Анна Качкаева: Сегодня мы будем говорить - в преддверии юбилея - о том, как складывается телевизионный миф или делается юбилейный жанр, о том, как телевидение рассказывает о первом президенте России Борисе Ельцине.
Со мной в студии – автор сценария фильма, премьеру которого вчера уже показали на канале «Россия», Елена Саркисян. Фильм называется «Борис Ельцин. Жизнь и судьба», я бы сказала, очень знаково. А с нами по телефону - обозреватель газеты «КоммерсантЪ» Арина Бородина.
Но начнем мы, поскольку неделя была сильно непростая, с того, что подведем итоги того, как телевидение освещало теракт в «Домодедово», как оно показывало (или не показывало) революцию в Египте. Конечно, не будем говорить о том, телевидение умерло или нет, хотя об этом дискуссия продолжалась всю неделю в Интернете, в блогах и на «Facebook», а просто посмотрим, как итоговые программы вышли из ситуации и что же все-таки происходило с ситуацией в Египте, потому что это тоже были две разные картинки информационные: информационные картинки западных каналов и информация об этом на Российском телевидении. Оставляя в скобках хорошую работу корреспондентов на местах, ну, они были в гуще событий.
Арина, как вы оцениваете, что было с информационным телевидением к концу этой недели?
Арина Бородина: Если мы будем говорить об истории с терактом в «Домодедово», то я, наверное, присоединюсь к мнению своих коллег. Я бы все-таки на месте хотя бы трех главных каналов – «Первого», «России» и НТВ – по мере сил выдержала бы тональность менее развлекательную, потому что была очень большая трагедия. Но стилистика программ совсем не изменилась, остались юмористические программы в выходные дни в большом объеме. Это не значит, что надо все рисовать черными красками – Боже упаси! Но, я думаю, спокойно можно было бы обойтись без программы «Девчата» и даже без любимого мною «Прожекторперисхилтон». Тем более, контраст, когда ведущие минутой молчания почтили память жертв, стояли, и вроде бы, они это сделали сознательно, но то, что через две минуты они стали хихикать, веселиться и вспоминать события недели, он был еще более неуместным, мне показалось. Но это все вписывается в логику замалчивания, микширования, скороговорки о жертвах теракта.
Что касается итоговых программ, я бы, конечно, отметила огромную работу, замечательный получился выпуск в этот раз у Марианны Максимовской и ее коллег в программе «Неделя». Весь блок, посвященный «Домодедово», конечно, отличался от того, что нам показывали на государственных каналах. И я рада, что московские рейтинги программы свидетельствуют о том, что зрители ее смотрели наиболее активно, чем предыдущую программу. У Сергея Митрофанова, Леонида Канфера были сюжеты, в которых было четко, внятно все сказано о том, что столько терактов каждый год – ни один силовик первого ранга не наказан, не отставлен. Ни Беслан, ни «Норд-Ост», ни метро, ни «Домодедово» не сподвигли руководителей нашего государства к серьезным, масштабным перестановкам в силовом блоке. Это только на этом канале было сказано.
Я бы еще отметила отличный фильм Юлии Варенцовой из цикла «Профессия – репортер». Вроде бы, просто сделан по интонации, но очень точно, емко, звонко и щемяще. Хотя я вчера, как человек, который по долгу службы смотрит все итоговые программы, поразилась, что если бы зритель смотрел одновременно фильмы Юлии Варенцовой в субботу, а в воскресенье посмотрел бы «Вести недели», «Воскресное время» - одни и те же герои. При всем уважении, я подумала: такое ощущение, что они все стояли рядом. Семья из Подмосковья – Николай Юрашко погиб (Царство ему небесное) и еще два его родственника. Трех мужчин семья потеряла. Девочка Вика, у которой мама в Нижнем Новгороде. Артем, который не сходил с экранов, очевидец.
Анна Качкаева: Который снял все, что там происходило.
Арина Бородина: И про которого только Юлия Варенцова сказала, как выгодно он продавал сюжеты за деньги, торговался за это. Это тоже цинизм происходящего. И это было только на НТВ, в ее фильме. Но в отличие от Юлии Варенцовой на НТВ, у которой было сказано, что ни в Америке, ни в Англии, ни в Израиле за последние годы нет взрывов, на госканалах, несмотря на то, что эти сюжеты были почти по 13-14 минут, выводов о том, кто виноват, кто должен отвечать, совершенно не последовало.
Анна Качкаева: И я перекидываю мостик к Египту, потому что шесть суток мы не могли понять, если бы смотрели только «большое» телевидение, что там происходит, есть ли там вообще какая-нибудь оппозиция, помимо того, что там есть 30 лет находящийся у власти президент, что там с российскими туристами. Цифра колебалась от 20 тысяч, а через пять дней – до 70 тысяч россиян. Фантастика!
Арина Бородина: Да, цифры были везде разные. Но завершая историю с тем, как было в «Домодедово», конечно, никак не мог обойтись канал «Россия 1» без Аркадия Мамонтова. Он проводил свое расследование, как и при взрывах в метро, но это был просто какой-то поток сознания. Вы уж меня извините, я даже слов не могу подобрать. Я пыталась понять, о чем этот репортаж, но его даже репортажем было назвать невозможно.
А говоря о работе в Египте, я отмечу и работу Дмитрия Сошина на «Первом» канале, и Сергея Пашкова на «России 1». Это были, в общем-то, репортажи, мне показалось, максимально отстраненные от каких-то политических акцентов. Я все эти дни смотрю «EuroNews», потому что у меня нет возможности смотреть другие зарубежные каналы. А понять, что происходит, исходя из общих сводок того, что на нашем канале, было невозможно. Как раз именно в итоговых программах, пожалуй...
Анна Качкаева: Да, к воскресенью, наконец, что-то сформулировали.
Арина Бородина: И по цифрам более-менее точно сказали. Люди, которые работают в эпицентре, и это очень опытные репортеры, я думаю, наверное, себе не позволяли работать халтурно, скажем так.
Анна Качкаева: Я хочу спросить у Лены. Помимо того, что Лена сейчас документалист, она начинала давно, в легендарном «Взгляде», много чего видела и расследованиями занималась, и репортажи снимала. Все-таки трудно объяснить это только политической ситуацией. Мы же помним, что люди сидели в прямом эфире и 11 сентября, и Ирак, и Египет гораздо ближе к России, чем к Америке. Но если ты смотрел CNN, то ты точно понимал: кризис, люди, эль-Барадей все время в эфире, корреспондент каждые 10 минут на прямой связи, эксперт по экономике, по финансам, по арабскому миру, по Сетям, по «Twitter», - все, что ты должен был узнать про это место. Я уж не говорю об отношении к гражданам. Телефоны, что посольство делает, как эвакуироваться, куда обращаться и так далее. Что произошло с профессией, Лена, как вам кажется? Не только же это политика.
Елена Саркисян: Мне кажется, очевидная абсолютно деградация нашего телевидения профессиональная. Я не готова сейчас давать рецепты, как это реанимировать. И я знаю людей, своих коллег, которые еще совсем недавно были, на мой взгляд, блестящими профессионалами. А сейчас один из них называет себя «универсальным солдатом». Я спрашиваю: «А мы с кем воюем-то? Кто наш враг-то? Солдат чего?». И даже иной раз я вижу, что людей не просят, извиняюсь, вылизывать, а они почему-то старательно это делают.
Анна Качкаева: Такое впечатление, что даже уже и не просят выполнять нормальную работу. Мы же помним, что никуда не делить ни Брилев, ни Сорокина, ни Познер, которые сидели в прямом эфире. Да, это непросто. И нам с Ариной Катя Гордеева написала, когда мы говорили о том, что иногда все-таки надо в прямой эфир людей выпускать в тяжелых ситуациях. Она говорит: «А кого выпускать?». Наскребли, что на НТВ можно Пивоварова. Все-таки можно. Но даже этого не делается. И это вопрос, скорее, к начальникам. Но то, что телевидение с точки зрения информации в эту неделю показало, что его нет, это, похоже, так.
И мы плавно подходим к тому, что, с пятницы начиная, телевидение юбилейно отмечает дату 80-летия со дня рождения Бориса Ельцина, будет еще юбилейный концерт и фильм на «Первом» канале. Прошли уже репортажи во всех основных информационных программах. В пятницу программа «НТВшники» была посвящена этому и фильм Елены и ее коллег вчера на канале «Россия». Но у меня все время ощущение, когда я смотрела, начиная с пятницы, все эти сюжеты, в том числе и фильм, хотя к нему это относится в меньшей степени, что все время не могут поймать интонацию. То ли оттого, что лицом к лицу – лица не увидать, то ли нет какой-то точной ноты. Но очень противоречивую фигуру пытаются уложить в рамки жития, некоторого благолепия. Арина, вам так не показалось?
Арина Бородина: Мне тоже показалось. Во время пятничного выпуска «НТВшников» мы обменивались с коллегами SMS-сообщениями по ходе просмотра. Понятно, что юбилейные, так называемые «датные» фильмы всегда делать очень сложно. Но какой-то ложки дегтя, перца не хватало. Ну, понятно, если бы пригласили в студию Геннадия Зюганова, то чего-то бы он там, наверное, сказал. Наверное, посчитали, что, может быть, нехорошо в юбилейные торжества трогать тени прошлого и наступать на «больные мозоли». Но мне показалось, при всем моем уважении к фигуре Бориса Николаевича, что-то очень пресно. Я подобрала это слово: мне показалось, а особенно в пятницу, было очень пресно. Хотя я соглашусь с вами, что ко вчерашнему фильму, наверное, это относится в меньшей степени.
Лена, а разница между сценарием, который вы писали, и режиссерской работой итоговой, и продюсерской... Я посмотрела специально в титрах – Саида Медведева. Я знаю, что она для канала «Россия» сейчас не первый цикл делает, помимо всех тайн любви, смерти и прочего, тайн воды.
Анна Качкаева: И «Византийского урока».
Арина Бородина: Я понимаю, что она от канала, видимо, этот проект, в том числе, курировала. У вас есть претензии после того, как вы сделали этот сценарий, к его конечной версии?
Елена Саркисян: От первой до последней буквы я делала сама, естественно, Саида принимала самое непосредственное участие, потому что она и продюсер, и режиссер. По первой профессии она режиссер. Я могу сказать, что я написала первую заявку по этому поводу, она была принята. И я сознательно отказалась – это было мое решение, которое было поддержано Саидой, - я не хотела никакого «перца», не хотела никакого «дегтя».
Анна Качкаева: И не хотела врагов, как я понимаю.
Елена Саркисян: Не хотела ни Хасбулатовых, ни Руцких и так далее.
Анна Качкаева: А Горбачева?
Елена Саркисян: К сожалению, он практически недоступен. У нас есть интервью с Горбачевым совершенно по другому поводу. Но персонаж по имени «Ельцин» там практически не звучал, а если и звучал, то в традиционном контексте. Я считаю, что я была права, отказавшись от негатива сознательно, и от людей для меня со знаком «минус». Если говорить о начале и о финале, то не было никакого ни давления, ни указаний, ни циркуляров. Я сначала склеила большое интервью Ельцина, а потом постепенно мы добавляли туда персонажей. Нам было очень важно получить интервью от Наины Иосифовны – это был самый главный момент. И зная нескольких людей, соратников Ельцина, я знала, как они к нему относятся, и выбор Сатарова был абсолютно сознательным. У меня были сомнения: разрешат его или не разрешат, - потому что он из другой «колоды» человек. Но я продолжаю быть уверенной, что юбилейное кино должно быть таким, как я его сделала, ну, для меня. Я очень глубоко уважаю Бориса Николаевича. Было очень много глупости, много было... ну, мы помним. Но если посмотреть на эту личность – на Бориса Николаевича, и сравнить с другими личностями, по-моему, очевидно, в чью пользу сравнение.
Анна Качкаева: В фильме есть моменты, которые мы никогда не видели и никогда не слышали. Это история про то, как он в карты проигрался, его раздели практически. В «Буру» поиграл молодой парень на крыше вагона, и в общем, уже на жизнь играл. Несколько эпизодов его жизни было таких, из которых понимаешь, что он – игрок, видимо, интуитивный игрок, и шел до конца. Это и история с лодкой, когда они заблудились, и история с бараками, которые он за год снес в Екатеринбурге, и история с нарядами на стройке, когда работал с заключенными, и на него, закрывшего честно наряды, с топором пошел один из заключенных. Вот эти истории стали каким-то оселком. Это интервью, как я понимаю, которого не было в эфире.
Елена Саркисян: Я так поняла, не было в эфире. Они начали снимать в ноябре 2002 года, по-моему, полтора часа каждый сеанс был, и продолжалось это на протяжении двух или трех месяцев. Примерно раз в две недели были съемки.
Анна Качкаева: Андрей Максимов брал интервью.
Арина Бородина: А почему так долго не давали его в эфир, с 2002 года?
Анна Качкаева: Я так понимаю, что оно никогда и не было в эфире. Как я Лену поняла, это почти 20 серий, которые не были целиком показаны.
Елена Саркисян: Это не серии. Он рассказывает, начиная со своего детства, с семьи.
Анна Качкаева: Его записали после отставки, и уже оставили историю подробную.
Елена Саркисян: Она не совсем подробная. Его политическая история заканчивается 90-ым годом. Видимо, они должны были дальше писать. Но я не понимаю, почему это в эфир не было дано. Мы сидели и смотрели все эти 20 часов, и у меня просто слезы текли, когда я видела совершенно другого человека. Я такого никогда не видела, может быть, в ранние периоды.
Арина Бородина: Лена, тогда я не очень поняла эту ситуацию. То есть было готовое, ранее записанное каналом архивное интервью, скорее всего, писали для истории, чтобы показать, как это ни цинично звучит, когда человека не будет в живых. А когда вы делали сценарий? Уже сейчас, под юбилей была ваша инициатива написать сценарий этого фильма? Или он тоже был написан давно?
Елена Саркисян: Началось все с того, что мне было предложено сделать две серии про Ельцина, кино.
Арина Бородина: А предложено когда?
Елена Саркисян: В августе, наверное. И мне показалось, что нужно использовать это интервью, которое мы получили в фонде. Почему оно оказалось в фонде, а не в архивах канала, я не знаю. Посмотрев эти интервью, я предложила – Саида и все остальные с этим согласились, - что мы берем основу из этого максимовского интервью.
Анна Качкаева: Это короткие истории: страна, выборы и так далее.
Елена Саркисян: Там много историй, просто все невозможно впихнуть. Можно было бы сделать и 10 серий с таким историями. Это, может быть, самые показательные, скажем так. Мы нарезали этих историй, потом было понятно, что нужно записывать Наину Иосифовну, никаких препон не было. И по интонации, по мысли, то, что было в заявке, оно так и осталось. Канал не предъявлял никаких условий.
Анна Качкаева: Там очень хорош Черномырдин. Черномырдина снимал (это последнее его интервью) Дмитрий Киселев, и часть его мы видели в фильме, когда не стало Виктора Степановича.
Арина Бородина: Только очень странно, что ни разу за время появления Виктора Степановича (и меня это все время раздражало) не было титра, что это архив.
Анна Качкаева: И с Ельциным тоже надо было писать все время, что это архив.
Арина Бородина: Но это просто профессионализм. Человека нет в живых, и это надо писать. Более того, не каждый раз были титры под людьми, которые давали интервью. Понятно, что многие из них узнаваемы, но зритель совершенно не обязан каждый раз знать, кто перед ним на экране. И отсутствие профессионализма в деталях – это, кстати, тоже примета нынешнего времени, раньше такого было все-таки гораздо меньше. Но это мелочи, на которые я обращаю внимание.
И почему я Лену спросила о том, согласна ли она целиком с версией, которая была в итоге показана зрителю. Как раз сценарий мне показался очень удачным. Лена, я вас поздравляю с этой удачей! Это очень удачная и профессиональная работа по задумке. И сейчас поняв, как это было технологически сделано из чужих интервью. Что касается режиссуры, мне показалось, что люди делали это в отрыве от представления, как это должно быть по телевизору, как это должен воспринимать зритель. Понятно, что высоких рейтингов здесь ждать не приходилось – не та история, но канал показал, он разломал сетку, а это редкий случай, показал в прайм-тайм, в воскресенье – и надо поблагодарить их за это. Но все-таки мне казалось, что не хватало какой-то режиссерской динамики в этом фильме. А он действительно для глубокого, долгого смотрения. Сейчас уже зритель так не смотрит кино. Мне показалось, что оно не очень телевизионно. Скорее, это какое-то кино-кино, если так можно сказать, может быть, телефильм.
Анна Качкаева: Режиссер, как я понимаю, был документалистом, да?
Елена Саркисян: Режиссер – человек по фамилии Александр Горшанов – для него это первый опыт.
Арина Бородина: Это заметно.
Елена Саркисян: Я так поняла, что у него есть какие-то работы, которые к политике, к политическим персонажам они не имеют никакого отношения.
Анна Качкаева: Я посмотрела, он связан с «Театром.doc», с такого типа работой.
Елена Саркисян: Я согласна, когда человек первый раз делает кино про это, ему очень сложно. И не надо забывать, помимо претензий, которые я абсолютно принимаю, и это не мелочи – титры и прочее, тут еще проблема в том, что очень мало было видео того. Например, первая детская фотография ельцинская – это в 15 или в 16 лет, она одна.
Арина Бородина: Кстати, там есть шикарные фотографии его в молодости – такой красивый, породистый мужчина – просто глаз невозможно оторвать.
Елена Саркисян: Это Наина Иосифовна нам пожаловала.
Арина Бородина: Я так и подумала. Потому что я никогда этой фотографии не видела.
Анна Качкаева: Там были редкие вещи. Меня-то удивило ощущение, что я смотрела на какую-то другую страну: кадры лиц, митингов, залов... Это и походка (о чем совершенно точно сказал Лысенко) прохода Ельцина сквозь зал, когда никто не поднимается, а он с прямой спиной уходит с пленума. И спасибо режиссеру трансляции, который выдержал эту монтажную фразу, как мы бы сказали, и снял его до закрывшейся двери. Эти кадры тоже, конечно, очень много говорят об эпохе. Но не хватило для них воздуха, масштаба режиссерского, чтобы ощутить вещи, связанные с переносом сюда. Конечно, все равно есть вопросы о юбилейном и о достоверном, о наследии ельцинском сегодня и так ли уж надо его «причесывать», стоит ли юбилейный фильм того, чтобы не говорить о сложностях, связанных с ним. Хотя в фильме Елены все то, что должно было, так или иначе, оттенить противоречивую фигуру Ельцина, есть: и шахтеры, и антинародный режим, и очень драматический эпизод 93-го года.
Лена, другие ваши герои, а в фильме много людей – от Чубайса до Сатарова, от господина Мэтлока, во времена Ельцина посла Соединенных Штатов, до родственников президента, в том числе и Елена Окулова, которая крайне редко дает интервью, и в этом смысле она оказалась украшением картины, на мой взгляд, оттенив совсем иначе свою сестру, которая совершенно привычно уже выглядит на экране, я имею в виду Татьяну Юмашеву... Так вот, не знаю, сознательно или нет вы в драматическом эпизоде про 93-ий год слова одобрения действий Ельцина оставили в устах у Татьяны. Даже Чубайс не рискнул сказать железно, что это было правильно. Черномырдин, который обошел прямой ответ на вопрос, а просто отослал к истории правления в Курской области господина Руцкого, который с 26 заместителями не сильно там порядок навел, говоря то, что мы имели бы, если бы пришли к власти именно они. Почему вы вот так решили сделать? Может быть, вообще не нужно было этих оценок никаких?
Елена Саркисян: Что касается Татьяны, я понимаю упрек, и наверное, он справедлив, что не ей об этом судить, поскольку она дочь. Этот эпизод был значительно шире, но просто в силу того, что невозможно из 44 сделать 56, поэтому нам приходилось убирать то, что хотелось бы оставить, но приходится соблюдать хронометраж. Там были еще эпизоды с одобрением, совершенно точным объяснением Сатарова, почему, как и что, но это было безумно длинно, его там и так очень много. И здесь не вопрос стратегии, а просто вопрос хронометража. То, что Татьяне не следовало бы это говорить, ну, пожалуй. Я вчера посмотрела и думаю: нет, надо было все-таки не ей.
Анна Качкаева: И очень любопытные фразы иностранцев. Д'Анкосс, знаменитая француженка, очень много сделавшая и «промоутирующая» Россию в мире, сообщает о том, как она позвонила президенту Франции и сказала, что нужно поддержать в 91-ом Ельцина, который на танке. И потом господин Мэтлок, который впрямую говорит: «Мы поставили на Ельцина, потому что поняли, что Горбачев не может справиться с ситуацией и не влияет больше на власть». Это такие мостики на сейчас, когда пытаются кого-то в чем-то упрекать, и что происходит со странами. Вы не хотели расширить вот эту историю? Почему иностранцев так немного в фильме? Вы их специально описали, специально вынимали именно эти детали из них?
Елена Саркисян: Большинство интервью было записано по другому поводу, но и по этому тоже. И Ельцин был частью другого, большого проекта.
Анна Качкаева: Все готовят большие работы к 20-летию распада Союза. И понятно, что писали по периметру, наверное, сотни людей, и очень многие для того, чтобы подготовиться к этой дате.
Елена Саркисян: Если говорить о Борисе Николаевиче, то когда беседуешь с иностранными господами, отношение более трепетное. Если взять интервью, которые были записаны и в связи с юбилеем тоже, то у очень многих абсолютно негативное отношение и к реформам, и к тому, что было после второго срока, когда он постоянно работал с документами, был болен и прочее. Я это специально оставила за кадром, потому что будет еще место, где это все можно будет обсудить. А в данном конкретном случае мы сделали так, как мы сделали.
Анна Качкаева: Довольно большой кусок в фильме посвящен тому, что называется метафизикой власти. И это, я так понимаю, один из возможных ключевых споров. Например, я слышала отзывы людей по поводу «НТВшников», и многим там не понравилось, что Наина Иосифовна настойчиво говорили, что он не хотел власти, он ее не жаждал, он ее не любил. В вашем фильме Сатаров пытается объяснить, что власть для него была лишь инструментом и так далее. Но для огромного большинства людей Ельцин абсолютный символ абсолютной власти, царь Борис, и все всегда об этом говорили. И драма власти, конечно, в фильме не высеклась, потому что его отношения с Горбачевым, он впервые рассказывает историю, как его заставили на пленум приехать с больничной койки, - это, наверное, отдельный фильм. Вот вы с ними со всеми пообщались и много чего посмотрели несколько часов, кто прав-то в этом споре? Люди, которые его близко знали, что действительно не был он болен этим?
Елена Саркисян: Я доверяю больше Сатарову в этом вопросе. Мы с ним несколько раз по ельцинскому поводу встречали, и когда он мне вот так разложил, как он разложил, я согласна больше с ним. Хорошо, человек пришел во власть. А зачем он туда пришел? Если бы она не была ему нужна, то он бы, наверное, закончил прорабом или руководителем треста. Он же никогда не отказывался от этих постов, что партийных и прочее. Ну, было бы глупо не любить власть, если ты к ней стремишься – это же очевидно. Другое дело, как распоряжаться этой властью. Например, отношение Бориса Николаевича к свободе слова. Сколько на всех каналах про семью, сколько дерьма лилось, но хоть раз он на кого-нибудь в суд подал, кому-нибудь по рукам дал?
Анна Качкаева: А почему этого мотива нет в фильме? То есть про свободу там много, а про свободу слова нет. А ведь он высказывался по этому поводу.
Елена Саркисян: Есть кусок черномырдинский, но в силу хронометража так получилось, что должна была быть история, состоящая из многих слоев, не только оценка, но еще ряд эпизодов должен был быть, но это не влезло. Сказать, что это какие-то злые силы – нет. У нас это с самого начала стояло, но просто был большой кусок по поводу «Кукол» и прочее. Вот так получилось, как получилось. 44 – мало, что называется.
Если возвращаться к истории с властью, конечно, он был властным человеком. Но при этом у него были принципы. И один из принципов: свобода слова должна быть. Не важно, удобна она ему или нет. Его не мстительность. Он мог бы за Можай загнать того же Руцкого. Конституционный суд. Они должны выйти из тюрьмы, - так положено. Руцкой стал губернатором, Хасбулатов тоже не бедствовал, как я понимаю.
Анна Качкаева: Конечно, про Ельцина можно и должно снимать разные фильмы. Недаром у вас в финале Черномырдин говорит: «Россия его еще не знает». И еще будет возвращаться и к этому персонажу, и к герою политического 20-летия. И конечно, можно повернуть и с этой стороны. Поэтому все время не хватает разговора о ельцинском наследии. Потому что наследие – в том числе и эти 10 лет. И конечно, разница в этом смысле колоссальная, но, видимо, все-таки какое-то наследие получилось, ничего с этим поделать нельзя.
Арина, как вы считаете, можно все-таки... Лена считает, что нельзя жанр юбилея делать иным, успеют еще сказать, и так говорят гадости.
Арина Бородина: Это сложный момент. Если вы меня спрашиваете как зрителя, то мне, наверное, не хватало второго мнения. Хотя я понимаю, что в юбилейную программу ложку дегтя кидать неправильно, неэтично. Но когда смотришь, то понимаешь, что какой-то он очень правильный и так далее. Конечно, чем Борис Николаевич силен и чем он, на мой взгляд, прекрасен, не побоюсь этого слова – тем, что это была уникально противоречивая фигура, в которой уживалось все. Понятно, что мы все знаем и про чеченскую войну, и про 93-ый год – все здесь неоднозначно, мягко говоря. Может быть, не какие-то жесткие вещи, но чего-то здесь, на мой взгляд, не хватало. И как раз в фильме иногда это сделать проще, чем в ток-шоу, потому что в ток-шоу все могло превратиться в свару, и понятно, что никогда бы не пришел в эфир Волошин, может быть, и Наина Иосифовна не пришла бы в студию, тем более – Чубайс.
И вот еще чего мне не хватало, и этого явно не будет. Сила Ельцина была все-таки в том, что уважались свободы, как минимум, свобода прессы все-таки уважалась, была неотъемлемой частью его политики, в отличие от того, что делает его преемник Владимир Путин. И эти вещи не проговариваются никак совсем. Понятно, что все торжественные эфиры были согласованы, без согласия с первыми лицами это было бы невозможно.
И мне не хватило в фильме и во всех остальных материалах – это то, как Ельцин реагировал на то, что уже было без него.
Анна Качкаева: Это вообще табуированная тема.
Арина Бородина: И то, что было в последние годы при Ельцине, и даже в 99-ом, когда Путин уже был назван преемником, но еще был премьер-министром, вот этого пласта вообще нет, и понятно, что его быть не может, иначе бы пришлось говорить о каких-то неприятных темах, о которых знают только очень близкие люди, которые не будут говорить. Я отмечу только три вещи в программе «НТВшники», на мой взгляд, очень важные, которые были озвучены. То, что сказал Чубайс. А он был, как всегда, прекрасен, на мой взгляд. Редкое тоже появление. Это то, что он был против назначения Путина, он был против того, что арестовали Ходорковского. И то, что сказала Татьяна Дьяченко (Юмашева) о том, что Борис Николаевич был против отмены выборов губернаторов. Это, безусловно, прозвучало очень сильно. И история Волошина о том, как они говорили с Минтимером Шаймиевым о разных полномочиях, она тоже была ценна.
И я сегодня специально посмотрела рейтинги программы «НТВшники», фильма «Жизнь и судьба». Было понятно, что люди старшего возраста, массовая аудитория, конечно, к Ельцину всегда относилась очень противоречиво, мы это знаем. И конечно, это не захватило зрителей. Даже московская аудитория на НТВ, которая, вроде бы, более лояльна, либеральна, которая все-таки ценит такие программы, судя по цифрам, отреагировала очень вяло. И мне очень жаль. Потому что все-таки фигура эта масштабная. Не знаю, как они смогут сделать юбилейный концерт, с ужасом, честно говоря, жду его. Вчера подумала: Боже мой, что же они там будут говорить, какие там будут номера и кто будут выступающие?! Тем не менее, я считаю, что это действительно большая дата, большой юбилей.
Анна Качкаева: Заметьте, кстати, у нас в честь политиков нового времени еще не было юбилейных концертов, это будет первый.
Арина Бородина: Кстати, он пойдет именно в тот день, когда будет фильм на «Первом», под названием «Первый». И я знаю, что именно Саида Медведева на канале «Россия 1» занимается проектом к 20-летию распада СССР. И мне показалось, что какие-то небрежности и все эти записанные интервью – вот этим грешат «большие» каналы, которые делают по конвейеру абсолютно штучный, на мой взгляд, сценарий Лены, его иногда подгоняют под какие-то рамки, чего-то недотягивают, чего-то недоделывают, тем самым смазывая общее впечатление от таких масштабных работ. Вот это тоже, к сожалению, издержки профессии.
Анна Качкаева: Николай Павлович нам пишет: «Лучше бы ваша гостья создала фильм о трагической судьбе России после царя Бориса, который поставил себе целью предательством и обманом достичь российского трона». Ну, это распространенная версия. Я думаю, что такие фильмы тоже еще могут появиться, и книги такие появляются.
Кстати, кто-то написал чуть по-другому, и это тоже краска в отношении к Ельцину, что он воспользовался нашей наивностью, а мы многое что потеряли. Конечно, на лица смотреть в фильме, которые с таким воодушевлением кричали «Ельцин!» и аплодировали ему, я не знаю, какому в ближайшее время российскому политику это светит. Разве что потанцуют «Наши», но только искренности такой не будет.
«Это не документальный фильм, а возмутительный пиар царской семьи Бориса Ельцина, которая достойна презрения».
«Даже Горбачев в результате допер, в одном из интервью он сожалел, что после того, как выкинул из Политбюро Ельцина, сразу не отослал его куда-нибудь в Панаму».
Елена Саркисян: «Добрые» люди у нас.
Анна Качкаева: «Спросите любого простого гражданина России, будет ли он отмечать юбилей. Если этот юбилей и будет отмечать, то жулье, которое разграбило страну». Ну, довольно понятная реакция.
Как вы думаете, государственное телевидение, так настойчиво пытаясь отмечать этот юбилей, какую цель преследует?
Елена Саркисян: Для начала: Ельцин умер. Уже можно. И есть же настроения граждан. И не важно, покажут мое кино или чье-то еще, вызывает это реакцию примерно такую, как у большинства граждан, которые написали. В общем-то, устои не рухнут, ничего не произойдет. И слова «лихие 90-ые» уже стали нарицательными. И уже люди даже не помнят о том, что было до этих 90-ых, как они ходили в магазины, а там – пустые полки. Ну, сделают кино, зато память...
Анна Качкаева: Вам надоели «лихие 90-ые», во всяком случае, эта коннотация к этому определению, и вы, как автор, решили, что нужно, чтобы это тоже было.
Елена Саркисян: Да. И что касается руководителей каналов. Напишу я сейчас заявку: дайте мне сделать кино про Ходорковского. И кто примет эту заявку? Даже если я спонсоров найду, которые мне дадут деньги, чтобы это снять. Ну, Ельцин и Ельцин.
Анна Качкаева: Арина, а как вы думаете?
Арина Бородина: Во-первых, я соглашусь с позицией Лены, что Бориса Николаевича уже нет в живых, а всегда проще делать, когда человека нет в живых. Во-вторых, Владимир Путин демонстрирует некую преемственность, чтобы не забывали люди, которые настроены критически к его политике, что он, вроде бы, из ельцинской шинели вышел.
Елена Саркисян: Великовата ему шинелька-то.
Арина Бородина: Это мы все понимаем. Но ему-то хочется, наверное, в глубине души это показывать, во всяком случае. И не надо сбрасывать со счетов некое личное отношение. Лично я уверена, что программное решение канала «Россия 1» связано только с выбором Олега Добродеева, у которого к Борису Николаевичу личное уважительное отношение. Действительно, их много связывало в общении. Потому что другого объяснения здесь нет. Никто не может навязать такое программное решение каналу, кроме их самих. И эти личные отношения и у руководителя «Первого» канала, и НТВ, я думаю, играют в этом освещении. Но, прежде всего, это, конечно, желание кремлевской администрации. И по не ведомым нам причинам, может быть, этого Дмитрий Анатольевич захотел, может быть, еще что-то, но уж точно, если бы не захотела власть, не было бы такого широкого празднования. Потому что все у нас, к сожалению, на «больших» каналах делается только по санкциям.
Анна Качкаева: Арина, грядет ведь еще одно 80-летие – живого, первого президента Советского Союза. Как вы думаете, будет масштабный концерт, фильм?
Арина Бородина: Я знаю, что Леонид Парфенов снимает фильм для «Первого» канала. Я думаю, что масштаб будет, просто, может быть, не такой большой именно в телевизоре. Я не думаю, что концерт, который будет у Горбачева в Лондоне, будет показывать кто-то из наших каналов. Он, во-первых, не вписывается в стилистику, в программное решение.
Анна Качкаева: А жаль. Между прочим, 6 тысяч человек в «Альберт-холле».
Арина Бородина: И по-моему, Шэрон Стоун ведущая. Думаю, что не покажут его «большие» каналы. Буду рада признать свою ошибку, если мне скажут, что это не так. Но дело в том, что у многих из руководителей этих каналов, в том числе у Константина Эрнста, началось все при Горбачеве.
Анна Качкаева: Да у всех началось все при Горбачеве. Все из «Взгляда».
Арина Бородина: Но он жив, и слава Богу, что жив, и здесь уже сложнее. Даже сюжеты о фотографической выставке Горбачева показывали гораздо меньше, чем выставку, которая была посвящена юбилею Ельцина. Может быть, это ни о чем не говорит, но мне кажется, что это все-таки было показательно.
Анна Качкаева: Лена, какое у вас ощущение: будет телевидение государственное показывать?
Елена Саркисян: Я не думаю. Например, «Первый» канал – понятно, Леонид делает, и слава Богу. Учитывая то, что мы работаем в связке с Саидой, я убеждена, что Горбачева тоже нам бы поручили, если бы было в планах. Но нам не поручали. И то, что снималось для большого проекта, там тоже я ни разу не слышала, чтобы эта фамилия звучала как сольный номер, скажем так. Михаил Сергеевич довольно осторожно высказывается: а вдруг чего-нибудь скажут.
Анна Качкаева: Посмотрим, вдруг мы все ошибаемся. Хотя, конечно, знаем, что такое телевизионное производство, и если бы запускались такие фильмы, то мы бы об этом знали.
