Судьба коренного населения Америки - одна из величайших исторических трагедий. Сегодня о ней то и дело вспоминают те, кого она в принципе волнует меньше всего - люди, составляющие список исторических претензий к Соединенным Штатам, хотя большинство населения этой страны - потомки поздних пришельцев, появившихся на континенте по завершении последнего акта. Странным образом, упреки в адрес испанцев, португальцев или британцев, чья вина много очевиднее, раздаются гораздо реже. Но все эти поздние доводы никак не меняют трагической участи исконных обитателей континента - ни своекорыстные упреки тех, кто ищет преступлений в чужой истории, закрывая глаза на собственную, ни раскаяние потомков колонизаторов. Произошло то, что произошло, и прошлого уже не поменять на другое.
Многие факты сегодня хорошо известны - и беспощадность конквистадоров на юге, и вероломство и жестокость белых поселенцев на севере. Гораздо менее известно, что главным инструментом уничтожения аборигенных племен и цивилизаций были не люди с оружием, а их невидимые и в ту пору никому не известные спутники - микробы и вирусы. Подавляющее число жертв колонизации надо отнести именно на их счет.
До недавнего времени, оценивая масштабы бедствия, историки приходили к парадоксальным выводам. Так, в 1910 году сотрудник Смитсониевского института в Вашингтоне Джеймс Муни определил, что к моменту прибытия Колумба в 1492 году индейское население Северной Америки составляло всего около миллиона ста пятидесяти тысяч человек - фактически страна была безлюдной, что можно рассматривать как довод в пользу ее тогдашней колонизации. Многие ученые и сегодня, при всем сочувствии к индейцам, считают эту статистику приблизительно верной. А если учесть, что в современной Северной Америке к коренному населению относит себя свыше двух миллионов человек, можно прийти к выводу, что при всей скорби о прошлом результаты можно оценивать оптимистически: со времени прихода европейцев численность индейцев в конечном счете не упала, а удвоилась.
Но с середины 60-х годов эти взгляды стали подвергаться коренному, хотя и не единодушному, пересмотру, итогом которого может стать совершенно иная картина всей истории человечества. Выводы историков-ревизионистов представляет Чарлз Манн в статье "1491", опубликованной в журнале Atlantic. Название статьи - это последний год в Новом Свете накануне прибытия Колумба.
Первые поселенцы, предки современных американцев, прибыли в Массачусетс на корабле "Мэйфлауэр" 9 ноября 1620 года, накануне зимы и без запасов продовольствия. Климат Новой Англии значительно более суров, чем в аналогичных широтах Восточного полушария, и если оценивать объективно, шансов на выживание у новоприбывших не было никаких. Тем не менее, половина из них сумела дожить до весны - как же им это удалось? Согласно записям Уильяма Брэдфорда, первого губернатора колонии, главным и практически единственным источником продовольствия в первую зиму были запасы, найденные в окрестных индейских селениях, которые странным образом оказались вымершими. Странным было то, что все прежние попытки колонистов высадиться на побережье Новой Англии были безуспешными именно из-за его густой заселенности индейцами, тогда как Брэдфорд и его спутники нашли эту местность практически пустынной. Виновником, по мнению сегодняшних эпидемиологов, был вирусный гепатит.
А вот другой подобный эпизод, более ранний. В мае 1539 года во Флориде высадился испанский авантюрист Эрнандо де Сото во главе военного отряда в 600 человек, имея при себе 200 лошадей и 300 свиней. Целью его экспедиции были поиски золота, и в погоне за богатством де Сото четыре года скитался по территории нынешней Флориды, Джорджии, Северной и Южной Каролины, Теннеси, Алабамы, Миссисипи, Арканзаса и Техаса, наводя ужас и запустение. Практически везде на этом пути ему попадались людные индейские поселения, даже города, временами лежавшие так густо, что из одного можно было видеть два или три других.
После ухода де Сото европейцы оставили эти места в покое на сотню с лишним лет. В 1682 году по этим местам проходила французская экспедиция, в состав которой входил Рене-Робер Кавелье де Ла Саль. Местность была практически безлюдной - на одном участке Ла Саль прошел двести миль, и ему не попалось на глаза ни одной индейской деревни. В другом месте, где раньше насчитывалось около 50, нашли от силы десять - судя по всему, недавних поселенцев.
Совершенно очевидно, что виновником этого опустошения был не разбой, учиненный горсткой испанских авантюристов, а сопровождавшие их свиньи. Именно они, судя по всему, оказались носителями болезнетворных организмов, истребивших практически все население цветущей страны.
Пионером исследований новейшей демографии доколумбовой Америки стал американский антрополог Генри Добинс. В течение долгих лет он изучал книги испанских иезуитов, которые вели, как мы выразились бы сегодня, "записи актов гражданского состояния" среди туземного населения. Он изучал эти книги сначала в северной Мексике, а затем в Перу, и был поражен тем, что число зарегистрированных смертей намного превышало число рождений. Эти исследования привели к настоящей революции в американской исторической демографии, результаты которой по сей день остаются неприемлемыми для многих ведущих специалистов. Вот что пишет об этом Чарлз Манн.
"...Если все эти люди умерли, сколько же их здесь жило с самого начала? По подсчетам Добинса, до Колумба в Западном полушарии жило от 90 до 112 миллионов человек. Иными словами, в 1491 году в Америке жило больше людей, чем в Европе.
Его аргументы просты и ужасающи. Хорошо известно, что коренные американцы не были в контакте со многими европейскими болезнями, и поэтому были иммунологически не подготовлены - "целина" по образному выражению эпидемиологов. Добинс понял, что подобные болезни накатывали от прибрежных территорий, посещенных европейцами, во внутренние, контролируемые индейцами, которые никогда не видели белого человека. Первые белые, которые исследовали многие уголки Америка, могли проходить через уже обезлюдевшие места".
Сам факт таких катастрофических эпидемий не был для историков новостью. Известно, например, что черная оспа, занесенная в Мексику одним больным европейцем, докатилась до империи Инков в Перу, где вызвала повальный мор не только среди населения, но и в рядах правящей династии. В результате возникла настоящая чехарда с престолонаследием, и это позволило горстке испанцев, полутора сотням человек во главе с Франсиско Писарро, покорить огромную империю. По оценкам Добинса, смертность от эпидемических заболеваний сплошь и рядом достигала среди коренного населения Америки 95 процентов.
Оппоненты Доббинса оспаривают его версию, ссылаясь прежде всего на недостаток археологических материалов: если все эти люди здесь жили, то где же следы их деятельности, которым полагалось бы быть куда более многочисленными? Кроме того, проецируя данные отдельных и по необходимости фрагментарных исследований на население материка в целом, можно прийти к самым невероятным цифрам: от изменения предполагаемой смертности всего на один процент численность прошлого населения может меняться на десятки миллионов.
Кроме того, смертность в 95 процентов может показаться невероятной даже в случае эпидемиологической "целины": эпидемия чумы в Европе в XIV веке унесла по максимальным подсчетам лишь около трети населения. Но трагедия доколумбовой Америки заключалась в том, что она подверглась одновременной атаке со стороны целого комплекса незнакомых болезнетворных факторов, и те, кого пощадила оспа или гепатит, умирали в свою очередь от свинки или коклюша.
Сопротивление новым гипотезам сторонников консервативных демографических оценок мотивируется также идеологическим фактором, и это, конечно же, не желание преуменьшить преступления колониализма и обелить колонизаторов. Возражения выдвигаются в первую очередь в защиту установившихся воззрений в области экологии.
Если считать, как это делало до недавнего времени большинство историков, что Америка до прихода европейцев была населена исключительно редко, то колонизаторам можно поставить в вину не только варварство в отношении этого населения, но и небрежное отношение к дикой природе материка, влекущее за собой нарушение хрупкого экологического равновесия. Обличители западного урбанизма указывают прежде всего на истребление лесов в северном полушарии, в той же Новой Англии, на варварское отношение к прерии с ее уникальной фауной и флорой и, конечно же, на угрозу тропическим лесам бассейна Амазонки, в которой многие склонны усматривать одну из главных экологических катастроф современности. Вся эта картина резко меняется, если предположить, что коренное население Америки было намного больше, чем полагали вчера. В действительности коренным образом меняется и все наше представление об истории человечества.
В соответствии с новейшими, хотя пока и не бесспорными данными, на нашей планете возникло два основных очага неолитической культуры, из которых впоследствии развился весь комплекс цивилизованных обществ. Первый, давно и повсеместно признанный, образовался на Ближнем Востоке, на территории нынешнего Ирака, он стал зародышем первой развитой цивилизации, Шумера, а впоследствии - всех цивилизаций Азии и Европы. Второй, американский, возник в силу исторических обстоятельств значительно позже, но его последствия пронизывают всю нашу повседневную жизнь, и наша сегодняшняя цивилизация была бы без него просто невозможна.
"Когда Колумб появился в Карибском море, потомки двух неолитических цивилизаций планеты столкнулись, с неисчислимыми последствиями друг для друга. Неолитическое развитие в Америке было более поздним, чем на Ближнем Востоке, возможно потому, что индейцам требовалось больше времени для достижения нужной плотности населения. В отсутствие тяглового скота они не могли извлечь выгоду их колеса..., и у них никогда не было стали. Но в сельском хозяйстве они легко превзошли детей Шумера. Каждый помидор в Италии, каждая картофелина в Ирландии и каждый острый перец в Таиланде - родом из этого полушария. Во всем мире более половины выращиваемого урожая - это культуры, разработанные в Америке".
Некоторые из особенностей американской цивилизации, обусловившие ее поражение в этом столкновении, хорошо известны. В ходе тысячелетней миграции на юг своего длинного материка индейцы истребили практически все крупные виды млекопитающих, в том числе кандидатов на возможное приручение. Из домашних животных у них, ко времени прибытия Колумба, были, да и то не повсеместно, лама, собака, морская свинка, индейка и утка. Между прочим, это во многом способствовало отсутствию у них различных эпидемических заболеваний, но также и иммунитета к этим заболеваниям. Колесо, изобретенное в Мексике, так и осталось детской игрушкой, потому что единственные возможные тягловые животные, ламы, к моменту визита европейцев до Мексики еще не добрались, тогда как Инки, у которых ламы были, не знали колеса.
Тот факт, что некоторые американские цивилизации находились к моменту контакта на весьма высокой фазе развития, был ясен и тогдашним европейцам, при всем их высокомерии. Теночтитлан, столица империи ацтеков, был намного крупнее Парижа, его высокие и богато украшенные здания поражали воображение европейцев, равно как и его полицейский корпус в тысячу человек и отсутствие на улицах нечистот. В свою очередь, индейцы, сторонники строгой личной гигиены, поражались нелюбви европейцев к мытью. Эта личная неопрятность, конечно же, немало способствовала выработке у европейцев иммунитета против болезней. Им также были хорошо известны правила карантина, в то время как индейцы обычно собирались у постели больного всей семьей, включая дальних родственников и шаманов, и тем усугубляли ее действие.
Но отставание в области транспортной и другой технологии индейцы с лихвой компенсировали развитием сельского хозяйства. Тот факт, что сегодня многие из американских продуктов составляют стержень национальной кухни народов Европы, Азии и Африки - лишь малая часть всей картины. Народы Америки до Колумба практически не знали голода, тогда как в такой ведущей европейской стране как Франция он был регулярным бедствием. Освоение таких культур как кукуруза и картофель вызвали в Европе настоящий демографический взрыв, докатившийся и до России и парадоксальным образом обернувшийся последующей миграцией избытка населения в Америку. Еще интереснее случай Африки: всплеск работорговли и массовый вывоз рабочей силы в Новый Свет имел целью компенсировать катастрофическую убыль тамошнего коренного населения в результате массовых эпидемий. Но работорговля в таких масштабах никогда не была бы возможна, если бы не резкий прирост африканского населения благодаря американским сельскохозяйственным культурам.
О масштабах сельскохозяйственного развития американских цивилизаций можно судить по тем поистине гигантским изменениям, которые коренное население внесло в среду своего обитания. Именно здесь пролегает черта конфликта новых демографов с идеологами экологии, согласно которым индеец в своем первозданном состоянии был этакое дитя природы, бравшее от нее по потребностям и никак не нарушающее ее первозданности.
Хорошо известно, что территория современной Новой Англии была в эпоху Колумба лишена большей части своего лесного покрова, потому что ее многочисленное население занималось там интенсивным сельским хозяйством. Когда население практически вымерло в результате эпидемий, леса перешли в контрнаступление, и первым поселенцам пришлось сражаться с ними заново.
Знаменитая североамериканская прерия, фактически саванна, тоже была творением человеческих рук: индейцы регулярно выжигали огромные участки территории, в результате чего получали обширные угодья для степной охоты. Огромные стада бизонов, истребление которых по сей день описывается как катастрофа и преступление, практически не встречались первым европейским путешественникам на этой территории - они тоже стали результатом вымирания населения, нарушения искусственного баланса.
Но самая главная обида для нынешних стражей окружающей среды - это гипотеза об искусственном происхождении значительной части тропических лесов бассейна Амазонки. Согласно действующей гипотезе, почва под этими лесами исключительно бедна, и только растущие там породы деревьев успевают извлечь из нее все возможное прежде, чем ее обеднят ливни. Таким образом люди, вырубающие эти леса, совершают нечто вроде экологического самоубийства, создавая обширные мертвые зоны.
Однако исследования в низовьях Амазонки доказывают, по крайней мере на взгляд части специалистов, что многие из участков леса - результат искусственных насаждений в сельскохозяйственных целях. В частности, там обнаружена почва уникальной плодородности, обладающая способностью к саморегенерации с помощью особого комплекса микроорганизмов. Эта почва, судя по всему - тоже результат цивилизованной сельскохозяйственной деятельности, и ее состав сегодня интенсивно изучается.
Америка накануне прибытия Колумба представляла сложный комплекс обществ на разных стадиях развития, в том числе и таких, которые вселяют в нас справедливый ужас. Империя Инков, например, по части тоталитаризма могла бы кое-чему научить даже Гитлера со Сталиным. Но в других местах тогдашний американский образ жизни, зажиточный и свободный, мог бы дать хороший урок всем нам. Предоставлю слово Чарлзу Манну.
"Я спросил семь антропологов, археологов и историков, предпочли бы они быть в 1491 году типичным индейцем или типичным европейцем. В восторг этот вопрос никого не привел, потому что он требует суда над прошлым по сегодняшним меркам - ложный довод, именуемый в общественных науках "презентизм". Однако каждый из них предпочел быть индейцем. Некоторые из первых колонистов выбрали такой же ответ. К ужасу предводителей Джеймстауна и Плимута, десятки англичан бежали, чтобы жить среди индейцев".
Такой ответ специалистов поражает и заставляет задуматься о собственном прошлом: как же его оценить, и можно ли рассматривать исход исторического столкновения как безусловный выигрыш для европейской стороны? Не мы ли - потомки немытых и самонадеянных религиозных фанатиков, уничтоживших утопию даже не цепью многочисленных преступлений, а самим фактом своего нечистого прикосновения? Рискуя впасть в уже упомянутый грех "презентизма", мы не склонны сегодня на моральные поблажки Кортесу, Писарро и тому же Брэдфорду, но как уместить в сознании, что настоящими виновниками гибели цветущей цивилизации были, может быть, не бандиты Эрнандо де Сото, а его свиньи?
Мы не в состоянии навязать этим воинственным предкам нашей морали, а уж тем более наших познаний в микробиологии, и любые сожаления по поводу прошлого следует направлять скорее в будущее, чтобы избежать подобных трагедий впредь, хотя ничего в таких масштабах уже не предвидится. Во всем этом свидании цивилизаций поражает не столько варварство одной из сторон и наивность другой, сколько слепота обеих. Невольно вспоминается роман Станислава Лема "Фиаско", где герой, искренне пытаясь установить контакт с неземной цивилизацией, целиком и без остатка ее уничтожает.
Многие факты сегодня хорошо известны - и беспощадность конквистадоров на юге, и вероломство и жестокость белых поселенцев на севере. Гораздо менее известно, что главным инструментом уничтожения аборигенных племен и цивилизаций были не люди с оружием, а их невидимые и в ту пору никому не известные спутники - микробы и вирусы. Подавляющее число жертв колонизации надо отнести именно на их счет.
До недавнего времени, оценивая масштабы бедствия, историки приходили к парадоксальным выводам. Так, в 1910 году сотрудник Смитсониевского института в Вашингтоне Джеймс Муни определил, что к моменту прибытия Колумба в 1492 году индейское население Северной Америки составляло всего около миллиона ста пятидесяти тысяч человек - фактически страна была безлюдной, что можно рассматривать как довод в пользу ее тогдашней колонизации. Многие ученые и сегодня, при всем сочувствии к индейцам, считают эту статистику приблизительно верной. А если учесть, что в современной Северной Америке к коренному населению относит себя свыше двух миллионов человек, можно прийти к выводу, что при всей скорби о прошлом результаты можно оценивать оптимистически: со времени прихода европейцев численность индейцев в конечном счете не упала, а удвоилась.
Но с середины 60-х годов эти взгляды стали подвергаться коренному, хотя и не единодушному, пересмотру, итогом которого может стать совершенно иная картина всей истории человечества. Выводы историков-ревизионистов представляет Чарлз Манн в статье "1491", опубликованной в журнале Atlantic. Название статьи - это последний год в Новом Свете накануне прибытия Колумба.
Первые поселенцы, предки современных американцев, прибыли в Массачусетс на корабле "Мэйфлауэр" 9 ноября 1620 года, накануне зимы и без запасов продовольствия. Климат Новой Англии значительно более суров, чем в аналогичных широтах Восточного полушария, и если оценивать объективно, шансов на выживание у новоприбывших не было никаких. Тем не менее, половина из них сумела дожить до весны - как же им это удалось? Согласно записям Уильяма Брэдфорда, первого губернатора колонии, главным и практически единственным источником продовольствия в первую зиму были запасы, найденные в окрестных индейских селениях, которые странным образом оказались вымершими. Странным было то, что все прежние попытки колонистов высадиться на побережье Новой Англии были безуспешными именно из-за его густой заселенности индейцами, тогда как Брэдфорд и его спутники нашли эту местность практически пустынной. Виновником, по мнению сегодняшних эпидемиологов, был вирусный гепатит.
А вот другой подобный эпизод, более ранний. В мае 1539 года во Флориде высадился испанский авантюрист Эрнандо де Сото во главе военного отряда в 600 человек, имея при себе 200 лошадей и 300 свиней. Целью его экспедиции были поиски золота, и в погоне за богатством де Сото четыре года скитался по территории нынешней Флориды, Джорджии, Северной и Южной Каролины, Теннеси, Алабамы, Миссисипи, Арканзаса и Техаса, наводя ужас и запустение. Практически везде на этом пути ему попадались людные индейские поселения, даже города, временами лежавшие так густо, что из одного можно было видеть два или три других.
После ухода де Сото европейцы оставили эти места в покое на сотню с лишним лет. В 1682 году по этим местам проходила французская экспедиция, в состав которой входил Рене-Робер Кавелье де Ла Саль. Местность была практически безлюдной - на одном участке Ла Саль прошел двести миль, и ему не попалось на глаза ни одной индейской деревни. В другом месте, где раньше насчитывалось около 50, нашли от силы десять - судя по всему, недавних поселенцев.
Совершенно очевидно, что виновником этого опустошения был не разбой, учиненный горсткой испанских авантюристов, а сопровождавшие их свиньи. Именно они, судя по всему, оказались носителями болезнетворных организмов, истребивших практически все население цветущей страны.
Пионером исследований новейшей демографии доколумбовой Америки стал американский антрополог Генри Добинс. В течение долгих лет он изучал книги испанских иезуитов, которые вели, как мы выразились бы сегодня, "записи актов гражданского состояния" среди туземного населения. Он изучал эти книги сначала в северной Мексике, а затем в Перу, и был поражен тем, что число зарегистрированных смертей намного превышало число рождений. Эти исследования привели к настоящей революции в американской исторической демографии, результаты которой по сей день остаются неприемлемыми для многих ведущих специалистов. Вот что пишет об этом Чарлз Манн.
"...Если все эти люди умерли, сколько же их здесь жило с самого начала? По подсчетам Добинса, до Колумба в Западном полушарии жило от 90 до 112 миллионов человек. Иными словами, в 1491 году в Америке жило больше людей, чем в Европе.
Его аргументы просты и ужасающи. Хорошо известно, что коренные американцы не были в контакте со многими европейскими болезнями, и поэтому были иммунологически не подготовлены - "целина" по образному выражению эпидемиологов. Добинс понял, что подобные болезни накатывали от прибрежных территорий, посещенных европейцами, во внутренние, контролируемые индейцами, которые никогда не видели белого человека. Первые белые, которые исследовали многие уголки Америка, могли проходить через уже обезлюдевшие места".
Сам факт таких катастрофических эпидемий не был для историков новостью. Известно, например, что черная оспа, занесенная в Мексику одним больным европейцем, докатилась до империи Инков в Перу, где вызвала повальный мор не только среди населения, но и в рядах правящей династии. В результате возникла настоящая чехарда с престолонаследием, и это позволило горстке испанцев, полутора сотням человек во главе с Франсиско Писарро, покорить огромную империю. По оценкам Добинса, смертность от эпидемических заболеваний сплошь и рядом достигала среди коренного населения Америки 95 процентов.
Оппоненты Доббинса оспаривают его версию, ссылаясь прежде всего на недостаток археологических материалов: если все эти люди здесь жили, то где же следы их деятельности, которым полагалось бы быть куда более многочисленными? Кроме того, проецируя данные отдельных и по необходимости фрагментарных исследований на население материка в целом, можно прийти к самым невероятным цифрам: от изменения предполагаемой смертности всего на один процент численность прошлого населения может меняться на десятки миллионов.
Кроме того, смертность в 95 процентов может показаться невероятной даже в случае эпидемиологической "целины": эпидемия чумы в Европе в XIV веке унесла по максимальным подсчетам лишь около трети населения. Но трагедия доколумбовой Америки заключалась в том, что она подверглась одновременной атаке со стороны целого комплекса незнакомых болезнетворных факторов, и те, кого пощадила оспа или гепатит, умирали в свою очередь от свинки или коклюша.
Сопротивление новым гипотезам сторонников консервативных демографических оценок мотивируется также идеологическим фактором, и это, конечно же, не желание преуменьшить преступления колониализма и обелить колонизаторов. Возражения выдвигаются в первую очередь в защиту установившихся воззрений в области экологии.
Если считать, как это делало до недавнего времени большинство историков, что Америка до прихода европейцев была населена исключительно редко, то колонизаторам можно поставить в вину не только варварство в отношении этого населения, но и небрежное отношение к дикой природе материка, влекущее за собой нарушение хрупкого экологического равновесия. Обличители западного урбанизма указывают прежде всего на истребление лесов в северном полушарии, в той же Новой Англии, на варварское отношение к прерии с ее уникальной фауной и флорой и, конечно же, на угрозу тропическим лесам бассейна Амазонки, в которой многие склонны усматривать одну из главных экологических катастроф современности. Вся эта картина резко меняется, если предположить, что коренное население Америки было намного больше, чем полагали вчера. В действительности коренным образом меняется и все наше представление об истории человечества.
В соответствии с новейшими, хотя пока и не бесспорными данными, на нашей планете возникло два основных очага неолитической культуры, из которых впоследствии развился весь комплекс цивилизованных обществ. Первый, давно и повсеместно признанный, образовался на Ближнем Востоке, на территории нынешнего Ирака, он стал зародышем первой развитой цивилизации, Шумера, а впоследствии - всех цивилизаций Азии и Европы. Второй, американский, возник в силу исторических обстоятельств значительно позже, но его последствия пронизывают всю нашу повседневную жизнь, и наша сегодняшняя цивилизация была бы без него просто невозможна.
"Когда Колумб появился в Карибском море, потомки двух неолитических цивилизаций планеты столкнулись, с неисчислимыми последствиями друг для друга. Неолитическое развитие в Америке было более поздним, чем на Ближнем Востоке, возможно потому, что индейцам требовалось больше времени для достижения нужной плотности населения. В отсутствие тяглового скота они не могли извлечь выгоду их колеса..., и у них никогда не было стали. Но в сельском хозяйстве они легко превзошли детей Шумера. Каждый помидор в Италии, каждая картофелина в Ирландии и каждый острый перец в Таиланде - родом из этого полушария. Во всем мире более половины выращиваемого урожая - это культуры, разработанные в Америке".
Некоторые из особенностей американской цивилизации, обусловившие ее поражение в этом столкновении, хорошо известны. В ходе тысячелетней миграции на юг своего длинного материка индейцы истребили практически все крупные виды млекопитающих, в том числе кандидатов на возможное приручение. Из домашних животных у них, ко времени прибытия Колумба, были, да и то не повсеместно, лама, собака, морская свинка, индейка и утка. Между прочим, это во многом способствовало отсутствию у них различных эпидемических заболеваний, но также и иммунитета к этим заболеваниям. Колесо, изобретенное в Мексике, так и осталось детской игрушкой, потому что единственные возможные тягловые животные, ламы, к моменту визита европейцев до Мексики еще не добрались, тогда как Инки, у которых ламы были, не знали колеса.
Тот факт, что некоторые американские цивилизации находились к моменту контакта на весьма высокой фазе развития, был ясен и тогдашним европейцам, при всем их высокомерии. Теночтитлан, столица империи ацтеков, был намного крупнее Парижа, его высокие и богато украшенные здания поражали воображение европейцев, равно как и его полицейский корпус в тысячу человек и отсутствие на улицах нечистот. В свою очередь, индейцы, сторонники строгой личной гигиены, поражались нелюбви европейцев к мытью. Эта личная неопрятность, конечно же, немало способствовала выработке у европейцев иммунитета против болезней. Им также были хорошо известны правила карантина, в то время как индейцы обычно собирались у постели больного всей семьей, включая дальних родственников и шаманов, и тем усугубляли ее действие.
Но отставание в области транспортной и другой технологии индейцы с лихвой компенсировали развитием сельского хозяйства. Тот факт, что сегодня многие из американских продуктов составляют стержень национальной кухни народов Европы, Азии и Африки - лишь малая часть всей картины. Народы Америки до Колумба практически не знали голода, тогда как в такой ведущей европейской стране как Франция он был регулярным бедствием. Освоение таких культур как кукуруза и картофель вызвали в Европе настоящий демографический взрыв, докатившийся и до России и парадоксальным образом обернувшийся последующей миграцией избытка населения в Америку. Еще интереснее случай Африки: всплеск работорговли и массовый вывоз рабочей силы в Новый Свет имел целью компенсировать катастрофическую убыль тамошнего коренного населения в результате массовых эпидемий. Но работорговля в таких масштабах никогда не была бы возможна, если бы не резкий прирост африканского населения благодаря американским сельскохозяйственным культурам.
О масштабах сельскохозяйственного развития американских цивилизаций можно судить по тем поистине гигантским изменениям, которые коренное население внесло в среду своего обитания. Именно здесь пролегает черта конфликта новых демографов с идеологами экологии, согласно которым индеец в своем первозданном состоянии был этакое дитя природы, бравшее от нее по потребностям и никак не нарушающее ее первозданности.
Хорошо известно, что территория современной Новой Англии была в эпоху Колумба лишена большей части своего лесного покрова, потому что ее многочисленное население занималось там интенсивным сельским хозяйством. Когда население практически вымерло в результате эпидемий, леса перешли в контрнаступление, и первым поселенцам пришлось сражаться с ними заново.
Знаменитая североамериканская прерия, фактически саванна, тоже была творением человеческих рук: индейцы регулярно выжигали огромные участки территории, в результате чего получали обширные угодья для степной охоты. Огромные стада бизонов, истребление которых по сей день описывается как катастрофа и преступление, практически не встречались первым европейским путешественникам на этой территории - они тоже стали результатом вымирания населения, нарушения искусственного баланса.
Но самая главная обида для нынешних стражей окружающей среды - это гипотеза об искусственном происхождении значительной части тропических лесов бассейна Амазонки. Согласно действующей гипотезе, почва под этими лесами исключительно бедна, и только растущие там породы деревьев успевают извлечь из нее все возможное прежде, чем ее обеднят ливни. Таким образом люди, вырубающие эти леса, совершают нечто вроде экологического самоубийства, создавая обширные мертвые зоны.
Однако исследования в низовьях Амазонки доказывают, по крайней мере на взгляд части специалистов, что многие из участков леса - результат искусственных насаждений в сельскохозяйственных целях. В частности, там обнаружена почва уникальной плодородности, обладающая способностью к саморегенерации с помощью особого комплекса микроорганизмов. Эта почва, судя по всему - тоже результат цивилизованной сельскохозяйственной деятельности, и ее состав сегодня интенсивно изучается.
Америка накануне прибытия Колумба представляла сложный комплекс обществ на разных стадиях развития, в том числе и таких, которые вселяют в нас справедливый ужас. Империя Инков, например, по части тоталитаризма могла бы кое-чему научить даже Гитлера со Сталиным. Но в других местах тогдашний американский образ жизни, зажиточный и свободный, мог бы дать хороший урок всем нам. Предоставлю слово Чарлзу Манну.
"Я спросил семь антропологов, археологов и историков, предпочли бы они быть в 1491 году типичным индейцем или типичным европейцем. В восторг этот вопрос никого не привел, потому что он требует суда над прошлым по сегодняшним меркам - ложный довод, именуемый в общественных науках "презентизм". Однако каждый из них предпочел быть индейцем. Некоторые из первых колонистов выбрали такой же ответ. К ужасу предводителей Джеймстауна и Плимута, десятки англичан бежали, чтобы жить среди индейцев".
Такой ответ специалистов поражает и заставляет задуматься о собственном прошлом: как же его оценить, и можно ли рассматривать исход исторического столкновения как безусловный выигрыш для европейской стороны? Не мы ли - потомки немытых и самонадеянных религиозных фанатиков, уничтоживших утопию даже не цепью многочисленных преступлений, а самим фактом своего нечистого прикосновения? Рискуя впасть в уже упомянутый грех "презентизма", мы не склонны сегодня на моральные поблажки Кортесу, Писарро и тому же Брэдфорду, но как уместить в сознании, что настоящими виновниками гибели цветущей цивилизации были, может быть, не бандиты Эрнандо де Сото, а его свиньи?
Мы не в состоянии навязать этим воинственным предкам нашей морали, а уж тем более наших познаний в микробиологии, и любые сожаления по поводу прошлого следует направлять скорее в будущее, чтобы избежать подобных трагедий впредь, хотя ничего в таких масштабах уже не предвидится. Во всем этом свидании цивилизаций поражает не столько варварство одной из сторон и наивность другой, сколько слепота обеих. Невольно вспоминается роман Станислава Лема "Фиаско", где герой, искренне пытаясь установить контакт с неземной цивилизацией, целиком и без остатка ее уничтожает.