Виктор Нехезин: Сегодня гость субботнего эфира Радио Свобода известный российский писатель Сергей Есин, лауреат многих литературных премий, директор Московского литературного института. Печататься Сергей Есин начал в 70-е годы. Первый сборник "Живем только два раза" вышел в 76-м году, за ним последовали романы "Имитатор", "Временщик и временитель", "Мемуары сорокалетнего", "Гладиатор", "Казус или Эффект близнецов" и другие.
Марина Кулакова: Сергей Николаевич, вы ректор уникального вуза, филолог, выпускник МГУ, работали главным редактором "Кругозора", работали на радио - это общеизвестные факты вашей биографии. Совсем недавно я узнала, что был у вас и такой интересный опыт - вы несколько лет проработали актером. Правда ли это? Как это получилось?
Сергей Есин: Что касается моей актерской биографии, я вас должен огорчить - я был такой бездарный актер, не верил ни в свои духовные возможности, я не умел распускаться, дать волю своим эмоциям. С этим у меня не получилось, хотя в маленьком учебном фильме я сыграл главную роль.
Марина Кулакова: Мне почему-то всегда казалось, что это очень далеко разведенные вещи - актерство и литература.
Сергей Есин: Я много в своей жизни попробовал профессий, в том числе я работал физически, работал лесником на севере, я служил в армии, бегал на лыжах, умею управляться с оружием.
Марина Кулакова: Вы знаете, в Японии есть звание "человек - национальное сокровище". Когда я размышляю над этим, я прихожу к выводу, что национальное сокровище в России - это прежде всего человек, владеющий словом. Люди, владеющие словом, в самой высокой степени хранители и старатели российской словесности. Согласны ли вы с этим, и кого вы сами бы включили в эту категорию людей?
Сергей Есин: Вы знаете, живя в России, с этим не согласиться очень трудно. Мы литературоцентричная страна, мы целый ряд своих подвигов вначале переживаем у себя в душе, мы сначала их перешептываем, а потом начинается что-то другое. Для нас на миру и смерть красна, но красна со словом.
Марина Кулакова: У меня в руках ваша книга "Попутные мысли" и имеет подзаголовок "Опыт исследования о писательском труде". В нее наряду с высказываниями классиков русской и мировой литературы вы включили цитаты из Олега Павлова, Ольги Славниковой, Дмитрия Быкова и других молодых и более или менее известных авторов. Эта книга имеет очень трогательный финал, вы размышляете о судьбах ваших учеников, делитесь тревогой, горечью и какой-то особой сегодняшней печалью. Спросить хочу вот о чем: там есть фраза по поводу одной из талантливых учениц: "Я верю - она пробьется". Пробьется сквозь что?
Сергей Есин: По мере того, как вы говорили, у меня возникали свои мысли, давайте я их выскажу. Во-первых, книга собиралась очень своеобразно, я просто всю жизнь собираю цитаты о писательском труде, их у меня очень много. Я собирал цитаты не целенаправленно, не читаю только классиков. Вот то, что я сегодня читал, оно и получалось. То, что мне было интересно, я прочел Славникову, я прочел Павлова, и я отметил. Это все очень интересные люди. В этот цитатник не попадали люди случайные. Я тоже понимаю подтекст вашего вопроса. Ценю. Ценю Славникову, ценю Павлова, ценю Быкова, ну что ж делать - это талантливые люди. А если у меня есть с некоторыми из них гражданская война, великодушно меня простите.
Марина Кулакова: Вопрос по поводу финала и грусти, что придется пробиваться вашим ученикам.
Сергей Есин: Относительно молодых. В советское время было достаточно трудно пробиться. Я хорошо помню, как меня "любили" в журнале "Юность". Я приходил, приносил какую-то повесть, читал ее Полевой, а потом мне в отделе говорили: "Ты понимаешь, ты очень интересно написал, но у нас сейчас такой-то номер, такой-то, сейчас Толя Алексин написал повесть, а у него выходит полное собрание сочинений, как бы его надо пропустить через журнал". Очередь молодых наступала все позже и позже, и позже, но, тем не менее, мы каким-то чудом пробились. А вот как сейчас молодые пробиваются - я удивляюсь. Хотя должен сказать: в прошлом году с отличием закончил мой ученик Паша Быков. Недавно пришел ко мне и показывает книжечку. Называется она "Проза тридцатилетних". Писатель - тридцать лет, его проза: первая "Деместр", вторая "Иван Бунин", а третья "Паша Быков".
Теперь, против чего? Пишут все, уровень графомании вырос невероятно. Трудно понять, когда настоящая литература, когда литература средняя. И в первую очередь каждый требует обычного человеческого медленного прочтения. Должен сказать, при всех недостатках предыдущего строя и предыдущей системы прохождения, там были издательства для молодежи, были молодежные редакции, была возможность их прочесть. Теперь рынок, теперь экономические барьеры, они иногда более серьезные, даже, чем идеологические.
Марина Кулакова: Герои ваших книг - те люди, которых было раньше принято называть творческой интеллигенцией. Кто-то из критиков заметил, что вы не любите своих героев. Мое читательское с вами знакомство, как и очень большого круга читателей, началось, когда в 79-м году в "Новом мире" вышел роман "Имитатор". Его читали, я помню, как нечто разоблачительное, там скрывались достаточно болезненные вещи. В частности, вам удалось тогда заглянуть как бы в лабораторию успеха, того, что называют и сейчас и доныне очень важным словом. Что для вас лично означает это слово - успех?
Сергей Есин: Марина, вы какой-то просто философ по вопросам. Во-первых, тот "Имитатор", о котором вы говорите, на мой взгляд, достаточно удачное было произведение, я как-то получил сразу известность. Хотя известность у меня была, у меня было несколько знаменитых рассказов, культовых для молодежи. Но, уверяю вас, что после "Имитатора" я написал несколько романов, которые были лучше написаны, но время было другое. Все читали тогда Волкогонова, Бухарина, а "Знамя" печатало тогда мои романы. Романы были не хуже.
Теперь относительно успеха. Дело в том, что я сам писал, что я не люблю своих героев. Вы знаете, я человек довольно ранимый в жизни, я человек довольный хрупкий в жизни, вообще я произвожу всегда несколько иное впечатление. Потому что мне много раз говорили: "Сережа, ты из профессорской семьи", это витало в воздухе. А я человек, который первым получил высшее образование в своей семье. У меня отец был заместителем военного прокурора Москвы, но у него не было полного высшего образования. Моя мать закончила юридическую школу. И когда отца посадили, мы прошли через такие мытарства. И я, как наблюдательный мальчик, всегда удивлялся несоответствию дела и слова, состраданию и факту, общественной жизни и внутренней жизни. У меня столько накопилось внутри горя, что оно вылилось таким образом.
Хотя, должен сказать, что писатели всегда говорят плохо и в себе не разбираются. Здесь затеяло одно из издательств параллельное издание, они сейчас печатают "Имитатора" и перевод его на английский язык. Попросили написать статью об "Имитаторе" Льва Анненского. Он написал огромную статью, я был поражен тому, сколько он чего нашел, о чем я вообще не думал, о чем я не полагал. И вообще, после этого я стал даже себя уважать за это произведение. Хотя с Анненским я знаком давно, дружу давно, и он мне еще в юности, когда не было 30 лет, он прочитал мою первую повесть и сказал: "Сережа, ты всю жизнь будешь печататься очень трудно, потому что ты пишешь стилевую литературу".
Марина Кулакова: Несмотря на многие происшедшие в России за последние 20 лет перемены и процессы, Москва остается центром, который формирует или пытается формировать культурную политику. Очень большую роль в этом играет телевидение, как мы все знаем, это данность. Как оно это делает - это другой вопрос, но вот что влияет сильно - это очевидно. Вам никогда не казалось, что у такого уникального предприятия, как Литературный институт и Высшие литературные курсы просто должна быть своя общероссийская телепередача?
Сергей Есин: Грандиозно сказали. Когда вы это сказали, меня просто осенило, что, конечно, это некий альтернативный подход к литературе и очень важный подход. Только от разных подходов, только от противоборства возникает что-то интересное. Конечно, у нас особый студент, это особый человек. Они как-то по-другому воспринимают жизнь, они по-другому воспринимают ценности. Они живут той же, казалось бы, легкой жизнью и с "пепси", и с танцами и со жвачкой, со своей тусовкой, но, заглядывая в классическую литературу, которую у нас преподают, заглядывая в себя, они понимают, что они ходят над безднами человеческого духа, над безднами человеческих поступков. И, конечно, наши студенты внутренне, духовно сгущены по-другому, это альтернативщики.
Посмотрите, какие люди закончили наш институт. Недавно в театре Иосифа Архельгауза проходил конкурс современной драматургии. Это удивительно совершенно - первое место, там четыреста с лишним пьес было прислано. Первое место получил наш студент второго курса Саша Димахин, а вторую премию выпускник ВЛК 75-летний Ион Друце. Вот тебе и Литературный институт. Это институт, который занят одним только делом - он формулирует и формирует новую личность. У нас есть свои приемы, у нас есть нажитый опыт. Давайте не будем забывать, что и Виктор Сергеевич Розов закончил этот институт, и Евгений Александрович Евтушенко, Юрий Бондарев и Трифонов - это все наши, и никуда от них не денешься. Люди, которые создали большинство советских песен, Долматовский, Ошанин - это все наши. Да и Пелевин проучился у нас три года.
Парадокс моей жизни заключается в том, что жил неподалеку оттуда. Вообще вся моя жизнь из каких-то странных совпадений. Потому что мой кабинет выходит прямо на здание ГУИНа, бывшего ГУЛАГа. Ордер на моего отца подписывал лично Лаврентий Павлович Берия. Когда нас тут же выселили из московской квартиры двухкомнатной, то поселили нас на Гранатный переулок непосредственно к Лаврентию Павловичу, как бы мы стали непосредственными с Лаврентием Павловичем соседями. И всю жизнь в юности с моим приятелем Борей Борисоглебским мы были увлечены безумно архитектурой, мы ходили по всей Москве. Рядом знаменитая усадьба Герцена, но из каких-то непонятных соображений я не переступил порог Литературного института, пока бывший министр, товарищ моей юности Евгений Юрьевич Сидоров мне не позвонил и сказал: "Не хочешь ли ты преподавать в Литературном институте?". Понимаете, вот что это такое? Это судьба.
Марина Кулакова: А что происходит с литературой?
Сергей Есин: Мне кажется иногда, что из литературы вышибли адреналин, она какая-то идет бесстрастная. Я уже сказал в начале нашей беседы, что повысился уровень графомании. Такое ощущение, что это плохой перевод Манна или плохой перевод Джойса. Такая литература, она как бы расползается, я имею в виду высоколобую литературу, но она ничего не рассказывает людям, она не оставляет в людях внутреннего клише. Почему Сталин так любил литературу? Почему он так любил кино и литературу? Потому что он прекрасно понимал, что газетная статья, ты ее прочел сегодня, зажегся, а завтра ты ее забыл. А литература оставляет мертвый след в душе и в сознании читателя. Я употребил слово "мертвый" как прилипший навсегда. Я часто привожу этот пример. Вы хорошо знаете своих соседей? Средне знаете своих соседей, а Наташу Ростову вы хорошо знаете, а целый ряд героев даже современной литературы вы знаете достаточно подробно. Литература, то ли это мой возраст, она перестала меня питать надолго. То ли это феномен того, что мы читали тогда все вместе одно. Я помню впечатление "Один день Ивана Денисовича", я помню впечатления от повестей Трифонова, выражение, скажем, "до упора", трифоновское. А потом это исчезло. Куда это исчезло, я не знаю. Литература начинается со стиля, со своеобразия стиля. Когда есть это своеобразие, когда каждая строчка дышит адреналином, тогда все получается. А когда это все в скользящем переводном ритме, тогда, мне кажется, все это достаточно пусто.
Марина Кулакова: Это уже вопрос таланта и мастерства. Потому что, когда это есть, литература превращается в то, о чем вы говорили, в нейролингвистическое программирование, в страшные технологии.
Сергей Есин: Но для того, чтобы литература возникала, нужно явление, с которым нужно бороться, явление, которое нужно пропагандировать. Нужно явление, куда литератор вкладывает свою страсть.
Марина Кулакова: То есть нужны враги?
Сергей Есин: Да, если хотите. Писатель, даже самое доброе существо, он выстраивает в конце концов целую галерею врагов вокруг себя. Не могу вспомнить, откуда, но это свойство писателя всегда драматизовать свою жизнь, подвергать ее испытаниям.
Марина Кулакова: Скажите пожалуйста, вот вы говорите в книге: "Писательская судьба, как правило, в человеческом смысле - это судьба неудачника". Вы подтвердите сейчас эту вашу мысль?
Сергей Есин: Конечно. У меня, может быть, в известной мере сложилась писательская судьба, но сколько других афронтов я потерпел в жизни, сколько у меня не осуществилось желаний, сколько у меня не возникло счастливых минут. Конечно, это я подтверждаю: писательская судьба самая сладкая, но и самая трагическая на планете.
Марина Кулакова: Сергей Николаевич, вы ректор уникального вуза, филолог, выпускник МГУ, работали главным редактором "Кругозора", работали на радио - это общеизвестные факты вашей биографии. Совсем недавно я узнала, что был у вас и такой интересный опыт - вы несколько лет проработали актером. Правда ли это? Как это получилось?
Сергей Есин: Что касается моей актерской биографии, я вас должен огорчить - я был такой бездарный актер, не верил ни в свои духовные возможности, я не умел распускаться, дать волю своим эмоциям. С этим у меня не получилось, хотя в маленьком учебном фильме я сыграл главную роль.
Марина Кулакова: Мне почему-то всегда казалось, что это очень далеко разведенные вещи - актерство и литература.
Сергей Есин: Я много в своей жизни попробовал профессий, в том числе я работал физически, работал лесником на севере, я служил в армии, бегал на лыжах, умею управляться с оружием.
Марина Кулакова: Вы знаете, в Японии есть звание "человек - национальное сокровище". Когда я размышляю над этим, я прихожу к выводу, что национальное сокровище в России - это прежде всего человек, владеющий словом. Люди, владеющие словом, в самой высокой степени хранители и старатели российской словесности. Согласны ли вы с этим, и кого вы сами бы включили в эту категорию людей?
Сергей Есин: Вы знаете, живя в России, с этим не согласиться очень трудно. Мы литературоцентричная страна, мы целый ряд своих подвигов вначале переживаем у себя в душе, мы сначала их перешептываем, а потом начинается что-то другое. Для нас на миру и смерть красна, но красна со словом.
Марина Кулакова: У меня в руках ваша книга "Попутные мысли" и имеет подзаголовок "Опыт исследования о писательском труде". В нее наряду с высказываниями классиков русской и мировой литературы вы включили цитаты из Олега Павлова, Ольги Славниковой, Дмитрия Быкова и других молодых и более или менее известных авторов. Эта книга имеет очень трогательный финал, вы размышляете о судьбах ваших учеников, делитесь тревогой, горечью и какой-то особой сегодняшней печалью. Спросить хочу вот о чем: там есть фраза по поводу одной из талантливых учениц: "Я верю - она пробьется". Пробьется сквозь что?
Сергей Есин: По мере того, как вы говорили, у меня возникали свои мысли, давайте я их выскажу. Во-первых, книга собиралась очень своеобразно, я просто всю жизнь собираю цитаты о писательском труде, их у меня очень много. Я собирал цитаты не целенаправленно, не читаю только классиков. Вот то, что я сегодня читал, оно и получалось. То, что мне было интересно, я прочел Славникову, я прочел Павлова, и я отметил. Это все очень интересные люди. В этот цитатник не попадали люди случайные. Я тоже понимаю подтекст вашего вопроса. Ценю. Ценю Славникову, ценю Павлова, ценю Быкова, ну что ж делать - это талантливые люди. А если у меня есть с некоторыми из них гражданская война, великодушно меня простите.
Марина Кулакова: Вопрос по поводу финала и грусти, что придется пробиваться вашим ученикам.
Сергей Есин: Относительно молодых. В советское время было достаточно трудно пробиться. Я хорошо помню, как меня "любили" в журнале "Юность". Я приходил, приносил какую-то повесть, читал ее Полевой, а потом мне в отделе говорили: "Ты понимаешь, ты очень интересно написал, но у нас сейчас такой-то номер, такой-то, сейчас Толя Алексин написал повесть, а у него выходит полное собрание сочинений, как бы его надо пропустить через журнал". Очередь молодых наступала все позже и позже, и позже, но, тем не менее, мы каким-то чудом пробились. А вот как сейчас молодые пробиваются - я удивляюсь. Хотя должен сказать: в прошлом году с отличием закончил мой ученик Паша Быков. Недавно пришел ко мне и показывает книжечку. Называется она "Проза тридцатилетних". Писатель - тридцать лет, его проза: первая "Деместр", вторая "Иван Бунин", а третья "Паша Быков".
Теперь, против чего? Пишут все, уровень графомании вырос невероятно. Трудно понять, когда настоящая литература, когда литература средняя. И в первую очередь каждый требует обычного человеческого медленного прочтения. Должен сказать, при всех недостатках предыдущего строя и предыдущей системы прохождения, там были издательства для молодежи, были молодежные редакции, была возможность их прочесть. Теперь рынок, теперь экономические барьеры, они иногда более серьезные, даже, чем идеологические.
Марина Кулакова: Герои ваших книг - те люди, которых было раньше принято называть творческой интеллигенцией. Кто-то из критиков заметил, что вы не любите своих героев. Мое читательское с вами знакомство, как и очень большого круга читателей, началось, когда в 79-м году в "Новом мире" вышел роман "Имитатор". Его читали, я помню, как нечто разоблачительное, там скрывались достаточно болезненные вещи. В частности, вам удалось тогда заглянуть как бы в лабораторию успеха, того, что называют и сейчас и доныне очень важным словом. Что для вас лично означает это слово - успех?
Сергей Есин: Марина, вы какой-то просто философ по вопросам. Во-первых, тот "Имитатор", о котором вы говорите, на мой взгляд, достаточно удачное было произведение, я как-то получил сразу известность. Хотя известность у меня была, у меня было несколько знаменитых рассказов, культовых для молодежи. Но, уверяю вас, что после "Имитатора" я написал несколько романов, которые были лучше написаны, но время было другое. Все читали тогда Волкогонова, Бухарина, а "Знамя" печатало тогда мои романы. Романы были не хуже.
Теперь относительно успеха. Дело в том, что я сам писал, что я не люблю своих героев. Вы знаете, я человек довольно ранимый в жизни, я человек довольный хрупкий в жизни, вообще я произвожу всегда несколько иное впечатление. Потому что мне много раз говорили: "Сережа, ты из профессорской семьи", это витало в воздухе. А я человек, который первым получил высшее образование в своей семье. У меня отец был заместителем военного прокурора Москвы, но у него не было полного высшего образования. Моя мать закончила юридическую школу. И когда отца посадили, мы прошли через такие мытарства. И я, как наблюдательный мальчик, всегда удивлялся несоответствию дела и слова, состраданию и факту, общественной жизни и внутренней жизни. У меня столько накопилось внутри горя, что оно вылилось таким образом.
Хотя, должен сказать, что писатели всегда говорят плохо и в себе не разбираются. Здесь затеяло одно из издательств параллельное издание, они сейчас печатают "Имитатора" и перевод его на английский язык. Попросили написать статью об "Имитаторе" Льва Анненского. Он написал огромную статью, я был поражен тому, сколько он чего нашел, о чем я вообще не думал, о чем я не полагал. И вообще, после этого я стал даже себя уважать за это произведение. Хотя с Анненским я знаком давно, дружу давно, и он мне еще в юности, когда не было 30 лет, он прочитал мою первую повесть и сказал: "Сережа, ты всю жизнь будешь печататься очень трудно, потому что ты пишешь стилевую литературу".
Марина Кулакова: Несмотря на многие происшедшие в России за последние 20 лет перемены и процессы, Москва остается центром, который формирует или пытается формировать культурную политику. Очень большую роль в этом играет телевидение, как мы все знаем, это данность. Как оно это делает - это другой вопрос, но вот что влияет сильно - это очевидно. Вам никогда не казалось, что у такого уникального предприятия, как Литературный институт и Высшие литературные курсы просто должна быть своя общероссийская телепередача?
Сергей Есин: Грандиозно сказали. Когда вы это сказали, меня просто осенило, что, конечно, это некий альтернативный подход к литературе и очень важный подход. Только от разных подходов, только от противоборства возникает что-то интересное. Конечно, у нас особый студент, это особый человек. Они как-то по-другому воспринимают жизнь, они по-другому воспринимают ценности. Они живут той же, казалось бы, легкой жизнью и с "пепси", и с танцами и со жвачкой, со своей тусовкой, но, заглядывая в классическую литературу, которую у нас преподают, заглядывая в себя, они понимают, что они ходят над безднами человеческого духа, над безднами человеческих поступков. И, конечно, наши студенты внутренне, духовно сгущены по-другому, это альтернативщики.
Посмотрите, какие люди закончили наш институт. Недавно в театре Иосифа Архельгауза проходил конкурс современной драматургии. Это удивительно совершенно - первое место, там четыреста с лишним пьес было прислано. Первое место получил наш студент второго курса Саша Димахин, а вторую премию выпускник ВЛК 75-летний Ион Друце. Вот тебе и Литературный институт. Это институт, который занят одним только делом - он формулирует и формирует новую личность. У нас есть свои приемы, у нас есть нажитый опыт. Давайте не будем забывать, что и Виктор Сергеевич Розов закончил этот институт, и Евгений Александрович Евтушенко, Юрий Бондарев и Трифонов - это все наши, и никуда от них не денешься. Люди, которые создали большинство советских песен, Долматовский, Ошанин - это все наши. Да и Пелевин проучился у нас три года.
Парадокс моей жизни заключается в том, что жил неподалеку оттуда. Вообще вся моя жизнь из каких-то странных совпадений. Потому что мой кабинет выходит прямо на здание ГУИНа, бывшего ГУЛАГа. Ордер на моего отца подписывал лично Лаврентий Павлович Берия. Когда нас тут же выселили из московской квартиры двухкомнатной, то поселили нас на Гранатный переулок непосредственно к Лаврентию Павловичу, как бы мы стали непосредственными с Лаврентием Павловичем соседями. И всю жизнь в юности с моим приятелем Борей Борисоглебским мы были увлечены безумно архитектурой, мы ходили по всей Москве. Рядом знаменитая усадьба Герцена, но из каких-то непонятных соображений я не переступил порог Литературного института, пока бывший министр, товарищ моей юности Евгений Юрьевич Сидоров мне не позвонил и сказал: "Не хочешь ли ты преподавать в Литературном институте?". Понимаете, вот что это такое? Это судьба.
Марина Кулакова: А что происходит с литературой?
Сергей Есин: Мне кажется иногда, что из литературы вышибли адреналин, она какая-то идет бесстрастная. Я уже сказал в начале нашей беседы, что повысился уровень графомании. Такое ощущение, что это плохой перевод Манна или плохой перевод Джойса. Такая литература, она как бы расползается, я имею в виду высоколобую литературу, но она ничего не рассказывает людям, она не оставляет в людях внутреннего клише. Почему Сталин так любил литературу? Почему он так любил кино и литературу? Потому что он прекрасно понимал, что газетная статья, ты ее прочел сегодня, зажегся, а завтра ты ее забыл. А литература оставляет мертвый след в душе и в сознании читателя. Я употребил слово "мертвый" как прилипший навсегда. Я часто привожу этот пример. Вы хорошо знаете своих соседей? Средне знаете своих соседей, а Наташу Ростову вы хорошо знаете, а целый ряд героев даже современной литературы вы знаете достаточно подробно. Литература, то ли это мой возраст, она перестала меня питать надолго. То ли это феномен того, что мы читали тогда все вместе одно. Я помню впечатление "Один день Ивана Денисовича", я помню впечатления от повестей Трифонова, выражение, скажем, "до упора", трифоновское. А потом это исчезло. Куда это исчезло, я не знаю. Литература начинается со стиля, со своеобразия стиля. Когда есть это своеобразие, когда каждая строчка дышит адреналином, тогда все получается. А когда это все в скользящем переводном ритме, тогда, мне кажется, все это достаточно пусто.
Марина Кулакова: Это уже вопрос таланта и мастерства. Потому что, когда это есть, литература превращается в то, о чем вы говорили, в нейролингвистическое программирование, в страшные технологии.
Сергей Есин: Но для того, чтобы литература возникала, нужно явление, с которым нужно бороться, явление, которое нужно пропагандировать. Нужно явление, куда литератор вкладывает свою страсть.
Марина Кулакова: То есть нужны враги?
Сергей Есин: Да, если хотите. Писатель, даже самое доброе существо, он выстраивает в конце концов целую галерею врагов вокруг себя. Не могу вспомнить, откуда, но это свойство писателя всегда драматизовать свою жизнь, подвергать ее испытаниям.
Марина Кулакова: Скажите пожалуйста, вот вы говорите в книге: "Писательская судьба, как правило, в человеческом смысле - это судьба неудачника". Вы подтвердите сейчас эту вашу мысль?
Сергей Есин: Конечно. У меня, может быть, в известной мере сложилась писательская судьба, но сколько других афронтов я потерпел в жизни, сколько у меня не осуществилось желаний, сколько у меня не возникло счастливых минут. Конечно, это я подтверждаю: писательская судьба самая сладкая, но и самая трагическая на планете.
