Ирина Лагунина: Мы завершаем сегодня рассказ о странной истории, происшедшей в 20-х годах прошлого столетия, когда сенатор Уильям Бора пытался добиться от Соединенных Штатов признания Советского Союза. В Европе советский эмигрант Владимир Орлов, личность весьма неоднозначная, попытался поставить под сомнение искренность намерений сенатора. И вот чем закончилось историческое расследование, которое провели профессор истории Университета штата Айдахо Ричард Спенс и Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: 1 июля 1929 года в Берлине начался судебный процесс над двумя русскими эмигрантами, за ходом которого с тревогой следили в Москве, Вашингтоне и европейских столицах. Владимир Орлов и Михаил Павлуновский, он же советский дипломат Сумароков, он же чекист Яшин, он же Карпов обвинялись в подлоге с целью опорочить американского сенатора Уильяма Бора. Сенатор был энергичным сторонником дипломатического признания Советского Союза Соединенными Штатами. Из документов же Орлова и Сумарокова явствовало, что сенатор за свой просоветский энтузиазм будто бы получил взятку. Потерпевшим на процессе выступал американский журналист Губерт Никербокер.
Профессор истории Университета штата Айдахо Ричард Спенс считает весь этот сюжет удачной операцией советской разведки.
Ричард Спенс: Процесс стал своего рода сенсацией, потому что, помимо всего прочего, перед судом чередой прошли свидетели, говорившие о связях Орлова с немецкой полицией. Для немецкого правительства это была скользкая материя. Ну а Орлов твердил, что он стал жертвой, попавшей в западню советской разведки и что Никербокер, вольно или невольно, принял участие в этой операции дискредитации Орлова и его бюро. Ну что ж, это похоже на правду, за исключением того, что и сам Орлов, скорее всего, участвовал в этой игре, вся цель которой состояла в том, чтобы подорвать доверие к информации, которую содержали документы.
Владимир Абаринов: Документы Орлова не содержали прямых улик против сенатора. В то же время они подтверждали, что за деятельностью Уильяма Бора наблюдал лично начальник Иностранного отдела ОГПУ Михаил Трилиссер.
Ричард Спенс: На самом деле в документах Орлова имя Бора почти не упоминается. Главное, что есть в этом досье – это три документа, которые просто говорят о том, что в период приблизительно с 1925 по 1928 год советские должностные лица, в том числе Михаил Трилиссер, очень интересовались сенатором Бора, хотели защитить его репутацию и стремились влиять на него, насколько это было возможно. В этом нет ничего странного. Независимо от того, какие цели преследовал Бора, его действия были полезны советской политике в отношении Соединенных Штатов, он поддерживал идею признания, и потому вполне естественно, что Москва хотела, чтобы он оставался на этой позиции, и старалась оградить его от этих обвинений. В орловских документах не было сведений о каких-либо денежных операциях – все это было в парижских бумагах, обнаружившихся ранее.
Владимир Абаринов: Новое подтверждение особого интереса советской разведки к сенатору Бора нашлось уже в наше время.
Ричард Спенс: Но вот что интересно. В бывшем партийном архиве в Москве, в личном фонде Феликса Дзержинского, обнаружился отчет, составленный в конце 1924 – начале 25-го года. Этим документом шеф контрразведки ОГПУ Артур Артузов и его помощник Владимир Стырне докладывали о ходе различных операций инфильтрации, главным образом операции "Трест". В этой записке упоминается сенатор Бора как лицо, интересующее разведку, а также тот факт, что контакт с ним поддерживают агенты, участвующие в операции "Трест". Таким образом, советская разведка располагала агентами, которые, сознательно или бессознательно, могли не только наблюдать за сенатором, но и влиять на него. Как будто ничего особенного в этом нет, всего лишь подтверждение того, о чем мы и так догадывались. Но ведь это также подтверждает, что документы Орлова, собственно говоря, соответствовали реальному положению вещей. А кроме того, отчет подтверждает наличие контактов Бора с советской разведкой. Разумеется, такую связь нельзя было обнаружить, ее следовало сохранять в тайне. Далее. В 1927 году операция "Трест" была раскрыта, о ней стало известно широкой публике вследствие бегства Опперпута и некоторых других ее участников. Когда прекращается крупная операция, необходимо спрятать концы в воду. Учитывая значение сенатора Бора, его следовало оградить от этих связей, чтобы они из-за какой-нибудь глупости не скомпрометировали такую важную фигуру. Защитить его, ни в коем случае не допустить его ухода из Конгресса или с поста председателя сенатского комитета по международным делам, сделать так, чтобы он продолжал вносить резолюции о признании СССР – вот чем в тот момент следовало заниматься.
Владимир Абаринов: Д-р Спенс считает взятку маловероятной, но все же возможной.
Ричард Спенс: В этом отношении идея подкупить Бора, я считаю, чересчур неуклюжа, чересчур рискованна, а риск в этом деле был излишним. С другой стороны, маленькое сомнение все же остается. Как раз приблизительно в то время, когда Бора возглавил комитет по международным делам, в 24-25 годах, то есть незадолго до того, как всплыли все эти документы, Бора жаловался в письмах друзьям, что он прямо не знает, может ли он себе позволить оставаться в Сенате. Сенаторы тогда зарабатывали немного, а жизнь в Вашингтоне была дорогой. И он писал друзьям, что его финансовое положение поправилось бы, если бы он ушел из Сената и занялся частной адвокатской практикой. Получается, перед вами человек, который вам нужен в Сенате, а он собирается уходить по материальным соображениям. В этом случае вы не будете исключать вариант материальной помощи. Если деньги способны удержать его от ухода, вы найдете способ снабдить его нужной суммой. И хотя я по-прежнему сомневаюсь, что сенатор Бора взял деньги, я не исключаю такую возможность полностью.
Владимир Абаринов: Сенатор жаловался на дороговизну столицы, но после смерти оказалось, что он владел очень значительными средствами.
Ричард Спенс: Да-да. Когда он умер, у него осталось примерно 250 тысяч долларов сбережений. Сегодня эта сумма выглядит небольшой, но тогда она была огромной. Обычно это объясняют удачными инвестициями в железные дороги. То есть нельзя сказать, что Бора не мог приобрести такое состояние другими способами. Однако неясно, каким образом он его приобрел. Для него все-таки это очень значительные деньги.
Владимир Абаринов: По нынешнему курсу 250 тысяч долларов в 1940 году, когда умер сенатор Бора – это около четырех миллионов сегодня.
Однако вернемся в зал суда.
Суд признал Орлова и Сумарокова виновными в фабрикации фальшивых бумаг и приговорил к четырем месяцам тюрьмы каждого. С учетом предварительного заключения их освободили из-под стражи в зале суда. Орлов оказался никому не нужен, его репутация была безнадежно испорчена. Для вождей русской эмиграции он был либо большевистским провокатором, либо беспринципным дельцом. Литератор Игорь Дамаскин, которого издательство "Вече" представляет как ветерана разведки, в своей книге "Сто великих разведчиков" утверждает, что Орлов был выслан из Германии. Это ошибка. Он уехал по своей воле, предварительно задержавшись в Баварии. Историк Нэтали Грант предполагает, что в Мюнхене он предлагал свои услуги нацистам. В это можно поверить. В своей книге он дал понять, что поддерживает контакты с нацистами. Вот цитата.
"Еще в Добровольческой армии я понял, что только Германия может помочь России, и трудился день и ночь, чтобы сблизить германские и русские антибольшевистские круги, помочь им найти общий язык и объединить силы для достижения этой цели.
Шайбнер-Рихтер, убитый в Мюнхене во время гитлеровского путча, совершил поездку по России, и его общение с антибольшевистски настроенными русскими, связаться с которыми я ему посоветовал, отчетливо отразило мои собственные устремления".
Владимир Абаринов: Макс Эрвин Шайбнер-Рихтер – выходец из России, балтийский немец, бывший офицер царской армии и ближайший сподвижник Гитлера, заслонивший его от пули собственным телом в дни "пивного путча" 1923 года. Шайбнер-Рихтер очень интересовался русскими монархистами. Супруга великого князя Кирилла Владимировича Виктория Федоровна дружила с женой Шайбнер-Рихтера Матильдой. Вместе с ней великая княгиня посещала учения штурмовиков и, продав фамильные драгоценности, пожертвовала в партийную кассу национал-социалистов значительные суммы. В Москве тоже интересовались национал-социализмом. Ближайший сотрудник Орлова, чекист Николай Крошко, в 1923 году по заданию Москвы присутствовал на первом съезде национал-социалистической партии в Мюнхене и общался с его участниками в неформальной обстановке. Я сам видел в архиве Коминтерна многочисленные донесения советского агента, внедренного в 20-е годы в близкое окружение Гитлера.
Видимо, нацистам услуги Орлова не потребовались, и Орлов переехал в Брюссель. Пытаясь восстановить свою репутацию, он написал книгу, в которой изобразил себя непримиримым борцом с большевиками. Тем временем нацисты набирали силу. Выборы в рейхстаг 1932 года должны были либо привести их к власти, либо поставить крест на движении. И вдруг в русскоязычной парижской газете "Борьба", издателем которой был дипломат-невозвращенец, бывший первый секретарь советского посольства в Париже Григорий Беседовский, появились документы, будто бы подтверждающие, что нацистов финансирует Москва. В газете была даже факсимильно воспроизведена собственноручная расписка некоего Адольфа, получившего в Зальцбурге круглую сумму. Источником новой сенсации был Владимир Орлов.
Теперь на Орлова набросилась уже не левая, а нацистская пресса. Орган национал-социалистов газета "Фёлькишер беóбахтер" посвятила подделке подробный материал, напечатанный в двух номерах. Газета пылает благородным гневом. "Этот самый Орлов, - пишет она, - который в свое время сфабриковал письма Трилиссера, чтобы компрометировать таким образом немецкий Комиссариат общественной безопасности, продолжает и ныне, конечно из-за границы, свое темное, подлое, но хорошо оплачиваемое ремесло".
В сентябре 1936 года в парижской газете "Возрождение" известный литератор Александр Амфитеатров опубликовал большой памфлет об Орлове, в котором подробно пересказал статью в "Фёлькишер беóбахтер". Памфлет назывался "Фабрикант фальшивок". Орлов пытался ответить ему на страницах той же газеты, но его письмо не напечатали. Орлов объяснил это интригами чекистов и масонов и написал Амфитеатрову лично. В этом письме он, в частности, описывает свое бедственное положение.
Владимир Абаринов: Из письма Владимир Орлова Александру Амфитеатрову. Брюссель, 25 мая 1937 года.
"Мне сейчас шестой десяток при их конце. Недавно меня освидетельствовали в Брюссельском Военном Госпитале (я военный инвалид, две трещины в черепе и дырка в животе от красноармейской пули) и мне определили 70 процентов потери трудоспособности и инвалидности. На руках у меня жена, у которой во время операции 16 лет тому назад вынули на 18 сантиметров позвонки и перерезали центральные двигательные нервы ног, рук и желудка, чем обрекли ее на полный паралич. Я сам сейчас за 10 франков в сутки работаю в ночном ресторане и мою там грязные тарелки по 12-14 часов. Домой прихожу с опухшими и разъеденными содой и горячей водой пальцами. У меня нет ни домов, ни автомобилей, что есть у моих обвинителей и их московских покровителей. Но я каждую минуту покоя и отдыха работаю над своими материалами по изобличению красных дипломатов в совершении уголовных преступлений".
Владимир Абаринов: В мае 1940 года немецкие войска оккупировали Бельгию. Орлов имел все основания опасаться ареста, поэтому его знакомых не удивило его исчезновение из Брюсселя. Он действительно оказался в руках немецкой армии, но отправила она его не в концлагерь, а в Берлин, в штаб-квартиру абвера, где Орлову, по сведениям Нэтали Грант, была предложена работа. То было время советско-германского сближения. Орлов, если он работал на НКВД, представлял дружественную разведслужбу. После 22 июня 1941 года его положение резко изменилось: он в одночасье превратился в шпиона враждебного Германии государства, вживленного в самое сердце немецкой разведки.
Как знать, возможно, сегодня мы говорили бы о герое-разведчике Орлове, останься он в живых. Но его судьба сложилась иначе. Ранним утром в конце июня 1941 года его труп был обнаружен в берлинском саду Тиргартен с пулевым отверстием в шее.
Нэтали Грант считает, что Орлов слишком много знал, и его убрала советская разведка – возможно, при встрече со связником.
Генерал Зданович рассказывает совсем другую историю.
Из книги Александра Здановича "Свои и чужие. Интриги разведки":
"По имеющимся сведениям, он был учтен в розыскных списках гестапо, и после оккупации Бельгии фашистами сотрудники группенфюрера Мюллера разыскали и доставили Орлова в Берлин, а несколько дней спустя его тело ранние пешеходы нашли в одном из скверов".
Владимир Абаринов: Имеется и третья версия – она изложена в очерке Владимира Гилельсена "Продавец фальшивых писем", который вошел в сборник "Тайные страницы истории", изданный в 2000 году.
"Его след затерялся в потоке бурных событий, развернувшихся в Европе после прихода к власти в Германии нацистов. Единственное, что удалось установить, так это то, что уже после окончания второй мировой войны в 1957 году им интересовался один из руководителей советской внешней разведки генерал Агаянц. Быть может, Орлов был тогда еще жив, хотя находился в преклонном возрасте".
Владимир Абаринов: Последнее маловероятно. Тело Орлова было опознано, о загадочном убийстве сообщали берлинские газеты. Его сын, по некоторым сведениям, живет где-то в Латинской Америке, замужняя дочь – в Англии. Изредка она посещает могилу отца.
Владимир Абаринов: 1 июля 1929 года в Берлине начался судебный процесс над двумя русскими эмигрантами, за ходом которого с тревогой следили в Москве, Вашингтоне и европейских столицах. Владимир Орлов и Михаил Павлуновский, он же советский дипломат Сумароков, он же чекист Яшин, он же Карпов обвинялись в подлоге с целью опорочить американского сенатора Уильяма Бора. Сенатор был энергичным сторонником дипломатического признания Советского Союза Соединенными Штатами. Из документов же Орлова и Сумарокова явствовало, что сенатор за свой просоветский энтузиазм будто бы получил взятку. Потерпевшим на процессе выступал американский журналист Губерт Никербокер.
Профессор истории Университета штата Айдахо Ричард Спенс считает весь этот сюжет удачной операцией советской разведки.
Ричард Спенс: Процесс стал своего рода сенсацией, потому что, помимо всего прочего, перед судом чередой прошли свидетели, говорившие о связях Орлова с немецкой полицией. Для немецкого правительства это была скользкая материя. Ну а Орлов твердил, что он стал жертвой, попавшей в западню советской разведки и что Никербокер, вольно или невольно, принял участие в этой операции дискредитации Орлова и его бюро. Ну что ж, это похоже на правду, за исключением того, что и сам Орлов, скорее всего, участвовал в этой игре, вся цель которой состояла в том, чтобы подорвать доверие к информации, которую содержали документы.
Владимир Абаринов: Документы Орлова не содержали прямых улик против сенатора. В то же время они подтверждали, что за деятельностью Уильяма Бора наблюдал лично начальник Иностранного отдела ОГПУ Михаил Трилиссер.
Ричард Спенс: На самом деле в документах Орлова имя Бора почти не упоминается. Главное, что есть в этом досье – это три документа, которые просто говорят о том, что в период приблизительно с 1925 по 1928 год советские должностные лица, в том числе Михаил Трилиссер, очень интересовались сенатором Бора, хотели защитить его репутацию и стремились влиять на него, насколько это было возможно. В этом нет ничего странного. Независимо от того, какие цели преследовал Бора, его действия были полезны советской политике в отношении Соединенных Штатов, он поддерживал идею признания, и потому вполне естественно, что Москва хотела, чтобы он оставался на этой позиции, и старалась оградить его от этих обвинений. В орловских документах не было сведений о каких-либо денежных операциях – все это было в парижских бумагах, обнаружившихся ранее.
Владимир Абаринов: Новое подтверждение особого интереса советской разведки к сенатору Бора нашлось уже в наше время.
Ричард Спенс: Но вот что интересно. В бывшем партийном архиве в Москве, в личном фонде Феликса Дзержинского, обнаружился отчет, составленный в конце 1924 – начале 25-го года. Этим документом шеф контрразведки ОГПУ Артур Артузов и его помощник Владимир Стырне докладывали о ходе различных операций инфильтрации, главным образом операции "Трест". В этой записке упоминается сенатор Бора как лицо, интересующее разведку, а также тот факт, что контакт с ним поддерживают агенты, участвующие в операции "Трест". Таким образом, советская разведка располагала агентами, которые, сознательно или бессознательно, могли не только наблюдать за сенатором, но и влиять на него. Как будто ничего особенного в этом нет, всего лишь подтверждение того, о чем мы и так догадывались. Но ведь это также подтверждает, что документы Орлова, собственно говоря, соответствовали реальному положению вещей. А кроме того, отчет подтверждает наличие контактов Бора с советской разведкой. Разумеется, такую связь нельзя было обнаружить, ее следовало сохранять в тайне. Далее. В 1927 году операция "Трест" была раскрыта, о ней стало известно широкой публике вследствие бегства Опперпута и некоторых других ее участников. Когда прекращается крупная операция, необходимо спрятать концы в воду. Учитывая значение сенатора Бора, его следовало оградить от этих связей, чтобы они из-за какой-нибудь глупости не скомпрометировали такую важную фигуру. Защитить его, ни в коем случае не допустить его ухода из Конгресса или с поста председателя сенатского комитета по международным делам, сделать так, чтобы он продолжал вносить резолюции о признании СССР – вот чем в тот момент следовало заниматься.
Владимир Абаринов: Д-р Спенс считает взятку маловероятной, но все же возможной.
Ричард Спенс: В этом отношении идея подкупить Бора, я считаю, чересчур неуклюжа, чересчур рискованна, а риск в этом деле был излишним. С другой стороны, маленькое сомнение все же остается. Как раз приблизительно в то время, когда Бора возглавил комитет по международным делам, в 24-25 годах, то есть незадолго до того, как всплыли все эти документы, Бора жаловался в письмах друзьям, что он прямо не знает, может ли он себе позволить оставаться в Сенате. Сенаторы тогда зарабатывали немного, а жизнь в Вашингтоне была дорогой. И он писал друзьям, что его финансовое положение поправилось бы, если бы он ушел из Сената и занялся частной адвокатской практикой. Получается, перед вами человек, который вам нужен в Сенате, а он собирается уходить по материальным соображениям. В этом случае вы не будете исключать вариант материальной помощи. Если деньги способны удержать его от ухода, вы найдете способ снабдить его нужной суммой. И хотя я по-прежнему сомневаюсь, что сенатор Бора взял деньги, я не исключаю такую возможность полностью.
Владимир Абаринов: Сенатор жаловался на дороговизну столицы, но после смерти оказалось, что он владел очень значительными средствами.
Ричард Спенс: Да-да. Когда он умер, у него осталось примерно 250 тысяч долларов сбережений. Сегодня эта сумма выглядит небольшой, но тогда она была огромной. Обычно это объясняют удачными инвестициями в железные дороги. То есть нельзя сказать, что Бора не мог приобрести такое состояние другими способами. Однако неясно, каким образом он его приобрел. Для него все-таки это очень значительные деньги.
Владимир Абаринов: По нынешнему курсу 250 тысяч долларов в 1940 году, когда умер сенатор Бора – это около четырех миллионов сегодня.
Однако вернемся в зал суда.
Суд признал Орлова и Сумарокова виновными в фабрикации фальшивых бумаг и приговорил к четырем месяцам тюрьмы каждого. С учетом предварительного заключения их освободили из-под стражи в зале суда. Орлов оказался никому не нужен, его репутация была безнадежно испорчена. Для вождей русской эмиграции он был либо большевистским провокатором, либо беспринципным дельцом. Литератор Игорь Дамаскин, которого издательство "Вече" представляет как ветерана разведки, в своей книге "Сто великих разведчиков" утверждает, что Орлов был выслан из Германии. Это ошибка. Он уехал по своей воле, предварительно задержавшись в Баварии. Историк Нэтали Грант предполагает, что в Мюнхене он предлагал свои услуги нацистам. В это можно поверить. В своей книге он дал понять, что поддерживает контакты с нацистами. Вот цитата.
"Еще в Добровольческой армии я понял, что только Германия может помочь России, и трудился день и ночь, чтобы сблизить германские и русские антибольшевистские круги, помочь им найти общий язык и объединить силы для достижения этой цели.
Шайбнер-Рихтер, убитый в Мюнхене во время гитлеровского путча, совершил поездку по России, и его общение с антибольшевистски настроенными русскими, связаться с которыми я ему посоветовал, отчетливо отразило мои собственные устремления".
Владимир Абаринов: Макс Эрвин Шайбнер-Рихтер – выходец из России, балтийский немец, бывший офицер царской армии и ближайший сподвижник Гитлера, заслонивший его от пули собственным телом в дни "пивного путча" 1923 года. Шайбнер-Рихтер очень интересовался русскими монархистами. Супруга великого князя Кирилла Владимировича Виктория Федоровна дружила с женой Шайбнер-Рихтера Матильдой. Вместе с ней великая княгиня посещала учения штурмовиков и, продав фамильные драгоценности, пожертвовала в партийную кассу национал-социалистов значительные суммы. В Москве тоже интересовались национал-социализмом. Ближайший сотрудник Орлова, чекист Николай Крошко, в 1923 году по заданию Москвы присутствовал на первом съезде национал-социалистической партии в Мюнхене и общался с его участниками в неформальной обстановке. Я сам видел в архиве Коминтерна многочисленные донесения советского агента, внедренного в 20-е годы в близкое окружение Гитлера.
Видимо, нацистам услуги Орлова не потребовались, и Орлов переехал в Брюссель. Пытаясь восстановить свою репутацию, он написал книгу, в которой изобразил себя непримиримым борцом с большевиками. Тем временем нацисты набирали силу. Выборы в рейхстаг 1932 года должны были либо привести их к власти, либо поставить крест на движении. И вдруг в русскоязычной парижской газете "Борьба", издателем которой был дипломат-невозвращенец, бывший первый секретарь советского посольства в Париже Григорий Беседовский, появились документы, будто бы подтверждающие, что нацистов финансирует Москва. В газете была даже факсимильно воспроизведена собственноручная расписка некоего Адольфа, получившего в Зальцбурге круглую сумму. Источником новой сенсации был Владимир Орлов.
Теперь на Орлова набросилась уже не левая, а нацистская пресса. Орган национал-социалистов газета "Фёлькишер беóбахтер" посвятила подделке подробный материал, напечатанный в двух номерах. Газета пылает благородным гневом. "Этот самый Орлов, - пишет она, - который в свое время сфабриковал письма Трилиссера, чтобы компрометировать таким образом немецкий Комиссариат общественной безопасности, продолжает и ныне, конечно из-за границы, свое темное, подлое, но хорошо оплачиваемое ремесло".
В сентябре 1936 года в парижской газете "Возрождение" известный литератор Александр Амфитеатров опубликовал большой памфлет об Орлове, в котором подробно пересказал статью в "Фёлькишер беóбахтер". Памфлет назывался "Фабрикант фальшивок". Орлов пытался ответить ему на страницах той же газеты, но его письмо не напечатали. Орлов объяснил это интригами чекистов и масонов и написал Амфитеатрову лично. В этом письме он, в частности, описывает свое бедственное положение.
Владимир Абаринов: Из письма Владимир Орлова Александру Амфитеатрову. Брюссель, 25 мая 1937 года.
"Мне сейчас шестой десяток при их конце. Недавно меня освидетельствовали в Брюссельском Военном Госпитале (я военный инвалид, две трещины в черепе и дырка в животе от красноармейской пули) и мне определили 70 процентов потери трудоспособности и инвалидности. На руках у меня жена, у которой во время операции 16 лет тому назад вынули на 18 сантиметров позвонки и перерезали центральные двигательные нервы ног, рук и желудка, чем обрекли ее на полный паралич. Я сам сейчас за 10 франков в сутки работаю в ночном ресторане и мою там грязные тарелки по 12-14 часов. Домой прихожу с опухшими и разъеденными содой и горячей водой пальцами. У меня нет ни домов, ни автомобилей, что есть у моих обвинителей и их московских покровителей. Но я каждую минуту покоя и отдыха работаю над своими материалами по изобличению красных дипломатов в совершении уголовных преступлений".
Владимир Абаринов: В мае 1940 года немецкие войска оккупировали Бельгию. Орлов имел все основания опасаться ареста, поэтому его знакомых не удивило его исчезновение из Брюсселя. Он действительно оказался в руках немецкой армии, но отправила она его не в концлагерь, а в Берлин, в штаб-квартиру абвера, где Орлову, по сведениям Нэтали Грант, была предложена работа. То было время советско-германского сближения. Орлов, если он работал на НКВД, представлял дружественную разведслужбу. После 22 июня 1941 года его положение резко изменилось: он в одночасье превратился в шпиона враждебного Германии государства, вживленного в самое сердце немецкой разведки.
Как знать, возможно, сегодня мы говорили бы о герое-разведчике Орлове, останься он в живых. Но его судьба сложилась иначе. Ранним утром в конце июня 1941 года его труп был обнаружен в берлинском саду Тиргартен с пулевым отверстием в шее.
Нэтали Грант считает, что Орлов слишком много знал, и его убрала советская разведка – возможно, при встрече со связником.
Генерал Зданович рассказывает совсем другую историю.
Из книги Александра Здановича "Свои и чужие. Интриги разведки":
"По имеющимся сведениям, он был учтен в розыскных списках гестапо, и после оккупации Бельгии фашистами сотрудники группенфюрера Мюллера разыскали и доставили Орлова в Берлин, а несколько дней спустя его тело ранние пешеходы нашли в одном из скверов".
Владимир Абаринов: Имеется и третья версия – она изложена в очерке Владимира Гилельсена "Продавец фальшивых писем", который вошел в сборник "Тайные страницы истории", изданный в 2000 году.
"Его след затерялся в потоке бурных событий, развернувшихся в Европе после прихода к власти в Германии нацистов. Единственное, что удалось установить, так это то, что уже после окончания второй мировой войны в 1957 году им интересовался один из руководителей советской внешней разведки генерал Агаянц. Быть может, Орлов был тогда еще жив, хотя находился в преклонном возрасте".
Владимир Абаринов: Последнее маловероятно. Тело Орлова было опознано, о загадочном убийстве сообщали берлинские газеты. Его сын, по некоторым сведениям, живет где-то в Латинской Америке, замужняя дочь – в Англии. Изредка она посещает могилу отца.
