Американский писатель Скотт Фицджеральд сказал как-то в беседе с Эрнестом Хемингуэем, что богатые люди отличаются от всех остальных. "Да", ответил Хемингуэй, "у них гораздо больше денег".
Этот ответ - чистая тавтология в том смысле, что он не содержит никакой информации, но зато вполне издевательский в отношении как собеседника, так и предмета разговора. Хемингуэй имеет в виду, что богатые в действительности ничем от нас не отличаются, кроме толщины своего бумажника. Между бедным и богатым нет никакой резкой границы, а некоторым удается угодить из грязи в князи, просто угадав номер лотереи, и они, вопреки догадке Фицджеральда, не становятся в одночасье совершенно другими людьми.
Но существует и существовала на протяжении всей истории узкая категория людей, о которых, наверное, нельзя сказать вслед за Хемингуэем, что они - как мы, только у них чего-то больше. Эти люди - тираны, деспоты, диктаторы, обладающие огромной, часто почти неограниченной властью над своими ближними, богатыми и бедными. Они действительно отличаются от всех остальных, но насколько - сказать трудно, потому что заглянуть в их частную жизнь - не дело слабонервных.
"Тиран должен спать урывками. Он должен делать это в разных местах и в разное время. Он никогда не спит в своих дворцах. Он меняет одну тайную постель на другую. Сон и твердое расписание - в числе немногих роскошей, которых он не может себе позволить. Слишком опасно быть предсказуемым, и как только он закрывает глаза, государство ложится в дрейф. Его железная хватка ослабевает. Это - часы, в которые он должен кому-то доверять, и ничто так не опасно для тирана, как доверие.
Саддам Хусейн, Помазанник, Славный Вождь, Прямой Потомок Пророка, Президент Ирака, Председатель его Революционного Командного Совета, фельдмаршал его армии, доктор его права и Великий Дядя всех его народов просыпается в три часа утра. Проснувшись, он плавает. Во всех его дворцах и домах есть бассейны. Вода - это символ богатства и власти в такой пустынной стране как Ирак, и Саддам расплескивает ее везде - фонтаны и бассейны, ручьи под крышей и водопады. Такова сквозная тема всех его зданий".
Попытку приоткрыть частный мир Саддама Хусейна, безраздельного властелина небольшой ближневосточной страны, предпринял в последнем номере журнала Atlantic писатель Марк Боуден, известный как автор книги "Падение Черного ястреба", которая легла в основу одноименного фильма. А поскольку проникнуть в этот частный мир никому безнаказанно не удается, эссе Боудена "Рассказы о тиране" построено большей частью из воспоминаний бывших соратников Саддама, впавших в немилость, но сумевших вовремя ускользнуть от ее последствий.
Одна из главных задач тирана - это легитимация своего правления путем придания ему видимости не только законной власти, но и всенародной любви. Монархам, как правило, хватает титулов, полученных в наследство, но у тирана такого наследства нет, и он стремится навязать подъяремному населению и истории образ исключительной отеческой заботы и ответной беззаветной преданности. Сталина на его родине по сей день вспоминают как "великого кормчего" и "отца народов". Корейский диктатор Ким Ир Сен лег в мавзолей с титулом "любимого вождя", а его наследник Ким Чэн Ир довольствуется званием "дорогого вождя", этаким вечным майорством. Саддам Хусейн выбрал для себя роль "великого дяди" Ирака.
Недавно "великий дядя" отметил свое шестидесятипятилетие. Ни в фигуре, ни в лице уже нет былой бодрости, но это - забота придворных художников, для которых возраст вождя остановился в неопределенной цветущей фазе. Дядю изображают то бравым всадником в пустыне, то на стройке, где он таскает мешки с цементом на благо миллионов племянников, то на сельхозработах за сбором рекордных урожаев. В действительности редко кому за пределами круга приближенных удается увидеть Саддама воочию. Врачи прописали ему продолжительный ежедневный моцион для укрепления здоровья, и одно время он выполнял это предписание прямо на улицах Багдада, которые очищали для этой цели от транспортного движения и пешеходов. Тех, кто пытался приблизиться к вождю во время его оздоровительных прогулок, охрана жестоко избивала, нередко насмерть. Сегодня Саддам предпочитает гулять на территории какого-нибудь из своих многочисленных дворцов, за высокими стенами, под шелест садов и журчание ручьев, где никто не заметит, что вождь слишком грузен, и что он прихрамывает, никто не усомнится в его совершенстве.
Дважды в неделю в каждый из этих дворцов завозятся обильные и свежие продукты, и ежедневно в каждом из них готовится обед, потому что никто не знает, где вождь соблаговолит сесть за стол. Он предпочитает здоровую европейскую диету и португальское столовое вино, но никогда не пьет на людях. Ислам для него - скорее условность, на первом месте - арабский национализм и его собственная роль в грядущем возрождении арабской цивилизации, но Саддам понимает символическую важность условности. На протяжении трех лет он сдавал кровь для того, чтобы придворные каллиграфы создали специальный экземпляр Корана, написанный этой высочайшей кровью и ныне выставленный для всеобщего обозрения в специальном столичном музее.
Один из любимых досугов Саддама Хусейна - чтение. Он предпочитает труды по арабской и военной истории, а в числе его главных кумиров - Уинстон Черчилль, который прославился не только политической карьерой, но и своим плодовитым пером. Саддам тоже не прочь поскрести пером, для чего у него есть особый писательский штат - в последнее время, помимо многочисленных статьей и исторических трудов, в его творческом наследии появились и художественные произведения. Он часто смотрит телевизор - CNN, BBC и "Аль-Джазиру", любит политические триллеры. Но самые любимые фильмы - это "Крестный отец" и "Старик и море".
У Саддама Хусейна есть татуировка на правой руке - три точки. Эта татуировка - клановый символ, который многие, совершив восхождение по социальной лестнице, норовят вывести. Такая татуировка выдает с головой провинциала, деревенщину, она - клеймо неотесанного прошлого. Это прошлое в случае Саддама - окрестности города Тикрит, скудная местность, где его род, аль-Хаттаб, выращивал пшеницу и овощи. Люди живут здесь почти в нищете, в саманных мазанках с деревянными крышами. Род аль-Хаттаб слывет здесь своей хитростью и склонностью к насилию. Сегодня некоторые видят в Саддаме чуть ли не арабского эпического героя, другие - кровавого диктатора, но для тех, кто знаком с его происхождением, он всегда остается человеком из-под Тикрита, аль-Хаттабом.
Вот история из воспоминаний Салаха Омара аль-Али, одного из бывших приближенных, впавших в немилость и спасшихся в эмиграции. После того, как партия "Баас" захватила власть в Ираке в 1968 году, Саддам занял один из высших постов в государстве. Вскоре ему дали знать, что его сородичи под Тикритом повели себя совершенно разнузданно, захватывают чужие земли и вершат самовольный суд. "Это - небольшая проблема", сказал Саддам. "Они - люди простые, не понимают высоких целей. Я разберусь". Но ни в тот раз, ни позднее он не сделал никакой попытки разобраться. Судя по всему, семья хорошо понимала Саддама, а он понимал свою семью.
Все эти разрозненные штрихи складываются в до боли знакомый образ из совершенно другой истории - эти усы, этот бравый китель, который Саддам, по совету генерального секретаря ООН Кофи Аннана, сменил на хорошо сшитые костюмы. Такое впечатление не подводит. По словам курдского политика Махмуда Отмана, он был как-то приглашен к Саддаму в его частный кабинет в одном из дворцов. Кабинет был убран по-спартански: скромная кушетка в углу, полка с книгами. Все книги, практически до единой, были о Сталине.
Диктаторами не становятся по лотерейному выигрышу, их не готовят в особых учебных заведениях, и они не получают свою должность по наследству. Тем не менее, закономерности существуют и в этом выборе жизненного пути, и понять их помогает все та же историческая перспектива, которая у русских, наверное, рельефнее, чем у кого бы то ни было. Вот как описывает Марк Боуден главный эпизод в истории восхождения "великого дяди" к власти.
После переворота 1968 года и установления военной диктатуры Саддам долгое время занимал пост вице-председателя правящего революционно-командного совета и вице-президента Ирака. 18 июля 1979 года все члены совета и сотни представителей партийного руководства были приглашены на заседание в Багдад. Саддам вышел на трибуну в военной форме, с видом глубоко опечаленного человека, и объявил о раскрытии сирийского заговора. Он предоставил слово генеральному секретарю совета Мухьи Абд аль-Хусейну Машхади, который первым делом признался в собственной причастности к попытке переворота, а затем приступил к чтению длинного списка заговорщиков. По мере чтения этого списка охрана хватала и выводила подозреваемых из зала. Затем Саддам вновь вышел на трибуну и, обливаясь слезами, перечитал список предателей - все, оставшиеся в зале, плакали вместе с ним, а затем раздались оглушительные аплодисменты. Процедура коллективного разоблачения и ареста непрерывно снималась на пленку, копии которой были затем разосланы во все концы страны.
С тех пор миновало более двадцати лет. Чем был занят диктатор все эти годы, во имя чего он стиснул страну в кровавом кулаке? Нельзя сказать, чтобы он преследовал цель всемирного торжества ислама, хотя авторитет религии в арабском мире требует жертв. С этой целью, а также для того, чтобы изгладить плебейское тикритское прошлое, Саддам организовал комиссию экспертов, которые создали ему новую родословную, восходящую к дочери пророка Мухаммеда Фатиме, и опубликовали ее отдельным томом. И неважно, что современная демография легко доказывает наше родство с любым человеком VII века нашей эры - важно уметь перечислить поименно каждого фиктивного предка.
Главная цель, которая движет Саддамом Хусейном - это пан-Арабизм, возрождение былого величия арабской нации. Такая идеология - слепок с западного национализма, она сегодня в значительной мере вышла из моды, но Саддам - продукт иной эпохи, предшественник расцвета исламского фундаментализма, который остается для него в лучшем случае предметом маскировки. Он видит в себе будущего героя арабской истории, а слова Корана, как отмечают некоторые наблюдатели, все чаще прямо приписывает себе, произносит от собственного лица. Будущему герою труднее всего иметь дело именно с современниками, которые не понимают его великих целей, и с которыми нельзя обходиться иначе, чем с помощью мудрой и дальновидной жестокости. Великим делам неизбежно сопутствует великая скорбь. После показательных репрессий 1979 года Саддам надолго заперся в кабинете, откуда вышел с покрасневшими от слез глазами.
Главное препятствие грядущему возрождению арабского народа во главе с его верным и прозорливым сыном - это либеральный Запад, в первую очередь Соединенные Штаты. Исторический подъем Запада Саддам считает досадной случайностью, делом чистой технологии. Технологию всегда можно купить у того же продажного Запада, но вековая духовность арабского народа никому не продается.
Действия иракского диктатора нередко вызывали глубокое недоумение у его противников - в особенности это можно сказать о его безрассудном вторжении в Кувейт и последующей решимости противостоять, не моргнув, всей мощи Соединенных Штатов и их союзников, без малейшего шанса на успех. Такое поведение неразрывно связано с уникальностью положения тирана. Бывшие приближенные Саддама не отказывают ему ни в уме, ни в начитанности, ни в обучаемости. Но по мере концентрации власти ему все труднее прислушиваться к советам соратников, которых он все более склонен подозревать в измене, а те, в свою очередь, боятся говорить ему неприятную правду, чтобы не впасть в немилость.
По словам Вафика Самарая, который был в те годы военным советником Саддама, у него не было никаких сомнений в том, что поражение Ирака в схватке с западными союзниками - дело нескольких дней, от силы недель. Самарай опасался говорить об этом Саддаму в лицо, но он также понимал, что приукрасить ситуацию - значит расплатиться вдвойне, когда поражение неминуемо наступит. Поэтому он выбрал из двух зол меньшее и объяснил тирану, что надо идти на попятную. К его удивлению, Саддам вовсе не разгневался, а лишь пожурил его за отсутствие смелости воображения и выдвинул следующий план. Иракские войска должны в самом начале войны захватить как можно большее число американских пленных, а затем привязать их живьем к броне танков и в таком виде отправиться в атаку. Американцы, рассуждал Саддам, не станут стрелять по своим - очевидно, он считал эту предполагаемую слабость американцев достойной всяческого презрения, - и иракские танки смогут в считанные дни войти в южные области Саудовской Аравии.
Самарай был совершенно поражен таким стратегическим планом, поскольку понимал, что иракцы не смогут не только захватить большое количество пленных, но даже приблизиться к американцам под ураганным огнем. Но убедить в этом диктатора, уже готовящегося торжественно вступить в Иерусалим, он не видел никакой возможности. В итоге все пошло не по сценарию Саддама, а по сценарию Самарая. Но даже перед лицом катастрофического поражения Саддам вряд ли понимал его масштабы. Судя по всему, он видел в этой войне лишь краткий и даже не самый главный эпизод великой войны пан-Арабизма.
"Накануне шестьдесят шестого дня рождения Саддама его враги многочисленны, сильны и полны решимости. В 1992 году он отпраздновал поражение Джорджа Буша на выборах выстрелами из винтовки с балкона дворца. Десять лет спустя в Белом Доме - новый президент Буш, с новой национальной миссией убрать Саддама. Поэтому стены, защищающие тирана, становятся все выше и выше. Его мечты о пан-Арабии и о его собственной исторической роли в ней становятся все более причудливыми. В моменты просветления Саддам наверняка понимает, что даже если ему удастся удержаться у власти до конца жизни, его шансы положить начало династии крайне невелики. Каждую ночь, ложась в тайную постель, садясь к телевизору смотреть свой любимый фильм или за чтение какой-нибудь книги по истории, он наверняка понимает, что все это закончится для него плохо. Каждый, кто читает так много, как он, и кто изучает деяния диктаторов в современной истории, знает, что в конечном счете их свергают и покрывают презрением".
Впрочем, все это - лишь гипотезы в уме Марка Боудена, который, подобно нам, не видел и не имел шанса увидеть Саддама в лицо. Такие встречи позволены лишь высшим чинам Ирака, которых доставляют во дворец после серии тщательных обысков, стирки и дезинфекции одежды, со строжайшей инструкцией не задавать никаких вопросов и подавать голос лишь в ответ на прямое обращение. Эволюция личности тирана - уникальный процесс, за которым мы можем следить лишь эпизодически, по рассказам беглецов и чудом уцелевших. И в этом заключен огромный урок накануне возможной новой схватки Запада с Ираком, с его вождем, теряющим за стенами своих дворцов и за чтением исторических эпопей последнюю связь с реальностью.
Самая большая ошибка, в которую может впасть противник диктатора, и в которую то и дело впадают многие комментаторы - это приписать тирану здравую логику поведения. Согласно этой логике, Саддам Хусейн, что бы он ни вытворял у себя дома, никогда не пойдет на конфронтацию со всем цивилизованным сообществом, к тому же обладающим небывалым в истории преимуществом в военной силе. Эта логика недоступна для самого Саддама уже потому, что он много лет живет в духовной тюрьме, которую воздвиг для себя собственными руками. Большинство людей, пытавшихся донести до его ушей сравнительно трезвые аргументы, давно отбыли либо в вечность, либо в эмиграцию. Скорее всего, логика, которой он руководствуется сегодня - еще более заоблачный и крутой виток рассуждений о танках с привязанными пленными. Мы никогда не выйдем на эту тропу рассуждений путем чистого самопознания и наблюдения за равными себе современниками.
Такая логика не всегда и не каждого обрекает. Сталин, кумир и идеал Саддама, мог позволить себе и более смелые полеты фантазии хотя бы потому, что его страна была одной из самых мощных и потенциально богатых на земле, а возможные противники не решались подвергнуть логику кремлевского тирана практической проверке. Случай Саддама - иной, потому что у нас нет сомнений в возможности победы над ним, хотя иногда одолевают мысли, что победа обойдется дороже первоначальной сметы. Но чем ближе знакомишься с Саддамом Хусейном, тем отчетливее понимаешь, что без прямой конфронтации не обойтись. Медлить - значит полагаться на его милость, на которую он, судя по всему, с годами способен все менее.
У нынешнего президента США Буша за плечами хороший урок, ошибка отца. Не впасть в нее снова - значит отказаться от искушения приписать тирану свой здравый смысл, свой образ мыслей, свой человеческий облик. Тираны, если оставить в стороне чисто нравственные вопросы, - в прошлом такие же люди, как мы, но с годами они лишаются даже тени былого сходства.
Этот ответ - чистая тавтология в том смысле, что он не содержит никакой информации, но зато вполне издевательский в отношении как собеседника, так и предмета разговора. Хемингуэй имеет в виду, что богатые в действительности ничем от нас не отличаются, кроме толщины своего бумажника. Между бедным и богатым нет никакой резкой границы, а некоторым удается угодить из грязи в князи, просто угадав номер лотереи, и они, вопреки догадке Фицджеральда, не становятся в одночасье совершенно другими людьми.
Но существует и существовала на протяжении всей истории узкая категория людей, о которых, наверное, нельзя сказать вслед за Хемингуэем, что они - как мы, только у них чего-то больше. Эти люди - тираны, деспоты, диктаторы, обладающие огромной, часто почти неограниченной властью над своими ближними, богатыми и бедными. Они действительно отличаются от всех остальных, но насколько - сказать трудно, потому что заглянуть в их частную жизнь - не дело слабонервных.
"Тиран должен спать урывками. Он должен делать это в разных местах и в разное время. Он никогда не спит в своих дворцах. Он меняет одну тайную постель на другую. Сон и твердое расписание - в числе немногих роскошей, которых он не может себе позволить. Слишком опасно быть предсказуемым, и как только он закрывает глаза, государство ложится в дрейф. Его железная хватка ослабевает. Это - часы, в которые он должен кому-то доверять, и ничто так не опасно для тирана, как доверие.
Саддам Хусейн, Помазанник, Славный Вождь, Прямой Потомок Пророка, Президент Ирака, Председатель его Революционного Командного Совета, фельдмаршал его армии, доктор его права и Великий Дядя всех его народов просыпается в три часа утра. Проснувшись, он плавает. Во всех его дворцах и домах есть бассейны. Вода - это символ богатства и власти в такой пустынной стране как Ирак, и Саддам расплескивает ее везде - фонтаны и бассейны, ручьи под крышей и водопады. Такова сквозная тема всех его зданий".
Попытку приоткрыть частный мир Саддама Хусейна, безраздельного властелина небольшой ближневосточной страны, предпринял в последнем номере журнала Atlantic писатель Марк Боуден, известный как автор книги "Падение Черного ястреба", которая легла в основу одноименного фильма. А поскольку проникнуть в этот частный мир никому безнаказанно не удается, эссе Боудена "Рассказы о тиране" построено большей частью из воспоминаний бывших соратников Саддама, впавших в немилость, но сумевших вовремя ускользнуть от ее последствий.
Одна из главных задач тирана - это легитимация своего правления путем придания ему видимости не только законной власти, но и всенародной любви. Монархам, как правило, хватает титулов, полученных в наследство, но у тирана такого наследства нет, и он стремится навязать подъяремному населению и истории образ исключительной отеческой заботы и ответной беззаветной преданности. Сталина на его родине по сей день вспоминают как "великого кормчего" и "отца народов". Корейский диктатор Ким Ир Сен лег в мавзолей с титулом "любимого вождя", а его наследник Ким Чэн Ир довольствуется званием "дорогого вождя", этаким вечным майорством. Саддам Хусейн выбрал для себя роль "великого дяди" Ирака.
Недавно "великий дядя" отметил свое шестидесятипятилетие. Ни в фигуре, ни в лице уже нет былой бодрости, но это - забота придворных художников, для которых возраст вождя остановился в неопределенной цветущей фазе. Дядю изображают то бравым всадником в пустыне, то на стройке, где он таскает мешки с цементом на благо миллионов племянников, то на сельхозработах за сбором рекордных урожаев. В действительности редко кому за пределами круга приближенных удается увидеть Саддама воочию. Врачи прописали ему продолжительный ежедневный моцион для укрепления здоровья, и одно время он выполнял это предписание прямо на улицах Багдада, которые очищали для этой цели от транспортного движения и пешеходов. Тех, кто пытался приблизиться к вождю во время его оздоровительных прогулок, охрана жестоко избивала, нередко насмерть. Сегодня Саддам предпочитает гулять на территории какого-нибудь из своих многочисленных дворцов, за высокими стенами, под шелест садов и журчание ручьев, где никто не заметит, что вождь слишком грузен, и что он прихрамывает, никто не усомнится в его совершенстве.
Дважды в неделю в каждый из этих дворцов завозятся обильные и свежие продукты, и ежедневно в каждом из них готовится обед, потому что никто не знает, где вождь соблаговолит сесть за стол. Он предпочитает здоровую европейскую диету и португальское столовое вино, но никогда не пьет на людях. Ислам для него - скорее условность, на первом месте - арабский национализм и его собственная роль в грядущем возрождении арабской цивилизации, но Саддам понимает символическую важность условности. На протяжении трех лет он сдавал кровь для того, чтобы придворные каллиграфы создали специальный экземпляр Корана, написанный этой высочайшей кровью и ныне выставленный для всеобщего обозрения в специальном столичном музее.
Один из любимых досугов Саддама Хусейна - чтение. Он предпочитает труды по арабской и военной истории, а в числе его главных кумиров - Уинстон Черчилль, который прославился не только политической карьерой, но и своим плодовитым пером. Саддам тоже не прочь поскрести пером, для чего у него есть особый писательский штат - в последнее время, помимо многочисленных статьей и исторических трудов, в его творческом наследии появились и художественные произведения. Он часто смотрит телевизор - CNN, BBC и "Аль-Джазиру", любит политические триллеры. Но самые любимые фильмы - это "Крестный отец" и "Старик и море".
У Саддама Хусейна есть татуировка на правой руке - три точки. Эта татуировка - клановый символ, который многие, совершив восхождение по социальной лестнице, норовят вывести. Такая татуировка выдает с головой провинциала, деревенщину, она - клеймо неотесанного прошлого. Это прошлое в случае Саддама - окрестности города Тикрит, скудная местность, где его род, аль-Хаттаб, выращивал пшеницу и овощи. Люди живут здесь почти в нищете, в саманных мазанках с деревянными крышами. Род аль-Хаттаб слывет здесь своей хитростью и склонностью к насилию. Сегодня некоторые видят в Саддаме чуть ли не арабского эпического героя, другие - кровавого диктатора, но для тех, кто знаком с его происхождением, он всегда остается человеком из-под Тикрита, аль-Хаттабом.
Вот история из воспоминаний Салаха Омара аль-Али, одного из бывших приближенных, впавших в немилость и спасшихся в эмиграции. После того, как партия "Баас" захватила власть в Ираке в 1968 году, Саддам занял один из высших постов в государстве. Вскоре ему дали знать, что его сородичи под Тикритом повели себя совершенно разнузданно, захватывают чужие земли и вершат самовольный суд. "Это - небольшая проблема", сказал Саддам. "Они - люди простые, не понимают высоких целей. Я разберусь". Но ни в тот раз, ни позднее он не сделал никакой попытки разобраться. Судя по всему, семья хорошо понимала Саддама, а он понимал свою семью.
Все эти разрозненные штрихи складываются в до боли знакомый образ из совершенно другой истории - эти усы, этот бравый китель, который Саддам, по совету генерального секретаря ООН Кофи Аннана, сменил на хорошо сшитые костюмы. Такое впечатление не подводит. По словам курдского политика Махмуда Отмана, он был как-то приглашен к Саддаму в его частный кабинет в одном из дворцов. Кабинет был убран по-спартански: скромная кушетка в углу, полка с книгами. Все книги, практически до единой, были о Сталине.
Диктаторами не становятся по лотерейному выигрышу, их не готовят в особых учебных заведениях, и они не получают свою должность по наследству. Тем не менее, закономерности существуют и в этом выборе жизненного пути, и понять их помогает все та же историческая перспектива, которая у русских, наверное, рельефнее, чем у кого бы то ни было. Вот как описывает Марк Боуден главный эпизод в истории восхождения "великого дяди" к власти.
После переворота 1968 года и установления военной диктатуры Саддам долгое время занимал пост вице-председателя правящего революционно-командного совета и вице-президента Ирака. 18 июля 1979 года все члены совета и сотни представителей партийного руководства были приглашены на заседание в Багдад. Саддам вышел на трибуну в военной форме, с видом глубоко опечаленного человека, и объявил о раскрытии сирийского заговора. Он предоставил слово генеральному секретарю совета Мухьи Абд аль-Хусейну Машхади, который первым делом признался в собственной причастности к попытке переворота, а затем приступил к чтению длинного списка заговорщиков. По мере чтения этого списка охрана хватала и выводила подозреваемых из зала. Затем Саддам вновь вышел на трибуну и, обливаясь слезами, перечитал список предателей - все, оставшиеся в зале, плакали вместе с ним, а затем раздались оглушительные аплодисменты. Процедура коллективного разоблачения и ареста непрерывно снималась на пленку, копии которой были затем разосланы во все концы страны.
С тех пор миновало более двадцати лет. Чем был занят диктатор все эти годы, во имя чего он стиснул страну в кровавом кулаке? Нельзя сказать, чтобы он преследовал цель всемирного торжества ислама, хотя авторитет религии в арабском мире требует жертв. С этой целью, а также для того, чтобы изгладить плебейское тикритское прошлое, Саддам организовал комиссию экспертов, которые создали ему новую родословную, восходящую к дочери пророка Мухаммеда Фатиме, и опубликовали ее отдельным томом. И неважно, что современная демография легко доказывает наше родство с любым человеком VII века нашей эры - важно уметь перечислить поименно каждого фиктивного предка.
Главная цель, которая движет Саддамом Хусейном - это пан-Арабизм, возрождение былого величия арабской нации. Такая идеология - слепок с западного национализма, она сегодня в значительной мере вышла из моды, но Саддам - продукт иной эпохи, предшественник расцвета исламского фундаментализма, который остается для него в лучшем случае предметом маскировки. Он видит в себе будущего героя арабской истории, а слова Корана, как отмечают некоторые наблюдатели, все чаще прямо приписывает себе, произносит от собственного лица. Будущему герою труднее всего иметь дело именно с современниками, которые не понимают его великих целей, и с которыми нельзя обходиться иначе, чем с помощью мудрой и дальновидной жестокости. Великим делам неизбежно сопутствует великая скорбь. После показательных репрессий 1979 года Саддам надолго заперся в кабинете, откуда вышел с покрасневшими от слез глазами.
Главное препятствие грядущему возрождению арабского народа во главе с его верным и прозорливым сыном - это либеральный Запад, в первую очередь Соединенные Штаты. Исторический подъем Запада Саддам считает досадной случайностью, делом чистой технологии. Технологию всегда можно купить у того же продажного Запада, но вековая духовность арабского народа никому не продается.
Действия иракского диктатора нередко вызывали глубокое недоумение у его противников - в особенности это можно сказать о его безрассудном вторжении в Кувейт и последующей решимости противостоять, не моргнув, всей мощи Соединенных Штатов и их союзников, без малейшего шанса на успех. Такое поведение неразрывно связано с уникальностью положения тирана. Бывшие приближенные Саддама не отказывают ему ни в уме, ни в начитанности, ни в обучаемости. Но по мере концентрации власти ему все труднее прислушиваться к советам соратников, которых он все более склонен подозревать в измене, а те, в свою очередь, боятся говорить ему неприятную правду, чтобы не впасть в немилость.
По словам Вафика Самарая, который был в те годы военным советником Саддама, у него не было никаких сомнений в том, что поражение Ирака в схватке с западными союзниками - дело нескольких дней, от силы недель. Самарай опасался говорить об этом Саддаму в лицо, но он также понимал, что приукрасить ситуацию - значит расплатиться вдвойне, когда поражение неминуемо наступит. Поэтому он выбрал из двух зол меньшее и объяснил тирану, что надо идти на попятную. К его удивлению, Саддам вовсе не разгневался, а лишь пожурил его за отсутствие смелости воображения и выдвинул следующий план. Иракские войска должны в самом начале войны захватить как можно большее число американских пленных, а затем привязать их живьем к броне танков и в таком виде отправиться в атаку. Американцы, рассуждал Саддам, не станут стрелять по своим - очевидно, он считал эту предполагаемую слабость американцев достойной всяческого презрения, - и иракские танки смогут в считанные дни войти в южные области Саудовской Аравии.
Самарай был совершенно поражен таким стратегическим планом, поскольку понимал, что иракцы не смогут не только захватить большое количество пленных, но даже приблизиться к американцам под ураганным огнем. Но убедить в этом диктатора, уже готовящегося торжественно вступить в Иерусалим, он не видел никакой возможности. В итоге все пошло не по сценарию Саддама, а по сценарию Самарая. Но даже перед лицом катастрофического поражения Саддам вряд ли понимал его масштабы. Судя по всему, он видел в этой войне лишь краткий и даже не самый главный эпизод великой войны пан-Арабизма.
"Накануне шестьдесят шестого дня рождения Саддама его враги многочисленны, сильны и полны решимости. В 1992 году он отпраздновал поражение Джорджа Буша на выборах выстрелами из винтовки с балкона дворца. Десять лет спустя в Белом Доме - новый президент Буш, с новой национальной миссией убрать Саддама. Поэтому стены, защищающие тирана, становятся все выше и выше. Его мечты о пан-Арабии и о его собственной исторической роли в ней становятся все более причудливыми. В моменты просветления Саддам наверняка понимает, что даже если ему удастся удержаться у власти до конца жизни, его шансы положить начало династии крайне невелики. Каждую ночь, ложась в тайную постель, садясь к телевизору смотреть свой любимый фильм или за чтение какой-нибудь книги по истории, он наверняка понимает, что все это закончится для него плохо. Каждый, кто читает так много, как он, и кто изучает деяния диктаторов в современной истории, знает, что в конечном счете их свергают и покрывают презрением".
Впрочем, все это - лишь гипотезы в уме Марка Боудена, который, подобно нам, не видел и не имел шанса увидеть Саддама в лицо. Такие встречи позволены лишь высшим чинам Ирака, которых доставляют во дворец после серии тщательных обысков, стирки и дезинфекции одежды, со строжайшей инструкцией не задавать никаких вопросов и подавать голос лишь в ответ на прямое обращение. Эволюция личности тирана - уникальный процесс, за которым мы можем следить лишь эпизодически, по рассказам беглецов и чудом уцелевших. И в этом заключен огромный урок накануне возможной новой схватки Запада с Ираком, с его вождем, теряющим за стенами своих дворцов и за чтением исторических эпопей последнюю связь с реальностью.
Самая большая ошибка, в которую может впасть противник диктатора, и в которую то и дело впадают многие комментаторы - это приписать тирану здравую логику поведения. Согласно этой логике, Саддам Хусейн, что бы он ни вытворял у себя дома, никогда не пойдет на конфронтацию со всем цивилизованным сообществом, к тому же обладающим небывалым в истории преимуществом в военной силе. Эта логика недоступна для самого Саддама уже потому, что он много лет живет в духовной тюрьме, которую воздвиг для себя собственными руками. Большинство людей, пытавшихся донести до его ушей сравнительно трезвые аргументы, давно отбыли либо в вечность, либо в эмиграцию. Скорее всего, логика, которой он руководствуется сегодня - еще более заоблачный и крутой виток рассуждений о танках с привязанными пленными. Мы никогда не выйдем на эту тропу рассуждений путем чистого самопознания и наблюдения за равными себе современниками.
Такая логика не всегда и не каждого обрекает. Сталин, кумир и идеал Саддама, мог позволить себе и более смелые полеты фантазии хотя бы потому, что его страна была одной из самых мощных и потенциально богатых на земле, а возможные противники не решались подвергнуть логику кремлевского тирана практической проверке. Случай Саддама - иной, потому что у нас нет сомнений в возможности победы над ним, хотя иногда одолевают мысли, что победа обойдется дороже первоначальной сметы. Но чем ближе знакомишься с Саддамом Хусейном, тем отчетливее понимаешь, что без прямой конфронтации не обойтись. Медлить - значит полагаться на его милость, на которую он, судя по всему, с годами способен все менее.
У нынешнего президента США Буша за плечами хороший урок, ошибка отца. Не впасть в нее снова - значит отказаться от искушения приписать тирану свой здравый смысл, свой образ мыслей, свой человеческий облик. Тираны, если оставить в стороне чисто нравственные вопросы, - в прошлом такие же люди, как мы, но с годами они лишаются даже тени былого сходства.