-то арестовывают. Я вот чего не понимаю – герои тех книг уже действовали. Неужели уже тоже надо начинать? Неужели случилось то, чего я боялся больше всего? Неужели пора? Как же жаль так и не случившейся жизни, возможность которой мы ощущали в девяностых. Как жаль, что этого не произошло.
Вот фрагменты записок Яшина:
Первые две ночи своего ареста я провел в клетке ОВД Басманного района. 31 декабря сюда доставили больше двух десятков оппозиционеров, но встречать Новый год за решеткой предстояло мне одному.
К ночи приехали правозащитники и заставили милиционеров организовать для меня из «обезьянника» индивидуальную камеру. Поставили кушетку, дали постельное белье. Жить можно.
Часы тем временем пробили 12.
«С Новым годом, политический»,- майор передал мне через решетку стакан чая. Достойно встретили, подумал я про себя и уснул…
…К Тверскому суду меня доставили примерно к 11 утра 2 января. Конвойными командовала стервозная и злая капитан Полякова, которая прочитала мне длинную лекцию о «проплаченной западной оппозиции», и о том, что ее ребенок никогда не вырастит таким, как я. Искренне удивился, что у нее есть дети.
Несмотря на то, что конвой старался изолировать меня от друзей и журналистов, приехавших на суд, я успел перекинуться несколькими приветствиями. Даже пересеклись с Немцовым, обменявшись крепким рукопожатием. Меня отправили в душную конвоирскую комнату, где я провел долгие восемь часов…
Когда, наконец, завели в зал суда, поверх очков на меня смотрели бегающие глазки молодой бледной брюнетки. Судья Боровкова. Я знал, что передо мной не судья, а официантка, которая выполняет заказ – арестовать участников митинги на Триумфальной.
Собственно, все это я сказал г-же Боровковой, как только получил слово. После этого потребовал отвода судьи, который она, конечно, отклонила. В знак протеста я замолчал и не ответил больше ни на один из ее вопросов.
Через полчаса судья огласила приговор, показавшийся гуманным после ее решения по Косякину и Немцову: пять суток. «Смотри-ка, подействовало, - удивленно подмигнул адвокат, очень критиковавший мою протестную тактику. – Похоже, и правда стыдно стало»…
Вскоре я был доставлен в изолятор на Симферопольском бульваре.
«Так, часы у нас не положены, - заявил встретивший меня офицер. – Время будете определять по солнцу».
Изолятор наполнен в основном буйными алкоголиками, дебоширившими под Новый год. Всех задержанных на Триумфальной оппозиционеров доставили сюда, но распихали по разным камерам. В камере №5, кроме меня, сидит шесть человек. Все «залетели» по пьяному дело. Один разбил лицо охраннику в магазине, другой матерился посреди улице, третий перепутал дверь и ломился полночи в квартиру соседей…
Камера наша выглядит, как в плохом кино про «зону». Небольшая клетушка с зарешеченным окном, двухъярусные кровати, завешенные простынями, дырка в полу вместо туалета, симпатичные тараканы размером с мизинец….
Жить можно:) Мы обязательно прорвемся, а Россия – будет свободной.
Фотограф и журналист Дмитрий Борко, присутствовавший на суде над оппозиционерами, поделился своими ощущениями от увиденного в своей блоге на сайте Грани.ру:
С 10 утра до 10 вечера судья Боровкова сражалась с десятками свидетелей, фотографий и видеозаписей, чтобы закатать ни за что на 10-15 суток лидеров разных оппозиционных движений. Именно эта имитация правосудия при заданном заранее результате омерзительнее всего, но об этом и так уже много сказано.
Интереснее было наблюдать за теми, кто, придя поддержать своих товарищей, просидел 10-12 часов в тесном душном коридорчике под дверью судебного зала. Очень внешне разный народ собрался. За Косякина - молодые шустрые леваки. За либералов Немцова с Яшиным - пожилые демократы призыва 90-х и тоже молодежь - из "Солидарности". За Тора из ДПНИ - свои, вальяжные, саркастичные и обстоятельные, как большинство умеренных националистов.
Сперва все как-то умудрялись кучковаться по углам, но куда ж денешься в такой тесноте, когда бутылка воды по кругу, телефоны садятся и один стул на семерых? И началась диффузия...
Я бродил, вслушиваясь в разговоры. Оказалось, что все говорят по-русски. Что пользуются одними словами, часто совсем по-разному, но в личном общении быстро возникает желание уточнить их смысл. Привлек разговор пожилого ингуша, пришедшего "за Немцова", и более молодого, но не менее интеллигентного "националиста". Они высказали друг другу немало претензий. Большинство из них показались мне вполне справедливыми. В разговоре они дважды пожимали друг другу руки (хотя это и выглядело скорее авансом).
Я отнюдь не благостный оптимист. Вряд ли они сразу станут учитывать в своих поступках полученные знания. В обществе у нас все не менее хреново, чем во власти. Вернее, это взаимосвязано. Но мы все сидим в одном тесном и душном коридоре в ожидании суда. Пока думаем, что над нашими кумирами, а на самом деле - над нами. И этот суд над каждым будет неправедным, томным и бесконечным. Я думаю, чем дольше - тем лучше. Потому что пока одних будут отправлять на нары или в могилу, остальные смогут подольше побеседовать в удушающем чистилище коридора. Может, до чего и додумаются?
В том же интернет-издании Грани.ру сообщается об организованной московским театром документальной пъесы «Театр.док» акции в защиту Владимира Некляева - политического заключенного в Белоруссии, в защиту тех, кто сейчас в тюрьме - в Белоруссии и России, против незаконных арестов оппозиционеров 31 декабря в Москве. В акции «Репрессии глазами молодых драматургов» свое отношение к происходящему высказывают авторы «Театра.док».
Драматург Максим Курочкин пишет:
Путин, Лукашенко, Янукович – несправедливое созвездие. Звезды одной школы, братья и взаимные порождения. Что я чувствую к ним? Презрение к тайным убийцам, явным провокаторам, мстительным воришкам? Да, это есть - законные чувства. Жалость – это тоже! Так мстить, так скрываться, так возноситься... дети! Такие аресты, такие пытки, такие дружбы, дворцы, такие приговоры – так кричат от боли и ужаса маленькие, запертые в спортивных и не очень торсах: лишенные достаточной любви, нужных и вовремя книг, бесед, вброшенные в мир враждебный и тоскливый.
Драматург и сценарист Михаил Дурненков:
У меня простое, самое обычное непонимание. Я вот читал в юности всяких там диссидентов. Солжа, Довлатова, Шаламова, Буковского, Синявского и Даниэля. И каждый раз задавал себе вопрос. Вопрос, который, как мне кажется, невозможно себе не задавать, когда читаешь такие тексты. А вот я, если я буду в такой ситуации, как я буду действовать? И каждый раз цепочка подобных мыслей завершались финальной: «Дай Бог, чтоб со мной такого никогда не случилось. Дай Бог, чтобы я никогда не оказывался в ситуации, из которой единственный честный выход - это уничтоженная на многие годы, до самого конца жизнь».
И вот. Все как по маслу. У меня семья и ребенок. У меня любимая работа, которая настолько намертво склеена с этим языком, что без него просто не может существовать. И вот эта страна буквально на глазах превращается в ту, из книг, и тот гипотетический вопрос, который я задавал себе в юности, становится все более и более актуальным. И я не понимаю. Я живу обычной жизнью. Ну да, ну цензура, ну да, самоцензура. Ну врут по телевизору. Ну, где-то кого-то арестовывают. Я вот чего не понимаю – герои тех книг уже действовали. Неужели уже тоже надо начинать? Неужели случилось то, чего я боялся больше всего? Неужели пора? Как же жаль так и не случившейся жизни, возможность которой мы ощущали в девяностых. Как жаль, что этого не произошло.
