Программу ведет Владимир Бабурин. Он беседует с адвокатом Сергеем Бровченко.
Владимир Бабурин: Мы рассказывали, что из следственного изолятора был выпущен под подписку о невыезде адвокат Сергей Бровченко. Сейчас он рядом со мной в студии Радио Свобода.
Я надеюсь, вы не обидитесь, мы не будем сегодня много говорить о вашем деле, потому что достаточно подробно о нем рассказывали накануне. Я хочу первый вопрос вам задать о роли адвоката в сегодняшнем обществе и о том, насколько защищен адвокат в сегодняшнем российском обществе, и имеет ли он равные права с государством и с прокуратурой, чтобы могла быть обеспечена действительно настоящая состязательность процесса. Вы были практически первым адвокатом, который попал под каток российского правосудия, по крайней мере, это было первое громкое дело,. Вы вступили в конфликт со своими бывшими коллегами по Федеральной службе безопасности, развалив в суде несколько дел, которые они вели. Вам предлагали, насколько я знаю, договориться. Не договорились, и вас отправили за решетку. Насколько я понимаю, власти вдохновило то, что адвокатское сообщество не организовало в достаточной степени вашу защиту, и именно поэтому сегодняшние адвокаты, которые ведут громкие дела, тоже оказываются под давлением, как адвокаты Михаила Ходорковского, например, или за решеткой, как вы. Что вы скажете по этому поводу?
Сергей Бровченко: Вы знаете, Владимир, мое дело является лишь показательным примером практики, которая существует в латентном состоянии, и латентность практики давления на адвоката известна всем. Известно, как адвокатам часто угрожают, бывают другие незаконные действия, они подвергаются давлению.
Владимир Бабурин: Конкретно ваш случай, как это было?
Сергей Бровченко: Мой случай был в 1997-м году, когда успешные действия защиты позволили прекратить несколько дел по необоснованным обвинениям в отношении моего подзащитного. Я участвовал в защите одного из бывших сотрудников КГБ, который пытался доказать свою невиновность. Оказывалось давление на адвоката до того, как я вступил в процесс, и только потому, что она испугалась, эта женщина была избита, другой адвокат принуждался к даче показаний, мне пришлось вступить в этот процесс.
Владимир Бабурин: А что предлагали вам?
Сергей Бровченко: Мне предложили уже после того, как меня задержали. До того, как задерживали, мне таких предложений не поступало, наверное потому, что не было каких-то компрометирующих обстоятельств. Эти компрометирующие обстоятельства сделали, сфабриковали сами сотрудники спецслужб, которые меня задерживали и предложили мне такую торговлю, буквально было сказано: давайте поторгуемся - вы нам информацию о ваших клиентах, мы вам свободу. Это имело место уже после моего задержания. Торговля не состоялась, и результатом моего отказа явилось содержание мое под стражей более двух тысяч четырехсот суток.
Владимир Бабурин: Скажите пожалуйста, вам предложили, условно говоря, торговлю. А насколько этот случай в сегодняшнем российском судопроизводстве характерен? Некоторое время назад у этого же микрофона был Антон Дрель, и такая тема у нас возникла: адвоката вызывают повесткой в прокуратуру, в повестке написано, что он должен дать свидетельские показания по делу гражданина, условно говоря, Иванова, который не является клиентом адвоката. А когда он садится перед следователем, вопросы ему задаются уже конкретно по его клиенту, условно говоря, гражданину Петрову. Что в таком случае делать адвокату?
Сергей Бровченко: Безусловно, в таком случае адвокат должен отказаться давать такие показания. Я расцениваю, что такая практика, которая, в общем-то, для меня знакома, имеет место, и она противозаконна. Это одна из форм давления на адвоката, форм запугивания адвоката, и форм нарушения права на защиту того лица, которое представляет.
Владимир Бабурин: Но следствие в этом отношении может делать все что угодно: оно может лишить адвоката лицензии, адвоката могут отправить в тюрьму.
Сергей Бровченко: К сожалению, такая практика имеет место, и она подтверждается обстоятельствами моего уголовного дела. Дела Михаила Трепашкина, других адвокатов сейчас находятся в поле зрения, наконец, адвокатского сообщества. К сожалению, в то время, когда меня арестовали, объявили преступником еще до суда, причем это было сделано неоднократно в средствах массовой информации, адвокатское сообщество не имело такой возможности собраться и консолидировано противостоять произволу властей в этой части. Я получил поддержку своих коллег ближайших, однако это была недостаточная поддержка, и результатом этих действий стала негативная оценка меня, как преступника, еще до суда, который, как вы знаете, дважды провалился, сейчас идет четвертый процесс по моему делу. Оказывается, у нас правосудие может быть по четвертому разу, по пятому и, наверное, очередные разы. К сожалению, сейчас нельзя говорить о том, что адвокат является действительно гарантированным от давления, угроз со стороны сотрудников, осуществляющих уголовное преследование. И мое дело просто является примером этой практики, когда удалось документально доказать произвол сотрудников спецслужб. Документальные доказательства уникальные, и поэтому даже суд теряется в оценках, которые бы хотелось слышать от суда. Суд, безусловно, также не является у нас пока что независимым. Хочется надеяться, что когда-нибудь это будет, однако практика убеждает нас в обратном.
Владимир Бабурин: Вы знаете, практика убеждает нас совсем в обратном. Именно сегодня, 15 января, десятилетний юбилей последнего дела, которое, правда, не стало громким. Был арестован сотрудниками ФСК Вадим Сенцов, он был директором по внешнеполитическим связям концерна специального машиностроения, и действительно продавал секретную военную информацию. И как признал и он сам, и сотрудники Госбезопасности, он нанес ущерб Российской Федерации, сопоставимый с тем ущербом, который нанес Советскому Союзу, пожалуй, самый известный шпион ХХ века полковник Пеньковский. А после этого, может быть, и ловили настоящих шпионов, но на слуху шпионские процессы Пасько, шпионские процессы Данилова, который отпущен был коллегией присяжных, и дело развалилось. И большинство этих дел в судах разваливалось. Что это значит: ваши бывшие коллеги, которые работают сейчас, они не в состоянии уже ловить настоящих шпионов и настоящих преступников?
Сергей Бровченко: Безусловно, наверное, те коллеги, которые занимаются сейчас борьбой со шпионами, конечно, недовольны ходом тех процессов, которые имели место по Пасько, по Данилову. Однако обвинение не смогло доказать вины этих граждан, значит суд поступил верно, когда оправдал Данилова, значит суд поступил мудро, когда выпустил его из-под стражи еще до суда. Изменение меры пресечения тоже много значит. Однако у нас еще, к сожалению, сохранился такой стереотип, когда человека обвиняют до того, как он действительно будет признан виновным.
Владимир Бабурин: Заключение под стражу сейчас в России, насколько я понимаю, не столько мера пресечения, сколько мера запугивания. Причем, мера запугивания не только того человека, которого посадили под стражу до суда, но и людей, которые еще остаются на свободе. Посадили до суда адвоката Бровченко, а заодно напугали адвоката Трепашкина, адвоката Дреля, чтобы они подумали.
Сергей Бровченко: Безусловно, раздумьями полон каждый российский человек. Ведь если так обращаются с адвокатами, адвокатами, имена которых на слуху, которые достаточно известны, уважаемы в адвокатском сообществе, которые защищают таких серьезных бизнесменов, они, безусловно, заставляют задуматься каждого человека. И адвокатов, безусловно, тоже заставляют задуматься, что же могут делать власти с каждым из адвокатов, с каждым из нас, из простых граждан, если мы попадаем в сферу их интересов и не делаем так, как это хочется кому-то из людей, осуществляющих уголовное судопроизводство против этих лиц. Поэтому я бы сказал, что мера пресечения, скорее, у нас превратилась в меру наказания еще до того, как человека признают виновным, и содержание под стражей является формой давления, формой запугивания тех лиц, которые могут этому подвергнуться. Ведь все знают, что наш суд якобы независим. Конечно, он формально лишь независим.
Владимир Бабурин: Но вы на своей практике убедились, что это далеко не так. Декларируется независимость суда, декларируется независимость прокуратуры, причем до такой степени, что президент страны жалуется за границей иностранным корреспондентам, что "не могу дозвониться до Генерального прокурора".
Сергей Бровченко: Это стыдно и позорно, когда такие аргументы приводятся. Дело в том, что все знают, какова истинная независимость прокуратуры и судов. И вы знаете, я на собственной практике ощутил вот этот каток, давление системы. Давление системы, совершенно беспардонно нарушающей нормы собственной Конституции, когда меня содержали под стражей без каких-либо веских оснований. Никогда за это время - 2402 суток - обвинение не представило каких-либо доказательств, оснований действительно необходимости содержания меня под стражей. Это происходит в отношении каждого из тех людей, которые попадают в сферу интересов правоохранительных органов. Не секрет, что часто заставляют людей давать взятки, чтобы к ним не применялись такие суровые меры.
Владимир Бабурин: Все-таки взятки - это отдельная тема. Я думаю, мы не будем сегодня на ней останавливаться. Почему, на ваш взгляд, ваши бывшие коллеги, которые сегодня работают в службе безопасности, ощущают свое полное всевластие и полную безнаказанность? Ваше дело - были подброшены наркотики, причем сначала их было подброшено якобы четыре с половиной килограмма, потом оказалось, что четыре с половиной килограмма могут превратиться в два килограмма, потом они могут вообще исчезнуть. При этом в портфеле оказалась бирка, что эти самые наркотики, оказывается, вещественное доказательство по совсем другому делу. Можно в качестве доказательства показать художественный практически фильм, который сняли, а потом сказать: нет, ребята, это была повторная съемка. То есть все можно.
Сергей Бровченко: К сожалению, можно все. Потому что существует еще элемент безнаказанности тех лиц, которые это осуществляют. Мы знаем только несколько дел, которые на слуху у всех, может быть, их больше освещают средства массовой информации. Однако мы не знаем той массы уголовного произвола, который имеет место в стране и которому нужно положить предел. Это призван делать суд, только суд у нас, к сожалению, еще не явился тем органом, где мы можем рассчитывать действительно на защиту. Дело суда дать оценку тем или иным действиям сотрудников правоохранительных органов при осуществлении задержания, уголовного преследования. К сожалению, сейчас таких примеров привести я не могу, в моей практике не было такого, чтобы привлекали к ответственности тех сотрудников, которые либо фальсифицировали доказательства, либо принуждали лицо к даче показаний, иным образом нарушали процессуальный закон. И каких-либо санкций к этим гражданам никто никогда не применял. Вот такая обстановка, может быть, круговой поруки, может быть, вседозволенности, она способствует произволу. Произвол этот всеобъемлем. К сожалению, он может коснуться каждого из вас, из нас, адвокатов, любого человека.
Владимир Бабурин: Ваш коллега Генри Резник позавчера дал очень высокую оценку поступку судьи Мартыновой, которая приняла решение о том, что вы должны быть выпущены под подписку о невыезде. Я подумал, он практически поаплодировал судье. А за что? За то, что судья выполнила свой долг?
Сергей Бровченко: Очень деликатно сказал Генри Маркович по поводу этого решения судьи. Я, конечно, также рад, что наконец-то случилось чудо, и Бровченко выпустили из-под стражи. Именно как чудо я расцениваю решение судьи Мартыновой. Потому что уже не думал о том, что когда-то меня вообще выпустят из-под стражи. Можно содержать под стражей до того, как я скажу: да, ребята, я теперь признаю и не буду больше вам писать, не буду больше жаловаться, не буду защищать свои права. Я далек от мысли, что уважаемая судья действительно руководствовалась нормами закона. Я рад, что хватило мужества на такое решение. И очень обидно, что такого решения, этого мужества не было раньше, когда она же знала, что не было никаких оснований содержать меня под стражей все это время, когда она ведет последний процесс. Это 1400 дней, которые были последними, после того, как был отменен первый приговор по протесту одного из заместителей председателей Верховного суда, где была прямо указано на ошибки, недостатки в работе обвинения, не было абсолютно никакого анализа сделано, меня продолжали содержать под стражей без оснований.
Владимир Бабурин: Все-таки система работает, я боюсь, в данном случае так, что судья не может принять самостоятельного решения по сколь-либо значимому делу, пока не получит отмашку – "можно"?
Сергей Бровченко: Боюсь, что это действительно так. Более того, я убедился на своей практике, далеко не все то, что говорится в судебном заседании, и не все то, что написано в документах суда, является истинно верным, правдой. Дело в том, что часто за теми скупыми словами прокурора о требовании применить к лицу меру пресечения стоят иные мотивы для применения такой суровой меры.
Владимир Бабурин: Например, дело Ходорковского, может ли судья самостоятельно решить? Да, действительно, все политики, значимые люди в этой стране говорят: экономическое преступление, но нет смысла его держать под стражей. Это должен решить суд. А может ли в сегодняшней России это решить суд?
Сергей Бровченко: Знаете, наш суд может все. Но, единственное, что, боюсь, не может наш суд без последствий лично для судьи - это принимать самостоятельные решения по сколько-нибудь значимым политическим делам. Поэтому появился такой термин "Басманное правосудие", поэтому есть такой штатный подсудимый Савеловского суда адвокат Бровченко, поэтому стал возможным произвол в отношении каждого из вас, дорогие сограждане. Я призываю вас просто обратить внимание на эту практику, поскольку тысячи людей, которые содержатся под стражей так же, как Михаил Ходорковский, без соответствующих оснований, без соответствующих доказательств намерений его скрыться, помешать правосудию или иным образом воспрепятствовать этому процессу, может оказаться за решеткой. К сожалению, у нас такая практика - это обыденная реальность. Наши суды слушают иногда, иногда просто прерывают сторону защиты и выносят свое решение. Попробуй, отмени его. Я знаю по собственному опыту невозможность такой отмены. Более того, если такой произвол происходит в отношении адвоката, то что же тогда говорить о тех тысячах, сотнях тысяч граждан, которые попадают на конвейер судопроизводства. Увы, пока это нельзя назвать правосудием.
Владимир Бабурин: Нечего сказать, здесь я с вами согласен. В вашем деле пока поставлено многоточие, судья Мартынова поставила не точку, но многоточие. Очень надеемся, что точка все-таки будет поставлена.
Владимир Бабурин: Мы рассказывали, что из следственного изолятора был выпущен под подписку о невыезде адвокат Сергей Бровченко. Сейчас он рядом со мной в студии Радио Свобода.
Я надеюсь, вы не обидитесь, мы не будем сегодня много говорить о вашем деле, потому что достаточно подробно о нем рассказывали накануне. Я хочу первый вопрос вам задать о роли адвоката в сегодняшнем обществе и о том, насколько защищен адвокат в сегодняшнем российском обществе, и имеет ли он равные права с государством и с прокуратурой, чтобы могла быть обеспечена действительно настоящая состязательность процесса. Вы были практически первым адвокатом, который попал под каток российского правосудия, по крайней мере, это было первое громкое дело,. Вы вступили в конфликт со своими бывшими коллегами по Федеральной службе безопасности, развалив в суде несколько дел, которые они вели. Вам предлагали, насколько я знаю, договориться. Не договорились, и вас отправили за решетку. Насколько я понимаю, власти вдохновило то, что адвокатское сообщество не организовало в достаточной степени вашу защиту, и именно поэтому сегодняшние адвокаты, которые ведут громкие дела, тоже оказываются под давлением, как адвокаты Михаила Ходорковского, например, или за решеткой, как вы. Что вы скажете по этому поводу?
Сергей Бровченко: Вы знаете, Владимир, мое дело является лишь показательным примером практики, которая существует в латентном состоянии, и латентность практики давления на адвоката известна всем. Известно, как адвокатам часто угрожают, бывают другие незаконные действия, они подвергаются давлению.
Владимир Бабурин: Конкретно ваш случай, как это было?
Сергей Бровченко: Мой случай был в 1997-м году, когда успешные действия защиты позволили прекратить несколько дел по необоснованным обвинениям в отношении моего подзащитного. Я участвовал в защите одного из бывших сотрудников КГБ, который пытался доказать свою невиновность. Оказывалось давление на адвоката до того, как я вступил в процесс, и только потому, что она испугалась, эта женщина была избита, другой адвокат принуждался к даче показаний, мне пришлось вступить в этот процесс.
Владимир Бабурин: А что предлагали вам?
Сергей Бровченко: Мне предложили уже после того, как меня задержали. До того, как задерживали, мне таких предложений не поступало, наверное потому, что не было каких-то компрометирующих обстоятельств. Эти компрометирующие обстоятельства сделали, сфабриковали сами сотрудники спецслужб, которые меня задерживали и предложили мне такую торговлю, буквально было сказано: давайте поторгуемся - вы нам информацию о ваших клиентах, мы вам свободу. Это имело место уже после моего задержания. Торговля не состоялась, и результатом моего отказа явилось содержание мое под стражей более двух тысяч четырехсот суток.
Владимир Бабурин: Скажите пожалуйста, вам предложили, условно говоря, торговлю. А насколько этот случай в сегодняшнем российском судопроизводстве характерен? Некоторое время назад у этого же микрофона был Антон Дрель, и такая тема у нас возникла: адвоката вызывают повесткой в прокуратуру, в повестке написано, что он должен дать свидетельские показания по делу гражданина, условно говоря, Иванова, который не является клиентом адвоката. А когда он садится перед следователем, вопросы ему задаются уже конкретно по его клиенту, условно говоря, гражданину Петрову. Что в таком случае делать адвокату?
Сергей Бровченко: Безусловно, в таком случае адвокат должен отказаться давать такие показания. Я расцениваю, что такая практика, которая, в общем-то, для меня знакома, имеет место, и она противозаконна. Это одна из форм давления на адвоката, форм запугивания адвоката, и форм нарушения права на защиту того лица, которое представляет.
Владимир Бабурин: Но следствие в этом отношении может делать все что угодно: оно может лишить адвоката лицензии, адвоката могут отправить в тюрьму.
Сергей Бровченко: К сожалению, такая практика имеет место, и она подтверждается обстоятельствами моего уголовного дела. Дела Михаила Трепашкина, других адвокатов сейчас находятся в поле зрения, наконец, адвокатского сообщества. К сожалению, в то время, когда меня арестовали, объявили преступником еще до суда, причем это было сделано неоднократно в средствах массовой информации, адвокатское сообщество не имело такой возможности собраться и консолидировано противостоять произволу властей в этой части. Я получил поддержку своих коллег ближайших, однако это была недостаточная поддержка, и результатом этих действий стала негативная оценка меня, как преступника, еще до суда, который, как вы знаете, дважды провалился, сейчас идет четвертый процесс по моему делу. Оказывается, у нас правосудие может быть по четвертому разу, по пятому и, наверное, очередные разы. К сожалению, сейчас нельзя говорить о том, что адвокат является действительно гарантированным от давления, угроз со стороны сотрудников, осуществляющих уголовное преследование. И мое дело просто является примером этой практики, когда удалось документально доказать произвол сотрудников спецслужб. Документальные доказательства уникальные, и поэтому даже суд теряется в оценках, которые бы хотелось слышать от суда. Суд, безусловно, также не является у нас пока что независимым. Хочется надеяться, что когда-нибудь это будет, однако практика убеждает нас в обратном.
Владимир Бабурин: Вы знаете, практика убеждает нас совсем в обратном. Именно сегодня, 15 января, десятилетний юбилей последнего дела, которое, правда, не стало громким. Был арестован сотрудниками ФСК Вадим Сенцов, он был директором по внешнеполитическим связям концерна специального машиностроения, и действительно продавал секретную военную информацию. И как признал и он сам, и сотрудники Госбезопасности, он нанес ущерб Российской Федерации, сопоставимый с тем ущербом, который нанес Советскому Союзу, пожалуй, самый известный шпион ХХ века полковник Пеньковский. А после этого, может быть, и ловили настоящих шпионов, но на слуху шпионские процессы Пасько, шпионские процессы Данилова, который отпущен был коллегией присяжных, и дело развалилось. И большинство этих дел в судах разваливалось. Что это значит: ваши бывшие коллеги, которые работают сейчас, они не в состоянии уже ловить настоящих шпионов и настоящих преступников?
Сергей Бровченко: Безусловно, наверное, те коллеги, которые занимаются сейчас борьбой со шпионами, конечно, недовольны ходом тех процессов, которые имели место по Пасько, по Данилову. Однако обвинение не смогло доказать вины этих граждан, значит суд поступил верно, когда оправдал Данилова, значит суд поступил мудро, когда выпустил его из-под стражи еще до суда. Изменение меры пресечения тоже много значит. Однако у нас еще, к сожалению, сохранился такой стереотип, когда человека обвиняют до того, как он действительно будет признан виновным.
Владимир Бабурин: Заключение под стражу сейчас в России, насколько я понимаю, не столько мера пресечения, сколько мера запугивания. Причем, мера запугивания не только того человека, которого посадили под стражу до суда, но и людей, которые еще остаются на свободе. Посадили до суда адвоката Бровченко, а заодно напугали адвоката Трепашкина, адвоката Дреля, чтобы они подумали.
Сергей Бровченко: Безусловно, раздумьями полон каждый российский человек. Ведь если так обращаются с адвокатами, адвокатами, имена которых на слуху, которые достаточно известны, уважаемы в адвокатском сообществе, которые защищают таких серьезных бизнесменов, они, безусловно, заставляют задуматься каждого человека. И адвокатов, безусловно, тоже заставляют задуматься, что же могут делать власти с каждым из адвокатов, с каждым из нас, из простых граждан, если мы попадаем в сферу их интересов и не делаем так, как это хочется кому-то из людей, осуществляющих уголовное судопроизводство против этих лиц. Поэтому я бы сказал, что мера пресечения, скорее, у нас превратилась в меру наказания еще до того, как человека признают виновным, и содержание под стражей является формой давления, формой запугивания тех лиц, которые могут этому подвергнуться. Ведь все знают, что наш суд якобы независим. Конечно, он формально лишь независим.
Владимир Бабурин: Но вы на своей практике убедились, что это далеко не так. Декларируется независимость суда, декларируется независимость прокуратуры, причем до такой степени, что президент страны жалуется за границей иностранным корреспондентам, что "не могу дозвониться до Генерального прокурора".
Сергей Бровченко: Это стыдно и позорно, когда такие аргументы приводятся. Дело в том, что все знают, какова истинная независимость прокуратуры и судов. И вы знаете, я на собственной практике ощутил вот этот каток, давление системы. Давление системы, совершенно беспардонно нарушающей нормы собственной Конституции, когда меня содержали под стражей без каких-либо веских оснований. Никогда за это время - 2402 суток - обвинение не представило каких-либо доказательств, оснований действительно необходимости содержания меня под стражей. Это происходит в отношении каждого из тех людей, которые попадают в сферу интересов правоохранительных органов. Не секрет, что часто заставляют людей давать взятки, чтобы к ним не применялись такие суровые меры.
Владимир Бабурин: Все-таки взятки - это отдельная тема. Я думаю, мы не будем сегодня на ней останавливаться. Почему, на ваш взгляд, ваши бывшие коллеги, которые сегодня работают в службе безопасности, ощущают свое полное всевластие и полную безнаказанность? Ваше дело - были подброшены наркотики, причем сначала их было подброшено якобы четыре с половиной килограмма, потом оказалось, что четыре с половиной килограмма могут превратиться в два килограмма, потом они могут вообще исчезнуть. При этом в портфеле оказалась бирка, что эти самые наркотики, оказывается, вещественное доказательство по совсем другому делу. Можно в качестве доказательства показать художественный практически фильм, который сняли, а потом сказать: нет, ребята, это была повторная съемка. То есть все можно.
Сергей Бровченко: К сожалению, можно все. Потому что существует еще элемент безнаказанности тех лиц, которые это осуществляют. Мы знаем только несколько дел, которые на слуху у всех, может быть, их больше освещают средства массовой информации. Однако мы не знаем той массы уголовного произвола, который имеет место в стране и которому нужно положить предел. Это призван делать суд, только суд у нас, к сожалению, еще не явился тем органом, где мы можем рассчитывать действительно на защиту. Дело суда дать оценку тем или иным действиям сотрудников правоохранительных органов при осуществлении задержания, уголовного преследования. К сожалению, сейчас таких примеров привести я не могу, в моей практике не было такого, чтобы привлекали к ответственности тех сотрудников, которые либо фальсифицировали доказательства, либо принуждали лицо к даче показаний, иным образом нарушали процессуальный закон. И каких-либо санкций к этим гражданам никто никогда не применял. Вот такая обстановка, может быть, круговой поруки, может быть, вседозволенности, она способствует произволу. Произвол этот всеобъемлем. К сожалению, он может коснуться каждого из вас, из нас, адвокатов, любого человека.
Владимир Бабурин: Ваш коллега Генри Резник позавчера дал очень высокую оценку поступку судьи Мартыновой, которая приняла решение о том, что вы должны быть выпущены под подписку о невыезде. Я подумал, он практически поаплодировал судье. А за что? За то, что судья выполнила свой долг?
Сергей Бровченко: Очень деликатно сказал Генри Маркович по поводу этого решения судьи. Я, конечно, также рад, что наконец-то случилось чудо, и Бровченко выпустили из-под стражи. Именно как чудо я расцениваю решение судьи Мартыновой. Потому что уже не думал о том, что когда-то меня вообще выпустят из-под стражи. Можно содержать под стражей до того, как я скажу: да, ребята, я теперь признаю и не буду больше вам писать, не буду больше жаловаться, не буду защищать свои права. Я далек от мысли, что уважаемая судья действительно руководствовалась нормами закона. Я рад, что хватило мужества на такое решение. И очень обидно, что такого решения, этого мужества не было раньше, когда она же знала, что не было никаких оснований содержать меня под стражей все это время, когда она ведет последний процесс. Это 1400 дней, которые были последними, после того, как был отменен первый приговор по протесту одного из заместителей председателей Верховного суда, где была прямо указано на ошибки, недостатки в работе обвинения, не было абсолютно никакого анализа сделано, меня продолжали содержать под стражей без оснований.
Владимир Бабурин: Все-таки система работает, я боюсь, в данном случае так, что судья не может принять самостоятельного решения по сколь-либо значимому делу, пока не получит отмашку – "можно"?
Сергей Бровченко: Боюсь, что это действительно так. Более того, я убедился на своей практике, далеко не все то, что говорится в судебном заседании, и не все то, что написано в документах суда, является истинно верным, правдой. Дело в том, что часто за теми скупыми словами прокурора о требовании применить к лицу меру пресечения стоят иные мотивы для применения такой суровой меры.
Владимир Бабурин: Например, дело Ходорковского, может ли судья самостоятельно решить? Да, действительно, все политики, значимые люди в этой стране говорят: экономическое преступление, но нет смысла его держать под стражей. Это должен решить суд. А может ли в сегодняшней России это решить суд?
Сергей Бровченко: Знаете, наш суд может все. Но, единственное, что, боюсь, не может наш суд без последствий лично для судьи - это принимать самостоятельные решения по сколько-нибудь значимым политическим делам. Поэтому появился такой термин "Басманное правосудие", поэтому есть такой штатный подсудимый Савеловского суда адвокат Бровченко, поэтому стал возможным произвол в отношении каждого из вас, дорогие сограждане. Я призываю вас просто обратить внимание на эту практику, поскольку тысячи людей, которые содержатся под стражей так же, как Михаил Ходорковский, без соответствующих оснований, без соответствующих доказательств намерений его скрыться, помешать правосудию или иным образом воспрепятствовать этому процессу, может оказаться за решеткой. К сожалению, у нас такая практика - это обыденная реальность. Наши суды слушают иногда, иногда просто прерывают сторону защиты и выносят свое решение. Попробуй, отмени его. Я знаю по собственному опыту невозможность такой отмены. Более того, если такой произвол происходит в отношении адвоката, то что же тогда говорить о тех тысячах, сотнях тысяч граждан, которые попадают на конвейер судопроизводства. Увы, пока это нельзя назвать правосудием.
Владимир Бабурин: Нечего сказать, здесь я с вами согласен. В вашем деле пока поставлено многоточие, судья Мартынова поставила не точку, но многоточие. Очень надеемся, что точка все-таки будет поставлена.
