Юрий Фельштинский: В августе 1939 года в тот момент, когда после оккупации Чехословакии в марте 1939 года Европе показалось, что большая война с Гитлером может и не начаться, Сталин развязал Вторую мировую войну. Я говорю "Сталин развязал", потому что Сталин очень хорошо знал, зачем он подписывает с Гитлером советско-германский пакт о ненападении вместе с секретным протоколом, оговаривающим, какие страны входят в сферу влияния СССР.
К августу 1939 года у советского правительства был выбор. Сталин мог подписать соглашение с Францией и Англией о взаимопомощи. Согласно такому соглашению в случае нападения Германии на Францию – а это единственная великая держава, на которую могла напасть Германия, так как с Англией и СССР она не имела границ, СССР и Англия должны были бы придти на помощь Франции. При отсутствии разрешения Польши на проход Красной армии через польскую территорию [а это разрешение, как мы обсудили в прошлой передаче, поляки не давали, так как знали, что Сталин в этом случае не уйдет уже из Польши никогда], Советский Союз реально не мог ничем помочь Франции и Англии. Правда, Советский Союз мог с практической точки зрения соблюдать благожелательный нейтралитет для Франции и Англии.
На самом деле подписание такого договора, безусловно, привело бы к тому, что Гитлер не стал бы нападать ни на Францию, ни на Польшу. Потому что при существовании договора между Францией и Советским Союзом Сталин должен был бы объявить Германии войну. На такой риск в сентябре 1939 года Гитлер пойти не мог.
Владимир Тольц: Простите, Юрий. Оставим Ваши рассуждения о том, что Сталин развязал войну и т. д. Поговорим о другом. Похоже, Вам кажется, что Вы, как в теории игр, просчитываете сейчас варианты возможных для Сталина политических решений и их опять же возможные политические последствия. На самом деле тут упущен, по-моему, важный элемент: отсутствует доказательство, что приводимый вариант политрешения вызовет именно эти, а не другие последствия. (Ну, например, почему существование гипотетического договора между Францией и СССР привело бы непременно к тому, что Гитлер не напал бы на Францию и Польшу? – Мог бы и напасть! Да и Сталин мог бы в такой момент от этого договора отказаться). Следует признать, как ни крути, Советский Союз при любом раскладе мог оказаться втянутым в большую европейскую войну уже в сентябре 1939 года. И это произошло. И точно так же есть основания говорить, что это не входило в планы Сталина.
Юрий Фельштинский: Вы совершенно правы. Сталин рисковал тем, что Советский Союз уже в сентябре 1939 года мог быть втянут в нежелательную тогда войну с гитлеровской Германией. Поэтому у Сталина был другой вариант внешнеполитической игры. Абсолютно спокойный вариант. Он мог не подписывать договора с Францией и Англией, и не подписывать соглашений с Гитлером. В этом случае сценарий сентября 1939 года выглядел бы для Гитлера несколько лучше. В первом случае Советский Союз оказывался в состоянии войны с Германией в случае ее нападения на Польшу и Францию. Во втором – Советский Союз оставался нейтральным. Тогда Гитлер должен был бы либо оккупировать всю Польшу и выйти к советским границам августа 1939 года, что создало бы для Гитлера риск нового витка военных столкновений – с советской армией. Согласитесь, трудно было бы предполагать, что сталинский Советский Союз и гитлеровская Германия – два крайне агрессивных государства, возглавляемых двумя иррациональными параноиками, – смогут долго прожить в мире. Чтобы не иметь общей границы с СССР Гитлер мог оккупировать только Западную Польшу, сделав из Восточной Польши буферную зону. Насколько долго могло продлиться такое "буферное" состояние - не ясно. Но, по крайней мере, и в случае появления общей границы с Германией, и в случае создания буферной Восточной Польши Советский Союз какое-то время мог бы не участвовать в большой европейской войне и наблюдать со стороны, как Гитлер расправляется с остальной Европой.
Конечно, главный риск для Сталина заключался в том, что Гитлер мог не начать большую войну в Европе. Вообще не начать. Он мог в сентябре 1939 года ограничиться в отношении Польши решением одной Данцигской проблемы. Суть Данцигской проблемы заключалась в том, что в городе проживали этнические немцы. Гитлер ставил вопрос об их воссоединении с Германией. Для этого требовалось не только передать Германии Данциг, но и создать "коридор" – так называемый "данцигский коридор" - для связи Данцига и остальной Германии. Понятно, что для передачи этих польских территорий Германии требовалось согласие Польши. Но у Гитлера уже был удачный для него мюнхенский опыт. И с Данцигом он планировал разыграть тот же сценарий. Сначала, шантажируя Францию, Англию и Польшу угрозой большой войны, получить Данциг и коридор; затем, обвиняя поляков в несоблюдении каких-нибудь условий, войти в Польшу под предлогом защиты интересов этнических немцев в Польше и оккупировать Западную Польшу. В конечном итоге сентябрь 1939 года для Польши все равно наступил бы, но произошло бы это не в сентябре 1939 года, а позже, например, в 1940-1941 годах.
Западную Польшу Гитлер тоже мог рассчитывать оккупировать без большой войны. В конце концов, позволили же ему Англия, Франция и Советский Союз оккупировать в марте 1939 года остаток Чехословакии. Чем Польша лучше?
Владимир Тольц: Так зачем все-таки при таком сценарии Гитлеру нужен был договор о ненападении со Сталиным? Договор, уничтоживший возможность "буферного" состояния Восточной Польши [или всей Польши в качестве буферного государства] и порождавший то, что по Вашим словам, было для Гитлера крайне нежелательно – советско-германскую границу?
Юрий Фельштинский: Видите ли, Гитлер мог испугаться того, что Сталин, несмотря на отсутствие договора о взаимопомощи с Францией, вступит в войну, пересечет границу Польши [с согласия или без согласия поляков] и откроет восточный фронт против германской армии. Такой сценарий для Гитлера был крайне невыгоден и опасен. Соответственно, Гитлер не мог идти на столь огромный риск в сентябре 1939 года. Не подписав со Сталиным договора о ненападении, Гитлер не мог начать войну против Польши.
Гитлер мог начать войну только в одном случае – если Сталин, со своей стороны, давал обязательства не поддерживать Францию и Англию и не открывать против Германии второй восточный фронт. Для этого немцам было абсолютно необходимо подписать с Советским Союзом договор о ненападении до начала наступательных операций против Польши.
Владимир Тольц: Подождите! Я пытаюсь вас понять: по Вашему мнению, Гитлер верил Сталину?
Юрий Фельштинский: Разумеется, Гитлер не верил Сталину, а Сталин не верил Гитлеру. И договоры подписываются такими политиками исключительно для того, чтобы их нарушать, не соблюдать и, в конце концов, разорвать (что, кстати, и произошло в 1941 году). Но договоры, согласитесь, не разрывают сразу же после их подписания. Это в международной дипломатической практике не принято. Из всего исторического опыта человечества известно, что договоры продерживаются какое-то время. Брест-Литовское соглашение продержалось с марта по ноябрь 1918 года. Советско-германский пакт о ненападении, как мы знаем, просуществовал с августа 1939 по июнь 1941 года.
Понятно, что платой за такой выгодный и необходимый Гитлеру договор было согласие Германии на оккупацию Советским Союзом ряда восточно-европейских стран. 20 августа 1939 года торопившийся с решением польского вопроса Гитлер написал письмо Сталину, в котором открыто сообщил, что планирует нападение на Польшу и поэтому заинтересован в скорейшем подписании договора о ненападении.
Из сборника документов о советско-германских отношениях в 1939-1941 годах "Оглашению подлежит":
"Господину Сталину, Москва.
Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне Ваш министр иностранных дел господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов. […] Напряженность между Германией и Польшей стала невыносимой. Поведение Польши по отношению к великим державам таково, что кризис может разразиться в любой день. Перед лицом такой вероятности Германия в любом случае намерена защищать интересы государства всеми имеющимися в ее распоряжении средствами. По моему мнению, желательно, ввиду намерений обеих стран, не теряя времени, вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я еще раз предлагаю принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее в среду, 23 августа. Имперский министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так и протокола. Принимая во внимание международную ситуацию, имперский министр иностранных дел не сможет остаться в Москве более чем на один-два дня. Я буду рад получить Ваш скорый ответ.
Адольф Гитлер".
Юрий Фельштинский: Сталин ответил согласием на приезд Риббентропа для подписания пакта о ненападении и секретного дополнительного протокола о разделе сфер влияния в восточной Европе. Я еще раз хочу подчеркнуть, что при всех минусах Мюнхенского соглашения 1938 года, при справедливости всех эпитетов, которыми мы это соглашение награждаем: трусливое, предательское и прочее, Мюнхенское соглашение подписывалось для того, чтобы сохранить мир, в то время как советско-германский договор подписывался Гитлером и Сталиным для того, чтобы начать войну. Именно поэтому торопился Гитлер. Именно для того, чтобы помочь Гитлеру поскорее начать войну в Европе, Сталин согласился срочно принять Риббентропа в Москве.
"21 августа 1939 г.
Канцлеру Германского государства господину Адольфу Гитлеру.
Я благодарю Вас за письмо. Я надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении станет решающим поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами. Народам наших стран нужны мирные отношения друг с другом. Согласие германского правительства на заключение пакта о ненападении создает фундамент для ликвидации политической напряженности и для установления мира и сотрудничества между нашими странами. Советское правительство уполномочило меня информировать Вас, что оно согласно на прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа.
Иосиф Сталин".
Юрий Фельштинский: 23 августа в Москву прилетел Риббентроп. В тот же день были подписаны советско-германский договор о ненападении и секретный дополнительный протокол. Упрощенно говоря, по протоколу Россия получала Прибалтику, Восточную Польшу, Финляндию и Бессарабию. Вот текст этого протокола, выдержка.
" Нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. […]
В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств [Финляндия, Эстония, Латвия, Литва], северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. […]
В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана.
Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.
Во всяком случае, оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.
Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях".
Юрий Фельштинский: Обратим внимание на то, что Гитлер не просил Сталина дать согласие, например, на оккупацию Франции, Бельгии, Голландии и других европейских государств. Гитлеру нужно было лишь согласие Сталина на войну с Польшей. Гитлер и в этот период всё еще надеялся избежать большой войны. Эта тема обсуждалась Гитлером во время встречи с Муссолини 15-16 апреля 1939 года, т.е. вскоре после оккупации Чехословакии. Тогда руководители двух государств согласовали сроки начала большой войны: не ранее 1943 года.
Письмо Гитлера Муссолини 25 августа 1939 года:
"Дуче!
Отношения Германии к Польше с весны стали еще более неудовлетворительными, и в последние несколько недель ситуация стала просто невыносимой. Эти причины заставили меня поторопиться с завершением германо-русских переговоров.
Открывшаяся после смещения Литвинова готовность со стороны Кремля приступить к переориентации своих отношений с Германией усилилась за последние несколько недель и дала мне возможность, после успешных приготовлений, отправить моего министра иностранных дел в Москву для заключения договора, представляющего собой наиболее широкий из существующих - пакт о ненападении. Благодаря этим соглашениям гарантируется благожелательное отношение России на случай любого конфликта. Благодаря переговорам с Советской Россией в международных отношениях возникло совершенно новое положение, которое должно принести Оси величайший из возможных выигрышей. […]
Адольф Гитлер".
Письмо Муссолини Гитлеру:
"Фюрер!
[…] Если Германия атакует Польшу и конфликт удастся локализовать, то Италия окажет Германии любую политическую и экономическую помощь, какая только потребуется.
Если Германия атакует и союзники Польши начнут ответную атаку против Германии, будет лучше, если я не возьму на себя инициативы в военных действиях ввиду нынешнего состояния итальянских военных приготовлений. […]
При нашей встрече война была нами намечена на период после 1942 года, и к этому времени я буду готов на земле, в море и в воздухе в соответствии с планами, которые были согласованы. […]
Муссолини".
Юрий Фельштинский: Дальше все шло как по маслу. 31 августа Молотов выступил с длинной внешнеполитической речью перед Верховным Советом СССР. 1 сентября, в день, когда Германия напала на Польшу, речь была опубликована в "Правде". Смысл речи был в том, что вчера еще фашистская Германия была врагом. Сегодня она стала другом. Вслушаемся в эту интересную речь:
"Договор о ненападении между СССР и Германией является поворотным пунктом в истории Европы, да и не только Европы. Вчера еще фашисты Германии проводили в отношении СССР враждебную нам внешнюю политику. Да, вчера еще в области внешних отношений мы были врагами. Сегодня, однако, обстановка изменилась, и мы перестали быть врагами. […] Различие в мировоззрениях и в политических системах не должно и не может быть препятствием для установления хороших политических отношений между обоими государствами. […] Тем самым поле возможных военных столкновений в Европе суживается. Если даже не удастся избежать военных столкновений в Европе, масштаб этих военных действий теперь будет ограничен. Недовольными таким положением дел могут быть только поджигатели всеобщей войны в Европе, те, кто под маской миролюбия хотят зажечь всеевропейский военный пожар. [...] Эти люди требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны? […] Если у этих господ имеется уж такое неудержимое желание воевать, пусть воюют сами, без Советского Союза. […] В наших глазах, в глазах всего советского народа, это такие же враги мира, как и все другие поджигатели войны в Европе. […] Cоветско-германский договор о ненападении означает поворот в развитии Европы, поворот в сторону улучшения отношений между двумя самыми большими государствами Европы. Этот договор не только дает нам устранение угрозы войны с Германией, суживает поле возможных военных столкновений в Европе и служит, таким образом, делу всеобщего мира — он должен обеспечить нам новые возможности роста сил, укрепление наших позиций, дальнейший рост влияния Советского Союза на международное развитие".
Юрий Фельштинский: Знаете, мы в рамках нашего цикла "Технология власти" разбирали очень многие темы. Некоторые из них, будем откровенны, сложные, спорные, не однозначные. Со многими моими выводами слушатели были не согласны. История возникновения Второй мировой войны в каком-то смысле абсолютно черно-белая простая тема, где, как мне кажется, не может быть двух мнений.
Первый вывод, который очевиден, что Сталин мог остановить Вторую мировую войну. Все, что он должен был для этого сделать, это подписать с Францией и Англией пакт о взаимопомощи и отказаться от собственных планов по захвату Польши или Восточной Польши. Всё. Больше ничего Сталин не должен был делать для того, чтобы предотвратить агрессию Гитлера и большую войну в Европе.
Но у Сталина были, разумеется, прямо противоположные задачи – развязать Вторую мировую войну, заставить Гитлера влезть в большую войну и на этой троянской лошади въехать в Европу, и Восточную, и Западную, и захватить ее. Глупый Гитлер влез в западню, устроенную Сталиным. 1 сентября Гитлер атаковал Польшу. Днем 3 сентября сначала Англия, затем Франция объявили Германии войну. Вечером 3 сентября германское правительство послало первую спешную сверхсекретную телеграмму в Москву о том, что оно просит советское правительство как можно скорее начать военные действия против Польши.
Владимир Тольц: Ну, "глупый Гитлер" - из уст историка сегодняшнего дня звучит столь же убедительно и серьезно, как "гениальный Сталин". Скажите лучше зачем, по Вашему мнению, Гитлеру потребовалось военное участие Красной армии в операции против Польши?
Юрий Фельштинский: Ну, во-первых, немцы несли потери. Конечно, эти потери, как потом выяснилось, были несоизмеримо малы по сравнению с потерями польской армии, но все-таки, впервые за всю историю гитлеровской агрессии в Европе немцы несли потери, исчисляемые тысячами. Во-вторых, немцам важно было предотвратить ситуацию, когда польская армия отступает на восток в советскую сферу влияния, куда по договору о ненападении с СССР не могут входить немцы. В-третьих, Гитлер хотел продемонстрировать и Польше, и Англии с Францией, что Сталин в этой войне является союзником Германии, а не союзником демократической Европы.
Но вот что еще очень важно. Если бы Сталин напал на Польшу 1 или 2 сентября, кто знает, Англия и Франция, может быть, не объявили бы войну Германии, а пошли бы по чехословацкому сценарию. Но это тоже означало бы, что большая Вторая мировая война в Европе не началась бы. А Германия и СССР вышли бы на общую границу друг с другом. Понятно, что в этом случае следующим агрессивным шагом была бы советско-германская, а не Вторая мировая война. Поэтому Сталин сделал то, что он сделал. Он выждал, пока Германия нападет на Польшу. Это, во-первых. Он выждал, пока Франция и Англия объявит Германии войну. Это, во-вторых. Он выждал, пока германское правительство дважды обратится к нему с настоятельной просьбой атаковать Польшу. И только после этого любезно согласился начать военные действия.
Владимир Тольц: Все на этом на сегодня! Спасибо, Юрий Фельштинский!
