Звучит фрагмент музыкальной заставки нового телепроекта «Бабье лето»
Анна Качкаева: Вот так звучит музыкальная заставка одного из самых элегантных телепроектов последнего времени: на фоне чего-то невесомого, струящегося в пастельных тонах возникают силуэты, лики, образы женщин – Быстрицкая, Печерникова, Васильева, Конюхова, Касаткина, Варлей, Алферова. 22 героини каждый вечер в 21 час на канале «Домашний» рассказывают о себе, а значит, о любви, о жизни и об одиночестве. На экране они блистательны. С помощью костюмов, гримеров, визажистов, мастеров света, фотохудожников создается тонкая, дышащая материя фильма и женская зрелость выглядит красивой. Иногда даже хочется, чтобы слов было поменьше.
Итак, большие актрисы - символы ушедшего времени, у которого был стиль – в новом проекте Сергея Майорова «Бабье лето». И Сергей Майоров сегодня со мной в студии.
Сергей, с точки зрения мужчины, «бабье лето» когда начинается?
Сергей Майоров: Сложный вопрос. Наверное, оно начинается в пору духовной зрелости, когда возникает желание не потреблять, а отдавать. Мне кажется, наши актрисы сейчас находятся в том самом состоянии, когда они готовы отдавать то тепло, которое в них вырабатывается, которое у них образовалось в процессе насыщенной, яркой жизнедеятельности.
Анна Качкаева: То есть никаких возрастных рамок, по вашему ощущению, «бабье лето» не имеет?
Сергей Майоров: Это же философское определение. Героини нашего проекта – актрисы от 60-ти до 90 лет – 30 лет. Допустим, Людмила Ивановна Касаткина вполне могла быть мамой Ирины Ивановны Алферовой физиологически. И почему такой выбор героинь – потому что мы смотрели степень наполненности актрис, их желание и готовность что-то отдавать, делиться с миром чем-то очень важным.
Анна Качкаева: Я допускаю, что не всем вашим героиням это название понравилось.
Сергей Майоров: Я знаю конкретно одно высказывание Ирины Петровны Мирошниченко. Проект назывался «Кинодивы», это было рабочее название. Но в процессе монтажа серий мы начали понимать, что «Бабье лето» - это как раз то философское название, которое этому проекту подходит больше всего. И когда Ирина Петровна об этом узнала, она позвонила, у нас с ней был разговор. Причем я очень люблю Ирину Петровну, но он был на повышенных тонах. Ирина Петровна говорила эмоционально, я ее пытался переубедить, объясняя, что не слово «бабы» главное, а «бабье лето». Французское «L'ete indien» - это более философская история, чем просто... У нас неудачный перевод. «Индийское лето», как угодно его можно перевести. Тем не менее, Ирина Петровна подумала, что ее пытаются оскорбить, назвав «бабой». Но когда ее помощница оказалась в ГУМе на выставке, где эта выставка была заявлена на три недели, а продлилась еще на месяц по просьбе...
Анна Качкаева: Это фотографии актрис.
Сергей Майоров: Формат такой, что мы делаем фотосессию. Мы ищем тот портрет, который ищем. И в рамках этой фотосессии разворачивается действие документального фильма. Посмотрев на фотографии, Ирина Петровна сменила гнев на милость, была на презентации, говорила много добрых слов. Мало того, актрисы, которые поначалу встретили проект немножко настороженно, звонят и благодарят. В частности, Ольга Владимировна Волкова мне позвонила и сказала, что посмотрела все серии и находится в полном восторге. И для меня их оценка очень важна.
Анна Качкаева: Фотосессия как прием – ход замечательный для телевидения.
Сергей Майоров: А меня натолкнул на это наш с вами общий товарищ Владимир Сергеевич Ханумян, который в Высшей школе журналистики читает ваш замечательный курс лекций про контент. И меня удивила его формулировка слова «контент». Оказывается, нет четкого определения...
Анна Качкаева: Перевод тоже неточен, это не совсем «содержание».
Сергей Майоров: Это концентрация эмоциональных состояний. Как элегантно и как точно он нашел формулировку слова «контент». Мы сейчас концентрируем нашу память, наши впечатления, наши эмоциональные состояния в проекте «Бабье лето». Все родилось очень просто. Копаясь на даче, я нашел более тысячи открыток, которые когда-то продавались в «Союзпечати». Я понимал, зачем я их коллекционирую. Я начал вспоминать, при каких условиях. Я вспомнил те 20 копеек, которые давали на обед в школе...
Анна Качкаева: А зачем вы их тогда коллекционировали?
Сергей Майоров: Да, я понимаю. Я же родился в маленьком подмосковном городке Монино, это Военно-воздушная академия Гагарина, огромное летное поле и Музей ВВС. И все фильмы про войну снимали у нас. Матвеев, Гостев приезжали. Сцены бомбардировок, массовые сцены с самолетами – это все было продукцией Монино. Естественно, мои развлечения – это нахождение на съемочной площадке. Мы не играли в «дочки – матери» и «казаки – разбойники», мы играли в фильм «Экипаж», потому что нашей реальной декорацией был самолет «Ту-144», стоящий в музее. И я видел, как актрисы, актеры вели себя на площадке, как им приносили чай-кофе, как их кутали в плед, как их не кутали в плед, как они, бедные, сидели и ели какие-то бутерброды под какими-то санями. И я понимал, что это какая-то совершенно другая жизнь – вот та гламурная, мне не понятная, «глянцевая» жизнь. И я покупал их фотографии и любовался. В театральном институте есть такое упражнение: ты ездишь в метро, смотришь на человека и пытаешься фантазировать его жизнь. Вот я смотрел на эти открытки и пытался представить, какие они в жизни.
Анна Качкаева: Кстати, одна из ваших героинь говорит о том, что вообще надо фантазировать – это большое удовольствие.
Сергей Майоров: Очень правильно. И я коллекционировал, потому что мне хотелось вот той яркой, замечательной жизни. Сейчас, в возрасте 42 лет, найдя эти открытки, я понял, что я хочу понять, какая же за ними биография.
Анна Качкаева: Вы все очень точно объяснили. И для меня фотосессия на экране – это двойное преображение. Потому что несколько раз в кадре человек входит в разный тип состояния: входит в белое помещение одна женщина, выходит другая, на фотосессию – третья. И зрителям вот это эмоциональное преображение и женщины, и актрисы, конечно, очень важно. Мне кажется, что в этом есть и некоторая опасность, потому что декоративность интервью, а фотосессия закладывает рамки, заставляет их входить в предложенный образ.
Сергей Майоров: Безусловно, они же актрисы. И быть совсем без образа, совсем жить вне образа они не могут. Они – актрисы.
Анна Качкаева: То есть это все равно не совсем они?
Сергей Майоров: Это портреты эпохи, скорее, это попытка посмотреть не просто на актрис, а на женщин, на страну, попытаться разглядеть какую-то загадку. Это некий собирательный образ. Это не стопроцентно истории наших героинь.
Анна Качкаева: А сколько по времени длится каждая фотосессия и съемка интервью?
Сергей Майоров: Мы очень долго работали. Самая короткая – 2,5 часа, по причине занятости Элины Авраамовны Быстрицкой. Самая долгая – целые сутки – это была Ирина Викторовна Печерникова. То есть интервью могло идти и 4, и 5, и 6 часов. Мы прерываемся, отдыхаем, обедаем, разговариваем, настраиваемся, гримируемся, перегримировываемся, если что-то не так. Это настоящий съемочный день.
Анна Качкаева: На самом деле, это не совсем интервью, это действительно съемка. И это для них естественный процесс игры в игру.
Сергей Майоров: Тут произошел некий перформанс. Дело в том, что оказываясь в павильоне, актрисы очень комфортно стали себя чувствовать. Многие из них, если вы обратите внимание, когда они заходят на площадку, они оценивают ее: «Боже! Как настоящее кино». Мы им предложили оказаться в свойственной им атмосфере, в которой они в последнее время, к сожалению, не находятся. Они оказываются на площадке, когда вокруг них колдуют... Ада Николаевна Роговцева, Светлана Афанасьевна Светличная говорят: «Молодые мальчики и девочки, все вокруг тебя прыгают, бегают, гримируют, одевают». Они себя чувствуют настоящими богинями, безусловно.
Анна Качкаева: 10 лет назад, и вы, конечно, об этом знаете, Рината Литвинова сняла по форме очень похожее документально-художественное произведение, цикл, который назывался «Нет смерти для меня». И там тоже были как раз кинобогини – Окуневская, Смирнова, Самойлова, Мордюкова, Васильева. Они тоже рассказывали о себе и о жизни. Это был во всех смыслах замечательный проект, тоже очень стильный. Сама Рината – дама-стиль. А для Мордюковой, которая тогда вообще открылась, конечно, была еще и последняя история искренняя. Вы имели в виду этот фильм, когда брались...
Сергей Майоров: Честно вам скажу – нет. Я очень трепетно отношусь ко всему, что делает Рината. И конечно, проект я видел. У нас была немножко другая задача. У Ринаты актрисы были безумно откровенны и очень естественны. Нас другая мысль натолкнула на этот проект. Мы с Любой Камыриной, вашей ученицей, в мае, оставшись без работы на «Пятом» канале, в состоянии депрессии сидели и выпивали в каком-то кафе, и разговаривали о том, кто же является «лицами эпохи». И мы начали вспоминать 10-80-ые, на 90-ых мы споткнулись. И оказавшись на нескольких съемочных площадках, я увидел, как молодые, довольно известные актрисы, имена которых мало кому известны, и уж фильмы тоже, ведут себя совершенно неестественным образом. В частности, я был на площадке фильма, в котором снималась одна молодая актриса вместе с Татьяной Григорьевной Васильевой. И я увидел разное отношение к профессии. Я увидел Васильеву на площадке и эту молодую актрису, которая не выпускала из рук «косметичку», каждую минуту пытаясь себя припудрить, оценивая себя, как она выглядит в кадре. А Васильева была абсолютно невозмутимой, она была вся в предлагаемых обстоятельствах, она была в работе. Мне показалось, что происходит очень обидный процесс – мы теряем личности в кино. Мы потеряли огромное количество мужчин по причине физической их смерти, и мы теряем женщин. Потому что совершенно непозволительная и обидная история, я был ее свидетелем, на телеканале «НТВ», когда появились актрисы, попавшие в больницу. Сейчас новый прием: съемка на мобильный телефон в руках у медсестры за 150 долларов, что спровоцировано продюсером или журналистом, а потом это выдается за съемку телезрителей. И когда я увидел Крачковскую с растрепанной головой, а она и так женщина, в общем, больная, крупная, очень тучная, у нее зажеванная ночная рубашка, она лежит в палате. И когда это все снимается и выносится на экран, и то же самое с великой Самойловой...
Анна Качкаева: А перед этим – с Гундаревой.
Сергей Майоров: Самойлова перестала быть богиней, потому что ее распотрошили, препарировали всю. И уже показали ее сильно пьющей, и ломаной, переломанной и так далее. У меня возникает вопрос – зачем? Что мы хотим сказать? Мы расписываемся в том, что мы - ублюдки? Мы расписываемся в том, что мы живем в такой стране, что мы не способны сказать спасибо этим женщинам, которым аплодируют кинофестивали, которые создавали историю этой страны? Вот какой любопытный факт мы нашли, снимая Тамару Семину. В 91-ом году билет в кино стоил 10 копеек. Может быть, просто совпадение, но на экраны вышли два фильма – «Воскресение» и «Крепостная актриса», и буквально сразу после выхода этих фильмов билеты стали стоить 20 копеек. Они зарабатывали миллиарды. А Самойлова – одинокая женщина. И у кого рука поднимется это показывать?.. Я считаю, что все-таки у свободы должны быть, хотя бы в этом, какие-то этические ограничения. И мне очень обидно за родственников Татьяны Самойловой, потому что за это можно было бы судиться, подать в суд и выиграть бешеные деньги. Потому что это нарушение интимного пространства. Мы хотели, чтобы у зрителей остались в голове, в памяти, в воображении те потрясающие лица, которые были и есть в нашем кино.
Анна Качкаева: Вы хотели, чтобы полюбовались.
Сергей Майоров: Да. Красоты и смысла хотелось.
Анна Качкаева: Вот почему я провела параллель с фильмом Литвиновой. У нее это было более явно, у вас, может быть, по касательной, но все равно такое ощущение, что вот она, плата женщины из плоти, крови, страстей и желаний за судьбу кинодивы. Плата за то, что, грубо говоря, женщина продает душу. И эта драматичность у вас смикширована, у Литвиновой она очевиднее. Но это любование зрелостью, оно ради чего? Чтобы и рядом женщин видели красивыми, внятными, сочувствовали...
Сергей Майоров: Я не знаю ответа. Я попробую подумать вслух. Мы этот проект посвятили нашим мамам. Например, моей маме Надежде Александровне, которая осталась сейчас одна по причине ухода папы из жизни. Ощущение, что была какая-то растерянность, потерянность, потеря смысла: а зачем, а что, а дети взрослые, а я уже никому не нужна. И мне очень важна ее реакция. Такая же история у Любы Камыриной: мама тоже осталась одна. Мы хотели, чтобы наши мамы поняли, что жизнь не заканчивается, что все-таки в этой жизни можно быть свободными. И может быть, смотря эти фильмы, каждая из женщин попробует найти ответ на риторический русский вопрос: как жить и что делать дальше? Потому что, несмотря ни на что, эти женщины все равно живут, они востребованы, и каждая находит для себя ответ. У кого-то есть муж, у кого-то нет. Процентов у 70 актрис нет мужей. Процентов у 50 нет детей. Тем не менее, жизнь продолжается. Да, это плата, и мы об этом говорим. Кто-то говорит об этом очень откровенно, кто-то, как Ирина Петровна Мирошниченко, старается об этом не сильно дискутировать. Но это все читается между строк. И наверное, их истории – это попытка поговорить с женщинами о том, что все еще в этой жизни возможно, что «бабье лето» - это не конец.
Анна Качкаева: И это, наверное, очень правильное ощущение. Именно поэтому я и думала, что это как-то связано с мамой. Потому что в ваших эпиграфах очень часто звучит слово «мама». А вы для себя роль в общении с этими женщинами какую выбрали? Сына? Воодушевленного зрителя? Ученика? Или это все вместе?
Сергей Майоров: Фанатичного поклонника.
Анна Качкаева: А Люба?
Сергей Майоров: Люба, скорее, ученица. Она женщина, она более цинична в оценках, чем я. Ей интересна цена вопроса, что же стоит за этим успехом.
Анна Качкаева: А не кажется ли вам, что эти женщины разговаривали бы с вами иначе, чем с ней?
Сергей Майоров: А многие женщины разговаривали со мной.
Анна Качкаева: Вот поэтому есть странная ломка в двойном вашем интервьюировании. И мне кажется, это ощущается. Скорее всего, многие женщины молодую барышню с трудом воспринимают в качестве интервьюирующей? Или нет?
Сергей Майоров: До того, как войти в интервью, мы с актрисами проживаем довольно важный период. Интервью – это финал фотосессии. Вначале снимается фотосессия и вся картинка. И уже нет ощущения – разговор двух стерв, двух очковых кобр. У нас были примеры, как Ирина Константиновна Скобцева и Ирина Ивановна Алферова, когда чувствуя, что Любе тяжело в какой-то момент...
Анна Качкаева: А тяжело в чем?
Сергей Майоров: Они закрыты, они не пускают ее. И я понимал, что нужно идти мне, и я вторгался в канву интервью, подхватывая Любу и пытаясь, со своей стороны, зайти и разговорить этих актрис.
Анна Качкаева: А зачем вы это сделали? Почему такая необходимость на двоих...
Сергей Майоров: Я не знаю. Мы с Любой очень давно дружим, мы очень близкие люди, мы чувствуем друг друга с полуслова. Просто в какой-то момент я почувствовал, что она начинает нервничать. И в этот момент, подойдя сзади и положа руку на плечо, я задал два-три вопроса, которые, может быть, в чем-то изменили ход беседы. Это партнерство. В принципе, актрисы нас не боялись. Хотя были реакции, когда, оказываясь на площадке, они не верили в предлагаемые обстоятельства и говорили: «А это не НТВ снимает? Это не провокация?». Многие боялись. Ирина Петровна даже обходила съемочную площадку на предмет того, нет ли скрытых камер, серьезно. Это, на самом деле, дикая паранойя, и меня это очень пугало. Но после фотосессии, когда актрисы видели, что происходит и как к ним относятся, в массе своей интервью были достаточно легкой формой, и разговор двух стерв не существовал. Но были трудные моменты.
Анна Качкаева: С кем было тяжелее всего?
Сергей Майоров: С Быстрицкой, с Мирошниченко. Очень тяжело было с Ириной Викторовной Печерниковой. У нас была попытка объяснить «синхроном» Любы, в каком она была состоянии. Генеральный продюсер нашего проекта, гендиректор «Домашнего» Наташа Билан дала очень мудрый совет: «Давайте это вырежем и не будем, таким образом, подставлять актрису». Она была действительно трезва, но она принимет транквилизаторы, у нее сложное состояние, и она так говорит в последнее время. И мы старались не акцентировать на этом внимание. И огромное количество людей за это поблагодарило. Но была реакция, когда люди говорили: «Пьяна ли Печерникова?». Нет, она была не пьяна. Ей было очень тяжело и плохо. И интервью было очень долгим. Она не понимала, она капризничала. Она живет в глухой деревне, и она отвыкла от всего того, что ее окружало, поэтому было непросто.
Анна Качкаева: Вы их знали раньше, как я понимаю, и снимали. Вас кто-то поразил в этом проекте?
Сергей Майоров: Все. Поэтому и название родилось «Бабье лето». Как мы уже говорили, желание отдавать. Все без исключения. Все находятся в потрясающей физической форме. Зная, сколько актрисам лет (многие и сами этого не скрывают), мы обращаем внимание на то, как они выглядят. И дай Бог всем так выглядеть в 75-85 лет. Они фантастические! А отсюда возникает дикая злость на современных режиссеров и кинематографов, почему это нельзя снимать, почему этих актрис сейчас нельзя снимать. Многие из них, к сожалению, вне основной профессии. Многие зарабатывают, не снимаясь в кино, играя в театре, а творческими вечерами, к сожалению. Степень их откровенности такая, когда я понял, разговаривая с некоторыми актрисами, они говорят: «А многих уже нет, поэтому память их мы сильно не опорочим, если позволим себе что-то сказать». Они все очень свободны. В этом проекте ключевое слово - «свобода». Они свободны в словах, в эмоциях, в рассуждениях, в том, как они ведут себя перед камерой. Это удивительно сексуальная картина - роман актрисы с фотокамерой. Смотреть на фотосессии, как они работают, - это завораживающее действие. Эти актрисы действительно в состоянии отдавать вот то тепло, которое бывает в «бабьем лете».
Анна Качкаева: Я понимаю, что кто-то отказался, кого-то вы не сняли. Наверное, пытались Гурченко, и было бы любопытно. Хотя мне кажется, что очень трудно уже какие-то грани ее открыть.
Сергей Майоров: Очень трудно, да. Мы пытались разговаривать с Людмилой Марковной – не получилось.
Анна Качкаева: А вот, например, Вертинская и Демидова?
Сергей Майоров: Алла Сергеевна готова была сниматься в нашем проекте, но по каким-то причинам отказалась. С Марианной Вертинской мы договорились на второй сезон. С Анастасией – очень сложно. Тут тоже есть определенная грань. Есть еще одна актриса, которая отказалась по причине того, что не захотела показываться в том состоянии, в каком она сейчас находится. Есть актриса, которой мы отказали, и это было наше решение вместе с Натальей Билан. Например, мы категорически не стали снимать Наталью Кустинскую, потому что, находясь в том состоянии, в каком она сейчас находится, показывать ее катастрофически нельзя. Уж лучше пусть останется тот образ, который был в кино. Есть актрисы, которые по причине неудачной пластики или не очень корректно сделанной пластики отказались. То есть разные были причины. Их было не так много, но они были.
Анна Качкаева: Я так понимаю, 22 женщины определены. А если будет продолжение, то это тоже еще человек 20?
Сергей Майоров: Может быть, человек 10-12. Страшно потому, что очень многих мы уже потеряли. Натальи Гундаревой, Любови Полищук, Ани Самохиной, Софико Чиаурели, Вии Артмане, которые могли бы... Даже выбирая по союзным республикам, мы поняли, что кроме Ады Николаевны Роговцевой мы никого позвать из нашей бывшей страны не можем. И потеряли некрасиво.
Анна Качкаева: Не сравнивая опять же ваши работы, поскольку у Литвиновой был такой проект с пятью женщинами, и они олицетворяли и себя, и время, и эпоху, и вы снимаете женщин. А почему не мужчин?
Сергей Майоров: Очень жестко по этому поводу сказала Ольга Владимировна Волкова: мужчины так долго не живут, к сожалению. Я знаком с огромным количеством артистов, и знаю, как на самом пике карьеры уходили, на мой взгляд, удивительные актеры: Вадим Спиридонов, Талгат Нигматуллин, Николай Еременко и так далее. Олег Иванович Янковский, Александр Гаврилович Абдулов – последние потери. К сожалению, мужчины уходят раньше, чем женщины. И думая о формате сделать подобное с мужчинами, к сожалению, мы столкнулись с тем, что они более закрыты, из живущих и здравствующих, и очень многих уже нет, к сожалению. Страна у нас такая.
Анна Качкаева: То есть это объективная причина. Вы думали, что это возможно, что время можно проговорить и мужским визуальным рядом?
Сергей Майоров: Безусловно. Я смотрел какой-то сериал, и вижу замечательную, любимую мною актрису Ирину Розанову, которая играет женщину, влюбленную в Бориса Щербакова. Я понимаю, что между ними разница лет, как минимум, 15. И я понимаю, что артистов поколения Ирины Розановой ярких, не спившихся, не ушедших, а находящихся в хорошей форме очень мало. А что уж говорить об актерах?.. У нас из пожилых артистов, здравствующих ныне, - Владимир Михайлович Зельдин, 96 лет. А когда начинаешь перечислять по пальцам, то становится как-то очень-очень грустно.
Анна Качкаева: И если все-таки говорить об этих женщинах как о символах времени, стиля, вы для себя выбрали, кто олицетворяет точно 60-ые, 70-ые, 80-ые, 90-ые?
Сергей Майоров: Мы играли в эту игру, и мы называли. Мы понимали, что 30-ые – это Ладынина, Орлова, Серова, Целиковская, Раневская. 50-ые – пришло время Людмилы Ивановны Касаткиной, Татьяны Конюховой, Веры Васильевой и других потрясающих актрис. 50-ые годы – это поколение «Молодой гвардии» - Мордюкова, Макарова. Инна Владимировна – тоже героиня нашего проекта. Ирина Константиновна Скобцева. 60-ые – это поколение Натальи Варлей, сестер Вертинских, это Татьяна Доронина, Ирина Петровна Мирошниченко, Ирина Печерникова, Лариса Лужина, Тамара Семина. Да, определяли «лиц эпохи». Мы на 90-ых споткнулись. Кроме Иры Розановой, Лены Яковлевой и Елены Сафоновой мы никого больше вспомнить не могли. И то, признавшись себе честно, что эти актрисы дебютировали в 80-ые годы в кино. «Интердевочка» - 88-ой, «Зимняя вишня» - вообще 84-ый.
Анна Григорьевна, а для вас актрисы 90-ых годов – это кто?
Анна Качкаева: Не знаю. Не могу сформулировать.
Сергей Майоров: Тут еще игра воображения в том, что называя актрису, мы с вами сейчас, как минимум, вспомним 5-6 фильмов, в которых она играла. Тамара Семина – и сразу можно назвать пять фильмов. Наталья Варлей, Наталья Гундарева...
Анна Качкаева: Хотя Варлей ассоциируется у большинства исключительно с «Кавказской пленницей» и с «Вием».
Сергей Майоров: Тем не менее, этого уже достаточно, чтобы стать законодательницей мод в стране. А вот когда ты начинаешь называть 90-ые годы, даже если ты вспомнишь фамилию актрисы, ты с трудом назовешь хотя бы два фильма с ее участием. А 2000-ые – пожалуй, кроме Чулпан Хаматовой в голову вообще никто не приходит.
Анна Качкаева: Ну да, наверное, это так.
Сергей Майоров: Вот сейчас мы мониторили ради интереса, готовя еще один проект в эфире... 9 апреля в эфир вернутся «Детали» на СТС. Это будет репортерский проект, и мы очень этому рады. И Артур Валеев будет работать в этом проекте, Люба Камырина. Я надеюсь, что проект будет ярким и замеченным. Сейчас мы им тоже занимаемся. И когда мы начали анализировать, кто чаще всего появлялся в феврале, выяснили, что актриса Анастасия Макеева. Анна Григорьевна, вы можете назвать два фильма с участием актрисы Анастасии Макеевой?
Анна Качкаева: Извините, Сергей, никакого ассоциативного...
Сергей Майоров: А в феврале я презентовал этот проект, потому что есть еще одна ветвь, которая может из него прорасти, из «Бабьего лета». Мы хотим, чтобы в нем приняли участие крупные европейские актрисы. В феврале я был на переговорах с Катрин Денев в Париже. И идя на встречу в ее офис, я обратил внимание, что весь Париж разметает журналы «Paris Match», на обложке которого Жан-Поль Бельмондо с внуком. Приехал в страну, увидел везде очень милую, красивую Анастасию Макееву, на всех обложках, которые не разметали, а продолжали лежать в магазинах и ждали, видимо, своей утилизации.
Анна Качкаева: А это всегда вопрос: мы, собственно, кто? В этих лицах ведь тоже не только время и эпоха...
Сергей Майоров: Мы – сволочи! Если мы не можем сейчас в нашей стране бить сильных мира сего, мы начинаем бить женщин. Мы их показываем в программе, как каких-то опустившихся, каких-то неприличных, каких-то неадекватных. Можно подумать, что у каждого из нас нет своего скелета в шкафу. Зачем наносить удары больной актрисе Крачковской? Или зачем пинать Наташу Варлей, пытаясь высчитать, сколько у нее было мужей, детей?
Анна Качкаева: Наташу Варлей пинали не только за это. Вы посмотрите, как вообще себя некоторые мужчины в силе ведут по отношению...
Сергей Майоров: На меня очень серьезно подействовала статья Даниила Дондурея с Владимиром Сергеевичем Ханумяном в 10-ом номере «Искусство кино». И я понял, что все-таки в нашем телевидении нет главного – мы перестали искать смыслы. Мы живем как скоты, и в этом проблема.
Анна Качкаева: То есть вы пытаетесь своими проектами помочь тому, чтобы не оскотинились?
Сергей Майоров: Аня, вы, как активный пользователь некоторых социальных Сетей, зайдите ко мне на страницу и посмотрите, что молодежь пишет под каждой фотографией. Я у себя в «Facebook» выложил фотографии со съемок, с презентаций и те фотографии, которые никогда не будут изданы и опубликованы. И что там пишет народ – люди благодарят за то, что, например, у них появилось желание снова включать телевизор. Я не Мессия, я не претендую на это, упаси Боже! У нас вообще такой задачи не было. Мы с Наташей Билан, когда придумывали проект, решили вспомнить, извиниться и показать, как это сейчас прекрасно. Исключительно эмоциональная плоскость. То, о чем говорит Ханумян на своих лекциях: концентрация состояния и памяти.
Анна Качкаева: И пока эта память, видимо, не станет позитивной – нет проекта будущего. Но меня как раз пугает, что проекта будущего нет и здесь. И то, о чем вы только что сказали, что нет лиц, имен и нет контекста, который эти лица и имена рождает, - это ведь не дает двигаться. Мы все время живем прошлым. И этот проект опять про уходящую осень.
Сергей Майоров: Про прошлое, да. Но я надеюсь, что этот проект хотя бы заставит молодых актрис, которые в ответе сейчас за свои судьбы, как-то по-другому на себя посмотреть и оценить. Во всяком случае, быть требовательнее к выбору материала, быть требовательнее к самим себе, не оскотиниваться, не превращаться в тупых кукол, а все-таки наполнять свою жизнь каким-то смыслом. Как Чулпан. Ведь есть же примеры – Дина, Чулпан, умные, красивые. Чулпан с тремя детьми – фантастическая, гениальная актриса. «Бабье лето» должно что-то подарить. И я надеюсь, что оно что-то подарит и молодым актрисам.
Анна Качкаева: Во всяком случае, прозрачность неба и легкую паутинку. По крайней мере, солнце-то никуда не девается.
Сергей Майоров: Я вчера приехал из Петербурга. Мы презентуем сейчас в регионах выставку Аслана Ахмадова, нашего соавтора, фотохудожника, и презентуем проект. Вчера были в Петербурге – просто толпы журналистов. Я такого количества журналистов уже давно на пресс-конференциях не видел.
Если говорить о любви, об интеллекте и памяти. Я всегда езжу в Петербург, нежно люблю петербургских журналистов, и всегда думаю: какой тупейший вопрос прозвучит в этом удивительном городе, который считается культурной столицей? На этот раз, предполагая, что вопрос будет «почему не снимались петербургские актрисы?», я услышал совершенный бред. Девушка из очень серьезного издания встала и спросила: «А почему в вашем проекте снялись Лолита и Лайма Вайкуле? Он же про киноактрис». Я удивился. И все участницы пресс-конференции, а там было много выдающихся актрис, участниц проекта Аслана, посмотрели друг на друга и не поняли, почему был задан вопрос. Девушка, указав на фотографии Ольги Волковой и Татьяны Конюховой, приняла их за Лайму Вайкуле и Лолиту. И мы это делаем для того, чтобы, может быть, еще как-то образовывать немножко людей. Народ, может быть, хотя бы кино посмотрит хорошее.
Анна Качкаева: И вопрос от Александра из Москвы: «Как говорится в Библии, многие знания – многие печали. Зачем вообще нужно показывать талантливых и любимых актрис теперь, когда их карьера закончилась? Только, к сожалению, депрессию нагонять. Пусть лучше в сознании людей они останутся такими, какими были на экране – молодыми и красивыми».
Сергей Майоров: Наверное. Но я очень рад тому, что многие актрисы все-таки еще в хорошей форме и работают. Людмила Алексеевна Чурсина очень долго искала съемочный день в своем графике, потому что она безумно востребована театром, она очень много работает. Я считаю, что мы, как телевизионщики, должны показывать все. Вопрос вкуса, степени свободы и меры.
Анна Качкаева: И я совершенно не согласна с нашим слушателем, что не нужно показывать зрелость. Когда ее показывают, и даже старость, в этом нет ничего неприятного. Это – жизнь, которую надо уметь показать.
Сергей Майоров: У меня есть фотографии моей прабабушки, она была ровесницей века, умерла, когда мне было 25 лет. Я смотрю на эти фотографии и думаю: Боже, какие были удивительные и красивые лица!
Анна Качкаева: Они еще и родные для нас.
Сергей Майоров: А актрисы такие же родные. Они же ассоциируются с нашей жизнью, с фильмами, с музыкой, с песнями, с историями. Они каждый день приходили домой, мы их знали, мы на них шли.
Анна Качкаева: Пришли два SMS-сообщения: «К сожалению, впервые приходится слышать о передаче. А она любопытная. Назовите канал и время». «Домашний», 21 час, с понедельника по четверг.
Сергей Майоров: Завтра будет спецпрограммирование. Завтра, 8 марта, мы покажем специальную серию про Тамару Петровну Семину, которая будет в 10.40, сразу после фильма «Два Федора».
Анна Качкаева: Василий, Москва, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Актерство – это нечто внешнее, поверхностное. Но вот общаясь с вами через радио, хотя оно и лучшее из тех, которое я слушаю, тем не менее, вы любите все в одну кучу валить. Актеры – это не самые высокие личности в истории. Почему мы всегда понижаем градус? Ведь были же Ахматова и Цветаева, и совершенно не важно, как они выглядели. Это были великие поэты. А когда их называли поэтессами, их это безумно раздражало.
Анна Качкаева: Василий, вы хотите, чтобы Сергей снял не только об актрисах, но еще о ком-то?
Слушатель: Я хочу сказать, что понижение градуса, безусловно, присутствует, когда мы начинаем из темы женщин переходить к теме актеров. И тогда мы неизбежно понизимся еще и до Лаймы Вайкуле, и до Лолиты.
Сергей Майоров: Я боюсь, что это вы все валите в одну кучу. Дело в том, что актрисы были долгое время законодательницами мод, они были символами поколений. Им подражали. Они блистали на обложках журналов.
Слушатель: У кого?
Сергей Майоров: У женщин. Прасковьей Жемчуговой восторгались императоры, хоть она была крепостной актрисой. Все императоры всегда смотрели на актрис, потому что актриса должна быть красивой и хорошенькой. Позже они становились умными.
Анна Качкаева: Хорошо бы, конечно, снять 22 серии про Ахматову, Цветаеву... Но мы сейчас на пальцах одной руки не насчитаем тех женщин, о которых вы бы хотели, чтобы мы поговорили.
Сергей Майоров: Склодовская-Кюри, Марина Цветаева, Анна Ахматова, Ольга Берггольц...
Анна Качкаева: И о них – целые циклы на канале «Культура».
Сергей Майоров: Но их нет в живых. А наши героини живые, действующие, адекватные, вменяемые.
Анна Качкаева: Я думаю, что, может быть, Василий не очень точно, но внутреннее состояние неудовольствия выразил вот почему. Везде женщины – снимаем актрис-женщин, работают женщины, ведущие – женщины. А если вы посмотрите работу на «ТЭФИ-Регион»... Женщина цементирует все, и плохое, и хорошее, и дурное, и так далее.
Сергей Майоров: Извините, а была бы Сорокина резонансным журналистом, если бы она не была такой глубокой личностью, если бы она столько не пережила.
Анна Качкаева: А женщин, как женщин, их на экране-то почти нет. Есть либо гламурные барышни, либо функции. Я думаю, что, может быть, Василий про это говорит, что образа современной женщины на экране не чувствуешь. Где они? Как их найти? А их же много. И Оля Дергунова, и люди, создающие бизнес, и женщины-ученые – их много, но только мы не чувствуем их.
Сергей Майоров: Может быть, они недостаточно харизматичны.
Анна Качкаева: А может быть, мы не очень на них смотрим?
Сергей Майоров: Может быть, это тема для того, чтобы на это обратить внимание. Во всяком случае, спасибо большое за эту мысль. Я подумаю.
Анна Качкаева: Поскольку внешний облик программы, ее внутреннее состояние очень гармоничное, это связано и с музыкой. Что там за музыка? Откуда музыка взялась?
Сергей Майоров: Оформление придумал Даня Лебедев, а музыку, заставку шапки написала наш музыкальный редактор, замечательная Ксюша Прасолова, и написала за два дня до эфира. Нам с Натальей Билан очень не нравилась музыка, мы очень долго дискутировали. Я звоню и говорю: «Наташа, доверься. Времени нет, проект должен выходить в эфир. Пусть будет музыка Ксюши». Ксюше 35 лет. Я надеюсь, что она будет очень талантливым композитором. Я надеюсь, что у нее концерты скоро будут.
И я поздравляю всех женщин с праздником! Я всегда был уверен в том, что женщины сильнее, умнее мужчин, женщины – это наш цемент, и пусть он не растворяется.
Анна Качкаева: А я хочу закончить словами вашей героини Татьяны Васильевой, которая вспоминала своих родителей и еврейскую поговорку: надо обязательно жить, что бы ни случилось, хотя бы из любопытства. С праздником!
