Анна Качкаева: У нас сегодня немножко философская тема, но навеяна она и премьерами января, и тем, что угадывается в телевизионном эфире, но, может быть, еще четко не просматривается.
Я представляю моих гостей – профессор Высшей школы экономики Иосиф Дзялошинский, специалист в области коммуникативистики, и телевизионный обозреватель РИА «Новости» Сергей Варшавчик.
Подводя итоги минувшего года, я спросила у своих коллег: «Как вы думаете, почему у нас так много появилось программ про врачей?». Их было четыре. Мне говорили: «Ну, просто мода такая». Теперь эти программы поддержаны крупными сериалами, и главный из них – очень неплохой, хотя его совершенно не имеет смысла впрямую сравнивать с «Доктором Хаусом», - «Доктор Тырса» на «Первом». Врачи и все, что связано с болезнью. Рождественский и крещенский праздники очень много выплеснули на экран, что понятно – информационные поводы, религиозной тематики. И вообще церковь очень активно комментирует все, что связано со светскими вещами, например, короткие юбки. Женский вопрос. Вся минувшая неделя – ньюсмейкерами стали нескольких барышень, молодых дам - от Анны Чапман до Алины Кабаевой и Волочковой, - которые вчера были блистательно представлены в программе «Центральное телевидение» у Такменева.
И наконец, тема социального, но не политического протеста. Вчера в программе «Центральное телевидение» корреспондент Кудашов очень точно провел параллель: были на Горбатом мосту в 90-ые шахтеры, которые касками стучали, теперь нам показывают через «YouTube», снятое через мобильные телефоны, видео, как в аэропорте «Шереметьево» стучат тазиками. Ситуация очень похожая, денег только стало больше. У Павла Селина была программа, связанная с безобразием предновогодним, которое творилось в «Шереметьево» и в «Домодедово». И при этом никак все 15 суток на «больших» каналах не замечался протест политический. Я думаю, что у тех людей, у которых нет Интернета или разных каналов, типа «Дождь», увиденное интервью Немцова у Марианны Максимовской должно было вызвать большое изумление, потому что он рассказывал об одиночке, о суде, а люди 20 дней об этом просто могли не знать.
Что происходит? Какая-то новая реальность начинает на экран просачиваться? Или телевизор реагирует на что-то такое, что не совпадает с реальностью вне экрана?
Иосиф Дзялошинский: Хотел бы сказать, что мы еще не знаем, что такое наша реальность. Мы примерно моделируем. По нашему мнению, есть политический протест, есть социальный, есть какой-то иной. И нам кажется, что политический протест более важен, чем социальный, а телевидение, в силу каких-то причин, ставит приоритеты по-иному. Я думаю, что на самом деле вопрос о том, какую картинку показывает телевидение, а что происходит в действительности, – это чрезвычайно философский вопрос, потому что телевидение вшито в саму жизнь. И не исключено, что люди как раз и пытаются понять действительность сквозь призму тех языков, представлений, которые им показывает телевидение.
Характеризуя ситуацию, которую вы только что описали, я бы сказал примерно так. Журналисты, а сейчас на телевидении очень много молодых людей, хорошо понимают, чего нельзя. Политический протест – нельзя, тема закрыта. И здесь у нас такое явление, типа «запечатанного вулкана»: сюда нельзя, а сюда можно. Можно критиковать торговые сети за то, что они...
Анна Качкаева: Про цены.
Иосиф Дзялошинский: Про качество, про цены, про обманы. Причем с огромным энтузиазмом. А когда возникает вопрос у аудитории «что делать?», на этом месте все заканчивается.
Анна Качкаева: Как и с вопросами ЖКХ. Да, кошмар – трубы, бездарные чиновники, чудовищные ГУПы – все плохо.
Иосиф Дзялошинский: И еще одна тема, которую надо включить в ваш перечень, - неожиданно огромное количество передач на юридическую проблематику. На каждом канале по 2-4 часа в день...
Анна Качкаева: Это довольно старая тема - с судами и так далее.
Иосиф Дзялошинский: Поэтому мне представляется, что на сегодняшний день телевидение, пытаясь продемонстрировать аудитории, что оно в какой-то мере все-таки думает об интересах аудитории, а это надо для рейтингов и так далее, оно вплотную подвигается к тем точкам, к тем размерностям, где аудитории будет интересно, но старается не трогать те проблемы, которые опасны. И отсюда интерес ко всем «горячим» проблемам. И публика среднего класса с большим энтузиазмом смотрит очень многие из этих передач.
Анна Качкаева: Все потребительско-социально-ЖКХашное работает вполне.
Иосиф Дзялошинский: Как писал в свое время Салтыков-Щедрин: в пределах разрешенной подлости, - назовем это так.
Анна Качкаева: Щедрин, конечно, точно понимал, что этот предел, по крайней мере, двусмысленен.
Сергей Варшавчик: Я еще добавлю тему, которая достаточно полно, активно освещается, – это преследование инакомыслия в Белоруссии. И здесь журналисты, что называется, оттягиваются. И если вспомним программу «Центральное телевидение», корреспондент Павел Селин туда поехал, несмотря на то, как сказал Такменев, он там под угрозой высылки. Там действительно чудовищная ситуация, когда четыре кандидата в президенты попали за решетку. Такого нигде нет.
Анна Качкаева: Во всех сюжетах по поводу инаугурации господина Лукашенко – просто прямые параллели с инаугурацией... в общем, даже говорят: «Как у нас. Очень похоже». И дальше – монтаж, когда рука лежит на Конституции, человек говорит про права человека, гарантом которых он выступает, и монтируются разгоны митингов, демонстраций. И ассоциативные ряды, конечно, работают.
Сергей Варшавчик: Ну, просто отсыл к 37-му году в этом сюжете, было сказано, что похоже на 37-ой год. И когда начинался сюжет, корреспондент ехидно говорил, что в черном пальто, с кровавым подбоем, шаркающий и усталый, хоккеистской походкой он шел к зданию.
Анна Качкаева: К прокуратору.
Сергей Варшавчик: Что касается медицинской темы, надо еще обратить внимание на новую программу «Врачи» на «ТВ-Центре», я ее с интересом посмотрел.
Анна Качкаева: Она не новая, она уже была в этом сезоне.
Сергей Варшавчик: Довольно любопытная с точки зрения некоего ликбеза зрителей. Я думаю, медицинская тема по двум причинам сейчас всплыла активно. Во-первых, кризис экономический показал, что на рекламном рынке, как ни странно, выжили и остались, в первую очередь, медицинские всякие заказчики, медицинские учреждения, которые заказывают активно все это производство. Во-вторых, в условиях некоего сплина общества как раз такие программы востребованы. Например, околомедицинская программа, которую ведет на Российском канале сын Фарады Максим Полицеймако, она пользуется успехом, хотя на мой взгляд...
Анна Качкаева: Ну и Малышева, профессиональный врач, и рядом с ней – профессиональные врачи. И это абсолютная альтернатива всем «Малаховым+».
Сергей Варшавчик: То есть в условиях, когда никто не говорит о душе, о каких-то проблемах общественных, все начинают заниматься своим телом.
Анна Качкаева: Но большинство коллег, между прочим, считают, что это правильно. Что ж дурного-то? Надо говорить о здоровье, когда такая демографическая ситуация, когда такой кошмар с мужской смертностью, когда все за собой не следят. То есть, в принципе, дурного в этом, вроде бы, ничего нет. Но как-то это все совпало. Да теперь еще и подкрепилось сериалами на тему врачей. Поэтому ощущение, что телевидение – это утешение, замещение и лечение.
Иосиф Дзялошинский: Замечательная формула! Так и есть. То есть мы снова возвращаемся к тому, что телевидение, как ведущее ныне средство массовой информации, выполняет некие социальные функции – эскапистские, увода от каких-то проблем – в условиях, когда ты ничего не можешь сделать. Людям говорят: «Ребята, это можно делать, о здоровье заботьтесь».
Анна Качкаева: «Медицину мы поднимаем, деньги у вас какие-то появились. И давайте, дорогие товарищи...».
Иосиф Дзялошинский: Я думаю, что здесь немножко сложнее ситуация. Телевидение – это социальный институт, которому поручают выполнять какие-то функции, и оно их более-менее выполняет. Но на телевидении, как и вообще в массмедиа, работают живые люди, которые очень хотят что-то сделать такое, чтобы оставить о себе след, по крайней мере, похвастаться перед приятелями. Поэтому они пытаются все время найти такие площадки, где можно что-то очень качественно сделать, показать себя и понравиться аудитории. А отсюда попытка очень качественных передач о здоровье, всякие суды, где более-менее можно, не боясь, сработать квалифицированно. А отсюда освоение этих новых территорий.
Анна Качкаева: То есть вы все-таки считаете, что это освоение новых территорий, а не просто мода?
Иосиф Дзялошинский: Я думаю, что профессиональные ребята пытаются сделать хоть что-то такое... Помните, Лобков ушел в зоопарки.
Анна Качкаева: В «Вестях 24», а сейчас «Россия - Наука», «24ТЕХНО», когда разговаривают, как и на «Культуре», с учеными, нет же ничего интереснее, чем слушать умного и компетентного человека. Другое дело, что разговаривают об истории, о реставрации – потрясающе интересно! – картин, о китаистике, причем о средних веках. Слушать – вопросов нет. И наконец, умные лица, головы, и не такие они старые, вполне 40-летние профессоры, физики и китаисты появились на экране, что хорошо. Но только это опять как в советские времена было. У нас было хорошо на телевидении с театром, с концертами, со всем тем, что касалось музыки и культуры.
Иосиф Дзялошинский: Я смотрел несколько передач «Академии», там некоторые ученые напрямую проводят параллели между Древним Римом, петровской Россией и сегодняшним днем. То есть телевидение, в меру своих возможностей, по крайней мере, некоторые авторы пытаются одной ногой ступить на некоторые запретные территории, ну и тут же уходят в анклавы, где можно что-то делать.
Анна Качкаева: Это как фильм, который был на «Культуре», «Самый опасный человек Америки», только что у Хотиненко обсуждали. То есть все вопросы абсолютно актуальны: о лжи власти, о судах, о патриотизме, о долге и морали, о человеке – высший чиновник американский с совестью, который вытащил 7 тысяч документов. Предтеча «Wikileaks». И по сути дела, помог остановить войну во Вьетнаме.
Сергей Варшавчик: Но мне кажется, что по-прежнему основной тренд телевидения – это развлекательность, даже если она облекается в какие-то разные формы.
Анна Качкаева: Вы вчерашнюю премьеру посмотрели «Квартет И»?
Сергей Варшавчик: Да, мне очень понравилось. Это отдельная тема – новый юмор, который культивирует Эрнст, интересный проект. Хотя, конечно, он перекликается во многом с тем, что делал Шац на СТС - «Слава Богу, ты пришел!». Хотя, мне кажется, это смешнее и интереснее. Но я о другом хочу сказать.
Барышни, которых мы перечисляем, – Чапман, Волочкова и так далее – это из той же серии развлекательности. Телевидение ищет людей, чем-то выделяющихся, необычных, каких-то уродцев, наоборот, каких-то красавиц: кто-то разделся, кто-то рога отрастил, что-то еще. В программе Чапман «Реальность» была тема «Стигматы» - мальчик Али в Дагестане, они исследовали. И пришли к выводу, что, скорее всего, наверное, кто-то рисует ему, а может быть, и не рисует.
Анна Качкаева: Свеколкой или морковкой. Там абсолютно шутейного вида взрослый мужчина, подкрашенный под рыжего клоуна, но белого, и юноша, который везде ездил. А девушка была там ни к чему. Можно любую другую девушку поставить, и никакой бы разницы не было.
Сергей Варшавчик: Но она сказала гениальную фразу: «Я почти поняла». Есть целый канал «ТВ3» мистический, и там огромное количество программ и сериалов, которые основываются на якобы научных вещах и событиях, а на самом деле это все спагетти, которые вешаются на уши зрителям. Это псевдонаучные факты – летающие тарелки и так далее. Есть ростки просветительского телевидения, которое вкупе с каким-то интересом к здоровью, к социальным проблемам, но все равно это тонет в болоте развлекаловки. Если посмотреть массу программ, например, на НТВ – «Ты не поверишь!», «Русские сенсации» и многие другие программы, все равно в основе лежит желание тележурналистов взять яркого, необычного персонажа и раскрутиться на чем-либо.
Анна Качкаева: Вы совершенно правильно говорите про развлекательность. Но что точно стало уходить – это безмерная агрессия, которая была очень сильна еще год назад, жесткая и неприятная с точки зрения показа натурализма. Она даже с НТВ стала уходить. То ли поняли, что есть грань, и надо чуть-чуть микшировать, то ли... Я все связываю с реальностью, что это как-то накапливается в обществе.
Сергей Варшавчик: Манежная площадь – это...
Анна Качкаева: Тем не менее, теперь эту волну тоже, на мой взгляд, пытаются оседлать. Если вы видели последнюю программу Соловьева, где Гозман, Жириновский...
Сергей Варшавчик: И после этого скандал разразился между Жириновским и Кадыровым.
Анна Качкаева: То есть пытались о великом русском народе и защищали. И Никита Сергеевич Михалков, который тоже какие-то вещи из контекста когда-то убитой партии «Родина»...
Сергей Варшавчик: Это тоже развлекательность. Если говорить о такой сложной теме, то надо приглашать не шоумена Жириновского, которого приглашают для того, чтобы поднять рейтинг программы, спровоцировать зрительский интерес. Нужны более серьезные специалисты, наверное, но это было бы скучно зрителям.
Анна Качкаева: Я недавно прочла исследование австралийцев, оно еще толком не переведено, два года назад они его делали. Периодически во всем мире пытаются замерить, как уровень агрессии в обществе связан с тем, как насилие показывают на экране. Точных замеров нигде нет.
Иосиф Дзялошинский: В Америке есть.
Анна Качкаева: Ну, где-то на грани. Австралийские психологи зафиксировали по сложной схеме, глубинных интервью, на уровне эмоций и образов, что не буквально влияет насилие, а человек становится терпимее к агрессии внешней, он ее так не принимает.
Сергей Варшавчик: Это для него не шок, потому что он ее видел на экране много раз.
Анна Качкаева: Он ее заместил. Это к разговору о замещении.
Иосиф Дзялошинский: Речь идет о том, что в структуре личности любого человека, независимо от его культуры, нации, места проживания, всегда есть две программы поведения. Одна – насилие – это естественная форма реагирования на некие события внешнего мира, а вторая ориентирована на приспособление или на сотрудничество. Вопрос в том, какая программа доминантная, а какая дополнительная. И в разных социальных историях на первое место вылезает то насильственная программа разрешения проблем, то солидарная. И этими условиями являются политические, экономические и всякие прочие условия. Естественно, элиты и институты заинтересованы в развитии, в пробуждении в разных ситуациях одной или другой программы. В течение примерно 15 лет наши элиты были заинтересованы в том, чтобы формировать насильственные программы: защита страны, встать с колен, уничтожить всех врагов и прочее, - получили Манежную площадь, и не только ее. Сейчас, очевидно, институциональный заказ телевидению – понизить градус разрешения на насилие.
Анна Качкаева: Но мы с Сергеем понимаем, что такого заказа нет. Как и на насилие.
Иосиф Дзялошинский: Он, конечно, в голове. Просто сидят профессионалы и чувствуют, что пора чуть-чуть понизить планку. Это некое внутреннее. И у нас с вами всегда внутри есть: хочется послать, сказать, убить, - но нельзя, потому что мы культурные люди, у нас есть ограничения. И я думаю, что у людей, определяющих политику или программную сетку, тоже есть ощущение.
Анна Качкаева: В том-то и дело, что у этих людей есть... почему они цари горы и отчасти в них есть демиурговское, потому что производство – долгий процесс. Для того чтобы заказать следующий сезон, они должны за год или за два, если речь идет о сериалах, спрогнозировать, заказав, по сути дела, повестку дня развлекательную, утешительную, лечебную, какую хотите.
Иосиф Дзялошинский: В 2005 году был бум заказа на программы по толерантности. Министерство образования, президентская администрация, все заказывали: надо заняться повышением толерантности.
Анна Качкаева: Ну, эти заказы как раз в меньшей степени... Вы помните национальные проекты? Уже забыли, как они называются.
Иосиф Дзялошинский: Но почувствовал кто-то: надо заказать. Буквально в прошлом году очередное министерство снова заказывает исследование толерантности. Другими словами, где-то просыпаются – и вдруг все воспряли: оказывается, у нас много агрессии. Есть некое социальное ощущение баланса между уровнем агрессии и уровнем...
Сергей Варшавчик: Я возражу. Я не совсем согласен с Иосифом Михайловичем, когда он говорит, что 15 лет взращивали агрессию. Я-то думаю, что это не совсем так. Агрессия - как известно, обоюдоострое оружие, ее можно направить на что угодно, в том числе и против государства. И я неслучайно говорил про развлекательность телевидения. Мне кажется, это немножечко сложнее.
Анна Качкаева: А ее тоже параллельно взращивали.
Сергей Варшавчик: Агрессия – это во многом часть развлекательности. И она была канализирована, грубо говоря, в определенных кнопках. Господин Кулистиков делал сознательно проект для мужской аудитории, он сознательно делал заказ за несколько лет: зоны, тюрьмы, менты и так далее. То есть это нишевый канал, куда все это канализировалось. Канал «Россия» - совершенно другая история, потому что там зритель основной – это женщины, где сериалы женские абсолютно востребованы. Там нет такой агрессии, конечно. «Первый» канал – третья история. На мой взгляд, очень удобно агрессию представлять в сериальных историях, потому что по-другому у нас она как-то не держится, драматургия требует. В свое время Государственная Дума собиралась принять закон об ограничении уровня агрессии. И все стали выяснять: а как же фильмы про Великую Отечественную войну – это же тоже агрессия, а у Шекспира тоже убивают. Но немножко смешали два понятия. Огромное количество сериалов, как ни странно, про женщин, они тоже основаны на конфликтах, на скандалах, на драках и так далее.
Анна Качкаева: Без конфликтов драматургии не существует.
Сергей Варшавчик: Но это разлито в воздухе. Я смотрю и западные сериалы, и у них, если речь не идет о полицейских сериалах, все-таки нет такого уровня агрессии на бытовом уровне подсознательно, который наши сценаристы туда инкорпорируют.
Анна Качкаева: Там конфликт, а особенно в интеллектуальных сериалах, о которых сейчас все говорят, и не рискуют их показывать днем, потому что аудитория не переваривает, потому что даже глубина размышлений и рефлексий, и отношения борьбы в себе самом гораздо сильнее, чем на внешнем уровне. Пример – «Доктор Хаус» (его нельзя сравнивать с «Доктором Тырсой»), он ироничный, циничный, сострадающий, умный. Тема наркозависимости и боли, терпения к боли, взаимоотношения...
Сергей Варшавчик: Другой ментальный проект.
Анна Качкаева: Трудно представить, что про себя кто-нибудь будет в этих психологических категориях в наших сериалах рассуждать или думать.
Сергей Варшавчик: Не забывайте особенность наших соотечественников – у нас быстрее идет реагирование на что-то, на какую-то раздражительность, на какое-то несогласие с чем-то. И это отражается, естественно, и в ток-шоу, и в сериалах. Мы более нервны, более агрессивны сами по себе.
Иосиф Дзялошинский: Давайте вернемся к проблеме медиа. Мы в течение 10 лет отслеживали агрессию в средствах массовой информации, и мне кажется, достаточно надежно доказали, что уровень агрессии один и тот же, по крайней мере, в течение 10 лет. Примерно 40% всех медийных текстов, плюс-минус 3-4%, содержат в себе агрессивную установку: либо на врага, либо на способ обращения. Примерно 30% текстов – проблемные, амбивалентные, они не указывают на врага, а просто говорят, что есть проблемы, есть конфликты, которые надо решать. И только 20% текстов более-менее ориентированы на некие солидаристские тенденции, на то, чтобы договариваться. И эта тенденция – 10 лет подряд. А что реально менялось? Менялись адресаты агрессии: они были в политической сфере, потом они ушли в социальную сферу, потом они перекочевали в спортивную сферу. Более жестоких, более агрессивных текстов, чем в различного рода спортивных передачах, я просто не знаю.
Анна Качкаева: А теперь они перекочевали в этническую тему?
Иосиф Дзялошинский: Да, перекочевали. Это означает, что и в обществе, и в медиа уровень агрессии примерно в определенные эпохи держится на одном уровне. Только адресаты меняются.
Анна Качкаева: Но только этническая история из того, что мы перечислили, наверное, самая взрывоопасная.
Иосиф Дзялошинский: Да. Но это вопрос второй. Кто-то должен регулировать эти процессы. Или они стихийно формируют, указывая адресат ненависти, и дальше мы получаем то, что получаем.
Анна Качкаева: А может быть, лечебное, замещающее, утешающее и развлекательное – это попытка выстроить баланс с тем агрессивным, которое существует? И пока не найден, как мне кажется, язык, который отвечал бы вызовам агрессии...
Иосиф Дзялошинский: Аня, вы очень точное слово использовали – язык. Наши исследования показывают, что вопрос даже не столько в описании проблемы, сколько в самом языке: как говорим, какие слова используем, какова конструкция предложений.
Анна Качкаева: Какой герой у нас там.
Иосиф Дзялошинский: Совершенно верно. Поэтому мне кажется, что одна из проблем российских медиа заключается в том, что даже пытаясь снять некую агрессивность в обществе, они все равно ее наращивают. Потому что сами люди, которые об этом пишут, с энтузиазмом выражают агрессивную интенцию.
Анна Качкаева: Туда головешечки подбрасывают.
Иосиф Дзялошинский: Даже в тексте про Белоруссию было столько агрессии!..
Сергей Варшавчик: А что вы хотите? У нас много десятилетий было: если враг не сдается, его уничтожают. И все это впитывалось.
Анна Качкаева: Очень много появилось, иногда талантливого, эзопова языка и меры между подлостью и не подлостью, памятуя Щедрина, и попыток отослать, и картинка позволяет это сделать, в наши реалии. Но похоже, что общество не очень на это ведется, и ему буквальнее и очевиднее было бы, если бы в сериале ТНТ «Пацаны» появился татарин или чеченец среди героев, чем если бы не появился, чем если в «ЦТ» показывали так, как они показывают своих героев. Не ведется на этот сложный язык, им нужен простой.
Иосиф Дзялошинский: И тут вопрос в том, что такое общество. У нас нет общества. У нас есть совокупность разнообразных, плохо скоординированных и плохо относящихся друг к другу социальных, профессиональных, этнических и всяких прочих групп. Поэтому те, кто ведется на НТВ, не смотрят другие каналы. И их «ЦТ» вообще не колышет. Мы имеем сейчас ситуацию раздробленного, рассыпанного общества и соответствующе рассыпанного телевидения, где нет общей интенции. Смотришь американское телевидение, так хоть 120 каналов смотри. Там огромные различия, но есть некие базовые ценности. Ценность свободы – базовая, неотменяемая, свобода личности и так далее. В Британии, в Германии. А вот у нас смотришь и пытаешься вычленить некие базовые ценности, какую ценность ты разделяешь, и получается: у одних – одни, у других – другие, - то есть некая каша.
Сергей Варшавчик: Иосиф Михайлович говорит о кризисе идентификации в обществе. То есть мы ушли от Советского Союза, где хоть советский народ, при всех условностях, то сейчас мы рассыпались.
Иосиф Дзялошинский: То есть железный образ скрепляется языком... да и языком уже не скрепляется, а вот ощущение, что я – этот... Я регулярно на занятиях провожу тест: 10 «Я», кто ты такой. Этническая или языковая, или какая-то – вообще где-то в конце. Человек говорит: «Я красивый, умный, добрый». Он один красивый и умный. Никаких идентичностей социальных, даже профессиональных, не возникает. Пятый курс факультета журналистики, а у него в 10 измерениях не написано, что он журналист. Это просто катастрофа! Люди рассыпаны, поэтому они и не могут реагировать социально.
Сергей Варшавчик: А телевидение, естественно, как часть общества...
Анна Качкаева: ...не помогает, не собирает. Я вдруг задумалась, потому что не отдавала себе в этом отчета, а это очень важная вещь. Вроде бы, у нас сериальный женский канал «Россия», и вообще мелодрам на «Домашнем», их много. Но везде проблемы семьи. Там, как правило, одинокая женщина, которая мечется, что-то происходит с мужчинами. Вчера я случайно увидела: бедный ребенок, от нее ушел муж, любимый человек, который не хочет с этим ребенком встречаться, не помогают вокруг, и она вынуждена ребенка, которого надо спасать... Тема важная, связанная с тем, что донорские... И она с этим ребенком носится.
Сергей Варшавчик: Я добавлю, что берутся ситуации всегда экстремальные. То есть не просто о семье, что не выучил уроки, а именно экстремальные.
Анна Качкаева: Нет, на СТС есть не экстремальные. И это единственный канал, где «Папины дочки», но опять папа один. То есть какие-то темы, где все время один.
Сергей Варшавчик: Все время заостряют.
Анна Качкаева: И это же никем не программируется, просто выбираются такие сценарии и такая тематика.
Иосиф Дзялошинский: У нас есть социальная интуиция, а особенно у людей, которые занимаются творчеством. Это надо чувствовать, почему то, это и делают.
Сергей Варшавчик: Видимо, если будут папа и мама – это будет слишком благополучно, и это отпугнет, может быть, зрительниц. Может быть, так рассуждают. Моя старшая дочь с удовольствием смотрит канал «Дисней», молодежные комедии, в том числе и семейные. Очень очаровательные сериалы, все по-доброму, с юмором. И что меня поражает – нет надрыва. Нет Катерины, которая сейчас бросится с обрыва с криком...
Анна Качкаева: А я в «Карусели» посмотрела французско-канадский фильм про взаимоотношения внучки и бабушки. Где у нас бабушка последний раз была?
Сергей Варшавчик: Бабушка у нас есть в «Папиных дочках», но она такая...
Анна Качкаева: Ну да, на СТС. Но то, чтобы было похоже на реальность...
Иосиф Дзялошинский: Давайте посмотрим на реальность. У нас реальность рассыпана. У нас страна – лоскутное одеяло. Мы живем в разных эпохах, от XIII века до частично XXI. Мы живем в разных ментальностях, в разных культурах. То есть то, что ты говорил про советский народ, это была тонкая поверхность, но она сдерживала.
Сергей Варшавчик: Тонкая бензиновая пленка.
Иосиф Дзялошинский: Но это сейчас рухнуло.
Анна Качкаева: Мы доживаем ее.
Иосиф Дзялошинский: На дверях у многих 3-6 замков, а он живет в открытом виртуальном пространстве. То есть он уходит в виртуал как свободная личность, а в реальности он закрыт на все что можно.
Сергей Варшавчик: По поводу заборов. Меня одна вещь поразила. Показывали убийство в Ставрополе. Там высокий забор, чуть ли не 3-метровый. И я вспомнил, что в Германии заборов практически нет. Я был в сентябре в Гамбурге, и у местных бизнесменов, у которых заборов нет, есть поговорка: если у тебя есть забор, значит, тебе есть что прятать, значит, ты нечестный человек. А мы заборами огораживаемся. Мы рассыпались, но при этом друг от друга огораживаемся огромными заборами.
Анна Качкаева: И в этом убийстве много ассоциативных рядов, связанных с нашей темой. Все были убиты за громадным забором, никто ничего не слышал, как и в Кущевской, но остался жив мальчик, который смотрел телевизор, мультфильмы, и это его спасло. Это какие-то символические вещи.
Валентин Андреевич нам пишет: «Ничего удивительного. Изобилие передач про здоровье – поскольку все остальное время телеэкран занимается тем, что это здоровье гробит, как в физическом плане, так и в нравственном».
«Первый раз посмотрела Машу Ситтель «Преступление без наказания» - была в шоковом состоянии. Прокуратура не занимается наказанием и возбуждением уголовных дел по глобальным преступлениям», - Алла Павловна. Да, это сильный репортаж. Но в «Специальном корреспонденте» вообще бывают вещи, от которых просто разводишь руками, но ничего не происходит.
«Господа, не устроить ли вам теледебаты, с одной стороны: Немцов, Рыжков, Шендерович, а с другой – Медведев, Путин, Сурков. Вся страна будет у экранов. И тогда посмотрим, кто кого», - Игорь Михайлович. Это было бы прекрасно, мы-то не против, хорошо бы, чтобы вторая сторона согласилась. Первая-то точно бы согласилась.
Ругают нас за Батьку. «Батька – молодец! Так держать!».
«Удручает, что наше телевидение берет от Запада не демократизацию и защиту прав человека, а полную распущенность. Самым главным эпизодом является сексуальный скандал итальянского премьера Берлускони». Про это у нас очень подробно тоже рассказали.
«Чем вас не устроила Чапман? Передача о тайнах. Ну и показывали тайны. А если бы Чапман вместо тайн лезла из каждой дыры, вы бы первыми начали ее критиковать».
Иосиф Дзялошинский: Она хорошо смотрелась. И я не против того, что она там была. Она украшала эту программу.
Анна Качкаева: Андрей Васильевич нам сообщает: «Вы удивитесь, но в данную минуту на канале «Совершенно секретно» выступает Михаил Касьянов». Не удивляемся. На канале «Совершенно секретно», который спутниковый и кабельный, это совершенно никакая не проблема и не тайна.
«Фильм Хотиненко – это миф о мифе. Вьетнамская война закончилась потому, что Хо Ши Мин и вьетнамский народ, не без нашей помощи, насовали американцам». Это не фильм Хотиненко, это американский фильм, и если бы вы его посмотрели, вы бы не делали таких умозаключений.
Сергей нам пишет: «Какая мысль приходит в голову, когда просыпаешься утром в чужой постели? Как много нам открытий чудных? Кто я? Где я? А наше телевидение еще не определилось, с какой мыслью в голове стало просыпаться наше общество, и стоит ли ему вообще просыпаться».
Иосиф Дзялошинский: Хорошая сентенция.
Анна Качкаева: Сергей довольно точно определяет...
Сергей Варшавчик: ...в чьей постели просыпается телевидение.
