Фонд "Новая Америка" - одна из сотен бесприбыльных организаций и институтов, действующих в столице США. Как правило, эти организации преследуют конкретные политические, идеологические и экономические цели, хотя не обязательно открыто их провозглашают. В случае "Новой Америки" такие цели неочевидны: этот фонд, возникший в 1999 году, определяет свою миссию как поощрение публичных дебатов на важнейшие темы современности, которые не всегда достаточно остро поднимаются по обе стороны стандартного политического спектра.
В работе фонда в основном принимают участие журналисты, публицисты и социологи, а их продукция - газетные и журнальные статьи и конференции. Но время от времени "Новая Америка" устраивает прямые дебаты между сторонниками интригующих и контрастных точек зрения. Одному из этих споров я и хочу сегодня уделить внимание: речь идет, ни мало ни много, о судьбе цивилизации и всего человечества.
Участники диспута, который был проведен письменно, скорее всего с помощью электронной почты, знакомы давним и постоянным слушателям "Атлантического дневника". С одной стороны это - Роберт Райт, автор вышедшей пару лет назад книги "Ненулевая сумма: логика человеческой судьбы", в которой он рисует, хотя и с некоторыми оговорками, картину грядущего процветания и прогресса. Его оппонент, Роберт Каплан, приобрел мировую известность своими мрачными пророчествами относительно нашего самого ближайшего будущего, которыми переполнены его многочисленные журнальные статьи и книги. Для примера: одна из его последних книг называется "Грядущая анархия: разбитые мечты после холодной войны".
Роберт Райт, которому выпал жребий открыть диспут, начинает с типичной оговорки: он, дескать, не является категорическим оптимистом - оптимистом почему-то быть всегда стыдно или не вполне прилично, есть в этом какой-то неустранимый оттенок простодушия.
"На чем же основывается мой относительный оптимизм? Мой рецепт и диагноз построены на понятии игры с ненулевой суммой - термин, взятый из теории игр. Игра с нулевой суммой - это то, что мы видим в спорте, например в теннисе: каждое очко в матче - на пользу одному из игроков и во вред другому. Таким образом, судьбы игроков находятся в отрицательной зависимости друг от друга. В игре с ненулевой суммой эти судьбы могут быть в положительной зависимости: результатом может быть победа или поражение обеих сторон, в зависимости от того, как соперники играют. Так например, в парном теннисном матче игроки одной стороны состоят в отношениях с весьма ненулевой суммой, потому что оба выигрывают либо оба проигрывают".
В качестве иллюстрации распространенности и благотворности ненулевого подхода в современном мире Роберт Райт приводит эпизод из собственной жизни: он только что приобрел микроавтобус японской марки "Хонда". Выгоды от этого имеют обе стороны - и сам автор, у которого теперь есть надежная и сравнительно недорогая машина, и японские рабочие и предприниматели, которые получили от него некоторую долю своей заработной платы и прибылей.
По правде сказать, я бы предпочел более сложный пример, из которого видно, насколько нулевой или ненулевой характер игры зависит от восприятия самих игроков. Владимир Путин рассматривает расширение НАТО на восток как выигрыш для Запада и проигрыш для России, то есть как игру с нулевой суммой. Президент США Джордж Буш в своем выступлении в Варшаве охарактеризовал планы такого расширения как обоюдно выгодные в сфере безопасности и сотрудничества и дал понять, что на определенном этапе Россия тоже может стать членом НАТО. Не вдаваясь в подробности, можно предсказать, что сумма будет ненулевой, как этого желает Буш, то есть выигрыш будет обоюдным лишь в том случае, если Путин пойдет Бушу навстречу - при одном важном условии, что Буш говорит правду.
По мнению Роберта Райта, цивилизация в принципе является игрой с ненулевой суммой, и по мере развития цивилизации эта ее характеристика становится все более отчетливой и важной. На заре человеческого общества оно состояло из отдельных поселений или стойбищ во враждебном окружении, но затем они стали сливаться в системы взаимовыгодного сотрудничества с централизованным управлением, в конечном счете - в государства. В наше время возникают одна за другой надгосударственные структуры, такие как Организация Объединенных Наций, Всемирная торговая организация или Европейский Союз, содействующие укреплению глобального сотрудничества ценой определенного ограничения государственного суверенитета стран, входящих в организацию.
По мнению Роберта Райта, этот процесс постепенно приводит к системе глобального управления - не в прямом смысле создания мирового правительства, а путем все более тесного взаимодействия наднациональных организаций. Таким образом, любое разумное решение таких органов в конечном счете служит нашей общей пользе, а не нуждам отдельных государств.
Ненулевая сумма игры не обязательно должна быть положительной. Изобретение все новых и все более эффективных видов оружия приводят к ситуации, где выигрыш становится практически невозможным: так например, ядерный конфликт будет типичной игрой с отрицательной суммой. Но и это, в конечном счете, становится стимулом к сотрудничеству, о чем свидетельствуют переговоры об ограничении вооружений и предотвращении опасных конфликтов.
Другим важным фактором, заставляющим Роберта Райта верить в неизбежность прогресса, является то, что он именует "расширением нравственного периметра".
"Если вспомнить Древнюю Грецию, были времена, когда граждане одного греческого города-государства считали граждан другого греческого города-государства буквально не в полной мере людьми. Они предавались убийствам и разграблению без каких бы то ни было угрызений. Затем греки подверглись процессу просвещения и решили, что другие греки - тоже люди. А вот персы - это уже не люди... И сегодня, как мне кажется, мы добились прогресса, особенно в экономически развитых государствах. Думаю, что почти любой в этих странах скажет, что люди везде, независимо от расы, вероисповедания или цвета кожи, заслуживают хотя бы минимального уважения".
У этого явления, считает Райт, есть веские исторические причины. Расширению самосознания греков способствовало их совместное участие в войне с персами. Позднее, когда Персия была завоевана Александром Македонским, ее население было тоже включено в античный нравственный периметр. Есть тут, однако, некоторая историческая неточность, потому что римляне, современники греков, почти изначально считали полноценными людьми практически всех, с кем вступали в контакты или вели войны, а освобожденные рабы у них автоматически получали римское гражданство. Римлянам почему-то не нужна была долгая нравственная эволюция греков. И если вернуться в сегодняшний день, то надо подчеркнуть, что развитые государства, где господствуют упомянутые просвещенные взгляды, представляют собой меньшинство мирового населения, и везде, в том числе и в Европе, люди по сей день убивают друг друга за неправильную национальную принадлежность. Таким образом, непрерывность прогресса далеко не бесспорна.
Чем больше вчитываешься в аргументы Роберта Райта, тем очевиднее их утопичность. Лично я совершенно не уверен, что мы, уроженцы столетия Гитлера и Сталина, имеем право считать себя более развитыми в нравственном отношении, чем современники Александра Македонского или Юлия Цезаря. А блистательный тезис о пользе сотрудничества, для доказательства которого Роберту Райту почему-то потребовалась теория игр? Как будто и так не ясно, что честно работая, мы улучшаем и собственное благосостояние, и материальную ситуацию нашего работодателя и общества в целом. Но кто же, в таком случае, по сей день играет в игры с нулевой суммой - например, таскает из карманов бумажники и грабит банки?
Если даже я, не слишком задумываясь, нашел зазоры в аргументах Роберта Райта, то для Роберта Каплана это и вовсе не должно составить труда. Статьи и книги Каплана написаны как правило в жанре путевых заметок, но путешествует он обычно вдали от накатанных туристических маршрутов, по так называемым "горячим точкам" планеты. Он посетил десятки стран - на Балканах, в Западной Африке, в Центральной Азии - и везде обнаружил приметы, свидетельствующие о том, что история не обязательно складывается в пользу прогресса. При этом, если взгляд Роберта Райта нацелен в неопределенное туманное будущее, Каплан пытается предсказать курс истории на ближайшие полтора десятка лет.
"Я полагаю, что, по ряду причин, в ближайшие 10-15 лет мы будем свидетелями ослабления,.. а возможно и распада больших, достаточно сложных современных обществ в таких местах как Нигерия, Кот-д-Ивуар и Пакистан. И мы будем свидетелями жестоких кризисов в таких странах как Бразилия и Индия. Этот распад колониальной структуры породит кризисы такого рода, где не будет никаких сценариев интервенции или же сценарии интервенции будут куда хуже, чем они были в Боснии и Сьерра-Леоне. Проблема не в том, что в этих странах - особо плохие правительства. Они пытаются делать все, что от них зависит. Причины куда сложнее и неискоренимее".
Основания для такого пессимизма Роберт Каплан четко излагает по пунктам, и я не буду нарушать стройность его аргументации.
Во-первых, общества, о которых он говорит, модернизируются, и эти внезапные и быстрые перемены всегда чреваты дестабилизацией.
Во-вторых, большинство из них отличается особой демографией: в то время, как в более развитых странах население стареет, в государствах, о которых ведет речь Каплан, большинство составляют молодые люди, от 15 до 29 лет, не находящие себе в обществе ни работы, ни жизненной цели.
В-третьих, с ростом городского населения, даже в третьем мире, проблемы, которые при сельском способе существования не причиняют особого вреда, приобретают невиданную остроту: деревня может обойтись без электричества, но в городе вроде Мехико или Лагоса его отключение чревато катастрофой.
Далее Роберт Каплан упоминает такие проблемы как дефицит ресурсов, в первую очередь воды, и изменения климата, влекущие за собой невиданные стихийные бедствия. Далеко не последний фактор дестабилизации - становление демократии в слаборазвитых странах. Многие из проблем демократии, легко преодолеваемых зрелым обществом с развитым средним классом, могут стать непоправимым ударом на первых стадиях такого становления - например, правление партии меньшинства. Именно в таких обстоятельствах пришли в свое время к власти Муссолини и Гитлер.
Если вернуться к доводам Роберта Райта, то одним из главных в его пользу должна быть так называемая "глобализация", растущая проницаемость государственных границ для коммерции и информации. Глобализация, в чем бы не винили ее плохо информированные и истеричные противники, - это как раз и есть высшая стадия сотрудничества, главная игра с ненулевой суммой, и проблема не в том, что она осуществляется слишком быстро и успешно, а в ее избирательности и медлительности. В конце концов, сколько бы ни протестовали французские активисты против "Макдональдсов", их во Франции почему-то уже около двух тысяч, и они возникают и существуют без правительственных дотаций.
Но даже успех глобализации имеет, как отмечает Роберт Каплан, свою мрачную изнанку. Если социальные катастрофы прошлого порой принимали форму массовых бунтов или миграций, и часто упирались в границы стабильного соседнего государства, то сегодня человеку даже в самой слаборазвитой стране достаточно иметь телефонное гнездо в стене для подключения к Интернету или чашку Петри для разведения болезнетворной культуры, чтобы нанести цивилизации ощутимый удар. В глобализованном обществе границы становятся фикцией - и для Интернета, и для сибирской язвы.
Кроме того, как отмечает Каплан, мировая централизация управления, которая так по сердцу Роберту Райту, происходит параллельно всеобщему социальному расслоению, на заоблачном для большинства населения планеты уровне. Достаточно взглянуть на какую-нибудь ежегодную встречу финансистов в Давосе, чтобы поразиться ее средневековому духу: сеньоры решают свои проблемы, до которых крестьянам нет никакого дела. Неравномерность развития заметна и внутри отдельных стран, в Китае или даже Гане, где сравнительно зажиточные приморские провинции контрастируют с нищетой внутренних. Именно вокруг таких сдвигов и происходят землетрясения.
Социальному оптимизму Роберта Райта Роберт Каплан противопоставляет элементарное знание человеческой природы, отмечая, что никогда прежде в истории рациональные факторы не были главной движущей силой. И сегодня за примерами ходить далеко не приходится - их можно найти в уже упомянутых дефектах глобализации. Уже нет никаких сомнений в том, что Европу в ближайшие двадцать лет постигнет жесточайший демографический, а следовательно и экономический кризис: ее население очень быстро стареет. Единственное решение этой проблемы - резкое увеличение иммиграции, которое одновременно было бы и частичным решением кризиса в слаборазвитых странах. Но когда Германия объявила недавно о намерении резко увеличить выдачу иммиграционных виз, другие страны Европейского Союза запротестовали. В расизме и ксенофобии нет совершенно ничего разумного, и тем не менее, вопреки всем расчетам Роберта Райта, эти предрассудки сегодня, после векового отступления, все шире распространяются именно в развитых странах.
Может быть, Роберту Райту надо поискать другое человечество для реализации своей мечты о процветании - с тем, из которого мы все родом, у него может получиться не так гладко.
Баланс, который приходит время подбить, далеко не радостен - тем более, что инстинктивно я все-таки на стороне Райта, и мрачные прогнозы Каплана требуют мер, характерных скорее для тоталитарных, чем для демократических обществ. Если для глобальной цивилизации потенциально опасен каждый человек с телефонным гнездом или чашкой Петри, то у государства нет иного выхода, кроме как взять под контроль все эти гнезда и чашки, а прежде всего - людей. На фоне этого всемирного деспотизма нынешний давосский феодализм покажется потерянным раем.
Единственным утешением может послужить лишь то, что никаких реальных методов прогнозирования будущего, даже самого ближайшего, у нас нет. Моделью может послужить только прошлое, и хотя в этом прошлом много такого, что вызывает ужас, наше сносное нынешнее состояние - продукт и результат именно этого прошлого. Если мы сумеем хотя бы уберечь приобретенное, у нас, быть может, появится шанс его приумножить. Расслаблять себя сказками о светлом будущем - ничуть не умнее, чем шарахаться от воображаемых пугал.
И тем не менее, у Роберта Каплана, при всей безрадостности его предсказаний, есть замечательная черта, которой не достает слишком многим пророкам прогресса и благоденствия - он не боится спуститься в реальный мир, тот, который простирается за пределами Давоса, Брюсселя и Вашингтона. В этом мире, где целое поколение сведено под корень СПИДом, малярией, туберкулезом и другими болезнями, о которых мы в нашем благополучии даже не слыхали, где страны в сотни миллионов жителей балансируют на грани гражданской войны, где большинство населения не только не держало в руках чашки Петри, но и никогда не заглядывало в "Макдональдс", сегодня во многом решаются судьбы мира, хотя политикам в благополучных столицах кажется, что они держат эти судьбы в своих руках. Политики, хлопоча о грядущем благоденствии, изгладили из памяти прошлое, в котором бури зарождаются в хижинах, а затем сметают дворцы.
Роберт Каплан, в отличие от тех, кто любит поговорить о человеческом страдании, многократно и добровольно смотрел этому страданию в глаза, и поэтому, может быть, ему трудно быть оптимистом. Его нравственный периметр шире, чем у древнего грека или у среднего современного ньюйоркца со всей его политической корректностью, потому что включает в себя живых африканцев, румын или таджиков, а не их абстрактные силуэты из статистических сводок. Он знает, где на самом деле течет история, и поэтому потерял надежду.
Для нас история течет на страницах газет или на экране телевизора, и мы, как правило, не лучше газет, которые читаем, - если читаем вообще. Запад, впрочем, уже извлек кое-какие уроки, но я каждый раз с изумлением беру в руки российские газеты, чей тираж исчезающе мал, и которые поэтому мнят себя элитарными. Эти газеты выходят на планете, где нет ни Бразилии, ни Индонезии, где Индия и Китай лишь изредка мелькают в качестве географических примечаний - и все это страны больше России, потому что мир состоит из людей, а не из квадратных километров. Когда мы не желаем замечать человека в соседе, мы теряем его в себе, и в любой игре упорно видим только нулевую сумму.
В работе фонда в основном принимают участие журналисты, публицисты и социологи, а их продукция - газетные и журнальные статьи и конференции. Но время от времени "Новая Америка" устраивает прямые дебаты между сторонниками интригующих и контрастных точек зрения. Одному из этих споров я и хочу сегодня уделить внимание: речь идет, ни мало ни много, о судьбе цивилизации и всего человечества.
Участники диспута, который был проведен письменно, скорее всего с помощью электронной почты, знакомы давним и постоянным слушателям "Атлантического дневника". С одной стороны это - Роберт Райт, автор вышедшей пару лет назад книги "Ненулевая сумма: логика человеческой судьбы", в которой он рисует, хотя и с некоторыми оговорками, картину грядущего процветания и прогресса. Его оппонент, Роберт Каплан, приобрел мировую известность своими мрачными пророчествами относительно нашего самого ближайшего будущего, которыми переполнены его многочисленные журнальные статьи и книги. Для примера: одна из его последних книг называется "Грядущая анархия: разбитые мечты после холодной войны".
Роберт Райт, которому выпал жребий открыть диспут, начинает с типичной оговорки: он, дескать, не является категорическим оптимистом - оптимистом почему-то быть всегда стыдно или не вполне прилично, есть в этом какой-то неустранимый оттенок простодушия.
"На чем же основывается мой относительный оптимизм? Мой рецепт и диагноз построены на понятии игры с ненулевой суммой - термин, взятый из теории игр. Игра с нулевой суммой - это то, что мы видим в спорте, например в теннисе: каждое очко в матче - на пользу одному из игроков и во вред другому. Таким образом, судьбы игроков находятся в отрицательной зависимости друг от друга. В игре с ненулевой суммой эти судьбы могут быть в положительной зависимости: результатом может быть победа или поражение обеих сторон, в зависимости от того, как соперники играют. Так например, в парном теннисном матче игроки одной стороны состоят в отношениях с весьма ненулевой суммой, потому что оба выигрывают либо оба проигрывают".
В качестве иллюстрации распространенности и благотворности ненулевого подхода в современном мире Роберт Райт приводит эпизод из собственной жизни: он только что приобрел микроавтобус японской марки "Хонда". Выгоды от этого имеют обе стороны - и сам автор, у которого теперь есть надежная и сравнительно недорогая машина, и японские рабочие и предприниматели, которые получили от него некоторую долю своей заработной платы и прибылей.
По правде сказать, я бы предпочел более сложный пример, из которого видно, насколько нулевой или ненулевой характер игры зависит от восприятия самих игроков. Владимир Путин рассматривает расширение НАТО на восток как выигрыш для Запада и проигрыш для России, то есть как игру с нулевой суммой. Президент США Джордж Буш в своем выступлении в Варшаве охарактеризовал планы такого расширения как обоюдно выгодные в сфере безопасности и сотрудничества и дал понять, что на определенном этапе Россия тоже может стать членом НАТО. Не вдаваясь в подробности, можно предсказать, что сумма будет ненулевой, как этого желает Буш, то есть выигрыш будет обоюдным лишь в том случае, если Путин пойдет Бушу навстречу - при одном важном условии, что Буш говорит правду.
По мнению Роберта Райта, цивилизация в принципе является игрой с ненулевой суммой, и по мере развития цивилизации эта ее характеристика становится все более отчетливой и важной. На заре человеческого общества оно состояло из отдельных поселений или стойбищ во враждебном окружении, но затем они стали сливаться в системы взаимовыгодного сотрудничества с централизованным управлением, в конечном счете - в государства. В наше время возникают одна за другой надгосударственные структуры, такие как Организация Объединенных Наций, Всемирная торговая организация или Европейский Союз, содействующие укреплению глобального сотрудничества ценой определенного ограничения государственного суверенитета стран, входящих в организацию.
По мнению Роберта Райта, этот процесс постепенно приводит к системе глобального управления - не в прямом смысле создания мирового правительства, а путем все более тесного взаимодействия наднациональных организаций. Таким образом, любое разумное решение таких органов в конечном счете служит нашей общей пользе, а не нуждам отдельных государств.
Ненулевая сумма игры не обязательно должна быть положительной. Изобретение все новых и все более эффективных видов оружия приводят к ситуации, где выигрыш становится практически невозможным: так например, ядерный конфликт будет типичной игрой с отрицательной суммой. Но и это, в конечном счете, становится стимулом к сотрудничеству, о чем свидетельствуют переговоры об ограничении вооружений и предотвращении опасных конфликтов.
Другим важным фактором, заставляющим Роберта Райта верить в неизбежность прогресса, является то, что он именует "расширением нравственного периметра".
"Если вспомнить Древнюю Грецию, были времена, когда граждане одного греческого города-государства считали граждан другого греческого города-государства буквально не в полной мере людьми. Они предавались убийствам и разграблению без каких бы то ни было угрызений. Затем греки подверглись процессу просвещения и решили, что другие греки - тоже люди. А вот персы - это уже не люди... И сегодня, как мне кажется, мы добились прогресса, особенно в экономически развитых государствах. Думаю, что почти любой в этих странах скажет, что люди везде, независимо от расы, вероисповедания или цвета кожи, заслуживают хотя бы минимального уважения".
У этого явления, считает Райт, есть веские исторические причины. Расширению самосознания греков способствовало их совместное участие в войне с персами. Позднее, когда Персия была завоевана Александром Македонским, ее население было тоже включено в античный нравственный периметр. Есть тут, однако, некоторая историческая неточность, потому что римляне, современники греков, почти изначально считали полноценными людьми практически всех, с кем вступали в контакты или вели войны, а освобожденные рабы у них автоматически получали римское гражданство. Римлянам почему-то не нужна была долгая нравственная эволюция греков. И если вернуться в сегодняшний день, то надо подчеркнуть, что развитые государства, где господствуют упомянутые просвещенные взгляды, представляют собой меньшинство мирового населения, и везде, в том числе и в Европе, люди по сей день убивают друг друга за неправильную национальную принадлежность. Таким образом, непрерывность прогресса далеко не бесспорна.
Чем больше вчитываешься в аргументы Роберта Райта, тем очевиднее их утопичность. Лично я совершенно не уверен, что мы, уроженцы столетия Гитлера и Сталина, имеем право считать себя более развитыми в нравственном отношении, чем современники Александра Македонского или Юлия Цезаря. А блистательный тезис о пользе сотрудничества, для доказательства которого Роберту Райту почему-то потребовалась теория игр? Как будто и так не ясно, что честно работая, мы улучшаем и собственное благосостояние, и материальную ситуацию нашего работодателя и общества в целом. Но кто же, в таком случае, по сей день играет в игры с нулевой суммой - например, таскает из карманов бумажники и грабит банки?
Если даже я, не слишком задумываясь, нашел зазоры в аргументах Роберта Райта, то для Роберта Каплана это и вовсе не должно составить труда. Статьи и книги Каплана написаны как правило в жанре путевых заметок, но путешествует он обычно вдали от накатанных туристических маршрутов, по так называемым "горячим точкам" планеты. Он посетил десятки стран - на Балканах, в Западной Африке, в Центральной Азии - и везде обнаружил приметы, свидетельствующие о том, что история не обязательно складывается в пользу прогресса. При этом, если взгляд Роберта Райта нацелен в неопределенное туманное будущее, Каплан пытается предсказать курс истории на ближайшие полтора десятка лет.
"Я полагаю, что, по ряду причин, в ближайшие 10-15 лет мы будем свидетелями ослабления,.. а возможно и распада больших, достаточно сложных современных обществ в таких местах как Нигерия, Кот-д-Ивуар и Пакистан. И мы будем свидетелями жестоких кризисов в таких странах как Бразилия и Индия. Этот распад колониальной структуры породит кризисы такого рода, где не будет никаких сценариев интервенции или же сценарии интервенции будут куда хуже, чем они были в Боснии и Сьерра-Леоне. Проблема не в том, что в этих странах - особо плохие правительства. Они пытаются делать все, что от них зависит. Причины куда сложнее и неискоренимее".
Основания для такого пессимизма Роберт Каплан четко излагает по пунктам, и я не буду нарушать стройность его аргументации.
Во-первых, общества, о которых он говорит, модернизируются, и эти внезапные и быстрые перемены всегда чреваты дестабилизацией.
Во-вторых, большинство из них отличается особой демографией: в то время, как в более развитых странах население стареет, в государствах, о которых ведет речь Каплан, большинство составляют молодые люди, от 15 до 29 лет, не находящие себе в обществе ни работы, ни жизненной цели.
В-третьих, с ростом городского населения, даже в третьем мире, проблемы, которые при сельском способе существования не причиняют особого вреда, приобретают невиданную остроту: деревня может обойтись без электричества, но в городе вроде Мехико или Лагоса его отключение чревато катастрофой.
Далее Роберт Каплан упоминает такие проблемы как дефицит ресурсов, в первую очередь воды, и изменения климата, влекущие за собой невиданные стихийные бедствия. Далеко не последний фактор дестабилизации - становление демократии в слаборазвитых странах. Многие из проблем демократии, легко преодолеваемых зрелым обществом с развитым средним классом, могут стать непоправимым ударом на первых стадиях такого становления - например, правление партии меньшинства. Именно в таких обстоятельствах пришли в свое время к власти Муссолини и Гитлер.
Если вернуться к доводам Роберта Райта, то одним из главных в его пользу должна быть так называемая "глобализация", растущая проницаемость государственных границ для коммерции и информации. Глобализация, в чем бы не винили ее плохо информированные и истеричные противники, - это как раз и есть высшая стадия сотрудничества, главная игра с ненулевой суммой, и проблема не в том, что она осуществляется слишком быстро и успешно, а в ее избирательности и медлительности. В конце концов, сколько бы ни протестовали французские активисты против "Макдональдсов", их во Франции почему-то уже около двух тысяч, и они возникают и существуют без правительственных дотаций.
Но даже успех глобализации имеет, как отмечает Роберт Каплан, свою мрачную изнанку. Если социальные катастрофы прошлого порой принимали форму массовых бунтов или миграций, и часто упирались в границы стабильного соседнего государства, то сегодня человеку даже в самой слаборазвитой стране достаточно иметь телефонное гнездо в стене для подключения к Интернету или чашку Петри для разведения болезнетворной культуры, чтобы нанести цивилизации ощутимый удар. В глобализованном обществе границы становятся фикцией - и для Интернета, и для сибирской язвы.
Кроме того, как отмечает Каплан, мировая централизация управления, которая так по сердцу Роберту Райту, происходит параллельно всеобщему социальному расслоению, на заоблачном для большинства населения планеты уровне. Достаточно взглянуть на какую-нибудь ежегодную встречу финансистов в Давосе, чтобы поразиться ее средневековому духу: сеньоры решают свои проблемы, до которых крестьянам нет никакого дела. Неравномерность развития заметна и внутри отдельных стран, в Китае или даже Гане, где сравнительно зажиточные приморские провинции контрастируют с нищетой внутренних. Именно вокруг таких сдвигов и происходят землетрясения.
Социальному оптимизму Роберта Райта Роберт Каплан противопоставляет элементарное знание человеческой природы, отмечая, что никогда прежде в истории рациональные факторы не были главной движущей силой. И сегодня за примерами ходить далеко не приходится - их можно найти в уже упомянутых дефектах глобализации. Уже нет никаких сомнений в том, что Европу в ближайшие двадцать лет постигнет жесточайший демографический, а следовательно и экономический кризис: ее население очень быстро стареет. Единственное решение этой проблемы - резкое увеличение иммиграции, которое одновременно было бы и частичным решением кризиса в слаборазвитых странах. Но когда Германия объявила недавно о намерении резко увеличить выдачу иммиграционных виз, другие страны Европейского Союза запротестовали. В расизме и ксенофобии нет совершенно ничего разумного, и тем не менее, вопреки всем расчетам Роберта Райта, эти предрассудки сегодня, после векового отступления, все шире распространяются именно в развитых странах.
Может быть, Роберту Райту надо поискать другое человечество для реализации своей мечты о процветании - с тем, из которого мы все родом, у него может получиться не так гладко.
Баланс, который приходит время подбить, далеко не радостен - тем более, что инстинктивно я все-таки на стороне Райта, и мрачные прогнозы Каплана требуют мер, характерных скорее для тоталитарных, чем для демократических обществ. Если для глобальной цивилизации потенциально опасен каждый человек с телефонным гнездом или чашкой Петри, то у государства нет иного выхода, кроме как взять под контроль все эти гнезда и чашки, а прежде всего - людей. На фоне этого всемирного деспотизма нынешний давосский феодализм покажется потерянным раем.
Единственным утешением может послужить лишь то, что никаких реальных методов прогнозирования будущего, даже самого ближайшего, у нас нет. Моделью может послужить только прошлое, и хотя в этом прошлом много такого, что вызывает ужас, наше сносное нынешнее состояние - продукт и результат именно этого прошлого. Если мы сумеем хотя бы уберечь приобретенное, у нас, быть может, появится шанс его приумножить. Расслаблять себя сказками о светлом будущем - ничуть не умнее, чем шарахаться от воображаемых пугал.
И тем не менее, у Роберта Каплана, при всей безрадостности его предсказаний, есть замечательная черта, которой не достает слишком многим пророкам прогресса и благоденствия - он не боится спуститься в реальный мир, тот, который простирается за пределами Давоса, Брюсселя и Вашингтона. В этом мире, где целое поколение сведено под корень СПИДом, малярией, туберкулезом и другими болезнями, о которых мы в нашем благополучии даже не слыхали, где страны в сотни миллионов жителей балансируют на грани гражданской войны, где большинство населения не только не держало в руках чашки Петри, но и никогда не заглядывало в "Макдональдс", сегодня во многом решаются судьбы мира, хотя политикам в благополучных столицах кажется, что они держат эти судьбы в своих руках. Политики, хлопоча о грядущем благоденствии, изгладили из памяти прошлое, в котором бури зарождаются в хижинах, а затем сметают дворцы.
Роберт Каплан, в отличие от тех, кто любит поговорить о человеческом страдании, многократно и добровольно смотрел этому страданию в глаза, и поэтому, может быть, ему трудно быть оптимистом. Его нравственный периметр шире, чем у древнего грека или у среднего современного ньюйоркца со всей его политической корректностью, потому что включает в себя живых африканцев, румын или таджиков, а не их абстрактные силуэты из статистических сводок. Он знает, где на самом деле течет история, и поэтому потерял надежду.
Для нас история течет на страницах газет или на экране телевизора, и мы, как правило, не лучше газет, которые читаем, - если читаем вообще. Запад, впрочем, уже извлек кое-какие уроки, но я каждый раз с изумлением беру в руки российские газеты, чей тираж исчезающе мал, и которые поэтому мнят себя элитарными. Эти газеты выходят на планете, где нет ни Бразилии, ни Индонезии, где Индия и Китай лишь изредка мелькают в качестве географических примечаний - и все это страны больше России, потому что мир состоит из людей, а не из квадратных километров. Когда мы не желаем замечать человека в соседе, мы теряем его в себе, и в любой игре упорно видим только нулевую сумму.