Джорджу Соросу, знаменитому финансисту и филантропу, чье состояние на сегодняшний день исчисляется в миллиардах долларов, в глазах обывателя пристало быть одним из ведущих защитников капитализма - экономической системы, лежащей в основе его личного процветания. На самом же деле он принадлежит к числу ее суровых критиков. Его книга, "Кризис глобального капитализма", вышедшая несколько лет назад, вызвала у экономистов серьезные возражения - автора, в частности, обвиняли в том, что его теории устарели лет на тридцать. Кризис, который по прогнозам Сороса был неизбежен в 1998 году, так и не наступил.
К чести Сороса, он признал ошибки и промахи, но своих фундаментальных взглядов не изменил. Только что он опубликовал новую книгу: "Открытое общество: реформа глобального капитализма". В каком-то смысле это - исправленное и пересмотренное издание предыдущей: к числу важных добавлений можно причислить главу под уже вошедшим в поговорку названием: "Кто потерял Россию".
Джордж Сорос - не единственный миллиардер, занимающийся широкой благотворительностью и пишущий книги; можно вспомнить, например, главу компании Microsoft Билла Гейтса. Но он, в отличие от других, сосредоточил свою деятельность на конкретной цели, построении "открытого общества", и поставил этой цели на службу и деньги, и перо. Вот как характеризует Сороса в рецензии на его книгу в журнале New York Review of Books известный экономист Роберт Скиделски.
"Уникальность Сороса... заключается не в его успехе на поприще делания денег. Он - куда более редкая птица: человек действия, добившийся успеха, и в то же время интеллектуал. Я не думаю, чтобы он наперед разработал систему обыгрывания рынка. Как и все успешные магнаты, он действовал на основании инстинкта, догадки, суждения, пристрастия, привилегированной информации. Но, в отличие от большинства успешных людей действия, он обладает способностью систематически размышлять о причинах своего успеха, и мы вправе прийти к заключению, что по мере своего преуспевания он все больше рассматривал свою деловую жизнь как лабораторию для проверки собственных теорий работы рынка".
Чтобы понять, с каких позиций Джордж Сорос критикует рынок, необходимо знать кое-что о самом рынке. Исходя из того, что моих весьма скромных познаний в экономике достаточно, чтобы эту критику понять, я рискну ими поделиться.
Основоположник экономической науки Адам Смит говорил о "невидимой руке" рынка, которая сама приводит в равновесие экономические ресурсы и цены, без вмешательства какого-либо командного или государственного органа. "Невидимая рука" - это всего лишь метафора, смысл которой заключается в том, что какой бы информацией ни располагал командный орган, например советское правительство, информация, которую имеет в своем распоряжении сам рынок, всегда полнее. Вспомним, что одним из заклятых врагов советской власти был спекулянт - человек, покупавший излишки в одном месте и продававший их в другом, где существовал дефицит. Этот спекулянт как раз и был агентом "невидимой руки", обычно ничуть об этом не догадываясь, и пытался привести в соответствие спрос и предложение там, где это было не под силу мудрецам Госплана.
Настоящее равновесие, конечно же, достижимо лишь там, где рынок свободен. При этом Смит и его последователи понимали, что роль правительства в экономике не сводится к нулю, и что существуют сферы хозяйственной деятельности, где рыночные механизмы практически не действуют. Но он считал, что такие сферы невелики и строго ограничены, и что за их пределами рынку не следует ставить препятствий и вносить в него поправок. Эта теория, со многими изменениями и уточнениями, не меняющими ее существа, оставалась господствующей до середины 30 годов XX века.
Человеком, поправившим Адама Смита, стал англичанин Джон Мейнард Кейнс. Незадолго до этого мировая капиталистическая система была поражена тяжелейшим в ее истории кризисом, который в рамках классической теории был необъясним: резко нарушенное равновесие упорно не восстанавливалось. Кейнс пришел к выводу, что даже если рынок обладает всей полнотой информации, он не обязательно и не всегда до конца преобразует эту информацию в действие. Так например, рынок может диктовать общее снижение заработной платы, но реальные рабочие, представляя собой политическую силу, препятствуют полному и своевременному осуществлению этой меры.
По мнению Кейнса, правительство может и даже должно играть в экономике куда большую роль, чем полагал Смит, используя для этого налогово-бюджетную политику. В частности, в период глубокого экономического спада государству следует принимать бюджеты с большим дефицитом, в расчете на то, что крупные затраты стимулируют экономику, а ее последующий рост увеличит налоговые поступления, и дефицит будет компенсирован.
Впоследствии, однако, первоначальные идеи Смита были во многом реабилитированы. С 70-х годов XX века большое влияние приобрела так называемая "новая классическая школа" с ее концепциями "рациональных ожиданий" и "рыночного клиринга". Труды ее теоретиков пестрят математическими формулами и для непосвященных непроницаемы, но общий смысл таков: рынок всегда обладает исчерпывающей информацией и "в конечном счете" всегда приводит к клирингу, то есть к полной взаимной ликвидации всех временных неравновесий. Поэтому действия правительства, рекомендуемые Кейнсом, в принципе приносят только вред: оно принимает меры, и без того заложенные рынком в свое дальнейшее поведение, и таким образом деформирует экономику, как если бы кто-то весной обрезал яблоням цветы и вешал на них фрукты.
Джордж Сорос критикует рынок с позиций, которые в чем-то близки к Кейнсу, но экономисты, подвергшие разносу его предыдущую книгу, обвинили автора в том, что он не совсем понимает, с кем спорит, адресуя свои аргументы теоретикам тридцатилетней давности. Как мы знаем, он уже принес свои извинения, и у него есть уважительная причина: эти тридцать лет он истратил на зарабатывание денег, а не на изучение литературы о них. Но каковы же эти аргументы - в исправленном новом издании?
Сорос не верит во всезнание рынка, потому что собственный опыт подсказывает ему совсем другое. В конце концов, рынок состоит из людей, и вся полнота рыночной информации состоит из содержимого голов этих людей. Действия, которые мы приписываем рынку, тоже осуществляются через этих людей, как в приведенном примере со спекулянтами.
Если говорить начистоту, каждый из нас считает большинство своих современников людьми, далекими от умственного совершенства, хотя себя, как правило, полагает приятным исключением из этого правила. По расчетам экономистов, множество глупостей, совершаемых каждым из нас, взаимно друг друга нейтрализует, и сам рынок ведет себя разумно - отсюда и теория "рациональных ожиданий".
Но существует, пусть и далекая от математической строгости, теория поведения толпы, разработанная еще в XIX веке французским социологом Гюставом Ле Боном, и это поведение как правило далеко от рационального. Можно привести иллюстрацию применительно к рынку: люди, без достаточных оснований полагая некую сферу деятельности благоприятной, вкладывают в нее деньги, а когда она в результате подает признаки роста, они принимают этот рост за положительную реакцию рынка и удваивают энтузиазм и вклады. В конце концов равновесие не только не наступает, но еще сильнее нарушается, и когда наступает расплата, она бывает катастрофической. Кому как не Джорджу Соросу знать об этом лучше всех: на этой человеческой глупости, которая служит себе самой поощрением, он заработал миллиарды долларов - в отличие от ученых экономистов на жалованье.
Одна из мишеней критики Джорджа Сороса - это поведение Запада в отношении посткоммунистических стран, в первую очередь России. В самый поворотный момент, в 1989 году Сорос выступил на международной конференции в Потсдаме, тогда еще в ГДР, с радикальным планом помощи Советскому Союзу и странам Восточной Европы по модели плана Маршалла. Напомню, что план Маршалла был принят Соединенными Штатами после Второй Мировой войны для оказания экономической помощи лежащим в руинах европейским странам, как победительницам, так и побежденным. Предложение Сороса было буквально поднято на смех.
В 1990 году Сорос добился приглашения в Вашингтон на совещание Международного валютного фонда и Всемирного банка для делегации во главе с Григорием Явлинским, чтобы она представила так называемый "план Шаталина". Этот план был в конечном счете отвергнут Михаилом Горбачевым, который не мог согласиться на приватизацию земли и роспуск Советского Союза с последующим образованием экономического союза. Тем не менее, главную вину за провал российских реформ Джордж Сорос возлагает на Запад.
"Я утверждаю, что если бы западные демократические государства по-настоящему взялись за дело, Россия могла бы твердо взять курс на рыночную экономику и открытое общество. Я понимаю, что это мое утверждение противоречит господствующим взглядам. Оно не соответствует фактам, потому что, если взглянуть в лицо фактам, попытки проведения экономической реформы обернулись жестоким провалом. Надо верить в действенность зарубежной помощи, чтобы предполагать возможность другого результата, но у иностранной помощи - плохая история, и идея о том, что правительственное вмешательство может реально помочь экономике, противоречит существующему фундаментальному предубеждению в пользу рынка. Но ответственность за нынешнюю ситуацию лежит именно на этом предубеждении. Оно легло препятствием на пути подлинной решимости помочь Советскому Союзу, а затем России".
В соответствии со своей теорией необходимости и благотворности государственного и организационного вмешательства в экономику Сорос отдавал предпочтение планомерному, управляемому переходу к капитализму - в общих чертах такие позиции сближают его с Григорием Явлинским. Одно время он предлагал создать прямо внутри еще нереформированной советской экономики некий образцово-показательный частный сектор - идея провалилась, она попросту оказалась неосуществимой. Но Сорос и не скрывает от нас своих просчетов и ошибок: для него лучше ошибиться, пробуя, чем остаться безупречным, ничего не делая. Именно таким бездействием, "рыночным фундаментализмом" было, на его взгляд, поведение Запада в отношении российских реформ. В основе этого поведения лежало убеждение, что силы рынка, если только не ставить им препятствий, приведут к реформам почти автоматически.
В результате на пост главы правительства был выдвинут Егор Гайдар, "глава экономического исследовательского института, изучавший макроэкономическую теорию по стандартному учебнику Руди Дорнбуша и Стэна Фишера", как с плохо скрываемым презрением характеризует его Джордж Сорос. Гайдар попытался применить почерпнутые из учебника монетаристские принципы к экономике, которая не слушалась монетаристских сигналов.
С критикой российских реформ в устах Сороса сегодня большинству из нас нетрудно согласиться, хотя в свое время она далеко не всем казалась очевидной. Журнал "Экономист", этот захлебывающийся от оптимизма орган мировых предпринимательских кругов, годами пел хвалебную песню Анатолию Чубайсу - даже тогда, когда он стал одним из самых ненавидимых людей в России, а его проекты ваучерной приватизации и аукциона по долговым обязательствам обернулись тотальным ограблением и создали в стране могущественную олигархию.
Труднее согласиться с пунктами положительной программы Сороса, которые, конечно, часто менялись, но почти всегда были достаточно утопичными. Уже упомянутый проект нового плана Маршалла был вряд ли осуществим в стране, где даже неумелым реформаторам с самого начала противостояла внушительная оппозиция. В 1992 году, когда Международный валютный фонд предоставил России заем в 15 миллиардов долларов, Сорос выступил на страницах газеты Wall Street Journal с предложением употребить его на выплату российским гражданам пособий по социальному страхованию, защитив их от тягот переходного периода. Он полагает, что если бы это удалось, отношение россиян к Западу было бы сегодня совершенно иным. Но такое употребление денег противоречит уставу МВФ, и даже если бы разрешение удалось исхлопотать, деньги были бы просто проедены на фоне потерпевших крах реформ. Что же касается доброй памяти, то на это, как показывает история, рассчитывать трудно: несмотря на всю безвозмездную американскую помощь и советские репарации, молодежь ФРГ на рубеже 80-х годов проявляла явную враждебность к США и симпатию к СССР, о чем сегодня приходится с неудовольствием вспоминать тогдашнему активисту, а ныне министру иностранных дел Йошке Фишеру.
В последующие годы Джордж Сорос стал кумиром тысяч российских ученых, истратив на научные и образовательные нужды 140 миллионов долларов. Но и эта мера оказалась лишь временной и в конечном счете безрезультатной: она могла бы обрести настоящий смысл лишь на фоне фундаментальных реформ, которые так и не состоялись.
Таким образом был упущен чрезвычайно важный исторический момент, по мнению Сороса из-за бездействия и безразличия Запада. Если России все-таки удастся в будущем развернуться в сторону цивилизованного рынка, то наверняка с большими жертвами и сомнениями, чем это было возможно сразу после краха коммунизма. Но и здесь, как мне кажется, аргументы Сороса не выглядят неуязвимыми: вполне возможно, что историческая инерция России и ее общественных институтов помешала бы ей, по крайней мере в короткий срок, занять позиции, по-настоящему совместимые с ценностями открытого общества.
Но Россия и риторический вопрос о том, кто ее потерял - это лишь один из пунктов развернутой критики, которой Сорос подвергает современный капитализм. Было бы ошибкой понимать эту критику как приговор системе свободного предпринимательства, но эта система для Сороса, в отличие от ученых экономистов, представляет собой не цель, а средство: открытое общество, допускающее свободу мнений, возможно лишь в условиях общей свободы, включая и свободу рынка. Однако реальный глобальный капитализм нередко выносит либеральные ценности за скобки. Существующие международные финансовые институты, такие как МВФ и Всемирный банк, безнадежно неэффективны, потому что не поднимают, или по крайней мере не поднимали до последнего времени взгляда выше бухгалтерских книг, не видя при этом, насколько разрушительными могут быть узко коммерческие принципы для общественной морали.
Если принять бесспорный для Сороса принцип, что стабильное существование рынка невозможно без административного вмешательства, то мы живем сегодня в парадоксальном мире: глобальный капитализм при отсутствии глобального правительства, которое могло бы принимать корректирующие меры. Надо сказать, что здесь, при всей верности поставленного Соросом диагноза, рекомендуемая им терапия наиболее утопична и туманна: слишком различны, а порой и противоположны политические интересы многих стран, чтобы они могли допустить над собой общий авторитет. Страдают в первую очередь слабые и пораженные кризисом страны, которым в трудный час не на что опереться, кроме все той же надломленной трости МВФ.
Правительства развитых стран, при всем номинальном почтении к выкладкам передовых экономистов, на практике демонстрируют скорее согласие с Соросом: угроза экономического спада в США или Японии влечет за собой радикальное вмешательство в работу рынка, как монетаристское, так и налогово-бюджетное. Но многие страны не имеют на это ни средств, ни авторитета.
Неудачи России на протяжении последнего десятилетия создали в ней совершенно карикатурный образ свободного рынка: невежественная ложь о неизбежности "бандитского капитализма" раздается сегодня со страниц газет, с профессорских кафедр и с думской трибуны, с постоянными кивками на США. Ничего подобного в США конечно не существовало: методы Джона Рокфеллера, Эндрю Меллона или Джона Пирпойнта Моргана были далеки от деликатности, но в отличие от Березовского или Ходорковского эти люди занимались не ограблением, а невиданным обогащением своей страны, и к началу XX столетия вывели ее экономику на первое место в мире. На протяжении всей своей жизни они раздавали свое личное состояние на благотворительные цели, сотни миллионов долларов. Морган, не взирая на Адама Смита, практически единолично спас страну от финансового кризиса. Меллон истратил практически все состояние на предотвращение войны - увы, безуспешно.
Рынок - это не просто деньги, товар, труд и капитал, и Джордж Сорос - лишь последний и, может быть, самый яркий представитель плеяды финансистов и предпринимателей, которые нам неустанно об этом напоминают. Главный проект его жизни - это не тугая мошна, а открытое общество, не свобода капитала, а свобода человека, и ради нее он стал пророком и обличителем капитализма, давшего ему на это средства. Даже ему, миллиардеру, эта миссия не под силу в одиночку, но у него были, есть и будут единомышленники - люди, доказывающие всей жизнью, что не совесть должна состоять на службе у денег, а наоборот.
К чести Сороса, он признал ошибки и промахи, но своих фундаментальных взглядов не изменил. Только что он опубликовал новую книгу: "Открытое общество: реформа глобального капитализма". В каком-то смысле это - исправленное и пересмотренное издание предыдущей: к числу важных добавлений можно причислить главу под уже вошедшим в поговорку названием: "Кто потерял Россию".
Джордж Сорос - не единственный миллиардер, занимающийся широкой благотворительностью и пишущий книги; можно вспомнить, например, главу компании Microsoft Билла Гейтса. Но он, в отличие от других, сосредоточил свою деятельность на конкретной цели, построении "открытого общества", и поставил этой цели на службу и деньги, и перо. Вот как характеризует Сороса в рецензии на его книгу в журнале New York Review of Books известный экономист Роберт Скиделски.
"Уникальность Сороса... заключается не в его успехе на поприще делания денег. Он - куда более редкая птица: человек действия, добившийся успеха, и в то же время интеллектуал. Я не думаю, чтобы он наперед разработал систему обыгрывания рынка. Как и все успешные магнаты, он действовал на основании инстинкта, догадки, суждения, пристрастия, привилегированной информации. Но, в отличие от большинства успешных людей действия, он обладает способностью систематически размышлять о причинах своего успеха, и мы вправе прийти к заключению, что по мере своего преуспевания он все больше рассматривал свою деловую жизнь как лабораторию для проверки собственных теорий работы рынка".
Чтобы понять, с каких позиций Джордж Сорос критикует рынок, необходимо знать кое-что о самом рынке. Исходя из того, что моих весьма скромных познаний в экономике достаточно, чтобы эту критику понять, я рискну ими поделиться.
Основоположник экономической науки Адам Смит говорил о "невидимой руке" рынка, которая сама приводит в равновесие экономические ресурсы и цены, без вмешательства какого-либо командного или государственного органа. "Невидимая рука" - это всего лишь метафора, смысл которой заключается в том, что какой бы информацией ни располагал командный орган, например советское правительство, информация, которую имеет в своем распоряжении сам рынок, всегда полнее. Вспомним, что одним из заклятых врагов советской власти был спекулянт - человек, покупавший излишки в одном месте и продававший их в другом, где существовал дефицит. Этот спекулянт как раз и был агентом "невидимой руки", обычно ничуть об этом не догадываясь, и пытался привести в соответствие спрос и предложение там, где это было не под силу мудрецам Госплана.
Настоящее равновесие, конечно же, достижимо лишь там, где рынок свободен. При этом Смит и его последователи понимали, что роль правительства в экономике не сводится к нулю, и что существуют сферы хозяйственной деятельности, где рыночные механизмы практически не действуют. Но он считал, что такие сферы невелики и строго ограничены, и что за их пределами рынку не следует ставить препятствий и вносить в него поправок. Эта теория, со многими изменениями и уточнениями, не меняющими ее существа, оставалась господствующей до середины 30 годов XX века.
Человеком, поправившим Адама Смита, стал англичанин Джон Мейнард Кейнс. Незадолго до этого мировая капиталистическая система была поражена тяжелейшим в ее истории кризисом, который в рамках классической теории был необъясним: резко нарушенное равновесие упорно не восстанавливалось. Кейнс пришел к выводу, что даже если рынок обладает всей полнотой информации, он не обязательно и не всегда до конца преобразует эту информацию в действие. Так например, рынок может диктовать общее снижение заработной платы, но реальные рабочие, представляя собой политическую силу, препятствуют полному и своевременному осуществлению этой меры.
По мнению Кейнса, правительство может и даже должно играть в экономике куда большую роль, чем полагал Смит, используя для этого налогово-бюджетную политику. В частности, в период глубокого экономического спада государству следует принимать бюджеты с большим дефицитом, в расчете на то, что крупные затраты стимулируют экономику, а ее последующий рост увеличит налоговые поступления, и дефицит будет компенсирован.
Впоследствии, однако, первоначальные идеи Смита были во многом реабилитированы. С 70-х годов XX века большое влияние приобрела так называемая "новая классическая школа" с ее концепциями "рациональных ожиданий" и "рыночного клиринга". Труды ее теоретиков пестрят математическими формулами и для непосвященных непроницаемы, но общий смысл таков: рынок всегда обладает исчерпывающей информацией и "в конечном счете" всегда приводит к клирингу, то есть к полной взаимной ликвидации всех временных неравновесий. Поэтому действия правительства, рекомендуемые Кейнсом, в принципе приносят только вред: оно принимает меры, и без того заложенные рынком в свое дальнейшее поведение, и таким образом деформирует экономику, как если бы кто-то весной обрезал яблоням цветы и вешал на них фрукты.
Джордж Сорос критикует рынок с позиций, которые в чем-то близки к Кейнсу, но экономисты, подвергшие разносу его предыдущую книгу, обвинили автора в том, что он не совсем понимает, с кем спорит, адресуя свои аргументы теоретикам тридцатилетней давности. Как мы знаем, он уже принес свои извинения, и у него есть уважительная причина: эти тридцать лет он истратил на зарабатывание денег, а не на изучение литературы о них. Но каковы же эти аргументы - в исправленном новом издании?
Сорос не верит во всезнание рынка, потому что собственный опыт подсказывает ему совсем другое. В конце концов, рынок состоит из людей, и вся полнота рыночной информации состоит из содержимого голов этих людей. Действия, которые мы приписываем рынку, тоже осуществляются через этих людей, как в приведенном примере со спекулянтами.
Если говорить начистоту, каждый из нас считает большинство своих современников людьми, далекими от умственного совершенства, хотя себя, как правило, полагает приятным исключением из этого правила. По расчетам экономистов, множество глупостей, совершаемых каждым из нас, взаимно друг друга нейтрализует, и сам рынок ведет себя разумно - отсюда и теория "рациональных ожиданий".
Но существует, пусть и далекая от математической строгости, теория поведения толпы, разработанная еще в XIX веке французским социологом Гюставом Ле Боном, и это поведение как правило далеко от рационального. Можно привести иллюстрацию применительно к рынку: люди, без достаточных оснований полагая некую сферу деятельности благоприятной, вкладывают в нее деньги, а когда она в результате подает признаки роста, они принимают этот рост за положительную реакцию рынка и удваивают энтузиазм и вклады. В конце концов равновесие не только не наступает, но еще сильнее нарушается, и когда наступает расплата, она бывает катастрофической. Кому как не Джорджу Соросу знать об этом лучше всех: на этой человеческой глупости, которая служит себе самой поощрением, он заработал миллиарды долларов - в отличие от ученых экономистов на жалованье.
Одна из мишеней критики Джорджа Сороса - это поведение Запада в отношении посткоммунистических стран, в первую очередь России. В самый поворотный момент, в 1989 году Сорос выступил на международной конференции в Потсдаме, тогда еще в ГДР, с радикальным планом помощи Советскому Союзу и странам Восточной Европы по модели плана Маршалла. Напомню, что план Маршалла был принят Соединенными Штатами после Второй Мировой войны для оказания экономической помощи лежащим в руинах европейским странам, как победительницам, так и побежденным. Предложение Сороса было буквально поднято на смех.
В 1990 году Сорос добился приглашения в Вашингтон на совещание Международного валютного фонда и Всемирного банка для делегации во главе с Григорием Явлинским, чтобы она представила так называемый "план Шаталина". Этот план был в конечном счете отвергнут Михаилом Горбачевым, который не мог согласиться на приватизацию земли и роспуск Советского Союза с последующим образованием экономического союза. Тем не менее, главную вину за провал российских реформ Джордж Сорос возлагает на Запад.
"Я утверждаю, что если бы западные демократические государства по-настоящему взялись за дело, Россия могла бы твердо взять курс на рыночную экономику и открытое общество. Я понимаю, что это мое утверждение противоречит господствующим взглядам. Оно не соответствует фактам, потому что, если взглянуть в лицо фактам, попытки проведения экономической реформы обернулись жестоким провалом. Надо верить в действенность зарубежной помощи, чтобы предполагать возможность другого результата, но у иностранной помощи - плохая история, и идея о том, что правительственное вмешательство может реально помочь экономике, противоречит существующему фундаментальному предубеждению в пользу рынка. Но ответственность за нынешнюю ситуацию лежит именно на этом предубеждении. Оно легло препятствием на пути подлинной решимости помочь Советскому Союзу, а затем России".
В соответствии со своей теорией необходимости и благотворности государственного и организационного вмешательства в экономику Сорос отдавал предпочтение планомерному, управляемому переходу к капитализму - в общих чертах такие позиции сближают его с Григорием Явлинским. Одно время он предлагал создать прямо внутри еще нереформированной советской экономики некий образцово-показательный частный сектор - идея провалилась, она попросту оказалась неосуществимой. Но Сорос и не скрывает от нас своих просчетов и ошибок: для него лучше ошибиться, пробуя, чем остаться безупречным, ничего не делая. Именно таким бездействием, "рыночным фундаментализмом" было, на его взгляд, поведение Запада в отношении российских реформ. В основе этого поведения лежало убеждение, что силы рынка, если только не ставить им препятствий, приведут к реформам почти автоматически.
В результате на пост главы правительства был выдвинут Егор Гайдар, "глава экономического исследовательского института, изучавший макроэкономическую теорию по стандартному учебнику Руди Дорнбуша и Стэна Фишера", как с плохо скрываемым презрением характеризует его Джордж Сорос. Гайдар попытался применить почерпнутые из учебника монетаристские принципы к экономике, которая не слушалась монетаристских сигналов.
С критикой российских реформ в устах Сороса сегодня большинству из нас нетрудно согласиться, хотя в свое время она далеко не всем казалась очевидной. Журнал "Экономист", этот захлебывающийся от оптимизма орган мировых предпринимательских кругов, годами пел хвалебную песню Анатолию Чубайсу - даже тогда, когда он стал одним из самых ненавидимых людей в России, а его проекты ваучерной приватизации и аукциона по долговым обязательствам обернулись тотальным ограблением и создали в стране могущественную олигархию.
Труднее согласиться с пунктами положительной программы Сороса, которые, конечно, часто менялись, но почти всегда были достаточно утопичными. Уже упомянутый проект нового плана Маршалла был вряд ли осуществим в стране, где даже неумелым реформаторам с самого начала противостояла внушительная оппозиция. В 1992 году, когда Международный валютный фонд предоставил России заем в 15 миллиардов долларов, Сорос выступил на страницах газеты Wall Street Journal с предложением употребить его на выплату российским гражданам пособий по социальному страхованию, защитив их от тягот переходного периода. Он полагает, что если бы это удалось, отношение россиян к Западу было бы сегодня совершенно иным. Но такое употребление денег противоречит уставу МВФ, и даже если бы разрешение удалось исхлопотать, деньги были бы просто проедены на фоне потерпевших крах реформ. Что же касается доброй памяти, то на это, как показывает история, рассчитывать трудно: несмотря на всю безвозмездную американскую помощь и советские репарации, молодежь ФРГ на рубеже 80-х годов проявляла явную враждебность к США и симпатию к СССР, о чем сегодня приходится с неудовольствием вспоминать тогдашнему активисту, а ныне министру иностранных дел Йошке Фишеру.
В последующие годы Джордж Сорос стал кумиром тысяч российских ученых, истратив на научные и образовательные нужды 140 миллионов долларов. Но и эта мера оказалась лишь временной и в конечном счете безрезультатной: она могла бы обрести настоящий смысл лишь на фоне фундаментальных реформ, которые так и не состоялись.
Таким образом был упущен чрезвычайно важный исторический момент, по мнению Сороса из-за бездействия и безразличия Запада. Если России все-таки удастся в будущем развернуться в сторону цивилизованного рынка, то наверняка с большими жертвами и сомнениями, чем это было возможно сразу после краха коммунизма. Но и здесь, как мне кажется, аргументы Сороса не выглядят неуязвимыми: вполне возможно, что историческая инерция России и ее общественных институтов помешала бы ей, по крайней мере в короткий срок, занять позиции, по-настоящему совместимые с ценностями открытого общества.
Но Россия и риторический вопрос о том, кто ее потерял - это лишь один из пунктов развернутой критики, которой Сорос подвергает современный капитализм. Было бы ошибкой понимать эту критику как приговор системе свободного предпринимательства, но эта система для Сороса, в отличие от ученых экономистов, представляет собой не цель, а средство: открытое общество, допускающее свободу мнений, возможно лишь в условиях общей свободы, включая и свободу рынка. Однако реальный глобальный капитализм нередко выносит либеральные ценности за скобки. Существующие международные финансовые институты, такие как МВФ и Всемирный банк, безнадежно неэффективны, потому что не поднимают, или по крайней мере не поднимали до последнего времени взгляда выше бухгалтерских книг, не видя при этом, насколько разрушительными могут быть узко коммерческие принципы для общественной морали.
Если принять бесспорный для Сороса принцип, что стабильное существование рынка невозможно без административного вмешательства, то мы живем сегодня в парадоксальном мире: глобальный капитализм при отсутствии глобального правительства, которое могло бы принимать корректирующие меры. Надо сказать, что здесь, при всей верности поставленного Соросом диагноза, рекомендуемая им терапия наиболее утопична и туманна: слишком различны, а порой и противоположны политические интересы многих стран, чтобы они могли допустить над собой общий авторитет. Страдают в первую очередь слабые и пораженные кризисом страны, которым в трудный час не на что опереться, кроме все той же надломленной трости МВФ.
Правительства развитых стран, при всем номинальном почтении к выкладкам передовых экономистов, на практике демонстрируют скорее согласие с Соросом: угроза экономического спада в США или Японии влечет за собой радикальное вмешательство в работу рынка, как монетаристское, так и налогово-бюджетное. Но многие страны не имеют на это ни средств, ни авторитета.
Неудачи России на протяжении последнего десятилетия создали в ней совершенно карикатурный образ свободного рынка: невежественная ложь о неизбежности "бандитского капитализма" раздается сегодня со страниц газет, с профессорских кафедр и с думской трибуны, с постоянными кивками на США. Ничего подобного в США конечно не существовало: методы Джона Рокфеллера, Эндрю Меллона или Джона Пирпойнта Моргана были далеки от деликатности, но в отличие от Березовского или Ходорковского эти люди занимались не ограблением, а невиданным обогащением своей страны, и к началу XX столетия вывели ее экономику на первое место в мире. На протяжении всей своей жизни они раздавали свое личное состояние на благотворительные цели, сотни миллионов долларов. Морган, не взирая на Адама Смита, практически единолично спас страну от финансового кризиса. Меллон истратил практически все состояние на предотвращение войны - увы, безуспешно.
Рынок - это не просто деньги, товар, труд и капитал, и Джордж Сорос - лишь последний и, может быть, самый яркий представитель плеяды финансистов и предпринимателей, которые нам неустанно об этом напоминают. Главный проект его жизни - это не тугая мошна, а открытое общество, не свобода капитала, а свобода человека, и ради нее он стал пророком и обличителем капитализма, давшего ему на это средства. Даже ему, миллиардеру, эта миссия не под силу в одиночку, но у него были, есть и будут единомышленники - люди, доказывающие всей жизнью, что не совесть должна состоять на службе у денег, а наоборот.