Андрей Трухан: Гость нашей субботней программы – знаменитый писатель Борис Акунин, автор бестселлеров в жанре интеллектуального исторического детектива. Настоящее имя Акунина – Григорий Чхартишвили. Совсем недавно писатель награжден премией французской критики за лучший переводной детектив. Последние, появившиеся в книжных магазинах произведения Акунина – это роман "Внеклассное чтение" и пьеса "Гамлет". В студии Радио Свобода с Борисом Акуниным беседует корреспондент московского бюро Марина Тимашева.
Марина Тимашева: Григорий Шавлович, волнующего вопроса – что у нас происходит с экранизацией романа "Азазель" Полом Верховеном?
Григорий Чхартишвили: В реальности происходит много всяких слухов, с которыми я постоянно сталкиваюсь, к которым я обычно не имею отношения. Например, в журнале "7 дней" глянцевом я с удивлением прочитал, что Бежецкую будет играть Джоли, но поскольку у нее на теле 8 татуировок, то в интимных сценах ее роль будет исполнять дублерша. Значит, сценарий мне известен, там интимных сцен нет, из чего следует, что все остальное тоже ерунда. Что происходит с проектом Верховена? Сценарий готов, я его читал. Исправления, которые я попросил туда внести, сделаны. Сейчас у Верховена идут переговоры на весьма продвинутой стадии со студией. Он просил меня пока никаких подробностей не сообщать, пока переговоры не окончены. Я получил от него письмо, в котором он мне подробно написал, что можно говорить прессе, что нельзя говорить прессе. Прессе можно говорить, что он хочет снять этот фильм не на американские, а на европейские деньги с американской дистрибуцией. Что, с его точки зрения, было бы наилучшим вариантом, потому что европейские деньги дают режиссеру больше простора для творческого маневра. А насколько я понимаю, Верховен после всех своих голливудских блакбастеров соскучился по европейскому кино и хотел бы сейчас его сделать. Американская дистрибуция необходима для того, чтобы это был фильм класса А по бюджету и по всему остальному.
Марина Тимашева: А что вообще за условия контракта, кто автор сценария и как этот контракт вообще подписывался, это вы лично с Полом Верховеном?
Григорий Чхартишвили: Как бы не так. Это было очень интересно, уже на эту тему можно роман писать. Мы с Верховеном договорились обо всем очень быстро. Сначала по электронной почте, потом он приехал в Москву и тут все нам стало ясно. Нам обоим казалось, что через неделю мы подпишем контракт. После этого к делу подключились адвокаты, мои адвокаты и его адвокаты, сказали нам обоим – не путайтесь под ногами, вы в этом ничего не понимаете. И десять месяцев сладострастно рубились из-за каждого пункта. Я перестал что-либо понимать. В Америке есть специальная профессия, которая называется "энтетеймед лойар", этого нигде больше нет. Это адвокаты, специализирующиеся по всякому роду шоу-бизнеса и все, что с этим связано. Они устроили себе замечательную жизнь, там такие тонкости, в которых никто кроме них не разбирается. Это контракты на огромном количестве страниц, где самое главное, как известно, написано мелким шрифтом. Мы с Верховеном долго и терпеливо ждали, временами пытались вмешиваться, получали по рукам. В конце концов получили этот самый контракт, там оговорено, что они не могут сделать с моим сюжетом и моими героями, все остальное они сделать могут. Но я этого не боюсь. Потому что, во-первых, опыт общения с Верховеном убедил меня, что бояться этого не нужно. Во-вторых, я встречался в Голландии с Герольдом Сутеманом, это его давний сценарист, который делал сценарии всех его не голливудских, а интеллектуальны фильмов, с которых начиналась его слава. Это человек очень занятный, чудаковатый, с хорошим чувством юмора, мне очень понравился. Мы с ним обо всем договорились. И сценарий, который я в результате получил подтвердил, что опасаться мне было нечего. Это сценарий, во-первых, очень близкий к роману, во-вторых, там есть какие-то придумки, на мой взгляд, удачные, которых у меня не было. Другое дело, что в результате переговоров со студией, которая это дело будет финансировать и субсидировать, там, естественно, опять произойдут какие-то изменения. Но, судя по тому, какая это будет студия, мне тоже стоит не бояться, что превратится в комикс.
Марина Тимашева: А можно разглашать, чего американская сторона не могла сделать с сюжетом и героями?
Григорий Чхартишвили: Я сейчас не помню, но они не могут, например, Фандорину поменять национальность. Потому что проще всего его было сделать викторианским джентльменом-сыщиком и к черту всю эту Россию, потому что вполне космополитичный сюжет. Значит действие должно происходит в России. Его не могут убить, женить, что почти одно и то же. Ему не могут поменять сексуальную ориентацию, что тоже сейчас актуально. Я сейчас не помню всех подробностей. Еще у меня по контракту есть определенная степень контроля за русскими реалиями, что для меня тоже важно и что понадобилось. Потому что когда я прочитал сценарий, он был очень милый, но там русскость била через край. Потому что герои все время хлестали водку стаканами, и имя Лизонька показалось сценаристу недостаточно русским, и он сделал ее Лизонькашка. И еще какие-то такие были вещи, которые пришлось поправлять.
Марина Тимашева: А что происходит дома, на родине? Ведь студия "Три Т" собиралась экранизировать роман "Статский Советник". Помнится, начала сам Никита Михалков собирался снимать фильм, но потом перепоручил это Олегу Меньшикову.
Григорий Чхартишвили: Здесь тоже многое происходит и многое не происходит. Как раз что касается студии "Три Т", это Никита Михалков и Олег Меньшиков, там ничего не происходит, хотя контракт подписан с ними уже больше года назад. Но прошлый сезон был пропущен. И у меня такое ощущение, что этот сезон тоже будет пропущен. Я не знаю, почему. То ли Никита Сергеевич такой увлекающийся человек, у него все время возникают какие-то новые проекты, то ли у всех много дел. У меня тоже много дел, поэтому у меня не хватает ни времени, ни энергии в это дело вмешиваться. В конце концов, у меня купили права на роман "Статский советник" сроком на три года, значит имеют право или снимать кино в течение этого срока или не снимать.
Марина Тимашева: Я знаю, что уже написан и издан "Гамлет", причем не Уильямом Шекспиром, а Григорием Чхартишвили, Борисом Акуниным. Это что-то вроде продолжения чеховской "Чайки", игра с классическим текстом?
Григорий Чхартишвили: Это не беллетристика, это что-то такое вне жанра. Что касается пьес, которые я время от времени сочиняю, это я делаю, собственно говоря, не для читателя и не для зрителя, это я делаю для себя. Это я таким образом развлекаюсь. Я не ставлю никаких при этом особенных задач, ни идейных, ни культурных, никаких. Это вроде как гамма, ты разрабатываешь пальцы на клавиатуре. Вот я писал роман "Внеклассное чтение", это был детективный роман. Писание детективных романов в отличие от чтения пьес, с моей точки зрения, дело очень серьезное и ответственное, от этого чувствуешь усталость. Я сделал перерыв, взял тайм-аут на недельку. Мне давно хотелось покопаться в пьесе "Гамлет" Шекспира. Потому что у меня такое впечатление, что Шекспир толком не понял, что там произошло в замке Эльсинор, у него там концы с концами явно не сходятся. В моей пьесе концы с концами сходятся. Я получил массу удовольствия, когда в течение недели я жонглировал этими белыми стихами. Вот и все, больше ничего.
Марина Тимашева: И вы, конечно, снимаете с Клавдия ответственность за убийство короля?
Григорий Чхартишвили: Я обеляю Клавдия и я обеляю Гертруду. И меня очень глубоко трогает любовь этих немолодых людей, любовь, которая преодолевает самые разные испытания. Особенно, если предположить, что они не убивали Полония, тогда получается, что Гамлет страшный человек.
Марина Тимашева: Григорий Шавлович, я знаю, что вы любите мемуарную литературу. За последнее время в этом жанре было что-то, что произвело на вас настоящее сильное впечатление?
Григорий Чхартишвили: Да, причем очень часто. Я встречаю иногда от совершенно неожиданных для меня авторов книги, которые меня прошибают, что называется. Одно из самых сильных моих впечатлений последнего времени это книга молодого эмигранта Мамонтова, которая называется "Люди и кони". Это воспоминания молодого офицера, мальчишки, который прошел через гражданскую войну. Эта книга написана бесхитростно и в то же время странным образом похожа в высшей степени на затейливое литературно-талантливое произведение, написанное автором с другой стороны - "Конармия" Бабеля. Это интересно противопоставить одно к другому. Очень много узнаешь нового и про свою страну, и про людей вообще, и про лошадей тоже. Я, к сожалению, совсем недавно прочитал автобиографию Троцкого, политического деятеля, к которому я всегда относился с предубеждением. Я не стал относиться к нему лучше как к политику, но я убедился в том, что это совершенно незаурядный писатель. И мне стало жалко, что этот человек пошел в жизни не тем путем. Если бы он стал писателем, то русская литература много бы приобрела. Сейчас я перечитываю с огромным удовольствием "Историю моего современника " Короленко. Я читал его когда-то, но я был моложе и глупее, и поэтому тогда меньше получил удовольствия. Это, конечно, очень симпатичный смелый и сильный человек, который многое понял про жизнь и про себя. Что касается "нон-фикшн", то интересного чтения очень много. Я не знаю, автобиография Греча, недавно я ее прочел и этот человек, во всяком случае, на старости лет предстает в совершенно ином свете, не так, как мы привыкли его воспринимать.
Марина Тимашева: Вы много путешествуете, я знаю, что только за последний год были в Японии, в Норвегии, в Швеции, в Израиле. Поделитесь, пожалуйста, впечатлениями, которые вам кажутся самыми важными.
Григорий Чхартишвили: С тех пор, как я стал человеком безработным, то есть свободным, и человеком, который может себе позволить путешествовать для собственного удовольствия, у меня не было ни одного отпуска, я ни разу никуда не ездил для развлечений, это все то, что называется деловые поездки. Их есть несколько разновидностей. Самое главное занудство это так называемое "промоушен", когда где-то выходят твои книги и ты должен туда ехать. Другой род поездок, которые я совершаю, это поездки для сбора материалов для очередной книги. Я приехал в Израиль, сам не зная, что я там толком ищу. Но я чувствовал, что мне надо туда для романа "Пелагея и Красный петух". Я приехал в город Тель-Авив, этот город мне ужасно не понравился. Потому что это город, который, видимо, должен существовать в условиях многолюдства, толпы. И когда я увидел эту набережную совершенно пустую, потому что все боятся террористов и взрывов, города нет, там нет архитектуры, там нет ничего, у меня было сильное искушение взять билет и улететь обратно. Тем более, мы были в машине, мы стояли в пробке, тут кондиционер, там жара, настроение отвратительное. Нет, думаю, никакого "Красного петуха" я здесь не найду, надо уезжать. Вдруг рядом останавливается фургон и на нем нарисован огромный красный петух прямо передо мной. И тут что-то у меня в голове щелкнуло, монетка проскочила, шарики закрутились, я проснулся и началась работа.
Марина Тимашева: Красный петух на машине это, видимо, торговая марка, но в русском языке "красный петух" это идиома. Название романа с ней связано?
Григорий Чхартишвили: Ты имеешь в виду пожар? Разные высказывались предположения по поводу того, что есть красный петух. Больше всего меня впечатлило предположение, что красный петух это революционеры нетрадиционной сексуальной ориентации. На самом деле это и не то, и не другое, нечто совсем третье.
Марина Тимашева: Относительно недавно в одном из своих интервью вы говорили, что у "челноков" выросло чувство собственного достоинства. Мне же кажется, что старшие научные сотрудники, вынужденные реформами переквалифицироваться в управдомы, вряд ли с вами согласятся.
Григорий Чхартишвили: Я, собственно, имел в виду не столько людей с высшим образованием, интеллигентов, у которых по воспитанию чувство собственного достоинства прививается с детства, я имею в виду новые слои, и очень большие, широкие слои общества, которые из-за экономических потрясений и реформ, произошедших в нашей стране, получили возможность строить свою жизнь сами, обеспечивать себя сами не быть на какой-то работе, где бьют баклуши, невозможно себя уважать. Не заниматься какой-то выдуманной профессией, как это было сплошь и рядом в Советском Союзе, которая никому не нужна, за которую платят выдуманные деньги. Это экономический базис, чувство собственного достоинства, экономическая независимость. Кроме того, когда человек, почему "челнок", "челнок", я понимаю, это временная профессия, но это человек, которого жизнь заставила превратиться в этакого Афанасия Никитина, из своей Сибири или откуда отправиться за три моря и у него это худо-бедно получается. А главное, что у него нет начальника, никакого начальника, есть он и есть Господь Бог, все, между ними нет никого. Нет бригадира, нет директора, да в общем ему и на президента наплевать.
Марина Тимашева: Но, конечно, и рэкета нет, и "крыши", и директора рынка, и милиционеров-взяточников.
Григорий Чхартишвили: Это все проблемы, которые возникают вокруг человека и он решает их сам по своему собственному разумению и по своим собственным способностям. Это не то, что кто-то решает их за него. Эти проблемы они временные, а вот у этого человека ощущение, что он прошел через какую-то школу закаливания, и чего-то добился, и выжил – это очень важно.
Марина Тимашева: Григорий Шавлович, но вы были редактором "Иностранной литературы", хорошего журнала, неужели с тех пор, как вы стали знаменитым писателем и материально более благополучным человеком, у вас как-то прибыло чувства собственного достоинства?
Григорий Чхартишвили: Да нет, оно у меня какое было, такое и осталось.
Марина Тимашева: У меня последний провокационный вопрос: Григорий Шавлович, сколько стоит хлеб в магазине?
Григорий Чхартишвили: Понятия не имею, я не хожу в магазин. Да я и в прежней жизни не ходил в магазины, мне жена этого не доверяет, потому что я бестолковый.
Марина Тимашева: Григорий Шавлович, волнующего вопроса – что у нас происходит с экранизацией романа "Азазель" Полом Верховеном?
Григорий Чхартишвили: В реальности происходит много всяких слухов, с которыми я постоянно сталкиваюсь, к которым я обычно не имею отношения. Например, в журнале "7 дней" глянцевом я с удивлением прочитал, что Бежецкую будет играть Джоли, но поскольку у нее на теле 8 татуировок, то в интимных сценах ее роль будет исполнять дублерша. Значит, сценарий мне известен, там интимных сцен нет, из чего следует, что все остальное тоже ерунда. Что происходит с проектом Верховена? Сценарий готов, я его читал. Исправления, которые я попросил туда внести, сделаны. Сейчас у Верховена идут переговоры на весьма продвинутой стадии со студией. Он просил меня пока никаких подробностей не сообщать, пока переговоры не окончены. Я получил от него письмо, в котором он мне подробно написал, что можно говорить прессе, что нельзя говорить прессе. Прессе можно говорить, что он хочет снять этот фильм не на американские, а на европейские деньги с американской дистрибуцией. Что, с его точки зрения, было бы наилучшим вариантом, потому что европейские деньги дают режиссеру больше простора для творческого маневра. А насколько я понимаю, Верховен после всех своих голливудских блакбастеров соскучился по европейскому кино и хотел бы сейчас его сделать. Американская дистрибуция необходима для того, чтобы это был фильм класса А по бюджету и по всему остальному.
Марина Тимашева: А что вообще за условия контракта, кто автор сценария и как этот контракт вообще подписывался, это вы лично с Полом Верховеном?
Григорий Чхартишвили: Как бы не так. Это было очень интересно, уже на эту тему можно роман писать. Мы с Верховеном договорились обо всем очень быстро. Сначала по электронной почте, потом он приехал в Москву и тут все нам стало ясно. Нам обоим казалось, что через неделю мы подпишем контракт. После этого к делу подключились адвокаты, мои адвокаты и его адвокаты, сказали нам обоим – не путайтесь под ногами, вы в этом ничего не понимаете. И десять месяцев сладострастно рубились из-за каждого пункта. Я перестал что-либо понимать. В Америке есть специальная профессия, которая называется "энтетеймед лойар", этого нигде больше нет. Это адвокаты, специализирующиеся по всякому роду шоу-бизнеса и все, что с этим связано. Они устроили себе замечательную жизнь, там такие тонкости, в которых никто кроме них не разбирается. Это контракты на огромном количестве страниц, где самое главное, как известно, написано мелким шрифтом. Мы с Верховеном долго и терпеливо ждали, временами пытались вмешиваться, получали по рукам. В конце концов получили этот самый контракт, там оговорено, что они не могут сделать с моим сюжетом и моими героями, все остальное они сделать могут. Но я этого не боюсь. Потому что, во-первых, опыт общения с Верховеном убедил меня, что бояться этого не нужно. Во-вторых, я встречался в Голландии с Герольдом Сутеманом, это его давний сценарист, который делал сценарии всех его не голливудских, а интеллектуальны фильмов, с которых начиналась его слава. Это человек очень занятный, чудаковатый, с хорошим чувством юмора, мне очень понравился. Мы с ним обо всем договорились. И сценарий, который я в результате получил подтвердил, что опасаться мне было нечего. Это сценарий, во-первых, очень близкий к роману, во-вторых, там есть какие-то придумки, на мой взгляд, удачные, которых у меня не было. Другое дело, что в результате переговоров со студией, которая это дело будет финансировать и субсидировать, там, естественно, опять произойдут какие-то изменения. Но, судя по тому, какая это будет студия, мне тоже стоит не бояться, что превратится в комикс.
Марина Тимашева: А можно разглашать, чего американская сторона не могла сделать с сюжетом и героями?
Григорий Чхартишвили: Я сейчас не помню, но они не могут, например, Фандорину поменять национальность. Потому что проще всего его было сделать викторианским джентльменом-сыщиком и к черту всю эту Россию, потому что вполне космополитичный сюжет. Значит действие должно происходит в России. Его не могут убить, женить, что почти одно и то же. Ему не могут поменять сексуальную ориентацию, что тоже сейчас актуально. Я сейчас не помню всех подробностей. Еще у меня по контракту есть определенная степень контроля за русскими реалиями, что для меня тоже важно и что понадобилось. Потому что когда я прочитал сценарий, он был очень милый, но там русскость била через край. Потому что герои все время хлестали водку стаканами, и имя Лизонька показалось сценаристу недостаточно русским, и он сделал ее Лизонькашка. И еще какие-то такие были вещи, которые пришлось поправлять.
Марина Тимашева: А что происходит дома, на родине? Ведь студия "Три Т" собиралась экранизировать роман "Статский Советник". Помнится, начала сам Никита Михалков собирался снимать фильм, но потом перепоручил это Олегу Меньшикову.
Григорий Чхартишвили: Здесь тоже многое происходит и многое не происходит. Как раз что касается студии "Три Т", это Никита Михалков и Олег Меньшиков, там ничего не происходит, хотя контракт подписан с ними уже больше года назад. Но прошлый сезон был пропущен. И у меня такое ощущение, что этот сезон тоже будет пропущен. Я не знаю, почему. То ли Никита Сергеевич такой увлекающийся человек, у него все время возникают какие-то новые проекты, то ли у всех много дел. У меня тоже много дел, поэтому у меня не хватает ни времени, ни энергии в это дело вмешиваться. В конце концов, у меня купили права на роман "Статский советник" сроком на три года, значит имеют право или снимать кино в течение этого срока или не снимать.
Марина Тимашева: Я знаю, что уже написан и издан "Гамлет", причем не Уильямом Шекспиром, а Григорием Чхартишвили, Борисом Акуниным. Это что-то вроде продолжения чеховской "Чайки", игра с классическим текстом?
Григорий Чхартишвили: Это не беллетристика, это что-то такое вне жанра. Что касается пьес, которые я время от времени сочиняю, это я делаю, собственно говоря, не для читателя и не для зрителя, это я делаю для себя. Это я таким образом развлекаюсь. Я не ставлю никаких при этом особенных задач, ни идейных, ни культурных, никаких. Это вроде как гамма, ты разрабатываешь пальцы на клавиатуре. Вот я писал роман "Внеклассное чтение", это был детективный роман. Писание детективных романов в отличие от чтения пьес, с моей точки зрения, дело очень серьезное и ответственное, от этого чувствуешь усталость. Я сделал перерыв, взял тайм-аут на недельку. Мне давно хотелось покопаться в пьесе "Гамлет" Шекспира. Потому что у меня такое впечатление, что Шекспир толком не понял, что там произошло в замке Эльсинор, у него там концы с концами явно не сходятся. В моей пьесе концы с концами сходятся. Я получил массу удовольствия, когда в течение недели я жонглировал этими белыми стихами. Вот и все, больше ничего.
Марина Тимашева: И вы, конечно, снимаете с Клавдия ответственность за убийство короля?
Григорий Чхартишвили: Я обеляю Клавдия и я обеляю Гертруду. И меня очень глубоко трогает любовь этих немолодых людей, любовь, которая преодолевает самые разные испытания. Особенно, если предположить, что они не убивали Полония, тогда получается, что Гамлет страшный человек.
Марина Тимашева: Григорий Шавлович, я знаю, что вы любите мемуарную литературу. За последнее время в этом жанре было что-то, что произвело на вас настоящее сильное впечатление?
Григорий Чхартишвили: Да, причем очень часто. Я встречаю иногда от совершенно неожиданных для меня авторов книги, которые меня прошибают, что называется. Одно из самых сильных моих впечатлений последнего времени это книга молодого эмигранта Мамонтова, которая называется "Люди и кони". Это воспоминания молодого офицера, мальчишки, который прошел через гражданскую войну. Эта книга написана бесхитростно и в то же время странным образом похожа в высшей степени на затейливое литературно-талантливое произведение, написанное автором с другой стороны - "Конармия" Бабеля. Это интересно противопоставить одно к другому. Очень много узнаешь нового и про свою страну, и про людей вообще, и про лошадей тоже. Я, к сожалению, совсем недавно прочитал автобиографию Троцкого, политического деятеля, к которому я всегда относился с предубеждением. Я не стал относиться к нему лучше как к политику, но я убедился в том, что это совершенно незаурядный писатель. И мне стало жалко, что этот человек пошел в жизни не тем путем. Если бы он стал писателем, то русская литература много бы приобрела. Сейчас я перечитываю с огромным удовольствием "Историю моего современника " Короленко. Я читал его когда-то, но я был моложе и глупее, и поэтому тогда меньше получил удовольствия. Это, конечно, очень симпатичный смелый и сильный человек, который многое понял про жизнь и про себя. Что касается "нон-фикшн", то интересного чтения очень много. Я не знаю, автобиография Греча, недавно я ее прочел и этот человек, во всяком случае, на старости лет предстает в совершенно ином свете, не так, как мы привыкли его воспринимать.
Марина Тимашева: Вы много путешествуете, я знаю, что только за последний год были в Японии, в Норвегии, в Швеции, в Израиле. Поделитесь, пожалуйста, впечатлениями, которые вам кажутся самыми важными.
Григорий Чхартишвили: С тех пор, как я стал человеком безработным, то есть свободным, и человеком, который может себе позволить путешествовать для собственного удовольствия, у меня не было ни одного отпуска, я ни разу никуда не ездил для развлечений, это все то, что называется деловые поездки. Их есть несколько разновидностей. Самое главное занудство это так называемое "промоушен", когда где-то выходят твои книги и ты должен туда ехать. Другой род поездок, которые я совершаю, это поездки для сбора материалов для очередной книги. Я приехал в Израиль, сам не зная, что я там толком ищу. Но я чувствовал, что мне надо туда для романа "Пелагея и Красный петух". Я приехал в город Тель-Авив, этот город мне ужасно не понравился. Потому что это город, который, видимо, должен существовать в условиях многолюдства, толпы. И когда я увидел эту набережную совершенно пустую, потому что все боятся террористов и взрывов, города нет, там нет архитектуры, там нет ничего, у меня было сильное искушение взять билет и улететь обратно. Тем более, мы были в машине, мы стояли в пробке, тут кондиционер, там жара, настроение отвратительное. Нет, думаю, никакого "Красного петуха" я здесь не найду, надо уезжать. Вдруг рядом останавливается фургон и на нем нарисован огромный красный петух прямо передо мной. И тут что-то у меня в голове щелкнуло, монетка проскочила, шарики закрутились, я проснулся и началась работа.
Марина Тимашева: Красный петух на машине это, видимо, торговая марка, но в русском языке "красный петух" это идиома. Название романа с ней связано?
Григорий Чхартишвили: Ты имеешь в виду пожар? Разные высказывались предположения по поводу того, что есть красный петух. Больше всего меня впечатлило предположение, что красный петух это революционеры нетрадиционной сексуальной ориентации. На самом деле это и не то, и не другое, нечто совсем третье.
Марина Тимашева: Относительно недавно в одном из своих интервью вы говорили, что у "челноков" выросло чувство собственного достоинства. Мне же кажется, что старшие научные сотрудники, вынужденные реформами переквалифицироваться в управдомы, вряд ли с вами согласятся.
Григорий Чхартишвили: Я, собственно, имел в виду не столько людей с высшим образованием, интеллигентов, у которых по воспитанию чувство собственного достоинства прививается с детства, я имею в виду новые слои, и очень большие, широкие слои общества, которые из-за экономических потрясений и реформ, произошедших в нашей стране, получили возможность строить свою жизнь сами, обеспечивать себя сами не быть на какой-то работе, где бьют баклуши, невозможно себя уважать. Не заниматься какой-то выдуманной профессией, как это было сплошь и рядом в Советском Союзе, которая никому не нужна, за которую платят выдуманные деньги. Это экономический базис, чувство собственного достоинства, экономическая независимость. Кроме того, когда человек, почему "челнок", "челнок", я понимаю, это временная профессия, но это человек, которого жизнь заставила превратиться в этакого Афанасия Никитина, из своей Сибири или откуда отправиться за три моря и у него это худо-бедно получается. А главное, что у него нет начальника, никакого начальника, есть он и есть Господь Бог, все, между ними нет никого. Нет бригадира, нет директора, да в общем ему и на президента наплевать.
Марина Тимашева: Но, конечно, и рэкета нет, и "крыши", и директора рынка, и милиционеров-взяточников.
Григорий Чхартишвили: Это все проблемы, которые возникают вокруг человека и он решает их сам по своему собственному разумению и по своим собственным способностям. Это не то, что кто-то решает их за него. Эти проблемы они временные, а вот у этого человека ощущение, что он прошел через какую-то школу закаливания, и чего-то добился, и выжил – это очень важно.
Марина Тимашева: Григорий Шавлович, но вы были редактором "Иностранной литературы", хорошего журнала, неужели с тех пор, как вы стали знаменитым писателем и материально более благополучным человеком, у вас как-то прибыло чувства собственного достоинства?
Григорий Чхартишвили: Да нет, оно у меня какое было, такое и осталось.
Марина Тимашева: У меня последний провокационный вопрос: Григорий Шавлович, сколько стоит хлеб в магазине?
Григорий Чхартишвили: Понятия не имею, я не хожу в магазин. Да я и в прежней жизни не ходил в магазины, мне жена этого не доверяет, потому что я бестолковый.
