Виктор Нехезин: Гость рубрики "Субботнее интервью" – российский пианист Виктор Рябчиков. Судьба сложилась так, что его имя больше известно иностранным слушателям, чем российским ценителям фортепианной игры. "Романтическая взволнованность и сногсшибательная виртуозность, под его руками инструмент плачет и поет" – это отзывы в иностранной прессе о выступлениях Виктора Рябчикова. В 92-м году по рекомендации ЮНЕСКО он был назван пианистом года. Свою миссию видит в том, чтобы открыть для зарубежных слушателей русскую музыку. Питая особую любовь к творчеству Михаила Ивановича Глинки, организовал фестиваль памяти Глинки и выступил соучредителем глинкинского музыкального общества. С Виктором Рябчиковым беседует наш петербургский корреспондент Татьяна Валович.
Татьяна Валович: Виктор, вы выросли в Ташкенте. А как складывались ваши отношения с музыкой?
Виктор Рябчиков: Это длинная история. В семье у меня музыкантов не было, и сестра ходила к частному педагогу, немножко училась играть на фортепиано. Она меня с собой взяла, и учительница увидела, что заинтересованно слушаю и решила проверить. Сказала, что открывается новая музыкальная школа для одаренных детей. Меня туда отвели, но меня взяли на скрипку, потому что все другие места были заняты. Первый год я занимался с хорошим педагогом, вроде бы скрипку любил, а второй год педагог пришел менее интересный, и у меня пошло все хуже и хуже, и в четвертом классе меня хотели выгнать как профнепригодного. Только одна педагог по ритмике Зоя Михайловна Боярова она меня полюбила и всегда мне, как ни странно, говорила, что ты будешь пианистам, хотя я играл на скрипке. Но она видела, что я все время бренчу, пою и распеваю. Она говорила, что я буду пианистом, буду играть во всем мире, в Париже, в Лондоне. В то время, в 60-х годах, это было трудно представить. Наверное, она мне это вбила в голову. Я считаю, что родители должны своим детям говорить, что они по большей части талантливые и впереди их ждет большое будущее, они будут президентами, чем говорить, что ты бестолочь. Меня хотели выгнать, и она одна на педсовете упросила перевести меня на фортепиано условно. Там вроде дело пошло, и я закончил школу как местная звезда. Когда в консерваторию поступил, увидел, что таких "звезд" много, спеси немножко поубавилось. Ташкентская консерватория имеет связи с ленинградской консерваторией. Вы помните, что во время войны ленинградская консерватория была эвакуирована именно в Ташкент, именно в Ташкенте жила и Анна Ахматова. Так что связи с Петербургом были всегда.
Татьяна Валович: А почему же потом последовала московская консерватория, а не петербургская? Москва более престижна?
Виктор Рябчиков: Нет, просто мне дали направление. Вроде я понравился, меня взяли.
Татьяна Валович: Ваша творческая судьба складывается таким образом, что больше вас знают в Европе, за рубежом, нежели в России как пианиста, дающего сольные концерты. Почему так происходит?
Виктор Рябчиков: Во-первых. Вы же помните долгое время была, что только лауреаты могут. Я играл несколько раз на конкурсах, но не проходил. Хотя на первом конкурсе Рахманинова, я через четыре года узнал, что у меня был проходной балл во второй тур, но меня все равно не пустили. Но это пусть будет на их совести, как говорится, может быть, оно и к лучшему. Для западной аудитории это не так важно - лауреат ты или не лауреат. А поскольку в России я не состою ни в Москонцерте, ин в филармонии, как бы сам по себе. Сейчас меня более-менее знают по передачам на радио "Орфей", где я веду программу о русских композиторах, я сделал 14 передач. Слушатели сейчас пишут письма, просят продолжить. Но это нужно записать новые примеры. Потому что я рассказываю и сам играю.
Татьяна Валович: Что побудило вас к созданию таких программ на радио?
Виктор Рябчиков: Как-то случайно получилось. Поскольку я люблю Михаила Ивановича Глинку, мне всегда было обидно, что его замалчивают. В 97-м году я организовал фестиваль камерной музыки Михаила Ивановича Глинки, и после этого на радио "Орфей" у меня взяли интервью. Интервью получилось удачным. Мне сказали, что я хорошо говорю. Я уже, честно говоря, не помню, я ли предложил, мне ли предложили, но как-то так завязалось. Причем, первый раз я пришел с уверенностью, я то я сяду и импровизационно начну рассказывать. Оказывается, нет - микрофон штука серьезная, надо к нему готовиться. Пришлось мне потом писать текст от руки, я убедился, что это трудно – говорить.
Татьяна Валович: Получается, что на энтузиазме были созданы те передачи. Как вы вообще относитесь к тому, что настоящая классическая музыка сейчас в российском обществе не так преподносится. То же радио "Орфей", замечательное радио, но, посмотрите, по отношению к нему государство проявило жесткие меры, они не смогли платить за свои передатчики, им были урезан частоты. Я знаю, что на средних волнах очень многие петербургские любители классики слушают его, но мучаются, потому что качество очень плохое.
Виктор Рябчиков: Это не только у нас, это тенденция во всем мире. Идет сильное наступление поп-музыки, легкой музыки, рок-музыки, идет сильное наступление на классику. Я могу сказать вещь, кому-то это покажется, что я немножко сошел с ума, я помню слова немецкого романтика, такой был поэт Баккенроден, и он сказал, что музыка: это язык, на котором бог говорит с людьми, имея в виду и фольклорную музыку и классическую. Что мы видим на концертах рок-групп? Мы видим всю атрибутику абсолютно других сил, и здесь и свет, и рога, и все такое прочее. Может быть, это покажется наивным кому-то из слушателей, но, тем не менее, в этом есть истина, я в это верю.
Татьяна Валович: Всегда в мире противоборство добра и зла. В этом смысле, как вы считаете, если рассматривать классическую музыку, как добро, может ли она победить зло?
Виктор Рябчиков: Тоже не всегда. Во-первых, свет в принципе он всегда побеждает тьму, потому что он освещает, нужно его выключит, чтобы опять тьма победила. Вот это и делается - хотят выключить свет.
Татьяна Валович: Может ли классическая музыка исчезнуть?
Виктор Рябчиков: Я думаю, нет. Всегда появится рыцарь на белом коне, который спасет принцессу, и искусство будет жить вечно.
Татьяна Валович: Виктор, скажите, пожалуйста, вы упомянули престижные фортепианные конкурсы, насколько важно молодому пианисту участвовать в конкурсах? И если бы вам предложили сейчас участвовать в конкурсе, вы бы согласились?
Виктор Рябчиков: Нет, я, во-первых, не конкурсный пианист. Я когда выхожу на конкурс, я всегда уверен, что я хуже всех играю. Нужны железные нервы для того, чтобы пройти на конкурс. В молодости это легко, потому что в молодости ты веришь, что ты самый гениальный. В принципе, в это любой музыкант в это верит, а без этого нельзя. И только с возрастом, вы знаете изречение Брамса, когда в 18 лет он говорил – "Я", потом "Я и Моцарт", В 35 "Моцарт и я", а к концу жизни он стал говорить только "Моцарт". В молодости легко играть на конкурсах, потому что есть естественный дух соперничества. Может быть, им надо дать статус экзаменов. Человек выпускается из консерватории, предположим, они играют какой-то конкурс, но на этом конкурсе не делятся места у кормушки, и поэтому, может быть, достаточно справедливое. Потому что, как правило, на конкурс проходят те, кто удовлетворяет всем требованиям всех сидящих в жюри, это среднестатистическое. Чуть более необычная трактовка, я помню, на конкурсе Чайковского японский музыкант так сыграл Баха необычно совершенно, меня это протрясло, и он не прошел, его не пропустили на второй тур именно из-за этого. Получается, зерна отбрасываются, а плевела остаются. Я не хочу сказать, что все лауреаты конкурсов ничего не стоят, это абсолютно нет.
Татьяна Валович: Такая известная, набившая оскомину фраза, что таланту нужно помогать, а бездарность пробьется сама, как по отношению к пианистам?
Виктор Рябчиков: Вы знаете, по большому счету талант не заметить это очень крайне редко случается, хотя бы десять человек тебя оценят, хотя бы для десяти человек ты будешь уважаемым, тебя будут любить, будут слушать.
Татьяна Валович: Для вас играет роль количество публики в зале? Вы будете одинаково играть для десяти человек и для десяти тысяч?
Виктор Рябчиков: Это от настроения еще зависит. Иногда бывают очень удачные концерты, когда сидят несколько десятков человек, какая-то атмосфера. Хотя в принципе, Я больше люблю играть в больших залах, когда публика от меня отделена, а не сидят на коленях. Когда они сидят на коленях, кто-то не принимает мой трактовки, меня это начинает немножко нервировать. Сейчас, правда, меньше, раньше больше гораздо, сейчас я себя стараюсь как-то сдержать.
Татьяна Валович: Виктор, я знаю, что вы в свои программы часто включаете не только редко исполняемые произведения, но иногда и впервые исполняете произведения. Как вы относитесь к процессу коммерциализации классической музыки, когда на концертах исполняются всем хорошо известные классические произведения для того, чтобы публика понимала, то есть не воспитывать публику, а подстраиваться под публику для того, чтобы она пришла на концерт, выложила свои деньги?
Виктор Рябчиков: Все правильно. Сейчас у меня был яркий пример этого. Я играл в Стокгольме, и когда я хотел туда поставить Балакирева, Глазунова, мне мой менеджер сказала, что: "Виктор, туда никто не придет, ставь Шопена". И я поставил Шопена. Поскольку я был вынужден это сделать, я вам скажу, что давно не было такого наплыва, потому что на фортепианные концерты ходят очень мало. Был большой успех в коммерческом отношении. Идут либо на большое имя, чтобы потом в кругу знакомых невзначай бросить, что я принадлежу к избранным, я был на таком концерте, на который вы не можете достать билет. А так, чтобы ходили слушать музыку ради музыки, сейчас интерес к таким редким программам угас, потому что изменился состав музыки. Помните, когда Огленгульт приехал: на первом концерте никого не было, а на втором концерте была конная милиция. Потому что эти десять человек позвонили знакомым и сказали что это что-то невероятное. Сейчас люди идут только на круг имен, такая карусель существует, одни и те же лица, и вспрыгнуть на эту карусель достаточно трудно. Есть два выхода: либо умудриться запрыгнуть на эту карусель, либо создать свою.
Татьяна Валович: Как создать собственную карусель, чтобы привлечь внимание?
Виктор Рябчиков: Я не знаю, либо деньги, либо случай какой-то, по-разному происходит. Честно говоря, мне не очень хочется. Сейчас приближается 200-летие Михаила Ивановича Глинки, я могу сказать, что один из больших специалистов по Глинке, я записал все произведения Михаила Ивановича, поэтому я, конечно, мог бы считать себя должным начать подготовку к 200-летию Михаила Ивановича Глинки. Поскольку, не забывайте, что Пушкин в литературе, то Глинка – это в музыке.
Татьяна Валович: Что будете делать?
Виктор Рябчиков: Наверное, ничего. Себе дороже.
Татьяна Валович: Поддержки не находит?
Виктор Рябчиков: Я обращался в Фонд культуры, но там сейчас свои сложности. Может быть, спохватятся потом и сделают. Но, вы знаете, я не хочу лезть локтями вперед и на этом делать себе карьеру и имя, хотя это можно сделать, хорошо себя раскрутить на этом. Но мне, честно говоря, не хочется. Я лучше буду готовить другие передачи. Потому что русской музыки много, надо учить, надо сделать записи – это гораздо важнее. Но вообще я призываю людей, у которых есть желание и силы, чтобы что-то началось. Во-первых, хорошо бы было переиздать все сочинения Глинки. В Российской библиотеке санкт-петербургской есть изумительный альбом карикатур друга Глинки Степанова на Глинку, это изумительно, они никогда не воспроизводились в цвете, они только в книжечке черно-белые фотографии – вот это можно было бы сделать. Но на все нужны деньги, нужны спонсоры, и нужен один человек, который этим бы руководил. Я только в этом могу принять участие как исполнитель, если меня, конечно, пригласят, могут и не пригласить, я буду не обижен, потому что понимаю, что здесь будет совсем другой раздел.
Татьяна Валович: Виктор, вы выросли в Ташкенте. А как складывались ваши отношения с музыкой?
Виктор Рябчиков: Это длинная история. В семье у меня музыкантов не было, и сестра ходила к частному педагогу, немножко училась играть на фортепиано. Она меня с собой взяла, и учительница увидела, что заинтересованно слушаю и решила проверить. Сказала, что открывается новая музыкальная школа для одаренных детей. Меня туда отвели, но меня взяли на скрипку, потому что все другие места были заняты. Первый год я занимался с хорошим педагогом, вроде бы скрипку любил, а второй год педагог пришел менее интересный, и у меня пошло все хуже и хуже, и в четвертом классе меня хотели выгнать как профнепригодного. Только одна педагог по ритмике Зоя Михайловна Боярова она меня полюбила и всегда мне, как ни странно, говорила, что ты будешь пианистам, хотя я играл на скрипке. Но она видела, что я все время бренчу, пою и распеваю. Она говорила, что я буду пианистом, буду играть во всем мире, в Париже, в Лондоне. В то время, в 60-х годах, это было трудно представить. Наверное, она мне это вбила в голову. Я считаю, что родители должны своим детям говорить, что они по большей части талантливые и впереди их ждет большое будущее, они будут президентами, чем говорить, что ты бестолочь. Меня хотели выгнать, и она одна на педсовете упросила перевести меня на фортепиано условно. Там вроде дело пошло, и я закончил школу как местная звезда. Когда в консерваторию поступил, увидел, что таких "звезд" много, спеси немножко поубавилось. Ташкентская консерватория имеет связи с ленинградской консерваторией. Вы помните, что во время войны ленинградская консерватория была эвакуирована именно в Ташкент, именно в Ташкенте жила и Анна Ахматова. Так что связи с Петербургом были всегда.
Татьяна Валович: А почему же потом последовала московская консерватория, а не петербургская? Москва более престижна?
Виктор Рябчиков: Нет, просто мне дали направление. Вроде я понравился, меня взяли.
Татьяна Валович: Ваша творческая судьба складывается таким образом, что больше вас знают в Европе, за рубежом, нежели в России как пианиста, дающего сольные концерты. Почему так происходит?
Виктор Рябчиков: Во-первых. Вы же помните долгое время была, что только лауреаты могут. Я играл несколько раз на конкурсах, но не проходил. Хотя на первом конкурсе Рахманинова, я через четыре года узнал, что у меня был проходной балл во второй тур, но меня все равно не пустили. Но это пусть будет на их совести, как говорится, может быть, оно и к лучшему. Для западной аудитории это не так важно - лауреат ты или не лауреат. А поскольку в России я не состою ни в Москонцерте, ин в филармонии, как бы сам по себе. Сейчас меня более-менее знают по передачам на радио "Орфей", где я веду программу о русских композиторах, я сделал 14 передач. Слушатели сейчас пишут письма, просят продолжить. Но это нужно записать новые примеры. Потому что я рассказываю и сам играю.
Татьяна Валович: Что побудило вас к созданию таких программ на радио?
Виктор Рябчиков: Как-то случайно получилось. Поскольку я люблю Михаила Ивановича Глинку, мне всегда было обидно, что его замалчивают. В 97-м году я организовал фестиваль камерной музыки Михаила Ивановича Глинки, и после этого на радио "Орфей" у меня взяли интервью. Интервью получилось удачным. Мне сказали, что я хорошо говорю. Я уже, честно говоря, не помню, я ли предложил, мне ли предложили, но как-то так завязалось. Причем, первый раз я пришел с уверенностью, я то я сяду и импровизационно начну рассказывать. Оказывается, нет - микрофон штука серьезная, надо к нему готовиться. Пришлось мне потом писать текст от руки, я убедился, что это трудно – говорить.
Татьяна Валович: Получается, что на энтузиазме были созданы те передачи. Как вы вообще относитесь к тому, что настоящая классическая музыка сейчас в российском обществе не так преподносится. То же радио "Орфей", замечательное радио, но, посмотрите, по отношению к нему государство проявило жесткие меры, они не смогли платить за свои передатчики, им были урезан частоты. Я знаю, что на средних волнах очень многие петербургские любители классики слушают его, но мучаются, потому что качество очень плохое.
Виктор Рябчиков: Это не только у нас, это тенденция во всем мире. Идет сильное наступление поп-музыки, легкой музыки, рок-музыки, идет сильное наступление на классику. Я могу сказать вещь, кому-то это покажется, что я немножко сошел с ума, я помню слова немецкого романтика, такой был поэт Баккенроден, и он сказал, что музыка: это язык, на котором бог говорит с людьми, имея в виду и фольклорную музыку и классическую. Что мы видим на концертах рок-групп? Мы видим всю атрибутику абсолютно других сил, и здесь и свет, и рога, и все такое прочее. Может быть, это покажется наивным кому-то из слушателей, но, тем не менее, в этом есть истина, я в это верю.
Татьяна Валович: Всегда в мире противоборство добра и зла. В этом смысле, как вы считаете, если рассматривать классическую музыку, как добро, может ли она победить зло?
Виктор Рябчиков: Тоже не всегда. Во-первых, свет в принципе он всегда побеждает тьму, потому что он освещает, нужно его выключит, чтобы опять тьма победила. Вот это и делается - хотят выключить свет.
Татьяна Валович: Может ли классическая музыка исчезнуть?
Виктор Рябчиков: Я думаю, нет. Всегда появится рыцарь на белом коне, который спасет принцессу, и искусство будет жить вечно.
Татьяна Валович: Виктор, скажите, пожалуйста, вы упомянули престижные фортепианные конкурсы, насколько важно молодому пианисту участвовать в конкурсах? И если бы вам предложили сейчас участвовать в конкурсе, вы бы согласились?
Виктор Рябчиков: Нет, я, во-первых, не конкурсный пианист. Я когда выхожу на конкурс, я всегда уверен, что я хуже всех играю. Нужны железные нервы для того, чтобы пройти на конкурс. В молодости это легко, потому что в молодости ты веришь, что ты самый гениальный. В принципе, в это любой музыкант в это верит, а без этого нельзя. И только с возрастом, вы знаете изречение Брамса, когда в 18 лет он говорил – "Я", потом "Я и Моцарт", В 35 "Моцарт и я", а к концу жизни он стал говорить только "Моцарт". В молодости легко играть на конкурсах, потому что есть естественный дух соперничества. Может быть, им надо дать статус экзаменов. Человек выпускается из консерватории, предположим, они играют какой-то конкурс, но на этом конкурсе не делятся места у кормушки, и поэтому, может быть, достаточно справедливое. Потому что, как правило, на конкурс проходят те, кто удовлетворяет всем требованиям всех сидящих в жюри, это среднестатистическое. Чуть более необычная трактовка, я помню, на конкурсе Чайковского японский музыкант так сыграл Баха необычно совершенно, меня это протрясло, и он не прошел, его не пропустили на второй тур именно из-за этого. Получается, зерна отбрасываются, а плевела остаются. Я не хочу сказать, что все лауреаты конкурсов ничего не стоят, это абсолютно нет.
Татьяна Валович: Такая известная, набившая оскомину фраза, что таланту нужно помогать, а бездарность пробьется сама, как по отношению к пианистам?
Виктор Рябчиков: Вы знаете, по большому счету талант не заметить это очень крайне редко случается, хотя бы десять человек тебя оценят, хотя бы для десяти человек ты будешь уважаемым, тебя будут любить, будут слушать.
Татьяна Валович: Для вас играет роль количество публики в зале? Вы будете одинаково играть для десяти человек и для десяти тысяч?
Виктор Рябчиков: Это от настроения еще зависит. Иногда бывают очень удачные концерты, когда сидят несколько десятков человек, какая-то атмосфера. Хотя в принципе, Я больше люблю играть в больших залах, когда публика от меня отделена, а не сидят на коленях. Когда они сидят на коленях, кто-то не принимает мой трактовки, меня это начинает немножко нервировать. Сейчас, правда, меньше, раньше больше гораздо, сейчас я себя стараюсь как-то сдержать.
Татьяна Валович: Виктор, я знаю, что вы в свои программы часто включаете не только редко исполняемые произведения, но иногда и впервые исполняете произведения. Как вы относитесь к процессу коммерциализации классической музыки, когда на концертах исполняются всем хорошо известные классические произведения для того, чтобы публика понимала, то есть не воспитывать публику, а подстраиваться под публику для того, чтобы она пришла на концерт, выложила свои деньги?
Виктор Рябчиков: Все правильно. Сейчас у меня был яркий пример этого. Я играл в Стокгольме, и когда я хотел туда поставить Балакирева, Глазунова, мне мой менеджер сказала, что: "Виктор, туда никто не придет, ставь Шопена". И я поставил Шопена. Поскольку я был вынужден это сделать, я вам скажу, что давно не было такого наплыва, потому что на фортепианные концерты ходят очень мало. Был большой успех в коммерческом отношении. Идут либо на большое имя, чтобы потом в кругу знакомых невзначай бросить, что я принадлежу к избранным, я был на таком концерте, на который вы не можете достать билет. А так, чтобы ходили слушать музыку ради музыки, сейчас интерес к таким редким программам угас, потому что изменился состав музыки. Помните, когда Огленгульт приехал: на первом концерте никого не было, а на втором концерте была конная милиция. Потому что эти десять человек позвонили знакомым и сказали что это что-то невероятное. Сейчас люди идут только на круг имен, такая карусель существует, одни и те же лица, и вспрыгнуть на эту карусель достаточно трудно. Есть два выхода: либо умудриться запрыгнуть на эту карусель, либо создать свою.
Татьяна Валович: Как создать собственную карусель, чтобы привлечь внимание?
Виктор Рябчиков: Я не знаю, либо деньги, либо случай какой-то, по-разному происходит. Честно говоря, мне не очень хочется. Сейчас приближается 200-летие Михаила Ивановича Глинки, я могу сказать, что один из больших специалистов по Глинке, я записал все произведения Михаила Ивановича, поэтому я, конечно, мог бы считать себя должным начать подготовку к 200-летию Михаила Ивановича Глинки. Поскольку, не забывайте, что Пушкин в литературе, то Глинка – это в музыке.
Татьяна Валович: Что будете делать?
Виктор Рябчиков: Наверное, ничего. Себе дороже.
Татьяна Валович: Поддержки не находит?
Виктор Рябчиков: Я обращался в Фонд культуры, но там сейчас свои сложности. Может быть, спохватятся потом и сделают. Но, вы знаете, я не хочу лезть локтями вперед и на этом делать себе карьеру и имя, хотя это можно сделать, хорошо себя раскрутить на этом. Но мне, честно говоря, не хочется. Я лучше буду готовить другие передачи. Потому что русской музыки много, надо учить, надо сделать записи – это гораздо важнее. Но вообще я призываю людей, у которых есть желание и силы, чтобы что-то началось. Во-первых, хорошо бы было переиздать все сочинения Глинки. В Российской библиотеке санкт-петербургской есть изумительный альбом карикатур друга Глинки Степанова на Глинку, это изумительно, они никогда не воспроизводились в цвете, они только в книжечке черно-белые фотографии – вот это можно было бы сделать. Но на все нужны деньги, нужны спонсоры, и нужен один человек, который этим бы руководил. Я только в этом могу принять участие как исполнитель, если меня, конечно, пригласят, могут и не пригласить, я буду не обижен, потому что понимаю, что здесь будет совсем другой раздел.
