Анна Качкаева: Мы вынуждены корректировать тему. Собирались говорить о коррупции, наверное, поговорим, но начнем, разумеется, с теракта в Домодедово, одного из самых крупных на транспорте.
Сегодня со мной в студии Кирилл Рогов, сотрудник Института экономики переходного периода, а по телефону с нами моя коллега, журналист Наталья Геворкян, она из Парижа.
Последние данные вы уже слышали в новостях. Напомню, что взрыв произошел примерно в 16:32 в зале международных вылетов. По предварительным данным, взрыв устроил смертник, который находился в толпе встречающих. Мощность бомбы составляла около 5 килограммов в тротиловом эквиваленте. Кстати, цифра разнится – в РИА и в "Интерфаксе" разные цифры. Так же как и цифры пока погибших и пострадавших. Выложено видео уже в интернете: сильное задымление, но видно, что народу положило десятки. Как информационно отработали? "Твиттер" дал через 15 минут, естественно, начали об этом очень бурно писать. Все агентства – в течение получаса. "LiveNews" первый сообщил о жертвах. ВВС включилось в прямой эфир в 17 часов, приблизительно в это же время "Russia Today". Из российских каналов – "Вести 24" бегущей строкой, а после 17-ти часов ведущие вышли в прямой эфир и первые очевидцы по телефону. В 18 часов в новостях Первого канала появился президент и выразил соболезнования семьям погибших. Сейчас уже вот молнии приходят, на этот час, что сотрудники аэропорта Домодедово при взрыве не пострадали, самолеты отправляются. Видео есть, что много, естественно, "скорых", и уже повезли раненых в больницы. Всех очевидцев и, может быть, специалистов по транспортной безопасности, кто нас слушает, мы приглашаем присоединиться к разговору.
Сейчас с нами на прямой связи наш корреспондент Юрий Тимофеев, он в Домодедово.
Юра, что там происходит?
Юрий Тимофеев: Непосредственно в аэропорту человек, который приехал сюда только что и не смотрел новости, ни о чем не сможет догадаться. Потому что работают все магазины, милиции не так много, как могло бы представиться. Один выход, правда, оцеплен, первый, и про него идут разные слухи. Пройти туда невозможно – в зал прилета. Я поговорил с несколькими людьми, которые сейчас прилетели. Аэропорт работает в штатном режиме, самолеты вылетают и приземляются. И люди говорят, что некоторые вообще ничего не заметили, были не в курсе, некоторые увидели, что загорожено место у кафе, разбиты люстры и работают оперативники ФСБ, у них большие наклейки на спинах "ФСБ".
Анна Качкаева: А "скорые"?
Юрий Тимофеев: Я только что видел, как одного человека на носилках, видимо, средне или легко раненого, провезли в "скорую помощь", скорее всего, контуженного. Неизвестные оперативники с надписью на спине "Служба быстрого реагирования" отгоняют журналистов от места, где грузят раненых, не дают снимать. В принципе, паники нет. На площади, да, огромное количество пожарных машин, больше 50-70 карет "скорой помощи".
Анна Качкаева: А к журналистам кто-то из официальных сотрудников аэропорта выходил уже?
Юрий Тимофеев: Приехал мэр Москвы Собянин, он побывал на месте теракта и пошел в вип-зал. За ним ломанулась, конечно, толпа журналистов, но он заперся в зале для совещаний и не вышел оттуда. Его телохранители сказали, что неизвестно, что будет.
Анна Качкаева: И с нами по телефону – Анатолий Ермолин, в прошлом офицер КГБ, служил в "Вымпеле", бывал в Афганистане, работал в "Открытой России", был депутатом Госдумы.
Анатолий, как вы расцениваете то, что произошло? И действительно ли можно говорить, что это один из самых крупных терактов на транспорте в России? В таких больших аэропортах, по-моему, еще ничего не взрывали, в метро только.
Анатолий Ермолин: Я прежде всего хотел бы высказать свои соболезнования погибшим, семьям погибших и раненых. Я согласен, что это очень серьезный теракт на очень серьезном объекте транспортной инфраструктуры. Я оцениваю эту ситуацию, собственно, так, как многие аналитики и говорили, что теракты продолжаются, будут продолжаться. И надо к этому готовиться, понимая, что очень трудно противостоять современным террористам.
Что я хочу сказать по теракту в Домодедово. Мне кажется, что в ситуации той угрозы, которая реально существует в стране, уже нельзя работать вот такими волнами, знаете, когда либо после теракта сразу же, вы увидите, завтра на входе во все аэропорты страны будут активно проверять личный багаж.
Анна Качкаева: Да, и сегодня уже милиция сообщила, что сейчас усилены меры безопасности в аэропортах, на вокзалах, в метро и так далее.
Анатолий Ермолин: Но, к сожалению, проходит месяц, два, три, а через полгода точно начинают проверять сначала через одного человека, а потом уже, собственно, мимо этих рамочек идет просто сплошная толпа. Вот это, конечно, категорически нельзя делать, хоть это и очень неудобно.
Анна Качкаева: Сегодня говорили о том, что сначала не очень было понятно, где это случилось – то ли в багажном отделении, и мы тут все недоумевали, как он там оказался – то ли вошел, то ли прилетел, хотя это международная зона, и это вряд ли могло произойти. Потом выяснилось, что все-таки во внешней среде, там кафе "Азия", кажется, у входа в международную зону. И судя по видео, это действительно длинная такая кишка самого аэропорта, перед поворотом это все произошло. Как вы думаете, не то что даже в смысле безопасности, а там как взаимодействует охрана? Там же ведь частное охранное предприятие, это частный аэропорт, они как-то взаимодействуют с ФСБ, с силовиками? Вероятно, были какие-то и наводки, и установки по этому поводу.
Анатолий Ермолин: Ну, в этом нет вообще никаких сомнений, что за безопасность граждан отвечает все равно государственная структура. Там есть и пограничная служба, которая относится к ФСБ сейчас, и собственно все гражданские охранные структуры, ЧОПы и так далее, они, естественно не прямого подчинения, но они шага не сделают без того, чтобы согласовать свои действия с ФСБ, МВД и так далее. В этом у меня нет никаких сомнений.
Анна Качкаева: Вы рискнете предположить версию, кто мог бы этот смертник?
Анатолий Ермолин: Версию мотива?
Анна Качкаева: Да.
Анатолий Ермолин: Ну, версия очевидна: вот они мы, ребята, замочите нас в сортире.
Анна Качкаева: А след? О чем это может говорить? Еще раз говорю, это международная зона, куда прилетали самолеты авиакомпаний Лондона, Дюссельдорфа, Токио…
Анатолий Ермолин: Я думаю, что с точки зрения тактики это тоже, в общем-то, правильное решение, потому как с большой степенью вероятности можно зацепить иностранных граждан, и тогда резонанс будет намного сильнее. Я не исключаю, что это могло быть одной из специально продуманных идей.
Анна Качкаева: Да, и вот уже генсек НАТО тут высказал соболезнования, то есть международное сообщество уже как-то реагирует на происходящее.
Анатолий Ермолин: И вообще это место такое очень удобное для подобной акции, потому что там все время очень много людей, выход очень узкий, и даже вот с правой стороны, где российский прилет, там это было бы менее эффективно, потому что там более рассеянно стоит народ.
Анна Качкаева: Я благодарю вас. Анатолий Ермолин был с нами на прямой связи.
Вот РПЦ просит таксистов не наживаться на чужой беде. Уже вот известно, как это бывает.
Кирилл, я специально посмотрела, что в "Твиттере" писали по поводу причин или настроений, и такие неприятные реплики есть. Помимо сообщений с телефонами пресс-службы Домодедово, долго, кстати, в Домодедово опять ничего не объявляли, реплики вот такие: "Рядовое начало предвыборного года. Начались теракты – понятно, кто идет в президенты". Конечно, я бы не хотела, чтобы мы сейчас делали какие-то в этой связи выводы, но реакция есть и такая. Что вы думаете по поводу того, что, собственно, случилось?
Кирилл Рогов: Да, я то же самое слышал, вот "Фейсбук" посмотрел когда. Я зашел выпить кофе перед передачей, и там за столиком сидели три девушки, и тоже первое, что я услышал, они только что узнали эту новость и говорят: "Ну, как же, у нас сейчас выборы будут…"
Анна Качкаева: То есть связь прямая.
Кирилл Рогов: Да, и меня даже поразило, что это какая-то всеобщая такая реакция. Я бы ни за что сейчас не сделал таких выводов, и хочу напомнить, что в прошлом году был теракт не меньшего масштаба в метро, но эта реакция тем более удивительная, что у нас выборов-то нету. У нас нет выборов, но вместе с тем есть ощущение, что все как бы это происходит, такие ужасные вещи, это и есть наши выборы. И этот парадокс, этот феномен такой меня поразил. И второе, конечно, мы собирались совсем о другом говорить, о коррупции, но притом что мы мало что можем сейчас сказать про эту трагедию, все-таки то, что мы можем на сегодняшний день сказать, во-первых, это то, что сказал господин Ермолин, - действительно, меня тоже поражает, что в аэропортах всюду стоят эти рамки, стоят всюду аппараты для проверки багажа, и даже когда мало народу, там сидят два или три человека, они сидят просто на стульях, и все идут мимо них. И вот это такая какая-то общая система, вся страна так живет, все службы в стране: все сидят, все при деле, а все идет мимо них. И точно так же мы знаем по опыту прошлых терактов, что привезти смертника в Москву, собрать такое большое количество взрывчатки – это все тоже… В прошлый раз на рейсовых автобусах это было, эти автобусы 20 раз проверяли, перепроверяли. Но вот эта вот система такой тотальной коррупции, она, безусловно, является очевидным фактором этого теракта.
Анна Качкаева: У нас на прямой связи Геннадий Владимирович Гудков, заместитель председателя Комитета по безопасности Государственной Думы.
Геннадий Владимирович, как вы оцениваете то, что сегодня произошло в Домодедово?
Геннадий Гудков: Я даже затрудняюсь сказать что-либо по этому поводу. Банально не хочется, а все, что было можно сказать, уже во время предыдущих терактов было сказано. Произошло очередное трагическое событие. К сожалению, я говорю так – очередное. Я не хочу сказать, оно было ожидаемое или неожидаемое, но оно произошло. И мы с вами сегодня имеем тот ужас, который в аэропорту Домодедово. Этот ужас мог быть где угодно. К счастью, это не случилось в других местах, но это произошло в аэропорту.
Анна Качкаева: Как человек, курирующий безопасность, как вы оцениваете вот реальный уровень угрозы? Правильно ли говорят сейчас мои коллеги в СМИ, что это самый крупный в России теракт на транспорте, во всяком случае в аэропорту?
Геннадий Гудков: Ну, в аэропорту – не знаю. Мы знаем, что самолеты падали, и там тоже были многие десятки жертв. Не думаю, что по количеству жертв этой самый крупный теракт на транспорте. Что касается в аэропорту такого уровня, может быть, это самый крупный. По крайней мере, на моей памяти не помнится другого аэропорта, где произошло такое ЧП. Но дело в том, что вы говорите – человек, курирующий безопасность. К сожалению, депутаты Государственной Думы курируют законодательство в какой-то степени. Сегодня с законодательством у нас все более-менее нормально, а вот с реализацией этого законодательства большие проблемы. И поэтому курируй законодательство, ни курируй – к сожалению, не в кабинетах Думы решаются вопросы безопасности граждан, увы. Я говорю это с болью, потому что у нас парламент отстранен от всего, что только может быть придумано, включая механизмы контроля за властью.
Кирилл Рогов: А почему вы не потребуете отставки руководства ФСБ, премьер-министра? Это нормальный, во всем мире практикующийся механизм контроля. Произошел огромный теракт! Отставка министра внутренних дел…
Геннадий Гудков: Наши граждане вообще не понимают, какие есть механизмы контроля. Ни у государства, я думаю, в целом, ни у депутатов, тем более оппозиционной фракции, нет полномочий.
Кирилл Рогов: Как нет полномочий! По конституции у вас есть эти полномочия.
Геннадий Гудков: Прочитайте мне статью Конституции, где у нас есть полномочия.
Кирилл Рогов: Вы можете требовать отставки правительства. Так потребуйте ее!
Геннадий Гудков: И будем поддержаны?
Кирилл Рогов: Я не знаю, но вы будете честны перед собой и перед своими избирателями.
Геннадий Гудков: Мне надоели ритуальные заклинания, которые для очистки совести! Я, как разумный человек, понимаю, что сегодня система власти такова, что, к сожалению, Государственной Думы в России как таковой, как парламента, не существует.
Кирилл Рогов: А что же вы там сидите?
Геннадий Гудков: А мы боремся, мы не сидим, в отличие от некоторых! Я много раз вставал и требовал. Вот последний раз я 6 часов боролся за нормальный закон о полиции, который тоже очень важен для государства и для народа. К сожалению, остался в меньшинстве и не был поддержан этим народом, который… Вы меня простите, может быть, я говорю нехорошо. Тем не менее, я остался в одиночестве, защищая права народа в новом варианте закона о полиции. Почему-то никто не вышел и не поддержал, и не сказал!
Анна Качкаева: Геннадий Владимирович, первая реакция о настроениях и причинах…
Геннадий Гудков: Правильно вы сказали, причина – массовая коррупция!
Анна Качкаева: Не только коррупция, а еще и предвыборный год начинается.
Геннадий Гудков: При чем тут предвыборный год? Ну, слушайте, перестаньте на просвет в газете искать какие-то совпадения! Получилось у террористов организовать теракт – получилось, и они это сделали. Нет там никаких символом, нет там никаких посылов.
Анна Качкаева: А вы готовы предположить, след тут какой?
Геннадий Гудков: На 90 процентов это исламистские радикальные группировки. Может быть, с Кавказа, вполне возможно.
Анна Качкаева: Как вы полагаете, что делать с безопасностью? Вы говорите, что не первый, похоже, не последний, сейчас все опомнились, срочно усилили меры, проверяют, а через неделю перестанут.
Геннадий Гудков: Мы сейчас говорили о коррупции. Вот пока будет коррупция, она будет первоочередной причиной. И будут совершаться теракты, пока будет системная коррупция, пока будет отсутствовать нормальное правосудие, пока нормально не заработает правоохранительная система, пока не будут отвечать перед хотя бы парламентскими комиссиями спецслужбы. Пока у нас этого ничего нет. И конечно, мы можем добиться успехов на отдельных участках борьбы с терроризмом, например, провести следственные мероприятия в отношении той или иной террористической банды, и это действительно проводится, сейчас есть некий опыт и некоторые успехи. Но вы не устраняем причины и условия, порождающие терроризм, вот в чем беда. Это самая главная проблема. И пока эти системные условия существуют, будет существовать терроризм как самое отвратительное радикальное, экстремистское явление, он будет существовать. И вот сегодня я вам могу сказать мнения еще некоторых своих коллег, достаточно опытных, по Кавказу. Сегодня подготовка и поиск смертника занимает время в разы меньше, чем это было 2-3 года назад.
Анна Качкаева: Это почему? Потому что подпитано всеми этими настроениями?
Геннадий Гудков: Потому что мы проиграли идейное противостояние. Потому что мы не сумели обуздать коррупцию и обворовывание населения. Потому что мы унижаем людей, мы нарушаем их гражданские права, мы не можем создать нормальную занятость. Мы что сейчас делаем? Мы раздаем пособия по Северному Кавказу вместо того, чтобы дать людям работу, иждивенцев формируем целый класс! А мы говорим сейчас, что нужно делать. Надо делать все то, что я сейчас сказал! Надо бороться с тем, что нам мешает это делать.
Анна Качкаева: Я благодарю вас! Геннадий Гудков, заместитель председателя Комитета по безопасности Государственной Думы, член фракции "Справедливая Россия", был с нами на связи.
Кирилл, кстати, иронично слушал депутата. Я так понимаю, мы не услышали ответа, что правительство в отставку. Хотя в очень многих странах, наверное, после очередного взрыва… Ведь, меньше 8 месяцев прошло с предыдущего теракта в московском метро, и это означает, что и выводы не сделаны, и работа, видимо, полагающимися службами не ведется на должном уровне.
Наталья Геворкян: Я хотела бы еще добавить к перечислениям, что показывают каналы и так далее, что вот я всю информацию получил от канала "Дождь", который очень оперативно вышел и работает до сих пор в прямом эфире, и я услышала там, что информация о готовящемся теракте была за неделю, и это подтвердили, если я поняла правильно ведущих, официальные органы.
Анна Качкаева: Ну, это официально пока нигде не подтверждено.
Наталья Геворкян: Я услышала, что Медведев точно не летит завтра в Давос. Вы знаете, 31-го числа я смотрела на эти батальоны, которые были собраны на Триумфальной, и думала: вот если сейчас где-то, не дай бог, долбанет, а вы, ребята, здесь. На фиг вы здесь нужны? Вот это ощущение непропорциональных оценок угроз и непропорциональных реакций на угрозы, она есть. И когда взрывается так и гибнут люди, у меня все время перед глазами эти бесконечные шлемы, которые непонятно что делают на Триумфальной.
Анна Качкаева: В общем, да, ощущение такое есть. Оно есть и людей. Но я все-таки хочу от терроризма к коррупции перейти. Мостик проложили, и депутаты об этом только говорят, но многого не делают. Почему коррупция теперь тоже, как и терроризм, не только внутреннее дело России, Кирилл?
Кирилл Рогов: Это же простая вещь. Вот все говорят: один взрыв – коррупция, другой взрыв – коррупция. Но есть же люди, которые за это отвечают! Мы не сможем никогда выбраться из этого круга, если после того, как произошел взрыв, не смещен кто-то очень высокий, кто отвечает за эту систему, а другой должен эту систему как-то выправлять. А что мы удивляемся? Тогда надо говорить: взрыв – и ладно, взрыв – и ладно, жалко 30 человек, жалко 35 человек, но с этим ничего нельзя сделать. У нас сидят люди, и они должны там сидеть, они занимаются коррупцией, и из-за этого нас взрывают. Это простейшая вещь! Путин, не Путин, это нужно для выборов – это все пустое! Все очень просто: директор ФСБ уходит в отставку, начальник службы охраны на транспорте уходит в отставку завтра же. Если они не уходят в отставку, тогда все правительство должно уходить в отставку, этого должен требовать парламент.
Тут господин Гудков говорит, что у него не хватает полномочий. Как происходит в нормальной стране? Премьер-министр отправляет этих людей в отставку. Если он этого не сделает, то парламент ставит вопрос об отставке кабинета в рамках своих конституционных полномочий. Таким образом начинает что-то меняться. Следующий человек, который приходит на место, например, директора ФСБ, понимает, что при следующем взрыве он также отправится в отставку, и, наконец, у нас через несколько итераций появляется человек, который сможет построить систему безопасности, чтобы этого не происходило раз в 8 месяцев. А иначе остается просто посыпать себе голову пеплом.
Наталья Геворкян: Я двумя руками за то, что Кирилл говорит! Но я считаю, что не может появиться профессиональный человек, потому что назначения в этой системе власти в России происходит по принципу лояльности, верности, команды, дружбы, одного университета и так далее, а во все не по профессиональному принципу. К сожалению! Потому что люди из спецслужб 10 лет руководят страной! Самое страшное, по-моему, что могло произойти в смысле терактов, с точки зрения безопасности, произошло за эти 10 лет. Единственное, что могло примирить с ними, что у нас будет все безопасно, - ничего подобного! И они могут 10 снять, но если они будут назначать дружбанов по университету, все так и будет! Или по Высшей школе КГБ, или по службе в армии. Все так оно и будет, потому что совершенно необязательно, что дружбан будет хорошим специалистом. И это кошмарная ситуация!
Правильно, в Америке за то, что ты профукал работу, при тебе это произошло, - меняют. И безусловно, стараются найти эксперта, специалиста в этой области. Потому что он просто не будет одобрен иначе. Здесь ничего этого не происходит. И это какая-то гипертрофированная форма безответственности перед людьми, на самом деле.
Анна Качкаева: Ваше ощущение, вот не поездка в Давос, говорили, что Медведев будет презентовать там новый вариант модернизации, связанный с некоторым успехом объединения ВР и необходимости погасить резонанс после приговора Ходорковскому, вот его не поездка чему-нибудь помешает?
Наталья Геворкян: Насколько я понимаю, это просто отложено на один день, он полетит в Давос в среду, если не ошибаюсь. Во всяком случае, Тимакова сказала, что он не летит завтра, а Давос начинается в среду, и его выступление.
Анна Качкаева: Это жест, конечно, морально правильный.
Наталья Геворкян: Как и то, что он появился на экране.
Анна Качкаева: Да, довольно быстро, через полтора часа в новостях.
Кирилл Рогов: Я сегодня читал прекрасную на этот счет колонку Михаила Фишмана на "Форбс.ру", с которой я совершенно согласен, прямо все слова взял и поставил бы к себе, что, в принципе, миссия в Давосе господина Медведева была обречена в значительной степени. Это такая слабая игра, поэтому, в общем, это не очень большое значение будет иметь для политических разворотов, поедет он туда или нет. А сейчас, конечно, будет сдвинута повестка.
И я имел в виду нормальную систему, возвращаясь к разговору о снятии чиновников, когда если премьер не может второй раз назначить нормального руководителя ФСБ, то уже уходит и премьер-министр, а потом уходит и президент. И по поводу лояльности очень точно сказано, но еще хуже все обстоит. У нас система работает по принципу коррупционной лояльности: все занимаются своими делами, своим бизнесом, его за это берут в систему, и уволить его нельзя не потому, что он плохо на своем месте работает, а потому что за ним такие-то бизнесы, все переплетено, он мне там, я ему здесь… Точно так же работают милиция, ФСБ, Кремль, это общая такая система. Все эти люди вообще занимаются бизнесом, и государственные должности – это то, что дает им возможность заниматься бизнесом наиболее выгодным способом.
Анна Качкаева: У меня такое ощущение, что это еще и такая зараза и вирус, которые российские политики передают своим западным партнерам. Потому что и ВР, и Шредер в свое время, и Саркози с "Мистралем" (не знаю, Наташа, может, поправит, может быть, это не так), и Берлускони… Такое ощущение, что рука руку моет и все договариваются – не в смысле коррупции прямой, а в смысле "я тебе потрафлю, и ты мне, мы свои люди в высшем политическом истеблишменте".
Кирилл Рогов: Я думаю, что это не только с Россией связано, а это связано с большим количеством развивающихся стран, которые, включаясь в глобальный рынок, привносят туда свои навыки и привычки и производят такой реэкспорт коррупции. Они к себе импортируют технологии, а экспортируют всякие социальные недомогания, в частности, коррупцию. И это такой болезненный процесс, действительно, и, соответственно, идет борьба в развитых странах против этой коррупции, источник которой находится в развивающихся странах.
Анна Качкаева: Наташа, вам из Франции видно, что борьба идет?
Наталья Геворкян: Я как раз хотела добавить: а там они встречают неожиданно теплый прием, экспортируя коррупцию, что тоже потрясает, конечно. Другой вопрос, что Шредер, как мне говорят немцы и коллеги-журналисты, абсолютно нерукопожатный в Германии. С Шираком этот номер не прошел. С Берлускони отдельная дружба, это даже неинтересно обсуждать. Что касается "Мистраля", я считаю, что это чистая политика. Просто в определенные моменты возникали переговоры, заключение договора, и меня все время подмывало написать куда-нибудь в "Фигаро", что, ребята, вы нам так помогаете этими своими удачными контрактами в разгар событий! Это часть политики, помимо всего прочего.
Анна Качкаева: А ВР?
Кирилл Рогов: Ну, с ВР не надо преувеличивать события. У компании в силу некоторых трагических обстоятельств ужасно испортилась репутация. Куда она идет? Она идет прислониться к компании с очень плохой репутацией, потому что ей сейчас пойти больше некуда. Ее не пустят ни на какой арктический шельф в странах, которые волнуются о репутации компаний, которые они пускают на арктический шельф. Поэтому ВР пойдет на арктический шельф в страну, где не волнуются о репутации компаний. Собственно говоря, масштабы этого сотрудничества достаточно ограничены с точки зрения развития российской экономики, притока инвестиций в Россию. Эта сделка с ВР очень шумная, потому что это крупнейшая компания, но ничего такого стратегического для России в этом взаимодействии нет, в основном пиар.
Наталья Геворкян: Сделка ВР и "Роснефти", конечно, легитимирует начало приватизации "Роснефти". Я надеюсь, что в какой-то момент даже тем, кто искренне верил, что у вора отобрали и отдали государству, станет ясно, что отобранное в ближайшее время на законных основаниях, спасибо и ВР, передано в руки тех, кто отбирал, и "Роснефть" станет их частной компанией. Поэтому эта история вообще отвратительная, конечно.
Анна Качкаева: Вернемся к драматическому событию сегодняшнего дня. Я смотрю, что как раз об иностранцах – МИД Англии, глава МИД Германии назвали варварским актом теракт. В общем, пошла реакция.
Дадим возможность высказаться слушателям. Александр Дмитриевич, Москва, здравствуйте!
Слушатель: Добрый вечер! Скажите, все-таки то, что случилось в Домодедово, это прерогатива Министерства внутренних дел и транспортной милиции, но сегодня опубликованы данные, каким имуществом располагал генерал в этой сфере МВД. И вот назначение таких генералов – это уже не коррупция, а государственное преступление. Будет ли за это преступление отлучен от должности министр внутренних дел наш? И второе, то, что это кавказский след, скорее всего. Но последнее время наши политики целеустремленно возбуждают наш народ против Кавказа. Является ли это последствием и ответом реакционных сил Кавказа? И не войдем ли мы в новую кавказскую войну на московской земле?
Кирилл Рогов: Я скажу так, вообще, Кавказ является важнейшим фактором российской политики в течение последних 17 лет. И он является таким очень плохим фактором. В чем здесь главная проблема? У нас есть такая зона, где законы мирного времени не действуют. И это все время влияет на расстановку сил в российской политике в центре. Как только мы начинаем говорить что-то про модернизацию, про мирные вещи, что надо менять правительство, надо переходить к более мягким формам общественного взаимодействия, к тому, как принято в цивилизованном мире, к гибким формам, мягким, возникает сразу сама собой эта кавказская проблема, которая говорит: нет, что вы, какая мирная жизнь, какая модернизация, главное – нам надо иметь силу, мы должны быть собраны в кулак. У нас должно быть все запрещено, чтобы не проходил террорист, у нас должна быть консолидация. Помните, наш председатель Госдумы говорил, что фронт борьбы с терроризмом проходит через каждого гражданина. Вот эта вот вся мутотень такого мобилизационного, воюющего государства, она сразу поднимается, как мутная вода, в нашей политике, и мы проходим через такие циклы. И она кардинально меняет политическую атмосферу, те задачи, которые видит общество. В этом смысле это действительно тяжелейшая проблема, и будущие историки, конечно, будут описывать, как наше общество впадало в деградацию под влиянием фактора Северного Кавказа, который одновременно и внешним фактором, и внутренним фактором. Те, кто заинтересован в России в этой мобилизационной риторике, во всей этой системе, они в долгосрочном смысле заинтересованы в существовании такой внутренне-внешней угрозы.
Наталья Геворкян: По поводу первого вопроса слушателя – не будет снят ни министр, ни этот генерал…
Анна Качкаева: Нет, один генерал у нас тут арестован уже с миллионами, но это тоже уже как практика.
Наталья Геворкян: Я думаю, что никто из начальников не пострадает. Это стало такой абсолютно ритуальной вещью.
Анна Качкаева: И Сергей нам пишет: "Ужасает то, что взрывы народ не волнуют. Ну, взорвали там кого-то, ведь не меня же. А что я могу сделать? Вот и депутат без отмашки начальства пикнуть в Думе не может". А что вообще с этим делать? Что же такая у всех безысходность? И ничего ведь не происходит, действительно.
Наталья Геворкян: Я могу вам напомнить, после тех терактов в метро, поднимите эфир, и мы говорили примерно то же самое. Не прошло и 8 месяцев.
Анна Качкаева: Степень безысходности каждый раз увеличивается. Даже уже не возмущение, а такая обреченность.
Наталья Геворкян: Это правда. Но что меня поражает, вот я смотрю через Твиттер, вот появившееся желание и возможность мобилизовываться населению самому. Значит, таксисты заламывают цены из Домодедово – ребята, давайте привяжем белые ленты и будем вывозить людей бесплатно! Вот то, что общество начинает отделять себя вообще от этой государственной машины, которой оно не доверяет, оно уверено, что они обманут и так далее, и оно начинает самоорганизовываться, вот это, на мой взгляд, во всяком случае, если брать ретроспективу 10 лет, это начало происходить, на мой взгляд, в последний год. Ничего не изменится, только языками треплют об одном и том же, так что давайте-ка, ребята, сами организуемся. Пожары – давайте сами, такси – давайте сами.
Анна Качкаева: С терактами только никак не получится самим.
Наталья Геворкян: Защитить не могут, а помочь уже могут.
Анна Качкаева: Сергей пишет нам возмущенно: "Кручу приемник, слушаю разные радиостанции, и многие комментарии специалистов начинаются с "Добрый вечер", и дальше – отчет о проведенной работе. Сколько же эта аморалка будет продолжаться?" Сергей, это реакция, люди хотят здороваться, и так случается. Хотя я понимаю, что сейчас комментаторов настолько ограниченное количество, что подозреваю, что они везде приблизительно похожие и говорят приблизительно одно и то же. Потому что пока очень мало какой-то, кроме ужасной, другой информации.
Николай, Москва, мы вас слушаем. Здравствуйте!
Слушатель: Здравствуйте! Не кажется ли вам, что называть деятельность наших государственных органов коррупцией – это незаслуженный комплимент? Поскольку коррупция предполагает, что чиновник все же отчасти выполняет свои служебные обязанности. А у нас государство, похоже, захвачено людьми с изначально преступным мировоззрением, для которых государственный пост является лишь прикрытием их уголовных практик, которые государство ненавидят и свободы понимают в чисто уголовном ключе. И это имел в виду Медведев, когда говорил про свободу и несвободу. И в таком ключе его заявление – просто манифестация самого главного уголовника. И время, когда действовали Ходорковский, Чубайс и Березовский, не слишком отличается от нынешнего времени. И Ходорковский пишет сейчас то, что он пишет, только потому, что оказался в тюрьме.
Анна Качкаева: Николай, вы один из тех, кто говорит, что так было всегда, у меня тут много таких сообщений на пейджер, ничего не изменится, и внутренне с этим бессмысленно бороться. Мне так все-таки не кажется. Вот Елизавета тоже пишет: "С тех пор, как крупнейший коррупционер на вершине власти и мстительный бандит в Чечне пожали друг другу руки, страна обречена на все, что происходит".
Кирилл Рогов: Мне кажется, давайте все-таки не будем все в одну кучу валить. Коррупция бывает очень разная, и это очень интересно и поучительно об этом думать. Слава богу, у нас сейчас есть такая очень простая вещь: произошла трагедия, и мы все знаем один из мощнейших факторов этой трагедии, почему она происходит периодически у нас, и мы его здесь назвали.
Анна Качкаева: И заметьте, слова "кавказский след" звучат гораздо меньше, чем "коррупция".
Кирилл Рогов: Да. Это коррупция и поддерживающий ее механизм несменяемости власти. Это и есть главная коррупция, которая порождает все остальное. Потому что нет системы контроля, нет системы ответственности. И давайте не будем все сразу, и Чубайса, и Березовского, и Ивана Грозного сюда…
Анна Качкаева: Да, и Ходорковского. Это совершенно не про это. Наташа, ваши заключительные слова?
Наталья Геворкян: Ужасно грустно все это. Я точно знаю, когда это закончится. Вот я точно знаю, я просто спросила специалистов. Вот когда на площадь выйдет 15 тысяч человек и скажет, что так жить больше нельзя, это все закончится. Потому что никакие ОМОНы не помогут. Вот это я понимаю. Но когда 15 тысяч человек дойдут до того, что им захочется выйти и сказать, что "я так больше не хочу жить", я не знаю.
Анна Качкаева: Возможно, так закончится с коррупцией, но вряд ли закончится с терактами. Я благодарю моих гостей. И все-таки всего вам доброго!
