Ирина Лагунина: Американская печать наполнена сообщениями о разногласиях в кабинете Барака Обамы по египетскому вопросу. Эти сообщения стали настолько настойчивыми, что Белый Дом и Государственный департамент США сочли необходимым провести в среду специальную телеконференцию для журналистов. Но всех сомнений им рассеять не удалось. Рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: Американские специалисты по Ближнему Востоку, быть может, не предвидели бурных событий в Тунисе, однако некоторые из них не сомневались в том, что революционный пожар очень скоро достигнет Египта. Одним из таких экспертов был сотрудник нью-йоркского Совета по международным отношениям Стивен Кук. 20 января в ходе телеконференции с журналистами он сказал, что отправляется в Каир и ожидает, что национальный День полиции, который отмечается в Египте 25 января, выльется в массовые протесты. Он оказался совершенно прав. Будучи в Каире, он писал сообщения в свой блог, а вернувшись в США, 28 января в ходе очередной телеконференции рассказал о своих впечатлениях журналистам.
Стивен Кук: Я был в Каире еще вчера. И по крайней мере, во вторник, когда я провел много времени на площади Тахир, настроение было довольно праздничное и вместе с тем гневное. Я находился в толпе примерно 15- 20 тысяч человек, главным образом, молодых, которые явно наслаждались, во всяком случае в тот момент, возможностью свободно выражать свое недовольство режимом Мубарака. Главным из этих чувств было желание жить в более открытом и демократическом обществе. Мало от кого я слышал жалобы на экономическое положение, хотя по мере того, как эти протесты за несколько последних дней приобрели более широкий и глубокий масштаб, экономические претензии вышли на передний план. Но вообще говоря, это были протесты, направленные против Мубарака, его сына Гамаля Мубарака и правящей Национальной демократической партии. Я бы сказал, центральной темой этих событий было тунисское восстание. Люди ясно видели воодушевление Туниса. Они видели, что это возможно и в Египте, если только они останутся сплоченными, если все больше людей выйдет на площадь – тогда им, как их тунисским братьям, удастся свергнуть диктатора. Этого еще не произошло. Однако очевидно, что в ходе событий фактор страха - подчеркну, что страх был фактически единственным средством, при помощи которого режим Мубарака обеспечивал контроль на страной, - этот фактор страха таял и испарялся. Так что рубеж перейден: протестное движение больше не ограничено малочисленной группой молодежи и профессиональных оппозиционеров. Теперь оно расширилось до размеров всего общества. Режим в значительной мере утратил контроль над ситуацией и вынужден был отозвать армию с городских улиц. Но пока еще совершенно неясно, сможет ли Мубарак удержаться.
Владимир Абаринов: Другой сотрудник Совета по международным отношениям, Роберт Дэнин, наблюдал за египетскими событиями из Вашингтона.
Роберт Дэнин: Что особенно поражало, это что случившееся стало полнейшей стратегической неожиданностью. Прежде всего никто не ожидал, что точкой воспламенения, от которой возгорится восстание регионального масштаба, окажется Тунис. Когда грянули события в Тунисе, возник вопрос: куда перекинется пламя? Многие, в том числе Стивен, говорили, что следующим, вполне возможно, будет Египет, и Египет подтвердил этот прогноз. Но Египет занимает центральное положение, и происходящее там основательно затронет американские интересы в регионе. В результате того, что я называю "стратегической неожиданностью," администрация США с трудом наверстывала упущенное. Она выступила с позицией, которую я называю стратегией или политикой двойной колеи. С одной стороны, она постаралась подтвердить свою неизменную поддержку режима Хосни Мубарака, который был другом для Соединенных Штатов - режима, который в течение долгого времени был проводником американских интересов в регионе. И в то же самое время она ясно сформулировала принципы, соответствующие требованиям протестующих, за исключением смены режима. Но вопросы либерализации, демократизации, экономических возможностей – все то, что при Буше называлось "повесткой дня свободы", теперь называют "стремлением к демократии." Проблема заключается в том, что все это было сделано с заметным опозданием. Когда президент Обама поехал в Каир, он произнес весьма впечатляющую речь, в которой содержались отголоски речи Кондолизы Райс в том же Каире. И все же в течение первого года пребывания нынешней администрации у власти эта инерция своего рода строгой любви, то есть побуждения режима к реформам под угрозой возникновения проблем – эта инерция, похоже, иссякла. <…> В настоящий момент, когда на улицы выплеснулось насилие, очень трудно совместить эти два принципа – принцип поддержки Мубарака и его режима и принцип поддержки демократизации и мирного выражения мнений. И я думаю, чем напряженнее становится ситуация во всем регионе и в Египте, тем сложнее будет администрации разрешить конфликт этих двух принципов. Вот почему я думаю, что администрация терзается над определением своей позиции и по этой причине, например, сегодняшняя пресс-конференция президентом отложена.
Владимир Абаринов: Пресс-конференции не было, но президент все же сделал свое заявление в тот же день, спустя трое суток после начала кризиса.
Барак Обама: Будущее Египта определит его народ. Очевидно также, что существует необходимость в преобразованиях, которые начинаются сейчас. Эти преобразования должны ввести в действие процесс, который уважает универсальные права египетского народа и который приведет к свободным и честным выборам.
Владимир Абаринов: Позицию администрации, пытающейся сидеть на двух стульях, комментирует Стивен Кук.
Стивен Кук: Позвольте мне добавить кое-что в дискуссию о позиции Вашингтона. Нигде в те дни, что я находился в Каире, особенно как только эти протесты начались, я ничего не слышал о Соединенных Штатах. Особенно среди демонстрантов это не имело значения. И эти призывы к реформам представляются безнадежно отставшими от событий. Все эти разговоры о стабильности, которым египтяне дадут должную оценку после кризиса, будут истолкованы как неявное американское одобрение расправы над народом, который требует свободы. И я полагаю, что администрация не справляется с задачей так, как она, возможно, должна справляться. Я надеюсь, что когда президент Обама, наконец, заговорит, он не употребит слово "стабильность", а в большей степени сделает акцент на необходимости, кто бы ни был у власти в Египте, уважать права людей, стремящихся к свободе, а ведь это то, что мы, американцы, так близко принимаем к сердцу.
Владимир Абаринов: Барак Обама ни в первом, ни во втором своем египетском заявлении от 5 февраля ни разу не произнес слова "стабильность", однако мысль о том, что Вашингтон поддержит любые ненасильственные меры по урегулированию кризиса, даже если режим не изменится, легко читалась в подтексте.
Но какими должны быть конкретные шаги администрации Обамы? На этот вопрос Стивен Кук ответил, что никаких особенно эффективных рычагов воздействия на ситуацию у США, в сущности, нет.
- Я хотел бы прежде всего спросить вас: а что, собственно, администрация реально может сказать, что помогло бы, или она полностью не у дел?
Стивен Кук: Я не думаю, что мы тут можем что-то сделать. Реалистический анализ перемен на Ближнем Востоке приводит к заключению, что главным действующим лицом в конечном счете является народ – именно это происходит в Египте. Это не имеет никакого отношения к чему-либо, что мы сделали, или не сделали, или хотели сделать. Речь идет о внутренних проблемах и противоречиях египетского режима, а кроме того, о примере тунисского восстания, которое показало египтянам, что нет ничего невозможного. И это в крови у всех, с кем я говорил, всех, кто вышел на площадь Тахир: если тунисцы смогли, то обязательно сможем и мы. Так что я думаю, что в данный момент Соединенные Штаты способны сделать весьма немногое, что пошло бы на пользу. Тем не менее я полагаю, что мы должны дать понять, что мы достигли той грани, когда мы обязаны сделать выбор в пользу наших ценностей. Египтяне должны понять, что мы не намерены позволить им практически все что угодно, чтобы восстановить контроль.
Владимир Абаринов: Роберт Дэнин считает, что двойственность американской позиции объясняется непредсказуемостью ситуации.
Роберт Дэнин: Я думаю, что заявления, сделанные администрацией к настоящему моменту, были слишком расплывчаты: призывы к протестующим вести себя мирно, к правительству - вернуть свободу прессе, однако в них отсутствуют как конечная цель, так и реальный конкретный план. Администрация и правительство Египта ведут сейчас конфиденциальный диалог. Могу себе представить, в чем состоит линия Мубарака: если я иду на уступки теперь, они почувствуют мою слабость, поэтому сначала я должен нанести сокрушающий удар; я понимаю, что вы от меня хотите, но я могу сделать это теперь. Администрация на это будет говорить: нет, вы должны бросить толпе кость, иначе будет потеряно все.
Владимир Абаринов: События в Египте стали главной темой выступления госсекретаря Хиллари Клинтон на конференции по безопасности в Мюнхене 5 февраля. Она особо остановилась на необходимости глубоких реформ. Некоторые ближневосточные лидеры, сказала она, убеждены, будто на их страны не распространяются народные требования о расширении политических или экономических возможностей, или что их народы можно умиротворить полумерами. В краткосрочной перспективе это, может быть, и верно, но в долгосрочной – несостоятельно.
Хиллари Клинтон: Для всех наших друзей в регионе, включая правительства и народы, задача заключается в том, чтобы помочь нашим партнерам предпринять системные шаги к провозглашению лучшего будущего, в котором голоса людей будут услышаны, их права будут уважаться и их чаяния осуществляться. Это не просто вопрос верности идеалам. Это стратегическая необходимость.
Владимир Абаринов: Хиллари Клинтон заявила, что реформы не должны носить косметический характер. "Случалось, революции свергали диктаторов во имя демократии, но политический процесс перехватывался новыми автократами, которые прибегали к насилию, обману и фальсифицировали выборы, чтобы остаться у власти или реализовать экстремистскую программу", - сказала госсекретарь.
Хиллари Клинтон: Переход к демократии даст результаты лишь в том случае, если он будет осознанным, всеобъемлющим и прозрачным. Тот, кто хочет быть частью политической системы, должны доказать приверженность основным принципам, таким как отказ от насилия как орудия политического принуждения, уважение прав этнических и религиозных меньшинств, и действовать в духе толерантности и компромисса. Тот, кто отвергает эти обязательства, не заслуживает места за столом переговоров.
Владимир Абаринов: Однако на той же Мюнхенской конференции Клинтон по существу поддержала нынешнего вице-президента Омара Сулеймана, долго время занимавшего пост шефа египетской разведки. А вице-президент США Джо Байден говорил с Сулейманом по телефону. В ходе телеконференции заместитель советника президента по национальной безопасности Бен Родс отрицал, что Вашингтон сделал ставку на Сулеймана. Директор управления госдепартамента по политическому планированию Джейк Салливан подтвердил, что США не связывают стабилизацию в Египте с какой-либо конкретной фигурой – Сулейман в данном случае лишь лицо, возглавляющее переговоры с оппозицией от имени правительства.
Владимир Абаринов: Американские специалисты по Ближнему Востоку, быть может, не предвидели бурных событий в Тунисе, однако некоторые из них не сомневались в том, что революционный пожар очень скоро достигнет Египта. Одним из таких экспертов был сотрудник нью-йоркского Совета по международным отношениям Стивен Кук. 20 января в ходе телеконференции с журналистами он сказал, что отправляется в Каир и ожидает, что национальный День полиции, который отмечается в Египте 25 января, выльется в массовые протесты. Он оказался совершенно прав. Будучи в Каире, он писал сообщения в свой блог, а вернувшись в США, 28 января в ходе очередной телеконференции рассказал о своих впечатлениях журналистам.
Стивен Кук: Я был в Каире еще вчера. И по крайней мере, во вторник, когда я провел много времени на площади Тахир, настроение было довольно праздничное и вместе с тем гневное. Я находился в толпе примерно 15- 20 тысяч человек, главным образом, молодых, которые явно наслаждались, во всяком случае в тот момент, возможностью свободно выражать свое недовольство режимом Мубарака. Главным из этих чувств было желание жить в более открытом и демократическом обществе. Мало от кого я слышал жалобы на экономическое положение, хотя по мере того, как эти протесты за несколько последних дней приобрели более широкий и глубокий масштаб, экономические претензии вышли на передний план. Но вообще говоря, это были протесты, направленные против Мубарака, его сына Гамаля Мубарака и правящей Национальной демократической партии. Я бы сказал, центральной темой этих событий было тунисское восстание. Люди ясно видели воодушевление Туниса. Они видели, что это возможно и в Египте, если только они останутся сплоченными, если все больше людей выйдет на площадь – тогда им, как их тунисским братьям, удастся свергнуть диктатора. Этого еще не произошло. Однако очевидно, что в ходе событий фактор страха - подчеркну, что страх был фактически единственным средством, при помощи которого режим Мубарака обеспечивал контроль на страной, - этот фактор страха таял и испарялся. Так что рубеж перейден: протестное движение больше не ограничено малочисленной группой молодежи и профессиональных оппозиционеров. Теперь оно расширилось до размеров всего общества. Режим в значительной мере утратил контроль над ситуацией и вынужден был отозвать армию с городских улиц. Но пока еще совершенно неясно, сможет ли Мубарак удержаться.
Владимир Абаринов: Другой сотрудник Совета по международным отношениям, Роберт Дэнин, наблюдал за египетскими событиями из Вашингтона.
Роберт Дэнин: Что особенно поражало, это что случившееся стало полнейшей стратегической неожиданностью. Прежде всего никто не ожидал, что точкой воспламенения, от которой возгорится восстание регионального масштаба, окажется Тунис. Когда грянули события в Тунисе, возник вопрос: куда перекинется пламя? Многие, в том числе Стивен, говорили, что следующим, вполне возможно, будет Египет, и Египет подтвердил этот прогноз. Но Египет занимает центральное положение, и происходящее там основательно затронет американские интересы в регионе. В результате того, что я называю "стратегической неожиданностью," администрация США с трудом наверстывала упущенное. Она выступила с позицией, которую я называю стратегией или политикой двойной колеи. С одной стороны, она постаралась подтвердить свою неизменную поддержку режима Хосни Мубарака, который был другом для Соединенных Штатов - режима, который в течение долгого времени был проводником американских интересов в регионе. И в то же самое время она ясно сформулировала принципы, соответствующие требованиям протестующих, за исключением смены режима. Но вопросы либерализации, демократизации, экономических возможностей – все то, что при Буше называлось "повесткой дня свободы", теперь называют "стремлением к демократии." Проблема заключается в том, что все это было сделано с заметным опозданием. Когда президент Обама поехал в Каир, он произнес весьма впечатляющую речь, в которой содержались отголоски речи Кондолизы Райс в том же Каире. И все же в течение первого года пребывания нынешней администрации у власти эта инерция своего рода строгой любви, то есть побуждения режима к реформам под угрозой возникновения проблем – эта инерция, похоже, иссякла. <…> В настоящий момент, когда на улицы выплеснулось насилие, очень трудно совместить эти два принципа – принцип поддержки Мубарака и его режима и принцип поддержки демократизации и мирного выражения мнений. И я думаю, чем напряженнее становится ситуация во всем регионе и в Египте, тем сложнее будет администрации разрешить конфликт этих двух принципов. Вот почему я думаю, что администрация терзается над определением своей позиции и по этой причине, например, сегодняшняя пресс-конференция президентом отложена.
Владимир Абаринов: Пресс-конференции не было, но президент все же сделал свое заявление в тот же день, спустя трое суток после начала кризиса.
Барак Обама: Будущее Египта определит его народ. Очевидно также, что существует необходимость в преобразованиях, которые начинаются сейчас. Эти преобразования должны ввести в действие процесс, который уважает универсальные права египетского народа и который приведет к свободным и честным выборам.
Владимир Абаринов: Позицию администрации, пытающейся сидеть на двух стульях, комментирует Стивен Кук.
Стивен Кук: Позвольте мне добавить кое-что в дискуссию о позиции Вашингтона. Нигде в те дни, что я находился в Каире, особенно как только эти протесты начались, я ничего не слышал о Соединенных Штатах. Особенно среди демонстрантов это не имело значения. И эти призывы к реформам представляются безнадежно отставшими от событий. Все эти разговоры о стабильности, которым египтяне дадут должную оценку после кризиса, будут истолкованы как неявное американское одобрение расправы над народом, который требует свободы. И я полагаю, что администрация не справляется с задачей так, как она, возможно, должна справляться. Я надеюсь, что когда президент Обама, наконец, заговорит, он не употребит слово "стабильность", а в большей степени сделает акцент на необходимости, кто бы ни был у власти в Египте, уважать права людей, стремящихся к свободе, а ведь это то, что мы, американцы, так близко принимаем к сердцу.
Владимир Абаринов: Барак Обама ни в первом, ни во втором своем египетском заявлении от 5 февраля ни разу не произнес слова "стабильность", однако мысль о том, что Вашингтон поддержит любые ненасильственные меры по урегулированию кризиса, даже если режим не изменится, легко читалась в подтексте.
Но какими должны быть конкретные шаги администрации Обамы? На этот вопрос Стивен Кук ответил, что никаких особенно эффективных рычагов воздействия на ситуацию у США, в сущности, нет.
- Я хотел бы прежде всего спросить вас: а что, собственно, администрация реально может сказать, что помогло бы, или она полностью не у дел?
Стивен Кук: Я не думаю, что мы тут можем что-то сделать. Реалистический анализ перемен на Ближнем Востоке приводит к заключению, что главным действующим лицом в конечном счете является народ – именно это происходит в Египте. Это не имеет никакого отношения к чему-либо, что мы сделали, или не сделали, или хотели сделать. Речь идет о внутренних проблемах и противоречиях египетского режима, а кроме того, о примере тунисского восстания, которое показало египтянам, что нет ничего невозможного. И это в крови у всех, с кем я говорил, всех, кто вышел на площадь Тахир: если тунисцы смогли, то обязательно сможем и мы. Так что я думаю, что в данный момент Соединенные Штаты способны сделать весьма немногое, что пошло бы на пользу. Тем не менее я полагаю, что мы должны дать понять, что мы достигли той грани, когда мы обязаны сделать выбор в пользу наших ценностей. Египтяне должны понять, что мы не намерены позволить им практически все что угодно, чтобы восстановить контроль.
Владимир Абаринов: Роберт Дэнин считает, что двойственность американской позиции объясняется непредсказуемостью ситуации.
Роберт Дэнин: Я думаю, что заявления, сделанные администрацией к настоящему моменту, были слишком расплывчаты: призывы к протестующим вести себя мирно, к правительству - вернуть свободу прессе, однако в них отсутствуют как конечная цель, так и реальный конкретный план. Администрация и правительство Египта ведут сейчас конфиденциальный диалог. Могу себе представить, в чем состоит линия Мубарака: если я иду на уступки теперь, они почувствуют мою слабость, поэтому сначала я должен нанести сокрушающий удар; я понимаю, что вы от меня хотите, но я могу сделать это теперь. Администрация на это будет говорить: нет, вы должны бросить толпе кость, иначе будет потеряно все.
Владимир Абаринов: События в Египте стали главной темой выступления госсекретаря Хиллари Клинтон на конференции по безопасности в Мюнхене 5 февраля. Она особо остановилась на необходимости глубоких реформ. Некоторые ближневосточные лидеры, сказала она, убеждены, будто на их страны не распространяются народные требования о расширении политических или экономических возможностей, или что их народы можно умиротворить полумерами. В краткосрочной перспективе это, может быть, и верно, но в долгосрочной – несостоятельно.
Хиллари Клинтон: Для всех наших друзей в регионе, включая правительства и народы, задача заключается в том, чтобы помочь нашим партнерам предпринять системные шаги к провозглашению лучшего будущего, в котором голоса людей будут услышаны, их права будут уважаться и их чаяния осуществляться. Это не просто вопрос верности идеалам. Это стратегическая необходимость.
Владимир Абаринов: Хиллари Клинтон заявила, что реформы не должны носить косметический характер. "Случалось, революции свергали диктаторов во имя демократии, но политический процесс перехватывался новыми автократами, которые прибегали к насилию, обману и фальсифицировали выборы, чтобы остаться у власти или реализовать экстремистскую программу", - сказала госсекретарь.
Хиллари Клинтон: Переход к демократии даст результаты лишь в том случае, если он будет осознанным, всеобъемлющим и прозрачным. Тот, кто хочет быть частью политической системы, должны доказать приверженность основным принципам, таким как отказ от насилия как орудия политического принуждения, уважение прав этнических и религиозных меньшинств, и действовать в духе толерантности и компромисса. Тот, кто отвергает эти обязательства, не заслуживает места за столом переговоров.
Владимир Абаринов: Однако на той же Мюнхенской конференции Клинтон по существу поддержала нынешнего вице-президента Омара Сулеймана, долго время занимавшего пост шефа египетской разведки. А вице-президент США Джо Байден говорил с Сулейманом по телефону. В ходе телеконференции заместитель советника президента по национальной безопасности Бен Родс отрицал, что Вашингтон сделал ставку на Сулеймана. Директор управления госдепартамента по политическому планированию Джейк Салливан подтвердил, что США не связывают стабилизацию в Египте с какой-либо конкретной фигурой – Сулейман в данном случае лишь лицо, возглавляющее переговоры с оппозицией от имени правительства.
