Ирина Лагунина: Литературная сенсация 2010 года – выход первого тома "Автобиографии Марка Твена" - к 100-летию со дня смерти писателя. Основной объем Автобиографии впервые был опубликован в 1924 году, раскритикован, издан в новой последовательности эпизодов в 1940-м и снова раскритикован. В новое издание вошли материалы, ранее не публиковавшиеся, и материалы, не публиковавшиеся с 1917 г. Рецензент газеты Нью-Йорк Таймс пишет, что в нынешнем издании около половины материалов – новые. Рецензент журнала "Нью Йоркер" пишет, что нового - лишь 5%. А большинство читателей считают это издание первой публикацией автобиографии великого юмориста. Самое смешное, что Марк Твен планировал эту путаницу. Моя коллега Марина Ефимова беседовала на эту тему с профессором Индианского ун-та Майклом Шелденом.
Майкл Шелден: Он был шоумэн, актер, лицедей, и автобиография была его последним представлением – в несколько актов. Он говорил: "Сначала будут под запретом одни записи, через 20 лет – другие, а через 100 лет предыдущие запреты будут не актуальны, и пройдет всё целиком". Он планировал последний акт своего шоу на сто лет вперед, предвидел сенсацию, и оказался прав.
Марина Ефимова: Это был проф. Индианского ун-та Майкл Шелден - автор книги "Марк Твен - человек в белом". Шелден своей книгой тоже произвел сенсацию, разрушив образ Марка Твена в старости, который рисовали многие биографы, в частности - Фрэд Кэплан, автор книги "Единственный Марк Твен":
В последние годы жизни юмор Твена стал темней и циничней, что не удивительно. В 90-х годах, в возрасте 60-ти лет, он обанкротился, с трудом вылез из долгов и мучился чувством вины перед семьей. В 96-м он потерял младшую дочь, в июне 1904-го – жену, которая не оправилась после смерти 20-летней дочери. У средней его дочери была эпилепсия, и она умерла за год до смерти отца. Последнее время Твен болел. Его смерть в 1910 году была концом очень продуктивной жизни, но под конец в ней было мало энергии.
Марина Ефимова: Так ли это? Так, в течение двух лет после смерти жены. Но никто, кроме друзей, не видел, что Марк Твен постепенно оживал, восставал из пепла, как птица Феникс. Это стало очевидно лишь осенью 1906г. Читаем в книге "Человек в белом":
"В Библиотеке Конгресса проходили слушания по поводу закона об авторском праве. Марк Твен, обеспокоенный судьбой дочерей, всю свою писательскую жизнь боролся за это право. Поэтому его пригласили выступить, хотя, зная его ситуацию, не надеялись на его появление. Но к концу выступлений в зал, набитый конгрессменами, писателями и чиновниками в темных зимних костюмах, вошел Марк Твен в ослепительно белом костюме-тройке - в тон его седой шевелюре. Все головы повернулись к нему. Твен поднялся на кафедру. Один из репортеров писал потом : “Он произнес речь, серьезная часть которой глубоко всех тронула, а юмористическая часть заставила сенаторов и конгрессменов рыдать от смеха“. Он превратил юридические слушания в культурное событие. На его последних словах зал взорвался аплодисментами. Так был создан новый (и уже вечный) облик писателя – в белом костюме. "Почему вы надели белый костюм?" - спрашивали журналисты. И Марк Твен отвечал: "Потому что я не люблю привлекать к себе внимание".
Марина Ефимова: В новогоднюю ночь с 1906 на 1907 год, у помещения Нью-Йоркской Electric Music Company толпа слушала, как новый инструмент – электрический Телгармониум играл новогоднюю песню на стихи Бернса Auld Lang Syne. Шел первый сеанс передачи музыки по телефонным проводам. Марк Твен был первым подписчиком на новый сервис, и в новогоднюю ночь собрал у себя 3 десятка гостей и репортеров на музыкальный вечер. Он открыл его небольшой речью:
"У подобных изобретений один недостаток – они вмешиваются в наши планы. Я, например, узнав о новом техническом чуде, отложил свою смерть. Я не могу покинуть этот мир, пока не освою все его чудеса".
Марина Ефимова: Вечер был театрализованным. Сам Марк Твен в паре с молодым актером играл одного из близнецов, на чьем самочувствии немедленно отражаются действия брата. Младший брат-гуляка выпивал из фляжки, а старший – Марк Твен – читал лекцию о пользе трезвости и неудержимо пьянел. Публика так хохотала, что Твену пришлось остановиться, потому что не был слышен текст. Веселились до утра. Писатель признавался, что этот вечер был одним из счастливых моментов его жизни. "В 70 лет, - писал он в письме, - я веду свою обычную жизнь, то есть, такую, которая немедленно убила бы любого другого".
Юмор и сам по себе вещь загадочная, а тем более – его презентация. Марк Твен произносил свои шутки абсолютно серьезно, словно никак не подозревая, что его слова могут кого-то насмешить. Однажды он чуть не размазал грим целой театральной труппе, насмешив ее до слез перед спектаклем. Молодая актриса, рыжая Билли Бёрк, поправляла перед зеркалом волосы. Марк Твен прижался к ее головке своей белоснежной седой шевелюрой и сказал строго: "Билли, мы, рыжие, должны держаться вместе". Актеры обожали его стиль. Но главный секрет был в меткости его шуток, в понимании слабостей человеческой натуры, над которыми он подшучивал.
Марина Ефимова: В 1906 году Твену оставалось четыре года жизни. За это время он построил особняк в Коннектикуте; помог организовать детский театр, написал массу эссе и рассказов (в том числе пронзительный "Рассказ собаки", который начинается так: "Мой отец сенбернар, моя мать Колли, а сам я пресвитерианец). Твен путешествовал, дружил с Виллой Катэр и Вудро Вильсоном; флиртовал с самыми красивыми актрисами Бродвея; прогремел в публичных спорах о женской сексуальности; обманулся в любви, пережил скандал, и нашел брата в лице своего принципиального врага. Не имея своих внуков, он окружил себя чужими. Не имея будущего, он вдохновился прошлым и создал "Автобиографию".
Марк Твен обожал свою жену. Но Оливия Клеменс, при всех ее достоинствах, была слишком предана условностям общества. Она довольно строго цензуровала писания мужа, вычеркивая неприличные выражения, и считала его лучшей вещью роман "Принц и нищий". При ней Марк Твен не посмел бы играть роль пьяного или писать о женской сексуальности. А будучи человеком принципов, Оливия не одобрила бы его дружбы с Генри Роджерсом.
"Для многих американцев, включая президента Тедди Рузвельта, Генри Роджерс, пятый по богатству человек в Америке, правая рука Джона Рокфеллера в компании "Стандарт Ойл", был символом самого вредного явления своего времени – монополистического капитализма. Либеральные газеты называли Роджерса "позором республики". (Марк Твен и сам ядовито высмеивал баронов-грабителей Позолоченного века). С другой стороны, Рокфеллер, хоть и использовал талант блестящего финансиста, но не допускал его до высоких постов – по моральным соображениям. Рокфеллер осуждал веселый цинизм Роджерса, его ироничность и виртуозное сквернословие".
Марина Ефимова: Жизнь свела Твена и Роджерса неожиданно. Банкротство, которое объявило издательство, основанное Марком Твеном, привело к тому, что кредиторы грозились отнять его дом и все права на его вышедшие и даже будущие книги. В отчаянии Твен обратился к Роджерсу, который выражал ему свое читательское восхищение. Роджерс отложил свои дела, занялся делами Твена, и всё уладил: был сохранен дом, деньги, принадлежавшие Оливии, авторские права писателя и его финансовая репутация. Роджерс перевел долги Твена на себя, дав ему возможность выплачивать их постепенно. На чем же держалась их дружба? На благодарности?
Майкл Шелден: Нет, нет, они были настоящими друзьями. Началось, конечно, с благодарности, но оказалось, что в чем-то они очень близки: похожее детство, воспитание, одинаковая жадность к жизни и любовь к словесным играм. При этом каждый восхищался в другом тем, чего не имел сам. Твен писал Роджерсу: "Мы с вами – команда. Вы – самый полезный человек из всех, кого я знаю, а я – самый орнаментальный". И действительно, когда Твен иногда заходил в суровый офис "Стандарт Ойл", самые засушенные чиновники, обнаруживали признаки жизни, даже секретарша по прозвищу "сфинкс". Роджерс возил Твена на своей яхте на Бермуды, катал в автомобиле, поселял у себя в доме, когда писателя одолевало уныние. Марк Твен говорил: "Да, он – пират. А я только мечтал стать пиратом". Они любили друг друга по-братски - как Том Сойер и Гек Финн, только уже богатые и знаменитые"
Марина Ефимова: Журналисты приставали к Твену с вопросом, о чем он говорит с Роджерсом, и писатель отвечал: "Он дает мне советы, как лучше писать, а я ему – как лучше вести финансовые дела. Но мы оба оказались плохими учениками".
Злым гением последних лет Марка Твена стал не пират Уолл Стрита, а маленькая женщина с ласковым лицом и вкрадчивыми манерами – Изабел Лайон. Исполнительная и работящая, она была его секретарем, но постепенно, тихо и нежно отвоевала позицию доверенного лица и компаньонки. Твен с удовольствием позволил ей стать буфером между ним и хлопотами ежедневной жизни.
"Границы их отношений никогда не были прояснены и, похоже, менялись – в зависимости от настроения Твена. Женщина с привлекательным, чувствительным лицом; женщина страстных чувств, скрытых за осторожными манерами, она обращалась со старым писателем с нежностью и терпением жены. Утешала, играла с ним в карты, следила за его одеждой, по-давала выпивку, сушила ему волосы после ванны. Многие были уверены, что она метит на место миссис Клеменс".
Марина Ефимова: При этом Изабел Лайон умудрилась вызвать раздражение во всех, с кем сталкивалась. Художник, писавший портрет Твена, жаловался, что она "постоянно вертится рядом и ведет себя с посторонними с лакейской надменностью". Дочь Твена Клара поймала ее на том, что она носит драгоценности покойной Оливии. Адвокат писателя с тревогой следил за тем, как мисс Лайон и второй секретарь - Ралф Ашкрофт - постепенно прибирают к рукам финансы писателя, добившись от него доверенности на доступ к его деньгам. Наконец, сам Марк Твен с ужасом обнаружил, что Изабел, облеченная властью принимать решения, держит его больную дочь Джин запертой в санаториях, без права вернуться домой. Роджерс снова занялся делами Твена и посоветовал ему тихо уволить въедливую пару. Но писатель так горел мщением, что написал летом 1909 г. "Ашкрофт-Лайон Манускрипт" - 400 яростных страниц. Шелден так описывает чувства Марка Твена:
"Он писал, что схема обмануть и ограбить его была "такой темной и романтичной, такой мистически театральной, словно была почерпнута из старинного романа". Именно эта литературная параллель особенно бесила Твена. Его гордость была страшно уязвлена тем, что он, с его писательским даром, оказался недостаточно проницательным, чтобы заметить игру Лайонс, и позволил ей сделать из себя персонажа в мелодраме, поставленной двумя ворами. "И хуже всего то, - писал он, - что я прекрасно сыграл отведенную мне роль – доверчивого старого дурака".
Марина Ефимова: В 1907 году 72-летнего писателя пригласили в Оксфорд для вручения почетной степени. Твен был счастлив: американские университеты обходили его этой почестью (кроме Йейля и родного Миссурийского). Англичане встретили его всенародной любовью. Во время аудиенции у королевской четы Марк Твен восхищался Виндзорским замком и поинтересовался, не согласятся ли они его продать. Королевскую семью он насмешил, но какой-то журналист спросил, не слишком ли фамильярно ведет себя писатель с королем. Твен ответил, как всегда, серьезно: "Я вырос в Миссури, я знаю, как вести себя в высшем свете".
В Лондоне Марка Твена пригласили выступить на академическом обсуждении реализма во Французской литературе. Это было признание Старым Светом его профессионализма. Дома его не приглашали на академические обсуждения - в Америке профессионализм не признавался за людьми без формального образования.
Год 1909 был трагическим: умерли один за другим, и оба неожиданно, Генри Роджерс, и Джин - средняя дочь Твена. Он писал:
"Я потерял Сузи 13 лет назад; я потерял ее мать – ее несравненную мать – 5 с половиной лет назад; Клара уехала и живет в Европе; и теперь я потерял Джин. Семь месяцев назад умер Генри Роджерс – один из лучших моих друзей. Как я нищ... я, кто был так богат".
Марина Ефимова: Единственным его утешением остались чужие дети - его "рыбки-ангелы", приемные внучки.
Майкл Шелден: Марк Твен остался один, хотя обожал, когда вокруг него были дети. (Иначе он не написал бы "Принца и нищего" и "Тома Сойера"). И он устроил клуб "Аквариум" - для маленьких девочек, дочек своих друзей, которых называл именем тропических рыбок - Angel Fish. Он водил их в театр, играл с ними в карты, рассказывал истории, выступал в их школах. Он был для них идеалом дедушки. Однажды у кого-то в гостях он одевался в прихожей и сказал, глядя в зеркало: "Как бы я мечтал иметь такого деда!" (смех)
Марина Ефимова: Его последнее путешествие было на Бермуды, где он жил в семье своей ангельской рыбки Хэлен Аллен. Там ему и стало плохо: у него пошла носом кровь. Все кинулись кто за полотенцем, кто за водой, кто за доктором, а Твен сказал Хелен: "А ты беги и принеси бумагу и карандаш, чтобы записать мои последние слова". Он срочно уехал, чтобы своей смертью не доставить хлопот гостеприимным хозяевам. И одна из трех его последних фотографий – с девочкой, которая хохочет, закинув голову. Следующая – в кресле, на сходнях парохода. Следующая – в белом костюме, в гробу.
Майкл Шелден: Марк Твен в литературе – как Биттлз в музыке – он создал столько "хитов" (романов, рассказов, эссе, мемуаров, шуток), что каждому есть во что влюбиться. Его талант был сказочно щедрым. И он точно сам о себе сказал: "При всей лёгкости и фривольности, мои писания имеют одну серьёзную цель: высмеять из жизни притворство, лицемерие и глупые предрассудки". Часто спрашивают, кого из современных писателей можно с ним сравнить. Никого. Ему нет равных.
Марина Ефимова: Марк Твен сказал о себе: "Я - спрессованное в один костюм воплощение всего людского разнообразия. Я – представитель рода человеческого... о чем временами горько сожалею".
Майкл Шелден: Он был шоумэн, актер, лицедей, и автобиография была его последним представлением – в несколько актов. Он говорил: "Сначала будут под запретом одни записи, через 20 лет – другие, а через 100 лет предыдущие запреты будут не актуальны, и пройдет всё целиком". Он планировал последний акт своего шоу на сто лет вперед, предвидел сенсацию, и оказался прав.
Марина Ефимова: Это был проф. Индианского ун-та Майкл Шелден - автор книги "Марк Твен - человек в белом". Шелден своей книгой тоже произвел сенсацию, разрушив образ Марка Твена в старости, который рисовали многие биографы, в частности - Фрэд Кэплан, автор книги "Единственный Марк Твен":
В последние годы жизни юмор Твена стал темней и циничней, что не удивительно. В 90-х годах, в возрасте 60-ти лет, он обанкротился, с трудом вылез из долгов и мучился чувством вины перед семьей. В 96-м он потерял младшую дочь, в июне 1904-го – жену, которая не оправилась после смерти 20-летней дочери. У средней его дочери была эпилепсия, и она умерла за год до смерти отца. Последнее время Твен болел. Его смерть в 1910 году была концом очень продуктивной жизни, но под конец в ней было мало энергии.
Марина Ефимова: Так ли это? Так, в течение двух лет после смерти жены. Но никто, кроме друзей, не видел, что Марк Твен постепенно оживал, восставал из пепла, как птица Феникс. Это стало очевидно лишь осенью 1906г. Читаем в книге "Человек в белом":
"В Библиотеке Конгресса проходили слушания по поводу закона об авторском праве. Марк Твен, обеспокоенный судьбой дочерей, всю свою писательскую жизнь боролся за это право. Поэтому его пригласили выступить, хотя, зная его ситуацию, не надеялись на его появление. Но к концу выступлений в зал, набитый конгрессменами, писателями и чиновниками в темных зимних костюмах, вошел Марк Твен в ослепительно белом костюме-тройке - в тон его седой шевелюре. Все головы повернулись к нему. Твен поднялся на кафедру. Один из репортеров писал потом : “Он произнес речь, серьезная часть которой глубоко всех тронула, а юмористическая часть заставила сенаторов и конгрессменов рыдать от смеха“. Он превратил юридические слушания в культурное событие. На его последних словах зал взорвался аплодисментами. Так был создан новый (и уже вечный) облик писателя – в белом костюме. "Почему вы надели белый костюм?" - спрашивали журналисты. И Марк Твен отвечал: "Потому что я не люблю привлекать к себе внимание".
Марина Ефимова: В новогоднюю ночь с 1906 на 1907 год, у помещения Нью-Йоркской Electric Music Company толпа слушала, как новый инструмент – электрический Телгармониум играл новогоднюю песню на стихи Бернса Auld Lang Syne. Шел первый сеанс передачи музыки по телефонным проводам. Марк Твен был первым подписчиком на новый сервис, и в новогоднюю ночь собрал у себя 3 десятка гостей и репортеров на музыкальный вечер. Он открыл его небольшой речью:
"У подобных изобретений один недостаток – они вмешиваются в наши планы. Я, например, узнав о новом техническом чуде, отложил свою смерть. Я не могу покинуть этот мир, пока не освою все его чудеса".
Марина Ефимова: Вечер был театрализованным. Сам Марк Твен в паре с молодым актером играл одного из близнецов, на чьем самочувствии немедленно отражаются действия брата. Младший брат-гуляка выпивал из фляжки, а старший – Марк Твен – читал лекцию о пользе трезвости и неудержимо пьянел. Публика так хохотала, что Твену пришлось остановиться, потому что не был слышен текст. Веселились до утра. Писатель признавался, что этот вечер был одним из счастливых моментов его жизни. "В 70 лет, - писал он в письме, - я веду свою обычную жизнь, то есть, такую, которая немедленно убила бы любого другого".
Юмор и сам по себе вещь загадочная, а тем более – его презентация. Марк Твен произносил свои шутки абсолютно серьезно, словно никак не подозревая, что его слова могут кого-то насмешить. Однажды он чуть не размазал грим целой театральной труппе, насмешив ее до слез перед спектаклем. Молодая актриса, рыжая Билли Бёрк, поправляла перед зеркалом волосы. Марк Твен прижался к ее головке своей белоснежной седой шевелюрой и сказал строго: "Билли, мы, рыжие, должны держаться вместе". Актеры обожали его стиль. Но главный секрет был в меткости его шуток, в понимании слабостей человеческой натуры, над которыми он подшучивал.
Марина Ефимова: В 1906 году Твену оставалось четыре года жизни. За это время он построил особняк в Коннектикуте; помог организовать детский театр, написал массу эссе и рассказов (в том числе пронзительный "Рассказ собаки", который начинается так: "Мой отец сенбернар, моя мать Колли, а сам я пресвитерианец). Твен путешествовал, дружил с Виллой Катэр и Вудро Вильсоном; флиртовал с самыми красивыми актрисами Бродвея; прогремел в публичных спорах о женской сексуальности; обманулся в любви, пережил скандал, и нашел брата в лице своего принципиального врага. Не имея своих внуков, он окружил себя чужими. Не имея будущего, он вдохновился прошлым и создал "Автобиографию".
Марк Твен обожал свою жену. Но Оливия Клеменс, при всех ее достоинствах, была слишком предана условностям общества. Она довольно строго цензуровала писания мужа, вычеркивая неприличные выражения, и считала его лучшей вещью роман "Принц и нищий". При ней Марк Твен не посмел бы играть роль пьяного или писать о женской сексуальности. А будучи человеком принципов, Оливия не одобрила бы его дружбы с Генри Роджерсом.
"Для многих американцев, включая президента Тедди Рузвельта, Генри Роджерс, пятый по богатству человек в Америке, правая рука Джона Рокфеллера в компании "Стандарт Ойл", был символом самого вредного явления своего времени – монополистического капитализма. Либеральные газеты называли Роджерса "позором республики". (Марк Твен и сам ядовито высмеивал баронов-грабителей Позолоченного века). С другой стороны, Рокфеллер, хоть и использовал талант блестящего финансиста, но не допускал его до высоких постов – по моральным соображениям. Рокфеллер осуждал веселый цинизм Роджерса, его ироничность и виртуозное сквернословие".
Марина Ефимова: Жизнь свела Твена и Роджерса неожиданно. Банкротство, которое объявило издательство, основанное Марком Твеном, привело к тому, что кредиторы грозились отнять его дом и все права на его вышедшие и даже будущие книги. В отчаянии Твен обратился к Роджерсу, который выражал ему свое читательское восхищение. Роджерс отложил свои дела, занялся делами Твена, и всё уладил: был сохранен дом, деньги, принадлежавшие Оливии, авторские права писателя и его финансовая репутация. Роджерс перевел долги Твена на себя, дав ему возможность выплачивать их постепенно. На чем же держалась их дружба? На благодарности?
Майкл Шелден: Нет, нет, они были настоящими друзьями. Началось, конечно, с благодарности, но оказалось, что в чем-то они очень близки: похожее детство, воспитание, одинаковая жадность к жизни и любовь к словесным играм. При этом каждый восхищался в другом тем, чего не имел сам. Твен писал Роджерсу: "Мы с вами – команда. Вы – самый полезный человек из всех, кого я знаю, а я – самый орнаментальный". И действительно, когда Твен иногда заходил в суровый офис "Стандарт Ойл", самые засушенные чиновники, обнаруживали признаки жизни, даже секретарша по прозвищу "сфинкс". Роджерс возил Твена на своей яхте на Бермуды, катал в автомобиле, поселял у себя в доме, когда писателя одолевало уныние. Марк Твен говорил: "Да, он – пират. А я только мечтал стать пиратом". Они любили друг друга по-братски - как Том Сойер и Гек Финн, только уже богатые и знаменитые"
Марина Ефимова: Журналисты приставали к Твену с вопросом, о чем он говорит с Роджерсом, и писатель отвечал: "Он дает мне советы, как лучше писать, а я ему – как лучше вести финансовые дела. Но мы оба оказались плохими учениками".
Злым гением последних лет Марка Твена стал не пират Уолл Стрита, а маленькая женщина с ласковым лицом и вкрадчивыми манерами – Изабел Лайон. Исполнительная и работящая, она была его секретарем, но постепенно, тихо и нежно отвоевала позицию доверенного лица и компаньонки. Твен с удовольствием позволил ей стать буфером между ним и хлопотами ежедневной жизни.
"Границы их отношений никогда не были прояснены и, похоже, менялись – в зависимости от настроения Твена. Женщина с привлекательным, чувствительным лицом; женщина страстных чувств, скрытых за осторожными манерами, она обращалась со старым писателем с нежностью и терпением жены. Утешала, играла с ним в карты, следила за его одеждой, по-давала выпивку, сушила ему волосы после ванны. Многие были уверены, что она метит на место миссис Клеменс".
Марина Ефимова: При этом Изабел Лайон умудрилась вызвать раздражение во всех, с кем сталкивалась. Художник, писавший портрет Твена, жаловался, что она "постоянно вертится рядом и ведет себя с посторонними с лакейской надменностью". Дочь Твена Клара поймала ее на том, что она носит драгоценности покойной Оливии. Адвокат писателя с тревогой следил за тем, как мисс Лайон и второй секретарь - Ралф Ашкрофт - постепенно прибирают к рукам финансы писателя, добившись от него доверенности на доступ к его деньгам. Наконец, сам Марк Твен с ужасом обнаружил, что Изабел, облеченная властью принимать решения, держит его больную дочь Джин запертой в санаториях, без права вернуться домой. Роджерс снова занялся делами Твена и посоветовал ему тихо уволить въедливую пару. Но писатель так горел мщением, что написал летом 1909 г. "Ашкрофт-Лайон Манускрипт" - 400 яростных страниц. Шелден так описывает чувства Марка Твена:
"Он писал, что схема обмануть и ограбить его была "такой темной и романтичной, такой мистически театральной, словно была почерпнута из старинного романа". Именно эта литературная параллель особенно бесила Твена. Его гордость была страшно уязвлена тем, что он, с его писательским даром, оказался недостаточно проницательным, чтобы заметить игру Лайонс, и позволил ей сделать из себя персонажа в мелодраме, поставленной двумя ворами. "И хуже всего то, - писал он, - что я прекрасно сыграл отведенную мне роль – доверчивого старого дурака".
Марина Ефимова: В 1907 году 72-летнего писателя пригласили в Оксфорд для вручения почетной степени. Твен был счастлив: американские университеты обходили его этой почестью (кроме Йейля и родного Миссурийского). Англичане встретили его всенародной любовью. Во время аудиенции у королевской четы Марк Твен восхищался Виндзорским замком и поинтересовался, не согласятся ли они его продать. Королевскую семью он насмешил, но какой-то журналист спросил, не слишком ли фамильярно ведет себя писатель с королем. Твен ответил, как всегда, серьезно: "Я вырос в Миссури, я знаю, как вести себя в высшем свете".
В Лондоне Марка Твена пригласили выступить на академическом обсуждении реализма во Французской литературе. Это было признание Старым Светом его профессионализма. Дома его не приглашали на академические обсуждения - в Америке профессионализм не признавался за людьми без формального образования.
Год 1909 был трагическим: умерли один за другим, и оба неожиданно, Генри Роджерс, и Джин - средняя дочь Твена. Он писал:
"Я потерял Сузи 13 лет назад; я потерял ее мать – ее несравненную мать – 5 с половиной лет назад; Клара уехала и живет в Европе; и теперь я потерял Джин. Семь месяцев назад умер Генри Роджерс – один из лучших моих друзей. Как я нищ... я, кто был так богат".
Марина Ефимова: Единственным его утешением остались чужие дети - его "рыбки-ангелы", приемные внучки.
Майкл Шелден: Марк Твен остался один, хотя обожал, когда вокруг него были дети. (Иначе он не написал бы "Принца и нищего" и "Тома Сойера"). И он устроил клуб "Аквариум" - для маленьких девочек, дочек своих друзей, которых называл именем тропических рыбок - Angel Fish. Он водил их в театр, играл с ними в карты, рассказывал истории, выступал в их школах. Он был для них идеалом дедушки. Однажды у кого-то в гостях он одевался в прихожей и сказал, глядя в зеркало: "Как бы я мечтал иметь такого деда!" (смех)
Марина Ефимова: Его последнее путешествие было на Бермуды, где он жил в семье своей ангельской рыбки Хэлен Аллен. Там ему и стало плохо: у него пошла носом кровь. Все кинулись кто за полотенцем, кто за водой, кто за доктором, а Твен сказал Хелен: "А ты беги и принеси бумагу и карандаш, чтобы записать мои последние слова". Он срочно уехал, чтобы своей смертью не доставить хлопот гостеприимным хозяевам. И одна из трех его последних фотографий – с девочкой, которая хохочет, закинув голову. Следующая – в кресле, на сходнях парохода. Следующая – в белом костюме, в гробу.
Майкл Шелден: Марк Твен в литературе – как Биттлз в музыке – он создал столько "хитов" (романов, рассказов, эссе, мемуаров, шуток), что каждому есть во что влюбиться. Его талант был сказочно щедрым. И он точно сам о себе сказал: "При всей лёгкости и фривольности, мои писания имеют одну серьёзную цель: высмеять из жизни притворство, лицемерие и глупые предрассудки". Часто спрашивают, кого из современных писателей можно с ним сравнить. Никого. Ему нет равных.
Марина Ефимова: Марк Твен сказал о себе: "Я - спрессованное в один костюм воплощение всего людского разнообразия. Я – представитель рода человеческого... о чем временами горько сожалею".
