Анна Качкаева: Сначала начну про «Пятый», потому что про него много спрашивают. В общем, ясно, что пока ничего не ясно. Я накануне эфира говорила с новым генеральным директором «Пятого» Алексеем Бродским. Господин Бродский отказывается рассказывать о новой программной стратегии канала, отсылает к официальным заявлениям пресс-службы и берет таймаут до весны. Производство всех прежних программ в Москве закрыто, с сотрудниками контракты не продлили – об этом вы уже знаете. В Петербург переезжает сам Бродский и два его заместителя. Что в этой ситуации вполне логично. И производство программ, от «Новостей» до «Открытой студии», до «Вечеров на Моховой», остается только в Петербурге. В сетке «Пятого» еще стоят повторы программ Сорокиной, Быкова, «Суда времени», но в эфирных анонсах уже мелькает, например, Сергей Медведев, ведущий программы «Лубянка» и передач про кремлевские тайны на «Первом». В сетку уже заверстан сериал «Агент национальной безопасности», которому уже больше 10 лет, который сделал популярным когда-то Михаила Пореченкова, и который уже несколько сезонов крутит «Первый» канал. Так что можно считать, что доктора Тырсу - Пореченкова на «Первом» поддержит агент Пореченков на «Пятом».
Вообще агенты-ведущие входят в телевизионную моду. Провалившаяся шпионка, спевшая с премьером «С чего начинается Родина...», рыжеволосая Анна Чапман в ближайшую пятницу появится в вечернем эфире канала «РЕН». Ее программа «Тайный мир с Анной Чапман» - часть нового цикла канала под названием «Реальность». Все эти передачи выходят после 22-х на канале, начиная с понедельника. А программа Анны – по пятницам.
У меня сегодня в студии – журналисты программ «Неделя» и «Репортерские истории» Евгений Матонин и Владислав Николаев.
Мы сегодня собрались разговаривать вполне о серьезной работе, которая была показана в субботу на канале «РЕН» как спецпроект программы «Неделя» и «Репортерских историй». Фильмом его трудно назвать, скорее, размышление, эссе, которое называется «Ноты протеста». Он на вполне актуальную тему, потому что в минувшем году российские музыканты действительно много пели «за» или «против». По сути дела, это современная версия темы «С кем вы, мастера культуры?». Вот о том, как эта работа появилась, как ее снимали, что получилось, что осталось за кадром, мы с Евгением и Славой поговорим.
Вы сами, когда делали этот проект, ответили на вопрос: спор Шевчука и Макаревича - оставаться ли только музыкантом или еще быть певцами свободы – стал актуальным потому, что на них и на этот спор обратили внимание верховные люди, раскрутили СМИ, или все-таки это реакция на время?
Владислав Николаев: Вопрос сложный. У меня нет окончательного ответа на него.
Анна Качкаева: А какое ощущение было?
Владислав Николаев: Ощущение двойственное. Шевчук, конечно, провокатор, он это все затеял в Питере с Путиным. Это была, с одной стороны, затравка разговора, а с другой стороны, квинтэссенция того, что наболевало в течение весны, все, что предшествовало этому. Шевчук же и на своих концертах делал всякие заявления политические, антикоррупционные, еще какие-то.
Анна Качкаева: И песни у него вполне... Я поэтому и спрашиваю. Шевчук ничего нового в этом смысле от себя и про себя не произнес.
Владислав Николаев: Как мне показалось, разговор его с Путиным в Питере спровоцировал эту полемику, по большому счету.
Анна Качкаева: То есть только потому, что это оказалось все-таки в контексте с верховной властью. Женя, а вы как считаете?
Евгений Матонин: Я бы согласился, потому что мне кажется, что эта тема вечная и уходит корнями в историю. Можно вспомнить группу «The Beatles», там ведь тоже были различия, скажем так, в позициях Маккартни и Леннона, когда считалось, что Леннон – это анархист и бунтарь, а Маккартни – больше конформист, человек, которого больше интересовала музыка. При этом и тот, и другой были гениальными музыкантами. А эта история продолжается и, наверное, будет продолжаться. Просто возникло такое время, такой момент, когда разговор Путина с Шевчуком, а потом поход Медведева к рок-музыкантам спровоцировал обострение этой дискуссии. Поэтому тут двойственное впечатление.
Владислав Николаев: Хотя многие наши эксперты, которые были в программе, в частности Троицкий, они ведь говорили о том, что кризис виноват в том, что музыканты, наконец, заговорили о свободе, о выборах, еще о чем-то.
Анна Качкаева: О социальной теме. Хотя известные всем музыканты об этом заговорили именно так. А те, кто в Интернет «живет», последние два-три года об этом и говорят. Их у вас в программе оказалось, может быть, чуть меньше, чем известных персонажей, медийных. А когда вы ко всем поколенчески взрослым товарищам приезжали на интервью, что вы им говорили, когда просили поговорить с вами? Звучало все то, о чем вы говорите, или как-то иначе?
Владислав Николаев: Мне кажется, мы, как всегда, всех же обманываем: накануне говорим одно, а спрашиваем другое. А если честно, мы формулировали, что мы поговорим о политике. Мы слово «политика» произносили накануне. В частности, с Меладзе – совершенно железно. Он, кстати, думал, говорить ему в очередной раз. По-моему, он накануне дал интервью «Известиям», а потом нам. И все-таки согласился. А в конце сказал: «Ну, ребята, все-таки это, наверное, в последний раз».
Анна Качкаева: «Когда я говорю про политику». А почему некоторые боялись, Женя? Было ощущение, что некоторые из них боялись этой темы.
Евгений Матонин: Да, такое ощущение было. И некоторые, как мне показалось, действительно боялись. Ну, не знаю почему. Очень хотелось бы мне лично поговорить с Николаем Расторгуевым из «Любэ», и мы ему звонили. Он же еще депутат Госдумы теперь. Просто интересно, что поп-музыкант может делать в Думе, чем он там занимается, какая у него позиция. И говорят, что он любимый певец Путина, по слухам. Он отказался. Его пресс-секретарь, по-моему, сказал нашему продюсеру, что он занят, и вообще не в его интересах сейчас говорить на эту тему. Потом еще было добавлено, насколько я слышал, что «все равно вы скажете то, что хотите». То есть, как я понимаю, не очень хорошие вещи о нем. Вот такой был предлог.
Анна Качкаева: А еще кто-нибудь отказался?
Евгений Матонин: Отказался Игорь Матвиенко, продюсер, но без особых обоснований. Просто нам говорили, что он занят.
Владислав Николаев: Член Общественной палаты господин Самойлов, бывший солист «Агаты Кристи», тоже отказался. Мне его позиция кажется удивительной. Все-таки он член Общественной палаты, и об обществе заботится теперь уже по долгу своей службы, не как музыкант, а как чиновник своего рода.
Евгений Матонин: Отказался еще Александр Скляр, и очень жаль, потому что я бы с ним с удовольствием поговорил. Правда, потом, когда фильм уже находился в производстве, от него позвонили и сказали, что он согласен, когда была история с письмом в поддержку Ходорковского, которое они подписали. Но, к сожалению, было поздно, потому что мы уже монтировали.
Анна Качкаева: А Самойлов от вас все дротики-то и получил.
Евгений Матонин: Не от нас, а от участников программы.
Анна Качкаева: Тем не менее. Напомнили, кто положил на музыку стихи господина Суркова, как он организовал эту встречу и так далее.
Итак, говорим мы о фильме «Ноты протеста», который вышел в эфир в минувшую субботу. Посвящен он вечной теме: взаимоотношения художника и власти, о протесте и не протесте, о конформизме и о выборе, о плате за этот выбор. И очень любопытно, что как-то это сконцентрировалось в минувшем сезоне именно на музыкантах. Что, наверное, не странно, потому что это рок, и он всегда, так или иначе, все-таки социален. Но это коснулось и так называемой попсы.
А что еще было любопытным, Слава?
Владислав Николаев: Мы обмолвились в фильме о том, что деятелей культуры одной краской мазать – грубовато будет. Коль речь зашла о письме в защиту Ходорковского, там был такой момент. Письмо, между прочим, организовал и в Кремль носил господин Самойлов как раз.
Анна Качкаева: От имени рокеров. Которое подписал Макаревич и вся компания.
Владислав Николаев: Вот именно. И это уже совершенно по-другому человека характеризует.
Анна Качкаева: Ну да. С одной стороны, он, вроде бы, пишет музыку для стихов одного из людей из кремлевской администрации, организует встречу с президентом. Президент несколько раз был показан в сцене не как в информационных сюжетах, а искренне аплодирующий. Женя, вы снимали, да?
Евгений Матонин: Это снимал не я, это был так называемый «пул». А мы использовали этот пул по максимуму, который возможен.
Анна Качкаева: Не просто настригли, как это бывает, а все, что было, то и выложили. И было очень заметно, что президенту действительно это нравилось. Он пришел к тем, на песнях кого вырос.
Евгений Матонин: И это было понятно по его реакции.
Владислав Николаев: По приколу, как говорит Троицкий.
Евгений Матонин: Потому что было видно, что он сидит, а рядом с ним – Макаревич, Гребенщиков живьем.
Анна Качкаева: Вчера, когда я в «Facebook» сказала о том, что приглашу вас, развернулась некоторая дискуссия в Сети. Кто-то посмотрел, кто-то даже не стал смотреть, кто-то вас благодарит, причем это разные люди, не только медийщики, но и врачи, и учителя. Но один, который имел отношение к телевидению, Аркадий Кайданов написал мне (он еще до этого времени не смотрел фильм): «Да сколько уж эти ребята являли миру вербально свои взгляды. Пари: интересно скажет Кортнев, честно Шевчук, высокомерно Градский, соразмерно Макаревич, пошлые трюизмы в очередной раз Розенбаум и Кобзон. Шахрин сыграет в обе стороны. Полуграмотный графоман Газманов сработает в унисон Кобзону и Розенбауму». Отчасти Аркадий оказался прав, но лишь отчасти, потому что вот это разнообразие партийных, лояльных, соглашающихся, боящихся, патриотичных, нейтральных стало гораздо более цветным, чем можно было бы предположить. Потому что Газманов стеснялся, чем меня изумил. Он стеснялся того, что сам спел гимн «Единой России», и явно, что другая песня не попадает в шорт-листы. Кобзон, что с Шевчуком можно не соглашаться, но нужно брать с него пример. Молодой «единоросс» из «Иванушек International» Кирилл Андреев отправил патриотов вон из страны – очень концептуальная была история. А Меладзе честно сказал, что, наверное, напрасно заговорил о политике, как-то стесняясь. Хотя говорил хорошо, беспокоясь о том, что у нас очень коррумпированная она. Вас удивила реакция? И кто удивил?
Евгений Матонин: Меня очень удивила, чисто по-человечески, реакция Газманова и Кобзона. Кобзона – потому что во времена моей молодости Кобзон считался символом продажной советской эстрады, советской серости, несмотря на то, что он, конечно... Но по стилистике, в отличие от Макаревича, это была антитеза. И тут он вдруг говорит, что надо артистам критиковать власть, надо высказывать свою общественную позицию, с Шевчука надо брать пример. То есть это было очень неожиданно, например, для меня. Я так полагаю, что Кобзону уже стесняться и бояться нечего, потому что он выше всяких «Единых Россий» и всего остального.
Анна Качкаева: И уже с высоты возраста, наверное, как-то иначе смотрится.
Евгений Матонин: И своего положения, конечно. И Газманова. Потому что интервью с Газмановым получилось очень искренне.
Анна Качкаева: Было ощущение, что он себя как-то не очень находит, что странно.
Евгений Матонин: С одной стороны, он не жалел, что написал песню о «Единой России», потому что он все время пытался доказать, что в тексте ничего плохого, позорного нет. Потому что если бы это был не гимн партии «Единая Россия», это была бы вполне приемлемая патриотическая песня. И было видно, что он по-человечески сожалел, что он сам ее спел. Он чуть ли не плакал: «Зачем я ее спел?!».
Анна Качкаева: Слава, а у вас были какие-то открытия?
Владислав Николаев: Я же общался с рокерами в основном, и это кумиры моей молодости. И они меня в большинстве своем не разочаровали. Они такие же «отмороженные», как говорит Троицкий, как и прежде. Например, Владимир Шахрин, который мне рассказал о том, что он доволен тем, что у него хватает денег на то, чтобы два раза в год выезжать в Италию и там путешествовать с супругой. Когда видишь перед собой художника, поэта, автора, от него ждешь каких-то вещей серьезных. Хотя мы уже и не мальчики, нужно выйти из этого плена...
Анна Качкаева: Они тоже люди, и вряд ли произнесут какие-то откровения.
Владислав Николаев: Хотя бы заинтересованности в какой-то общественной жизни, в каких-то обычных, социальных проявлениях от них, конечно, ждешь. Не только заботы об утробе своей любимой.
Евгений Матонин: Квинтэссенцией всего этого отношения, на мой взгляд, было интервью молодого музыканта из группы, которая написала песню про Макаревича.
Владислав Николаев: А группа называется, простите за грубое слово, «Padla Bear Outfit».
Евгений Матонин: И там был замечательный текст про Макаревича о том, что «в этой кровавой русской бане только ты не прогибаешься, Макаревич».
Анна Качкаева: Причем вы не попадали ни в одну ноту, но было забавно.
Евгений Матонин: И он очень точно, по-моему, сказал, что если уж ты рокер, ты не должен заниматься всякой хренью. На мой взгляд, это главное состояние стилистического диссонанса больше всего раздражает, а не то, что они поддерживают или не поддерживают власть. В конце концов, это их право.
Владислав Николаев: Мне кажется, мы, как авторы, как граждане страны, тоже от них ничего не требовали уж особенного.
Анна Качкаева: Я и говорю, что фильм вполне без морализаторства. Вот они сказали так, как они думали. От этого и создается странное ощущение разнообразия этих людей, которые всего лишь люди. Правильно ли я понимаю, что вы для себя, как и в фильме, который когда-то получил ТЭФИ, про советскую цивилизацию рассыпавшуюся, развели роли институционально? То есть вы занимались рокерами, а вы – попсой.
Евгений Матонин: Примерно. Хотя жесткого разделения все-таки не было и не получалось. Все-таки поделить на черное и белое невозможно. Куда девать Кобзона? Или куда девать Газманова?
Владислав Николаев: К попсе или к рокерам?
Евгений Матонин: У нас был замечательный персонаж из молодых, звезда российского рэпа Рома Жиган.
Анна Качкаева: И как вы их поделили?
Владислав Николаев: Мы снимали по той границе, которую нарисовали в самом начале, а потом уже на озвучке...
Анна Качкаева: В самой картине-то не получилось очень точного вашего... как, например, про Союз, где все-таки вы точнее, поскольку была натура, архитектура – это все играло, здесь жесткого водораздела не вышло.
Владислав Николаев: Как и в людях. Мы старались как-то их развести, но они сходились...
Анна Качкаева: ...и бесконечно соединялись. Очень рефлексирующим показался мне Кортнев. Про него, кстати, абсолютно по-разному вчера сказали те, кто кино смотрел. Одни сказали, что как-то очень жалко, по поводу него сожалели. А другие его рефлексию не поддержали и, более того, осудили. Говорили: «Конечно, очень удобная позиция говорить: «Что я скажу Медведеву? Я промолчал. Ну, буду я 101-ым, который скажет, что он подлец или мерзавец. И что изменится?..».
Владислав Николаев: Какие у нас умные зрители! Они все видят, все понимают.
Анна Качкаева: У меня тоже было ощущение, что Кортнев не очень хотел этого интервью.
Владислав Николаев: Он хотел. Он, с одной стороны, говорил о том, что его не устраивает, что аполитичным быть безвкусно. Он с точки зрения артистической, с точки зрения художника на это все смотрел. Но, тем не менее, позицию свою проговорил. А с другой стороны, он добавил, что он, безусловно, не революционер. Если поставить его к стенке с дулом у виска, то он поднимет руки и скажет: «Спою за того, за кого скажете».
Анна Качкаева: А почему вы не оставили это в фильме?
Владислав Николаев: Много было прекрасных замечаний, причем у каждого.
Анна Качкаева: Из которых можно сделать вторую серию, как я понимаю.
Владислав Николаев: Можно сделать такой портрет, а можно и такой.
Анна Качкаева: А что все-таки осталось за кадром? Слава с этого начал, что можно было сделать портрет такой и сякой. Все-таки вопрос конформизма, он для большинства этих людей серьезен или это, как правило, поколенческая история? Люди через многое прошли, поэтому они уже спокойнее относятся и к тому, будут ли они певцами свободы или не будут ими. Как вам показалось? Или вы их в этих категориях особенно и не старались...
Евгений Матонин: Сложный вопрос. Я не могу ответить.
Анна Качкаева: А это связано все-таки с возрастом?
Владислав Николаев: Не знаю, связано ли это с возрастом. С Макаревичем я не общался.
Анна Качкаева: А с Макаревичем, по-моему, писали для «Недели» интервью, да? С ним Марианна разговаривала.
Владислав Николаев: Но люди, которые смотрели вместе со мной, они говорили о том, что он выглядел непривычно напряженным и немножко озлобленным по отношению к этим вопросам. Они не любят, когда их об этом спрашивают, не все готовы об этом откровенно говорить.
Анна Качкаева: Ну, если мы сейчас с вами, как журналисты, начнем говорить о выборе, о том, где мы переступили, недоступили, где пошли на компромисс, - это неприятный вопрос.
Владислав Николаев: Но многие из них ведь пели о социальном, и продолжают это делать. И у меня вопрос к товарищам-музыкантам: если вы творчеством своим на эти вопросы отвечаете, почему вы в интервью журналистам сказать не можете? Почему вы сами себе признаться не можете в том, что какие-то вопросы вас волнуют? Может быть, они боятся показаться немножко мелкими. В России существует такое убеждение, что как только ты до политики скатываешься, ты становишься каким-то мелким. Но Шевчук не боится показаться мелким, и его личность, его фигура от этого в моих глазах становится только масштабнее, потому что он какие-то вопросы поднимает за пределами своей поэзии.
Анна Качкаева: Мне трудно говорить о том, что это с точки зрения картинки выдающееся произведение, прямо вам скажу, оно вполне себе аккуратное, там особых изысков нет. Главным образом – там люди, и наверное, это правильно. Тем не менее, там есть один очень выразительный кадр, когда «Сплин», по-моему, поет на площади в честь избрания господина Медведева президентом, и идут кадры процентов набранных голосов партийных в углу экрана. И песня, которую все подпевают, и она абсолютно пронзительная и искренняя, как она коррелируется с этой упрощенной политикой, или, наоборот, не упрощенной? Это и есть момент истины?
Владислав Николаев: Каждый музыкант, мне кажется, должен для себя понимать эту вещь: будет ли его творчество коррелироваться с тем, что у него на заднике... Как и журналист должен понимать: что за ним показывают - это соответствует тому, на фоне чего он хочет оказаться, или нет. Все просто на самом деле. Те, кто бывал на концертах Шевчука, и ходит на эти концерты, и слушает Шевчука, и слушает то, что он говорит между песнями, понимает, что он человек цельный, у него все сходится. И публика там сходится та, которая хочет слышать то, что хочет.
Анна Качкаева: Гребенщиков цельный, он из другого мира, поэтому он такой, какой есть, поэтому он живет так, как он живет.
Владислав Николаев: Поэтому человек, мне кажется, с социальной реальностью, в общем-то, и не соотносится никоим образом.
Евгений Матонин: А что касается «Сплина», это очень хорошо заметил Михаил Козырев, который тоже был экспертом в фильме. Он сказал, что он ломает голову и до сих пор не понимает, что заставило «Сплин» спеть самую свою искреннюю, пронзительную песню на фоне всего этого, мягко говоря, безобразия. И для него тоже нет ответа на этот вопрос. Он говорил: «Я себе все время задаю эти вопросы и все время пытаюсь сам себя оправдывать, пытаюсь сам себе доказать, что у них на это есть какие-то серьезные причины, а не просто причина, которая сводится к тому, чтобы просто хорошо жить».
Анна Качкаева: Градский, по-моему, очень внятно сказал, что его это все уже давно не интересует, и он благополучно себя ощущающий, и все ему нравится. Почему я вас так настойчиво спрашиваю про поколение. Создавалось ощущение, что если бы среди вас еще оказался молодой человек лет 18-ти как автор, то он бы разговаривал совершенно другой средой: «Noize MC», «Бастой», которой в вашем фильме нет, - вот этими молодыми ребятами, которым вы очень мало времени уделили. Но это они главные протестные люди, «живущие» в Интернете, которых «перепостили», рекламируют, ролики выкладывают, они на что-то реагируют. И именно их слушают 18-20-летие люди. И вчера такие молодые люди мне сказали: «Они опять про стариков рассказывают. Причем тут старики? Расскажите про нас и про наших».
Евгений Матонин: Я не очень согласен, что там их было мало.
Анна Качкаева: Мало по объему.
Владислав Николаев: Я бы поспорил. С одной стороны, молодые ходят на концерты и Макаревича, и Шевчука, и «Сплина», и Шахрина, и так далее.
Евгений Матонин: И даже Газманова.
Анна Качкаева: Конечно, кто-то же стоит там с российским «триколором». В конце концов, молодые люди – это разные молодые люди. Вот этот парень из «Иванушек International», который сказал: чемодан – вокзал...
Евгений Матонин: Ему уже 40 лет, вообще-то.
Анна Качкаева: Но выглядит хорошо. Тогда вот этот рэппер прекрасный. Это персонаж, которого Владимир Владимирович Путин наградил по итогам какого-то рэперского конкурса. И я вдруг поняла, что это певец Манежных, то, как он поет о России, о патриотизме, как он с восторгом и искренне совершенно говорит о своем кумире – Владимире Владимировиче. Пару лет отсидевший.
Евгений Матонин: У него ситуация очень интересная. Он там говорил, что Путин – это «крестный отец» его творчества. И не только потому, что он его наградил, а потому что его выпустили из тюрьмы по случаю амнистии, когда Путина избрали президентом. И после этого он одумался и стал заниматься творчеством.
Анна Качкаева: На этих словах почему-то был показан спортивный зал и «качалки».
Владислав Николаев: Человек делом занят. Это вы тут слова пишите...
Евгений Матонин: А свои первые джинсы он украл во 2-ом классе, как он говорил.
Владислав Николаев: Это не наши домыслы.
Анна Качкаева: Он сам это говорит в кадре. И я говорю, что он певец нового поколения, расслоения и социального, и даже городского, городских окраин и центра Москвы. Он же говорит: «Я украл, потому что у меня рядом были богатые сынки».
Владислав Николаев: От зависти. Он все Бога поминает в своих песнях много, и зря, потому что ничего у него, кроме поминания Бога, нет от Бога. Он воровать бы не стал, если бы с Богом у него было все серьезно. И на мой взгляд, речь здесь не о расслоении, потому что группа «Барто», которая поет песни противоположного содержания, со всякими глупыми призывами, она ведь тоже из Подмосковья. И те бедные по происхождению, и эти неблагополучные. Здесь вопрос человеческого выбора. И мне кажется, что в песнях Ромы Жигана искусства маловато, а не чего-то другого. Потому что о преступлениях, о криминальной составляющей нашей жизни. Есть другие авторы, и они об этом тоже поют, только поют талантливо.
Евгений Матонин: Ты просто слишком старый и не понимаешь молодежную культуру.
Анна Качкаева: То, что вы рассказываете, лишний раз доказывает, что все-таки не поколенческая история. Потому что и среди молодых есть и те, кто сейчас готов непатриотов, которым чего-то не нравится в стране, отправить подальше, и те, которые...
Владислав Николаев: Есть Тимати, который за «сильную руку» говорит, что нам нужна «сильная рука».
Евгений Матонин: Так это вечная история. Все эти «Фабрики звезд», которые были недавно, там же люди того же поколения, что и Рома Жиган, и «Барто», и «Noize MC». Может быть, какие-то социальные различия есть, но, наверное, не у всех. У нас там была еще группа «Тутси», между прочим.
Анна Качкаева: Девушки прекрасные в обувном магазине.
Владислав Николаев: Если говорить об этом конфликте, то Интернет – это маркер востребованности музыкантов. Но я сомневаюсь, что выложи Рома Жиган свою песню в Интернет, у него будет 50 тысяч скачиваний за какое-то короткое время. А у «Барто» будет. И у «Padla Bear Outfit» будет.
Анна Качкаева: Градский, который написал социальную песню (в кой-то веке), он вроде смеялся, но дочь ему сказала: «Ты теперь герой «YouTube».
Владислав Николаев: Я с большим уважением отношусь к Градскому, к его голосу, ко всему, что он поет, к тому, как он это делает, как он это делал и так далее. Но я хочу спросить: вот эти оперы, которые он пишет, они такой же востребованностью обладают, как сатирическая песня, которую он там спел, как он сейчас говорит, слегка по ошибке?
Анна Качкаева: Тут мы дальше идем в глубину высокой, массовой и прочей культуры, о которой сегодня не собирались говорить. Но, конечно, это всегда вопрос. И самые яркие моменты для меня, например, в картине – это безымянные авторы, которые пародируют известные группы, отвечают Макаревичу и так далее. Вы их просто скачивали, не искали, не разговаривали?
Евгений Матонин: Была идея их найти и с ними поговорить. Потом от нее отказались исключительно из-за того, что хронометража не хватало.
Анна Качкаева: Но вполне может быть вторая серия про тех, кто в Интернете...
Владислав Николаев: Интернет-протест – это, возможно, одна из потенциальных тем для серьезного журналистского исследования.
Евгений Матонин: Что касается роликов с ответами Макаревича, это тоже было очень смешно. Их там много, но мы взяли только, по-моему, два самых ярких. И было смешно, когда Макаревич записал свое послание к Интернету, там был забавный интерьер: была кухня, позади него стоял какой-то шкаф, на котором стояли всякие специи. Как я потом прочитал, это послание записывалось во время записи какой-то кулинарной программы очередной. И стилистика ответов была соблюдена с точностью один к одному. Люди сидели на кухне, позади стояли какие-то специи, чайники. И это было неслучайно, конечно. Прямо противоположные вещи.
Анна Качкаева: Иван Данилович нам пишет: «Видимо, хозяину России, перед его очередной посадкой на трон, не понравились дискуссионные программы «Пятого» канала, которые стали популярными у аудитории». Можно по-разному к этому относиться, но программы, тем не менее, закрыты.
«Рекорд нашего телевидения сразу после Нового года – на РЕН появилась передача «Новости Т-34» и мгновенно исчезла». Даже я пропустила. Вы тоже не знаете, что это такое?
Владислав Николаев: «Телик» не смотрели.
Анна Качкаева: «Или это грубая ошибка с заставкой? Там вместо упомянутой машины появляется танк «ТВ-2», - Александр. Надо выяснять. Наверное, под Новый год всякое случается, и в Новый год тоже. Что-нибудь монтируют, и какой-нибудь кадр не к тому приклеили.
«Что вы привязались к Расторгуеву? Подумаешь, важность – депутат Думы. Для своего любимца мог бы сделать и побольше». Это про Путина Александр нам пишет.
«При встрече рок-музыкантов с президентом мне не понятна позиция Макаревича. Песни он поет, вроде бы, протестные, а сам – член «Единой России», приближенный к Кремлю». Нет, он не член «Единой России».
Евгений Матонин: Он в каждых своих интервью говорит, что он никогда протестных песен не пел. И это тоже очень интересно. Что о нем создалось такое впечатление среди поклонников.
Анна Качкаева: Очень хорошо, что вы дали старый фильм, по-моему, из Ханютина 77-го года, где он говорит почти идентичные слова, что «я не по этому делу, меня сделали протестным, я иначе не мог, а поколение меня таким воспринимало».
Владислав Николаев: В этом фильме, я обратил внимание, он говорил в абсолютно советской стилистике, он говорит как певец совконцерта.
Анна Качкаева: Хотя его не выпускали. А раз уж начали снимать, то он видел только одну модель, по которой надо было выступать перед камерой. Это ответ Андрею из Одинцова. «Вы правы, в «Большой разнице» была остроумная пародия про всю эту сладкоголосую тусовку».
«Анна, передайте, пожалуйста, Жене Матонину привет. Когда-то мы с ним работали в РИА «Новости»», - Слава Суслин из Красногорска.
В «Большой разнице», еще раз напоминают, была пародия на Гребенщикова, и это было забавно.
«Раньше Расторгуев пел песню «Не рубите, мужики, не рубите, ради гнездышка птенца не рубите деревца», а теперь он эту песню не поет. Зато устраивает свои грандиозные концерты в Кремлевском Дворце 23 февраля. Нос держит по ветру», - пишет Татьяна. Ну, это ваше мнение.
Сергей: «Наверное, по большому счету, песня – это молитва Богу, только в оригинальном, современном исполнении. В них поется о том, что бы желал самому себе или близким. Поэтому ее и понимают все, на каком бы языке она ни звучала. Только для этого нужно верить. А уж кто из них чему молиться, догадаться нетрудно. И каждый решает для себя». Вот такая реакция на фильм.
«Последние 20 лет подтвердили правоту Ленина. Невежество, лживость и гонор интеллигентов просто поражают», - Родион. Тоже ваше мнение.
«За кадром остались певцы-националисты, которых много, которые любимы народом и талантливы. Готовьтесь к встрече. Будет интересно», - Наталья. А националисты – это кто?
Евгений Матонин: Наверное, Рома Жиган вполне может подойти под эту категорию.
Анна Качкаева: Русских патриотов.
Владислав Николаев: Я и на концертах Шевчука видел много людей славянско-националистического вида, в майках со специальной символикой. Я не знаю точно, как называются эти объединения. Но то, что я их идентифицировал среди людей, которые протестовали против гей-парадов в Москве, это точно.
Анна Качкаева: Одно другому не мешает. Нельзя точно отмаркировать, на каких концертах. На некоторых, конечно, можно, а на некоторых никогда нельзя.
Как вы думаете, если бы вы сейчас задавали вопрос молодым по поводу того, быть только художников или певцом свободы, для них он актуален? Вот вы на них посмотрели.
Владислав Николаев: Я задавал несколько вопросов нашим молодым. Они на этот вопрос отвечают по-разному. Им же 20 с небольшим лет, они считают: причем здесь власть, причем здесь политика, мы сами такие, - это представление о самих себе как о существах несовершенных. Их вопросы не к власти, не к обществу, их вопросы к себе, к окружающим. Вот такое у них есть представление о несовершенстве социального устройства.
Евгений Матонин: Этот вопрос актуален, и он будет всегда актуален. Другое дело, что многие из этих молодых людей просто этого еще не понимают.
