Марина Тимашева: Художественный руководитель израильского театра "Гешер" Евгений Арье поставил в московском театре "Современник" спектакль по роману Исаака Башевиса Зингера "Враги. История любви". В главных ролях: Сергей Юшкевич, Чулпан Хаматова, Евгения Симонова и Алена Бабенко.
Роман "Враги. история любви" Исаак Башевис Зингер написал в 1972 году, в 74-м получил за него премию США, в 1978-м стал лауреатом Нобелевской премии по литературе. Действие книги происходит в Нью-Йорке 1946-го. Роман - о пропасти, которая пролегла между евреями, разделив их на тех, кто пережил Холокост и тех, кто в годы войны (как сам Зингер), оказался за океаном. На тех, которые вышли из лагерей смерти и нашли силы начать все сызнова, и тех, кто нашел в себе силы ничего не забыть; на тех, которые до конца жизни считали величайшим грехом то, что остались в живых , когда остальные невинные погибли смертью мучеников, и тех, кто за это себя не казнил. Эти темы в Израиле понятны каждому, в России - вряд ли. Евгений Арье сперва поставил спектакль по этой книге в Тель-Авиве, но говорит, что в московской версии многое изменено.
Евгений Арье: Актеры другие и зритель совсем другой. В Израиле люди до сих пор погружены эту тему, и эта тема настолько для них больна, что там достаточно легкого намека, и люди эмоционально на него откликаются. Здесь, к некоторому моему удивлению, очень мало знают о том, что происходило в Европе, и как уничтожался целый народ. И потом я должен сказать, что для многих как бы уже и незачем по этому поводу что-то говорить, уже надоело, надоело, сколько можно, и это обязывает тех, кто касается этой темы, находить совсем другие эмоциональные дорожки к зрителю сегодняшнему, который многими историями и темами просто перекормлен. И это непросто. Кстати, недавно в Израиле проводилось исследование третьего поклонения выживших в Холокосте, то есть это дети детей, и это люди неблагополучные и, в общем, это и было тем зарядом, который мне позволил это делать сегодня в Москве. Потому что мы очень часто забываем об отдаленных последствиях безумия, которые случаются с нами, с людьми, особенно когда мы собираемся толпами. Это не заканчивается вместе с очевидным окончанием этого безумия, это длится и длится, ведь никто не может сегодня сказать, сколько продлятся последствия сталинского террора. Тоже уже навязло говорить про это, но мы не знаем, сколько поколений еще будет страдать, как скажется тот антиестественный отбор, который он произвел.
Марина Тимашева: В начале спектакля, герой говорит, что неважно, жив Гитлер или Гитлер мертв, потому что достаточно желающих занять его место.
Евгений Арье: Святая правда. К сожалению, людей гениальных, талантливых, добрых людей, от которых идет свет, не так много, а людей, которые готовы занять это место, мы с вами видим каждый день по телевизору, в новостях из разных стран мира.
Марина Тимашева: Изобразительное решение спектакля строгое и выразительное, чем-то напоминает кино. Узкие, высокие черные панели, перемещаясь, открывают то одну, то другую часть сцены. Ширма уезжает и увозит за собой обстановку одной комнаты, и в то же самое время движение начинает другая, а за ней - другое место действия. Перемены молниеносны: только что мы были в комнате Ядвиги, ширма ее закрыла, и - тут же - на другой стороне сцены - появляется комната Маши, потом - редакция, потом - улица. Некоторые эпизоды спектакля (когда герои ведут интимные разговоры) одновременно даны крупным планом - на заднике-экране.
Текст огромного романа Зингера, естественно, сокращен, проблематика сохранена, но трагикомедия стремится к мелодраме, и Зингер становится похож на Шолом Алейхема: он тоже умеет улыбаться сквозь слезы. Евгений Арье говорит:
Евгений Арье: Много смешного, это живые люди. На этой теме вообще спекулируют, нахмурив чело, с серьезным видом, надавливают на слезные железы и, кроме того, что это не честно, это и не работает. Мне пришлось увидеть в Израиле людей с номерами на руках, это люди либо совсем больные, скажем, один человек мог говорить о Холокосте, только забравшись под стол, либо это люди ужасно жизнерадостные, ужасно открытые, но с постоянной внутренней болью. И, если вы впрямую дотрагиваетесь до этой болевой точки, реакция может быть совершенно непредсказуемая.
Сергей Юшкевич: Через улыбку происходит какая-то анестезия, и мы больше впитываем через улыбку, как ни странно. Да, да, здесь должно быть много смешного, и через это открывается еще больше страшного. Парадокс, но это так. Причем, смешного не в плане известного юмора, который нас окружает, а через иронию по отношению к себе, к этой жизни, к тому, кто за нами приглядывает. В одной истории есть замечательная фраза: ''Оставьте мне только смех здесь, внизу, и я продержусь''.
Марина Тимашева: Ну, раз уж речь зашла о смешном, вспомним песенку из "Кавказской пленницы": "Если б я был султан, я б имел трех жен". Герман Бродер - не султан, вовсе наоборот - писатель, еврей, но у него оказалось три жены. Одна из них, Тамара, числилась в списках погибших, а потому наш герой связал свою жизнь с польской девушкой Ядвигой, бывшей служанкой, которая три года прятала его от нацистов на сеновале. А еще у него есть Маша. Не зря он уподобляет Машу Царице Савской, ведь многие источники обвиняют ее в греховной связи с Соломоном, у которого было 700 жен и столько же наложниц. И кто же тогда Соломон-мудрый? Не выпускник ли философского факультета сам Герман Бродер? Тогда три жены это совсем немного, тем более, что они воплощают идеал женщины (верной, нежной и сексуально-привлекательной), а идеал редко совмещается в одном лице. Герман, совсем как герой "Осеннего марафона", не может принять решение, он любит всех своих жен, мучается сам и мучает их. Однако, предлагаемые обстоятельства иные: герои романа вырвались из ада, но по-прежнему носят его в себе. "Чем дальше отодвигалась Катастрофа, тем, казалось, они были ближе к ней". Именно этим объясняются особенности их поведения. Герман уверен, что фашисты вернутся к власти и захватят Нью-Йорк. Когда Тамар хочет, чтобы муж ей подчинился, говорит: ты представь на моем месте лагерного надзирателя. А Маша, лежа в постели с Германом, то и дело заводит разговор о нацистах.
(Звучит музыкальный фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Совсем не хочется говорить, что актеры в этом спектакле играют роли. Видишь не Алену Бабенко, а милую светленькую польку, полное самоотречение и самоуничижение во имя любви.
Звучит фрагмент спектакля:
Ядвига: А нам в синагогу не пора? Я купила билеты всего за 10 долларов на Крестный ход.
Герман: Куда?
Ядвига: Ох, Герман, я прошу прощения.
Герман: Не за что.
Ядвига: Ну как же, в Судный день все должны просить прощения.
Марина Тимашева: Видишь не Чулпан Хаматову, а рыжую, ослепительно красивую и соблазнительную Машу.
Звучит фрагмент спектакля:
Маша: Ничего не сгорело, мама. Кроме моей жизни, ничего не сгорело.
Марина Тимашева: И не Евгения Симонова в роли всепрощающей, бесконечно верной Тамары, абсолютно не похожа на саму себя.
Звучит фрагмент спектакля:
Тамара: Когда Ядвиге рожать?
Герман: Надо спросить у Ривки. Ривка знает все.
Тамара: Мне казалось, что это твой ребенок.
Герман: Ты знаешь, это, кажется единственное, в чем я уверен.
Тамара: Герман, ты не рассердишься, если я тебе кое-что скажу?
Герман: Давай.
Тамара: Такие, как ты, не способны принимать решения. Я сама иногда теряюсь, но проблемы других решать легче.
Марина Тимашева: Женственность одной, сексуальная привлекательность другой, надежность третьей - разного фасона броня, за которой скрываются отчаяние и страдание. Им подарили вторую жизнь, но что с нею делать они не знают. И слабее всех, конечно, мужчина - Герман Бродер, одаренный литератор, плохой отец, неверный муж, безвольный философ, который и после войны как будто продолжает прятаться на сеновале, перекладывая на женщин бремя ответственности, решений, забот. Исключительная по точности и внутренней деликатности роль Сергея Юшкевича.
Сергей Юшкевич: Каин продолжает убивать Авеля, нас все сжигают, и сжигают в Освенциме, Герман все еще на своем сеновале, а ОН все тычет ему в голову штыком.
Марина Тимашева: По сцене время от времени "проплывает" лодка, обычная, ничем не примечательная, но в ней видится ладья Харона, перевозящая живых в царство мертвых, реже - мертвых в царство живых. Звучат слова молитвы, празднуют Шабат или Йом Киппур, соблюдают религиозные ритуалы, но кощунствуют: "Если Бог вездесущ и всемогущ, Он должен был постоять за свой народ".
Оторванные от своих корней, вечные скитальцы, на полпути между живыми и мертвыми, между верой и безбожием, между жаждой жизни и страхом перед ней, герои книги и спектакля путают ангела Смерти с ангелом Рождения. Это в большей степени относится к Герману и Маше, в меньшей к двум другим героиням. Недаром роман заканчивается не смертью Маши и исчезновением Германа, а тем, что у Ядвиги рождается дочь, которую она воспитывает вместе с Тамар.
Настоящая загадка романа это его название "Враги. История любви", но кто здесь кому враг - непонятно, а литературоведческие гипотезы не кажутся убедительными. Евгений Арье название сохранил. Других интеллектуальных ребусов в спектакле нет, все изложено ясно и по-человечески, можно вволю поплакать и от души посмеяться, но думать тоже придется. История для умного сердца.
Послушаем художественного руководителя театра "Современник" Галину Волчек.
Галина Волчек: Очень важно людям понять, что любое насилие, любое, приводит потом к тому, что человек вроде бы и живет, и любит, любит по-настоящему, но изжить это насилие невозможно из себя. Хотя люди пытаются жить, и живут, и любят друг друга. Это же действительно история любви. Но какой любви, и о чем они все не могут забыть? Для меня очень важный был роман, я его просто в мировой литературе очень высоко оцениваю. Кроме того, я очень хотела, чтобы наши актеры и актрисы получили такие потрясающие роли. Мне кажется, не так много их встречается в современной драматургии и литературе, и мне хотелось, чтобы они прикоснулись к этому.
Марина Тимашева: Чулпан Хаматова прикоснулась к этой теме во второй раз: когда-то в дипломном спектакле она потрясающе сыграла роль Анны Франк.
Чулпан Хаматова: Все, что говорили, это уже был практически мой родной язык, я знаю, что такое Ханука, что такое мизуза, что такое Шаббат, что такое Йом Киппур. Более того, я даже здесь пою кусочек из того спектакля. Тогда Женя Дворжецкий нас погружал в это, и мы буквально ночевали в синагоге, праздновали с ними все праздники, нас туда великодушно пустили, и для меня это прямой переход просто из роли Анны Франк в роль Маши.
