Ведущая Петербургского часа программы "Liberty Live" Татьяна Валович: О Великой Отечественной Войне написано немало исследований, однако многие документы до сих пор остаются неизвестными. Много появляется мифов и домыслов, не имеющих ничего общего с реальными событиями. Сегодня в нашей программе будет принимать участие Григорий Набойщиков, петербургский журналист, историк, который полвека посвятил сбору архивов, связанных с началом войны с советской разведкой. Лично встречался со многими участниками событий.
Григорий Юрьевич, завтра День памяти и скорби, годовщина начала Великой Отечественной Войны. Накануне, как вы слышали в нашем репортаже, (Смотри материал: Презентация книги Гарри Каролинского "Русский ключ" в Санкт-Петербурге) - прошла презентация новой книги о Великой Отечественной Войне. Как вы считаете, на ваш взгляд, появление книг, которые не документированы, а используют другие исторические материалы - приносят пользу или вред, или способствуют тому, что появляется больше мифов о войне?
Григорий Набойщиков: И то, и другое, и третье. И мифов появляется больше, и вымыслов, и правды, одновременно. Я - документалист. Поэтому я иду другим путем. Но я думаю, что вот этот тезис о том, что Сталин собирался, допустим, 6 июля напасть и занять Европу - это, конечно, чушь, потому что сил у него тогда таких не было. То, что он мог вызывать Долорес Ибаррури, а мне известно, что и Георгия Димитрова, насчет Болгарии интересовался, мне известно, что Клемента Готтвальда вызывал и интересовался, как в Чехословакии может быть в случае нашего прихода - все это так, но к 1941-му году к 22 июня, возьмите такой факт, мы в первом стратегическом эшелоне на западных границах держали к 22 июня только 56 дивизий, и эти 56 дивизий были растянуты где-то на 50 километров вглубь советской территории на восток, а немцы держали 103 дивизии в первом эшелоне, изготавливались к броску на восток - на нас.
Татьяна Валович: Как вы считаете, сказана ли правда о Великой Отечественной Войне?
Григорий Набойщиков: Нет. Еще долго нашим историкам, исследователям нужно работать копаться в архивах нашей страны, зарубежных стран, для того, чтобы всю правду сказать, это очень большой серьезный вопрос.
Татьяна Валович: Как освещалось начало войны - то, что преподносили своему народу немецкие власти, ведь Риббентроп тоже выступил по радио перед немецким народом, обосновывая нападение на СССР. Было ли у нас широко известно народу о том, что говорили немцы?
Григорий Набойщиков: Вы хороший вопрос затронули - нет. У нас все было с обратным знаком. Возьмите, допустим, такую вещь. Утром Сталин в таком был положении, что он выступить перед народом, конечно, не мог. Он это поручил Молотову. В 12 часов 05 минут страна услышала голос Молотова, но ведь независимо от того, что у нас разное время с Германией, Риббентроп, министр иностранных дел, выступил раньше. И вот у него в этом заявлении, конечно, он оправдывал нападение, пытался объяснить нарду Германии и тех территорий, которые Гитлер к тому времени уже захватил, где транслировалось его выступление, в частности, мне рассказывали старики в Чехословакии, которые слушали, Риббентроп обрушился на наше руководство, дескать, вы говорите о дружбе с Германией, а развели целую сеть шпионов на территории рейха, заявил, что наш видный дипломат Мохов занимается шпионажем против Германии. Мохов действительно был сотрудником Главного разведывательного управления Красной армии, почувствовал до начала войны, что его вычислили, и сбежал, так сказать, из Германии, вернулся на родину, оставив на произвол судьбы наших разведчиков, об этом не пишут сейчас, а это было так.
Татьяна Валович: Что произошло после того, как Мохов исчез из Берлина. Кто еще был с ним связан в это время?
Григорий Набойщиков: Знаменитый чехословацкий наш разведчик Владимир Врана и его супруга Боженка Вранова сумели пробраться на такие участки оборонительных объектов гитлеровской Германии, в частности, на заводы "Шкода" в Пльзне на территории Чехии оккупированной, ее фашисты называли протекторат, и они интересовались новым вооружением, которое имеет место быть, горюче-смазочными материалами, все это передавалось в Москву через Стокгольм. В Стокгольме сидела нашим послом известная Александра Михайловна Коллонтай, нарком первого правительства Ленина. Она получила в конце войны орден Ленина за свою, тогда писали, дипломатическую работу, а на самом деле - разведывательную. Этот Врана ездил к ней и передавал различные данные. Самая интересная поездка была 31 мая 1941-го года, за три недели до начала ваойны. Но выехал не Врана. Вот этот поступок Мохова и вообще разброд начался в нашей резидентуре в Праге, послали туда молодого человека, полурусского-получеха Геннадия Витенгла, вот он наш современник, совсем недавно ушел из жизни, и Геннадий Витенгл повез Коллонтай для передачи лично Сталину два документа. По одному документу война должна начаться где-то 11-12 июня, а по второму документу - список гитлеровской агентуры в СССР, которая ждет начала войны, чтобы приступить к активным действиям.
Татьяна Валович: Но о том, что Сталину многие советские разведчики сообщали о начале войны - это известный исторический факт, однако, почему чешская группа так ошиблась и откуда у них взялась эта дата?
Григорий Набойщиков: Да, вы правы, с разных столиц, отовсюду Сталину шли очень правдивые донесения. Но они были такого рода - прослеживался каждый гитлеровский шаг но дата нападения не называлась. Кстати, первую дату, уже 22 июня, назвал знаменитый Рихард Зорге из Токио. 13 июня была короткая шифровка из Токио. "Повторяю, 9 армий в составе 150 дивизий начнут наступление на широком фронте на рассвете 22 июня 1941-го года. Рамзай" И тут я конкретно отвечаю на ваш вопрос. Сталин имел эти данные из Праги о 11-12 июня. 11-12 июня не наступило войны, нет, Сталин был в страшном гневе. Почему эта группа Владимира Враны, там была такая Аничка Ираскова, невестка знаменитого чешского классика литературы, почему они ссылались, наша разведка в Праге, на 11-12 июня. Дело все в том, что Аничка Ираскова, которая имела большие связи в Генштабе гитлеровской армии, Врана, имевший большие связи в руководстве предприятиями оборонными "Шкода", на "Мессершмитте" и так далее, узнали о шифровке от 27 апреля, шифровка запрещала этим предприятиями по прошествии ровно полутора месяцев поставлять какую-либо продукцию, которую немцы обязаны были нам предоставлять, согласно договоренностям пакт Молотова-Риббентропа, где была развита торговля и так далее, и забрать за эти полтора месяца предварительно всю продукцию, которую СССР должен был поставить. Они высчитали - полтора месяца - начало войны.
Татьяна Валович: Григорий Юрьевич, один из мифов связан с тем, как Сталин воспринял начало войны, что он был не в состоянии предпринять какие-то действия в этот момент и даже выступление по радио отдал Молотову, что вам известно об этих документах?
Григорий Набойщиков: Смотрите, вот эта боевая группа наших разведчиков в Праге - Владимир Врана, Боженка Вранова, Геннадий Витенгл, Аничка Ираскова - они сделали большое дело, отслеживали все это, но когда наступило 11-12 июня, войны нет, Сталин пришел в бешенство. Маршал Жуков говорит в своих воспоминаниях о том, что накануне вместе с наркомом Тимошенко они пришли к Сталину подписать уже готовую директиву о приведении пограничных военных округов в боевое положение - по тревоге поднять. А Сталин гневно обрушился на них: "Нашелся тут один наш, - тут хозяин употребил нецензурное слово, - который в Японии уже обзавелся заводиками и публичными домами, и соизволил сообщить даже дату германского нападения - 22 июня. Прикажете и ему верить?!" Естественно, Сталин попросил военачальников из кабинета, ничего не подписал, и у нас практически к первому гитлеровскому удару 22 июня страна была не готова. Интересный момент, сейчас очень много пишут об этом, один писатель у другого переписывает, что Сталин, услышав от Жукова это знаменитое: "Вы слышите меня, товарищ Сталин, немцы бомбят наши города", - Сталин как лег, руки на стол и голову на стол, и так чуть ли несколько суток сидел в таком состоянии - это, конечно, анекдот. Я еще помню, лет 40 назад мне рассказывал генерал Поскребышев, адъютант Сталина, он с ним 18 лет проработал, секретарь в мирное время, адъютант во время войны, о том, что есть дневник приема Сталиным 22 июня - несколько десятков политических, военных деятелей, специалистов-оборонщиков он принял, то есть, работал очень напряженно. Но, как говорят, нет дыма без огня. В шоковое состояние Сталин впал не 22 июня, а 28-го, когда ему сообщили о том, что немцы взяли Минск, и Гитлер прилетел, документальные ленты время от времени наше телевидение крутит, как Гитлер спрыгивает с трапа самолета и громогласно кричит окружившим его воякам: "Россия войну проиграла, война заканчивается", - и так далее. У Гитлера были к этому какие-то основания. Сейчас цифры приводят разные, сколько миллионов мы якобы сдали в плен или сколько сотен тысяч, я не буду касаться, свои факты дам интересные. 170 наших дивизий первого стратегического эшелона в первые недели войны, из них были разгромлены 28 полностью, а 72 дивизии лишились до 50 процентов личного состава и боевой техники, это же о чем-то говорит - что мы, в общем-то, проворонили начало войны. В первые три недели войны на нашем Ленинградском направлении враг продвинулся на 450 километров. Это как раз говорит о том, что у нас не было хороших военных кадров. Они были репрессированы, вот так получилось.
Татьяна Валович: Поняв, что страна находится в таком состоянии Сталин решил заключить второй брестский мир - об этом тоже мало говорится - откуда вы узнали о том, что Сталин хотел заключить мир, чтобы отдать Гитлеру какие-то территории?
Григорий Набойщиков: Это была большая, прежде всего, политическая ошибка Сталина, и во многих коммунистических партиях, когда об этом узнали, было разочарование Сталиным. А это под большим секретом, это уже в постсоветской России стало известно... Дело было так. Когда 28 июня Сталин, в общем-то, увидел, что дело плохо, он вызвал Берию и говорит, что "по вашим источникам нужно найти человека, который будет посредником между мной и Гитлером. Надо срочно предложить Гитлеру мир. Мы готовы отдать ему всю Украину, Белоруссию, всю Прибалтику, Бессарабию, а потом, когда мы окрепнем, как после первого Брестского мира, мы все заберем назад..." Берия предложил фигуру болгарского дипломата Ивана Стаменова, который в это время находился в Москве. Но Иван Стаменов, услышав к чему его призывают, не испугался кремлевского руководства - ведь у Сталина и иностранцы в Гулаге сидели, и выставил им дуру: "Я славянин и на такой позор не пойду. Напали - нужно воевать".
Татьяна Валович: Григорий Юрьевич, откуда стало вам известно имя Ивана Стаменова?
Григорий Набойщиков: Изучая в архивах нашей страны и за рубежом различные моменты из истории ХХ века, я, в частности, интересовался антипартийной нашей группой Молотова-Маленкова-Кагановича, которые потерпели поражение от Хрущева летом 1957-го года. И я наткнулся на материалы собрания партактива Министерства обороны СССР, которое обсуждало материалы антипартийной группы, разгром их на пленуме, они собрались в Москве 2 июля 1957-го года, и на этом партактиве доклад делал Жуков, он тогда министр обороны СССР, в прениях выступали Конев, Малиновский, Кузнецов, Неделин, Баграмян, Вершинин, Голиков, Мерецков и так далее. Наши полководцы, участники Великой Отечественной Войны, приводили различные известные им сведения о членах антипартийной группы. Мое внимание привлекло выступление Кирилла Семеновича Москаленко, во время процесса над Берией в 1953-м году он был комендантом специального судебного присутствия, которое судило Берию, и он начал приводить выдержки из выступлений Берия, о том, как они шли на эту связь с Иваном Стаменовым, как они его вызвали в Кремль, и как все это происходило. Довольно подробно. Еще раз подчеркиваю, Иван Стаменов вел себя очень мужественно и благородно.
Татьяна Валович: Сама мысль о появлении фашизма в России еще лет 20 назад была недопустима. Однако сейчас все большее число молодых людей участвуют в экстремистских организациях, как вы думаете, почему это происходит?
Григорий Набойщиков: Наверное, кому-то это нужно. Был такой турецкий поэт Назым Хикмет, он говорил ,что если звезды зажигаются на небе, значит, это кому-то нужно. Я так это понимаю.
Татьяна Валович: Как вы считаете, закон, который вчера был принят, об экстремистской деятельности - поможет как-то обуздать эти группы молодых людей, которые порой бесчинствуют на улицах городов России?
Григорий Набойщиков: Прежде всего, я с вами не соглашусь, что закон принят, он только во втором чтении, еще третье чтение может вносить изменения, потом Совет Федерации, потом - подпишет президент или нет, поэтому сейчас трудно сказать, какой вообще закон выйдет уже после подписи президента. Но мне одно ясно: я за свой длинный век жизни видел много законов. Я боюсь, что любой закон, который будет принят, не будет исполняться. Вот этого я очень боюсь.
Григорий Юрьевич, завтра День памяти и скорби, годовщина начала Великой Отечественной Войны. Накануне, как вы слышали в нашем репортаже, (Смотри материал: Презентация книги Гарри Каролинского "Русский ключ" в Санкт-Петербурге) - прошла презентация новой книги о Великой Отечественной Войне. Как вы считаете, на ваш взгляд, появление книг, которые не документированы, а используют другие исторические материалы - приносят пользу или вред, или способствуют тому, что появляется больше мифов о войне?
Григорий Набойщиков: И то, и другое, и третье. И мифов появляется больше, и вымыслов, и правды, одновременно. Я - документалист. Поэтому я иду другим путем. Но я думаю, что вот этот тезис о том, что Сталин собирался, допустим, 6 июля напасть и занять Европу - это, конечно, чушь, потому что сил у него тогда таких не было. То, что он мог вызывать Долорес Ибаррури, а мне известно, что и Георгия Димитрова, насчет Болгарии интересовался, мне известно, что Клемента Готтвальда вызывал и интересовался, как в Чехословакии может быть в случае нашего прихода - все это так, но к 1941-му году к 22 июня, возьмите такой факт, мы в первом стратегическом эшелоне на западных границах держали к 22 июня только 56 дивизий, и эти 56 дивизий были растянуты где-то на 50 километров вглубь советской территории на восток, а немцы держали 103 дивизии в первом эшелоне, изготавливались к броску на восток - на нас.
Татьяна Валович: Как вы считаете, сказана ли правда о Великой Отечественной Войне?
Григорий Набойщиков: Нет. Еще долго нашим историкам, исследователям нужно работать копаться в архивах нашей страны, зарубежных стран, для того, чтобы всю правду сказать, это очень большой серьезный вопрос.
Татьяна Валович: Как освещалось начало войны - то, что преподносили своему народу немецкие власти, ведь Риббентроп тоже выступил по радио перед немецким народом, обосновывая нападение на СССР. Было ли у нас широко известно народу о том, что говорили немцы?
Григорий Набойщиков: Вы хороший вопрос затронули - нет. У нас все было с обратным знаком. Возьмите, допустим, такую вещь. Утром Сталин в таком был положении, что он выступить перед народом, конечно, не мог. Он это поручил Молотову. В 12 часов 05 минут страна услышала голос Молотова, но ведь независимо от того, что у нас разное время с Германией, Риббентроп, министр иностранных дел, выступил раньше. И вот у него в этом заявлении, конечно, он оправдывал нападение, пытался объяснить нарду Германии и тех территорий, которые Гитлер к тому времени уже захватил, где транслировалось его выступление, в частности, мне рассказывали старики в Чехословакии, которые слушали, Риббентроп обрушился на наше руководство, дескать, вы говорите о дружбе с Германией, а развели целую сеть шпионов на территории рейха, заявил, что наш видный дипломат Мохов занимается шпионажем против Германии. Мохов действительно был сотрудником Главного разведывательного управления Красной армии, почувствовал до начала войны, что его вычислили, и сбежал, так сказать, из Германии, вернулся на родину, оставив на произвол судьбы наших разведчиков, об этом не пишут сейчас, а это было так.
Татьяна Валович: Что произошло после того, как Мохов исчез из Берлина. Кто еще был с ним связан в это время?
Григорий Набойщиков: Знаменитый чехословацкий наш разведчик Владимир Врана и его супруга Боженка Вранова сумели пробраться на такие участки оборонительных объектов гитлеровской Германии, в частности, на заводы "Шкода" в Пльзне на территории Чехии оккупированной, ее фашисты называли протекторат, и они интересовались новым вооружением, которое имеет место быть, горюче-смазочными материалами, все это передавалось в Москву через Стокгольм. В Стокгольме сидела нашим послом известная Александра Михайловна Коллонтай, нарком первого правительства Ленина. Она получила в конце войны орден Ленина за свою, тогда писали, дипломатическую работу, а на самом деле - разведывательную. Этот Врана ездил к ней и передавал различные данные. Самая интересная поездка была 31 мая 1941-го года, за три недели до начала ваойны. Но выехал не Врана. Вот этот поступок Мохова и вообще разброд начался в нашей резидентуре в Праге, послали туда молодого человека, полурусского-получеха Геннадия Витенгла, вот он наш современник, совсем недавно ушел из жизни, и Геннадий Витенгл повез Коллонтай для передачи лично Сталину два документа. По одному документу война должна начаться где-то 11-12 июня, а по второму документу - список гитлеровской агентуры в СССР, которая ждет начала войны, чтобы приступить к активным действиям.
Татьяна Валович: Но о том, что Сталину многие советские разведчики сообщали о начале войны - это известный исторический факт, однако, почему чешская группа так ошиблась и откуда у них взялась эта дата?
Григорий Набойщиков: Да, вы правы, с разных столиц, отовсюду Сталину шли очень правдивые донесения. Но они были такого рода - прослеживался каждый гитлеровский шаг но дата нападения не называлась. Кстати, первую дату, уже 22 июня, назвал знаменитый Рихард Зорге из Токио. 13 июня была короткая шифровка из Токио. "Повторяю, 9 армий в составе 150 дивизий начнут наступление на широком фронте на рассвете 22 июня 1941-го года. Рамзай" И тут я конкретно отвечаю на ваш вопрос. Сталин имел эти данные из Праги о 11-12 июня. 11-12 июня не наступило войны, нет, Сталин был в страшном гневе. Почему эта группа Владимира Враны, там была такая Аничка Ираскова, невестка знаменитого чешского классика литературы, почему они ссылались, наша разведка в Праге, на 11-12 июня. Дело все в том, что Аничка Ираскова, которая имела большие связи в Генштабе гитлеровской армии, Врана, имевший большие связи в руководстве предприятиями оборонными "Шкода", на "Мессершмитте" и так далее, узнали о шифровке от 27 апреля, шифровка запрещала этим предприятиями по прошествии ровно полутора месяцев поставлять какую-либо продукцию, которую немцы обязаны были нам предоставлять, согласно договоренностям пакт Молотова-Риббентропа, где была развита торговля и так далее, и забрать за эти полтора месяца предварительно всю продукцию, которую СССР должен был поставить. Они высчитали - полтора месяца - начало войны.
Татьяна Валович: Григорий Юрьевич, один из мифов связан с тем, как Сталин воспринял начало войны, что он был не в состоянии предпринять какие-то действия в этот момент и даже выступление по радио отдал Молотову, что вам известно об этих документах?
Григорий Набойщиков: Смотрите, вот эта боевая группа наших разведчиков в Праге - Владимир Врана, Боженка Вранова, Геннадий Витенгл, Аничка Ираскова - они сделали большое дело, отслеживали все это, но когда наступило 11-12 июня, войны нет, Сталин пришел в бешенство. Маршал Жуков говорит в своих воспоминаниях о том, что накануне вместе с наркомом Тимошенко они пришли к Сталину подписать уже готовую директиву о приведении пограничных военных округов в боевое положение - по тревоге поднять. А Сталин гневно обрушился на них: "Нашелся тут один наш, - тут хозяин употребил нецензурное слово, - который в Японии уже обзавелся заводиками и публичными домами, и соизволил сообщить даже дату германского нападения - 22 июня. Прикажете и ему верить?!" Естественно, Сталин попросил военачальников из кабинета, ничего не подписал, и у нас практически к первому гитлеровскому удару 22 июня страна была не готова. Интересный момент, сейчас очень много пишут об этом, один писатель у другого переписывает, что Сталин, услышав от Жукова это знаменитое: "Вы слышите меня, товарищ Сталин, немцы бомбят наши города", - Сталин как лег, руки на стол и голову на стол, и так чуть ли несколько суток сидел в таком состоянии - это, конечно, анекдот. Я еще помню, лет 40 назад мне рассказывал генерал Поскребышев, адъютант Сталина, он с ним 18 лет проработал, секретарь в мирное время, адъютант во время войны, о том, что есть дневник приема Сталиным 22 июня - несколько десятков политических, военных деятелей, специалистов-оборонщиков он принял, то есть, работал очень напряженно. Но, как говорят, нет дыма без огня. В шоковое состояние Сталин впал не 22 июня, а 28-го, когда ему сообщили о том, что немцы взяли Минск, и Гитлер прилетел, документальные ленты время от времени наше телевидение крутит, как Гитлер спрыгивает с трапа самолета и громогласно кричит окружившим его воякам: "Россия войну проиграла, война заканчивается", - и так далее. У Гитлера были к этому какие-то основания. Сейчас цифры приводят разные, сколько миллионов мы якобы сдали в плен или сколько сотен тысяч, я не буду касаться, свои факты дам интересные. 170 наших дивизий первого стратегического эшелона в первые недели войны, из них были разгромлены 28 полностью, а 72 дивизии лишились до 50 процентов личного состава и боевой техники, это же о чем-то говорит - что мы, в общем-то, проворонили начало войны. В первые три недели войны на нашем Ленинградском направлении враг продвинулся на 450 километров. Это как раз говорит о том, что у нас не было хороших военных кадров. Они были репрессированы, вот так получилось.
Татьяна Валович: Поняв, что страна находится в таком состоянии Сталин решил заключить второй брестский мир - об этом тоже мало говорится - откуда вы узнали о том, что Сталин хотел заключить мир, чтобы отдать Гитлеру какие-то территории?
Григорий Набойщиков: Это была большая, прежде всего, политическая ошибка Сталина, и во многих коммунистических партиях, когда об этом узнали, было разочарование Сталиным. А это под большим секретом, это уже в постсоветской России стало известно... Дело было так. Когда 28 июня Сталин, в общем-то, увидел, что дело плохо, он вызвал Берию и говорит, что "по вашим источникам нужно найти человека, который будет посредником между мной и Гитлером. Надо срочно предложить Гитлеру мир. Мы готовы отдать ему всю Украину, Белоруссию, всю Прибалтику, Бессарабию, а потом, когда мы окрепнем, как после первого Брестского мира, мы все заберем назад..." Берия предложил фигуру болгарского дипломата Ивана Стаменова, который в это время находился в Москве. Но Иван Стаменов, услышав к чему его призывают, не испугался кремлевского руководства - ведь у Сталина и иностранцы в Гулаге сидели, и выставил им дуру: "Я славянин и на такой позор не пойду. Напали - нужно воевать".
Татьяна Валович: Григорий Юрьевич, откуда стало вам известно имя Ивана Стаменова?
Григорий Набойщиков: Изучая в архивах нашей страны и за рубежом различные моменты из истории ХХ века, я, в частности, интересовался антипартийной нашей группой Молотова-Маленкова-Кагановича, которые потерпели поражение от Хрущева летом 1957-го года. И я наткнулся на материалы собрания партактива Министерства обороны СССР, которое обсуждало материалы антипартийной группы, разгром их на пленуме, они собрались в Москве 2 июля 1957-го года, и на этом партактиве доклад делал Жуков, он тогда министр обороны СССР, в прениях выступали Конев, Малиновский, Кузнецов, Неделин, Баграмян, Вершинин, Голиков, Мерецков и так далее. Наши полководцы, участники Великой Отечественной Войны, приводили различные известные им сведения о членах антипартийной группы. Мое внимание привлекло выступление Кирилла Семеновича Москаленко, во время процесса над Берией в 1953-м году он был комендантом специального судебного присутствия, которое судило Берию, и он начал приводить выдержки из выступлений Берия, о том, как они шли на эту связь с Иваном Стаменовым, как они его вызвали в Кремль, и как все это происходило. Довольно подробно. Еще раз подчеркиваю, Иван Стаменов вел себя очень мужественно и благородно.
Татьяна Валович: Сама мысль о появлении фашизма в России еще лет 20 назад была недопустима. Однако сейчас все большее число молодых людей участвуют в экстремистских организациях, как вы думаете, почему это происходит?
Григорий Набойщиков: Наверное, кому-то это нужно. Был такой турецкий поэт Назым Хикмет, он говорил ,что если звезды зажигаются на небе, значит, это кому-то нужно. Я так это понимаю.
Татьяна Валович: Как вы считаете, закон, который вчера был принят, об экстремистской деятельности - поможет как-то обуздать эти группы молодых людей, которые порой бесчинствуют на улицах городов России?
Григорий Набойщиков: Прежде всего, я с вами не соглашусь, что закон принят, он только во втором чтении, еще третье чтение может вносить изменения, потом Совет Федерации, потом - подпишет президент или нет, поэтому сейчас трудно сказать, какой вообще закон выйдет уже после подписи президента. Но мне одно ясно: я за свой длинный век жизни видел много законов. Я боюсь, что любой закон, который будет принят, не будет исполняться. Вот этого я очень боюсь.
