56-летнего литовского актера Валентинаса Масальскиса зрители знают по фильмам «Богач, бедняк», «Золотая цепь», «Уроки ненависти», «Осень, Чертаново», «Изгой», «Свобода», «Лес богов», по недавнему сериалу «Тяжелый песок», всего – более 30 картин. Сейчас он снимается у Владимира Мерзоева в фильме «Борис Годунов» в роли Мнишека.
Главной же страстью Масальскиса остается театр, он экспериментирует как режиссер и педагог. Рассказывает автор книги, театровед Дайва Шабасявичене:
– Этот человек 30 лет, даже больше, создает литовскую национальную культуру. Он, можно сказать, литовский Станиславский. У Валентинаса сейчас своеобразная актерская и режиссерская школа – уже как отдельная система. Философ-театрал, он затрагивает в книге важные темы: Бог, человек, актер. Сейчас он стал и очень интересным педагогом.
Откуда это название пришло – «В поисках театра»?
– Наверное, больше – в поисках жизни. Театр он понимает только через жизнь. Для Валентинаса больше значит первое слово – поиск, он вечно ищет: или конфликта, или столкновения. Спокойствие не для него. Журналисты, которые берут у него интервью, всегда мучаются с записями потом, говорят, что невозможно сделать из них текст. Неправда! Ведь он умеет на первый план выдвинуть мысль. Другие говорят гладко, а смысла нет… У Масальскиса всегда боль на первом месте, то, что его волнует.
Теперь слово самому герою книги «В поисках театра».
– Если человек сосредотачивается на эгоцентризме, то какие могут быть у него идеалы… Когда я бываю рад? Когда смотрю на тебя. Искусство без отдачи, без другого не происходит. Есть прекрасная фраза: Я могу стать собой, когда встречаюсь с другим – мое «я» проявляется, когда встречаю тебя. Болезнь 21 века – жизнь только для себя, это тупиковый путь. Демократия многое дала, освободила много всего, но мы попали в капкан: права человека становятся выше идеала, выше всех учений, учитель не может ничего сказать – ученик имеет свое «я».
Если мы играем в театре для выгоды – это тогда проект. Раньше было как: что делаешь? – спектакль – и как роль вышла? – плохо. Значит, я виноват. А сейчас: где участвуешь? – в проекте. – что делаешь? – ну, совмещаем музыку с архитектурой… – ага, ну и как? – проект не удался. Ни режиссер не виноват, ни я, никто! Проект не удался. И так мы живем…
По-вашему, каково сейчас состояние литовского театра? И российского тоже...
– Существуем… Ничего не создаем. А некоторые наши режиссеры продали себя выгодно на Запад. Повторяемся – за что нас хвалят, то мы и делаем. В литовском театре по традиции много метафор, но мы разучились рассказывать зрителям просто историю. С энергией. Сейчас театр безэнергичный. Издеваются над чем-то или кем-то, иронизируют. А ирония… Психиатры говорят: это никакая не эмоция, не чувство, а комплекс слабого человека.
Литовская театральная метафоричность – это теперь, действительно, хороший товар. И на Востоке тоже. Премии, «Золотые маски»… Режиссера Римаса Туминаса, успешного в Москве, это уже не радует, а тревожит.
– А с метафорой, по-моему, подойти к нашему зрителю уже невозможно. Потому что слово вообще девальвировалось. Человек не верит слову! Люблю тебя, или – родину: я не знаю, как должен актер это произнести, чтоб поверили. В театре должна быть сегодня большая сила, иначе… И не одного актера, должен работать коллектив. Зрителя, особенно молодого, интересует, когда он на сцене видит искренность, самоотдачу. Если не видит, не верит моментально. Как не верит родителям, как не верит никому, кто не дает искры. Он не верит! Можешь, что угодно говорить, только не ври.
Такая планка – тяжелый крест для актера. Тогда это просто самосжигающая профессия…
– Да! Ты должен сам определиться. Театр – это коллективная работа, а нас учат в нашей школе – работать индивидуально. Это плохо. Я это сам почувствовал, и теперь использую метод Станиславского, Мейерхольда, Михаила Чехова, как основу, как фундамент. И создаю свою актерскую школу. У молодых людей, студентов, я вижу, жажда искренности, жажда самоотдачи. Тогда думаю: они начинают жить для других!
Задаю Масальскису вопрос, почему прибалтов в советских фильмах постоянно приглашали на роли фашистов? Потому что мы холоднее, – ответил он, – и фактура у многих более «западная». – Литовец, латыш, эстонец – всё в роли эсэсовцев, не обидное клише?
– Нет. Вообще-то нас избаловал Советский Союз, были там кино-элитой. Театр литовский - о! Фотография – это вообще! Это школа!
– А что, неправда?
– Правда. Но – в Советском Союзе. Мы не видели больше ничего. Нам казалось: если я большой здесь, так когда рухнут стены – удивим весь мир!
– Удивили?
– Самый первый грех – это гордыня. Покажем, как искусство творить, как в баскетбол играть…
– В баскетболе литовцы – третьи в мире. Литовский театр хвалят везде, любят и на Востоке, и на Западе.
– В баскетболе – соглашусь…
Наш разговор с Валентинасом Масальскисом прервал телефонный звонок, и режиссер поспешил к своим студентам. Другие ответы мастера на сложные вопросы жизни можно найти в книге его монологов «В поисках театра».
Главной же страстью Масальскиса остается театр, он экспериментирует как режиссер и педагог. Рассказывает автор книги, театровед Дайва Шабасявичене:
– Этот человек 30 лет, даже больше, создает литовскую национальную культуру. Он, можно сказать, литовский Станиславский. У Валентинаса сейчас своеобразная актерская и режиссерская школа – уже как отдельная система. Философ-театрал, он затрагивает в книге важные темы: Бог, человек, актер. Сейчас он стал и очень интересным педагогом.
Откуда это название пришло – «В поисках театра»?
– Наверное, больше – в поисках жизни. Театр он понимает только через жизнь. Для Валентинаса больше значит первое слово – поиск, он вечно ищет: или конфликта, или столкновения. Спокойствие не для него. Журналисты, которые берут у него интервью, всегда мучаются с записями потом, говорят, что невозможно сделать из них текст. Неправда! Ведь он умеет на первый план выдвинуть мысль. Другие говорят гладко, а смысла нет… У Масальскиса всегда боль на первом месте, то, что его волнует.
Теперь слово самому герою книги «В поисках театра».
– Если человек сосредотачивается на эгоцентризме, то какие могут быть у него идеалы… Когда я бываю рад? Когда смотрю на тебя. Искусство без отдачи, без другого не происходит. Есть прекрасная фраза: Я могу стать собой, когда встречаюсь с другим – мое «я» проявляется, когда встречаю тебя. Болезнь 21 века – жизнь только для себя, это тупиковый путь. Демократия многое дала, освободила много всего, но мы попали в капкан: права человека становятся выше идеала, выше всех учений, учитель не может ничего сказать – ученик имеет свое «я».
Если мы играем в театре для выгоды – это тогда проект. Раньше было как: что делаешь? – спектакль – и как роль вышла? – плохо. Значит, я виноват. А сейчас: где участвуешь? – в проекте. – что делаешь? – ну, совмещаем музыку с архитектурой… – ага, ну и как? – проект не удался. Ни режиссер не виноват, ни я, никто! Проект не удался. И так мы живем…
По-вашему, каково сейчас состояние литовского театра? И российского тоже...
– Существуем… Ничего не создаем. А некоторые наши режиссеры продали себя выгодно на Запад. Повторяемся – за что нас хвалят, то мы и делаем. В литовском театре по традиции много метафор, но мы разучились рассказывать зрителям просто историю. С энергией. Сейчас театр безэнергичный. Издеваются над чем-то или кем-то, иронизируют. А ирония… Психиатры говорят: это никакая не эмоция, не чувство, а комплекс слабого человека.
Литовская театральная метафоричность – это теперь, действительно, хороший товар. И на Востоке тоже. Премии, «Золотые маски»… Режиссера Римаса Туминаса, успешного в Москве, это уже не радует, а тревожит.
– А с метафорой, по-моему, подойти к нашему зрителю уже невозможно. Потому что слово вообще девальвировалось. Человек не верит слову! Люблю тебя, или – родину: я не знаю, как должен актер это произнести, чтоб поверили. В театре должна быть сегодня большая сила, иначе… И не одного актера, должен работать коллектив. Зрителя, особенно молодого, интересует, когда он на сцене видит искренность, самоотдачу. Если не видит, не верит моментально. Как не верит родителям, как не верит никому, кто не дает искры. Он не верит! Можешь, что угодно говорить, только не ври.
Такая планка – тяжелый крест для актера. Тогда это просто самосжигающая профессия…
– Да! Ты должен сам определиться. Театр – это коллективная работа, а нас учат в нашей школе – работать индивидуально. Это плохо. Я это сам почувствовал, и теперь использую метод Станиславского, Мейерхольда, Михаила Чехова, как основу, как фундамент. И создаю свою актерскую школу. У молодых людей, студентов, я вижу, жажда искренности, жажда самоотдачи. Тогда думаю: они начинают жить для других!
Задаю Масальскису вопрос, почему прибалтов в советских фильмах постоянно приглашали на роли фашистов? Потому что мы холоднее, – ответил он, – и фактура у многих более «западная». – Литовец, латыш, эстонец – всё в роли эсэсовцев, не обидное клише?
– Нет. Вообще-то нас избаловал Советский Союз, были там кино-элитой. Театр литовский - о! Фотография – это вообще! Это школа!
– А что, неправда?
– Правда. Но – в Советском Союзе. Мы не видели больше ничего. Нам казалось: если я большой здесь, так когда рухнут стены – удивим весь мир!
– Удивили?
– Самый первый грех – это гордыня. Покажем, как искусство творить, как в баскетбол играть…
– В баскетболе литовцы – третьи в мире. Литовский театр хвалят везде, любят и на Востоке, и на Западе.
– В баскетболе – соглашусь…
Наш разговор с Валентинасом Масальскисом прервал телефонный звонок, и режиссер поспешил к своим студентам. Другие ответы мастера на сложные вопросы жизни можно найти в книге его монологов «В поисках театра».
