Майские праздники – особое время в жизни страны. Вспоминаю детство. 1 мая всегда было событием. Я не помню, чтобы нас, школьников, заставляли ходить на первомайскую демонстрацию. Может быть, родителей и гоняли с работы, «по разнарядке», а мы с друзьями с удовольствием к ним присоединялись, конечно же, не особо вникая в идеологический смысл этого дня.
Само это время года – необыкновенно праздничное, светлое, веселое. Первое весеннее тепло: можно надеть футболку и кеды. Веселая музыка, цветы, транспаранты, воздушные шарики. Особенно чистый в этот день город. В общем, праздник был. Он и теперь – весенний праздник. И называется приятно: День весны и труда. Социолог Петр Бизюков, пришедший 1-го мая ко мне в эфир, поделился такой шуткой: «Мир-труд-май лучше, чем война-безработица-декабрь». А утром я видела на улице такую рекламную растяжку: «Мир-труд-Рай» (Видимо, рекламировалось некое заведение под названием «Рай».)
Свое радостно-печальное обаяние было в советские годы и у 9-го мая. Мало, наверное, в России семей, в которых никто не погиб на фронте или не был ранен. У нас в семье, например, дядя Петя, бабушкин брат, пропал без вести. Он преподавал на химфаке МГУ, и вот каждый год 9-го мая родные несли цветы к мемориальной доске возле главного здания университета на Ленинских горах. А другая бабушкина сестра, врач, дошла до Берлина с полевым госпиталем. Ей как ветерану к празднику всегда выдавали замечательные «заказы», содержимым которых (икра, сырокопченая колбаса, красная рыба и прочие вожделенные для советского человека яства) она всегда делилась с родственниками. А отец мой подростком пережил ленинградскую блокаду, с тех пор всегда очень жадно и быстро ел, до самой смерти все никак не мог наесться. Он говорил: «Мне постоянно кажется, что еды не хватит».
Да, была и парадная сторона победы, и «бряцание оружием» на Красной площади. Да и сейчас все это есть. Но есть и личное. Правда, его все меньше: годы идут, уходят старики, хранившие живую память, даже поколение нынешних шестидесятилетних не видело войны, а уж молодежь об этом знает и вовсе только понаслышке. Зато гордо развеваются георгиевские ленточки на автомобилях. У дачных соседей тоже есть такая. Я спрашиваю: «Зачем? Что это значит?» «Как – что? – отвечают. – Мы – победители!»
Да, людям важна память. Но не о войне, а о победе. Не об утратах и поражениях (тут я позволю себе поспорить с профессором Принстона Сергеем Ушакиным, который называет российское общество «обществом утраты», - по-моему, об этом как раз никто не хочет помнить, как не хочет и выяснять причины колоссальных военных потерь), а именно о победе. Вот пусть сейчас все плохо, думает обыватель, но зато мы в войне победили! И не беда, что случилось это почти семьдесят лет назад, и сам обыватель к этому ровным счетом никакого отношения не имеет. Ему приятно чувствовать себя причастным к великому событию, чувствовать себя победителем. И ради этого он будет терпеть и то, что полгорода перекрыто из-за репетиции парада, и автомобильные пробки по этому случаю в половине двенадцатого ночи (с которыми мне довелось столкнуться 5-го мая), и отсутствие многих необходимых благ, и высокие цены, и много чего еще.
Само это время года – необыкновенно праздничное, светлое, веселое. Первое весеннее тепло: можно надеть футболку и кеды. Веселая музыка, цветы, транспаранты, воздушные шарики. Особенно чистый в этот день город. В общем, праздник был. Он и теперь – весенний праздник. И называется приятно: День весны и труда. Социолог Петр Бизюков, пришедший 1-го мая ко мне в эфир, поделился такой шуткой: «Мир-труд-май лучше, чем война-безработица-декабрь». А утром я видела на улице такую рекламную растяжку: «Мир-труд-Рай» (Видимо, рекламировалось некое заведение под названием «Рай».)
Свое радостно-печальное обаяние было в советские годы и у 9-го мая. Мало, наверное, в России семей, в которых никто не погиб на фронте или не был ранен. У нас в семье, например, дядя Петя, бабушкин брат, пропал без вести. Он преподавал на химфаке МГУ, и вот каждый год 9-го мая родные несли цветы к мемориальной доске возле главного здания университета на Ленинских горах. А другая бабушкина сестра, врач, дошла до Берлина с полевым госпиталем. Ей как ветерану к празднику всегда выдавали замечательные «заказы», содержимым которых (икра, сырокопченая колбаса, красная рыба и прочие вожделенные для советского человека яства) она всегда делилась с родственниками. А отец мой подростком пережил ленинградскую блокаду, с тех пор всегда очень жадно и быстро ел, до самой смерти все никак не мог наесться. Он говорил: «Мне постоянно кажется, что еды не хватит».
Да, была и парадная сторона победы, и «бряцание оружием» на Красной площади. Да и сейчас все это есть. Но есть и личное. Правда, его все меньше: годы идут, уходят старики, хранившие живую память, даже поколение нынешних шестидесятилетних не видело войны, а уж молодежь об этом знает и вовсе только понаслышке. Зато гордо развеваются георгиевские ленточки на автомобилях. У дачных соседей тоже есть такая. Я спрашиваю: «Зачем? Что это значит?» «Как – что? – отвечают. – Мы – победители!»
Да, людям важна память. Но не о войне, а о победе. Не об утратах и поражениях (тут я позволю себе поспорить с профессором Принстона Сергеем Ушакиным, который называет российское общество «обществом утраты», - по-моему, об этом как раз никто не хочет помнить, как не хочет и выяснять причины колоссальных военных потерь), а именно о победе. Вот пусть сейчас все плохо, думает обыватель, но зато мы в войне победили! И не беда, что случилось это почти семьдесят лет назад, и сам обыватель к этому ровным счетом никакого отношения не имеет. Ему приятно чувствовать себя причастным к великому событию, чувствовать себя победителем. И ради этого он будет терпеть и то, что полгорода перекрыто из-за репетиции парада, и автомобильные пробки по этому случаю в половине двенадцатого ночи (с которыми мне довелось столкнуться 5-го мая), и отсутствие многих необходимых благ, и высокие цены, и много чего еще.
