Прямая речь

Дневник - принципиально личный жанр, но сегодня я буду говорить не один. Вернее, я даже буду не столько говорить, сколько слушать. Недавно мне довелось встретиться в Праге с целым коллективом людей, приложивших руку к событиям, которые не так давно изменили лицо мира. Большинство из них - бывшие сотрудники администрации президента США Роналда Рейгана. Некоторым из них я предоставлю слово в эфире.

Лет 20 назад те из нас, кто еще хорошо помнит это время, жили в совершенно ином мире. Он был разделен на два четко очерченных и резко противостоящих друг другу лагеря, и в каждом из этих лагерей образ противника был самым нелестным. "Мы вас похороним", обещал вождь одной из сторон, театрально колотя ботинком по трибуне. Поскольку такого исхода кое-кто опасался всерьез, противоположная сторона решила пойти на перемирие, и возникла ситуация, известная как "разрядка напряженности".

Но вскоре сторонников разрядки сменила совсем другая администрация, позиция которой в корне отличалась от миротворческих взглядов предшественников. "Разрядка" была объявлена аморальной, противника назвали "империей зла", и курс был взят на победу. По словам Ричарда Аллена, советника по вопросам национальной безопасности в годы первого президентского срока Роналда Рейгана, эта перемена курса была задумана еще задолго до прихода к власти.

"Поскольку я присутствовал при зарождении, когда стратегия только возникала, примерно в 1977-78 гг., я могу сказать, что она основывалась на убеждении Рейгана, что в холодной войне следует не соблюдать равновесие, а одержать победу. И именно это его убеждение с такой силой меня притягивало к нему. К этому времени я принял участие в съезде республиканской партии 1976 года, я написал сценарий, проект платформы 1976 года. Это происходило при необычных обстоятельствах, потому что Рейган не хотел позволить Форду написать платформу, а Форд не хотел позволить Рейгану. Меня выбрал близкий друг президента Рейгана, Брайс Харлоу, знаменитый и легендарный вашингтонский лоббист и сотрудник администрации Никсона и администрации Эйзенхауэра, чтобы написать этот проект, и я написал его с прямой целью вызвать споры, которые и вспыхнули на республиканском съезде в Канзас-сити - вызвать споры о нравственности во внешней политике и вынести приговор политике разрядки.

В обычном смысле слова, как это понималось, против тактики или, если угодно, стратегии разрядки нельзя было возразить - кто может быть против разрядки напряженности? Но когда это было возведено в ранг богословия, при Никсоне и Киссинджере, а затем при Форде и Киссинджере, эта политика стала объектом нападок, и довольно ожесточенных. Здесь с нами мой старый друг, мой молодой друг Ричард Перл, который с другой позиции, как сотрудник штата одного из ведущих сенаторов-демократов, вел ту же самую борьбу, за вынесение приговора политике разрядки - по сути своей политике компромисса и капитуляции. Ибо в конечном счете она вела к капитуляции. Поэтому наша цель была борьба с ней и использование направления, принятого администрацией Форда, для победы над ней. И это нам почти удалось.

Таким образом, в начале 1977 г., когда Рейган проиграл Форду, а Форд проиграл Картеру, я навестил Рейгана,... и когда он изложил мне свои идеи в области международных отношений, и конкретно в отношении Советского Союза, а его идея состояла в том, чтобы победить в холодной войне, а не поддерживать равновесие, не сидеть сложа руки и просто поддерживать с русскими отношения, но активно проводить стратегию, направленную на падение коммунистической диктатуры в России, я под этим подписался".

Трудно сказать, насколько верил Хрущев в собственные слова, когда обещал похоронить Америку. Риторика имеет свои законы, и когда стоишь лицом к Генеральной Ассамблее ООН, да еще с ботинком в руке, говорить надо что-нибудь очень радикальное.

Хрущева теперь не спросишь. Что же касается рейгановских "ястребов", то они, конечно же, были убеждены в своей исторической и моральной правоте, но ответ на вопрос, насколько они рассчитывали на прижизненную победу, теперь поневоле окрашен нынешним знанием истории, взглядом из будущего. Вот что говорит об этом Ричард Аллен, вспоминая Рейгана:

"Конечно, он верил в это. И я верил. Но я не думал, что это произойдет так быстро ... Я знаю двух людей, предсказавших падение Советского Союза - предсказавших буквально. Одна из них была экономистом в Гуверовском институте войны, революции и мира, другой был Збигнев Бжезинский. Они подошли настолько близко, насколько мне известно, к предсказанию падения.

Но проблема была не в этом. Проблема была в том, чтобы бороться, чтобы разработать внешнюю политику, воплощенную в действиях администрация, которая создала бы условия для ускорения краха Советского Союза. И тот факт, что это случилось в 1989, 1990, 1991 - выберите какой угодно год в качестве узловой точки, - этот факт не имеет значения, важно то, что это случилось.

И конечно же, стратегия администрации Рейгана заключалась в нацеливании на мягкое подбрюшье, в особенности на Польшу, что было центральной проблемой нашей первоначальной внешней политики. Эта тактика, наращивание военной мощи, переход в наступление, отказ уступать Советскому Союзу какую бы то ни было территорию где бы то ни было, в конечном счете привела к опрокидыванию доктрины Брежнева, и это было ключом к успеху. Готовность привлекать ресурсы, готовность обращаться непосредственно к американскому народу через головы средств массовой информации, работать вместе с [Маргарет] Тэтчер, пассивно сотрудничать с Папой Римским - все это были необходимые ингредиенты, плюс то, что происходило в Восточной и Центральной Европе. И результат был великолепным. Все произошло куда глаже, чем я мог предполагать, но оставило осадок, с которым нам приходится иметь дело сегодня".

Сторонников таких взглядов принято именовать консерваторами, и администрация Роналда Рейгана по общему признанию была консервативной. Консерваторами были и его союзники - уже упомянутые Маргарет Тэтчер и Папа Римский Иоанн-Павел Второй. Но если мы не выходим за рамки внешней и международной политики, ярлык консерватора выглядит нелепо. Консервативное мировоззрение, в конце концов, предполагает приверженность существующему положению вещей и настороженное отношение к переменам. Внешнеполитическая и оборонная команда Рейгана явно состояла из людей, которых "статус кво" не устраивал, и которые избрали своей стратегией победу лагеря демократии и свободного рынка.

Одним из этих людей был помощник министра обороны Ричард Перл - тот самый, которого Ричард Аллен именует своим "молодым другом". Действительно, для политика у Перла еще вполне призывной возраст: в отличие от Аллена, чья политическая карьера - в прошлом, Перл, консультирующий республиканского кандидата Джоджа Буша, может в случае его победы расчитывать на пост советника по вопросам национальной безопасности или министра обороны. Его воспоминания о годах, проведенных в администрации Рейгана, созвучны реминисценциям старшего коллеги.

"Нет, я не рассчитывал стать свидетелем падения Советского Союза - по крайней мере не в тех временных границах, в каких это произошло. Но, как сказал Дик [Аллен], мы сосредоточивались не на том, когда это случится, но на том, как обеспечить, чтобы это случилось, когда бы то ни было. И мы думали, по крайней мере я думал, что борьба будет более долгой, чем оказалось на самом деле, но важен был отказ смириться с неизбежностью Советского Союза. Потому что американская внешняя политика, бесспорно во времена администрации Никсона, при Киссинджере, смирилась с этой неизбежностью, и эта проблема была очевидна в Соединенных Штатах практически везде: Советский Союз следовало не победить, а держать в равновесии. Таким образом, задача американской внешней политики состояла в удержании этого равновесия с Советским Союзом, и в глазах большинства экспертов и практиков было абсолютно невообразимо, что Советскому Союзу можно бросить вызов - настолько фундаментальный, что он в конечном счете прекратит свое существование.

Такие взгляды были провидческими, и Роналд Рейган был первым американским президентом, со времен еще большевистской революции, предвидевшим конец Советского Союза - и последним, поскольку он сыграл роль в реализации этого конца".

Оба моих собеседника, Ричард Аллен и Ричард Перл, принадлежат к республиканской партии. Но из их слов и биографий видно, что партийная принадлежность отходит для них на второй план, когда речь идет об убеждениях. Упомянув о Рейгане как о созвучном ему по мировоззрению человеке, Ричард Перл вспоминает, что когда-то он работал в штате сенатора-демократа Генри Джексона.

"Между прочим, были и другие - и я не могу обсуждать эту тему, не упомянув моего друга и наставника "Скупа" Джексона, сенатора из штата Вашингтон, кто употребил престиж своего сенаторского поста на ведение этой же самой борьбы. И он делал это даже невзирая на сильный политический ущерб для себя - мне кажется, он сделал себя "неизбираемым" в качестве кандидата демократов".

Аллен, который, в отличие от Перла, никогда не был демократом, присоединяется к его мнению.

"Ричард в этом прав: как раз в этом году, 1976, я решил, что если "Скуп" Джексон будет выдвинут официальным президентским кандидатом демократической партии, я бы первым немедленно предложил свои услуги как "республиканец за Джексона". И я посвятил бы все мое время обеспечению его победы. Ибо он вел одинокую борьбу с позиции... он, как упомянул Ричард, использовал свой пост, но использовал его весьма необычно, потому что по крайней мере за 10-12 лет до этого он принимал активное участие в формировании стратегии национальной безопасности и провел серию слушаний в Сенате США - на мой взгляд, самых важных из всех когда-либо проведенных - по внешней политике. Он провел дискуссию продолжительностью в год - в вопросах внешней политики и национальной безопасности он был последним оставшимся столпом дисциплины, интеллектуальной дисциплины и честности - он был бастионом для тех из нас, кто верил в то же, во что верил он. Я пошел бы с ним на общее дело когда угодно.

Вспомните, что в том же 1976 году мы создали так называемый "Комитет по существующей опасности", главная и единственная цель которого заключалась в том, чтобы остановить договор ОСВ-2. И нам это действительно удалось. В этой организации было от 60 до 70 процентов демократов, и 30 процентов республиканцев. Я был одним из членов-основателей. Именно с помощью этой организации мы "обращали в свою веру" неоконсерваторов..., демократов (пропуск). И они не только поддержали [Рейгана], но и блестяще работали в его администрации - очень многие из них, десятки... Так что это был последний пример по-настоящему надпартийной внешней политики и политики национальной безопасности в Соединенных Штатах - с тех пор ничего подобного не было".

Сенатор-демократ от штата Вашингтон Генри Джексон по прозвищу "Скуп", известный как один из соавторов знаменитой поправки Джексона-Вэника, был последним из плеяды так называемых "демократов холодной войны". Его принципиальная позиция в отношении Советского Союза практически закрыла ему дорогу в президентские кандидаты от демократической партии - вот что имеет в виду его бывший сотрудник Ричард Перл. С уходом Джексона со сцены тогдашняя демократическая партия потеряла всякую привлекательность для убежденных противников коммунизма. В то же время республиканцы в эпоху Никсона-Киссинджера-Форда почти полностью отождествились с политикой разрядки напряженности. Результатом всех этих процессов стал закономерный дрейф непримиримых в лагерь Роналда Рейгана, в правое крыло республиканской партии.

Была ли в самом деле одержана победа, и если да, то кого считать победителем? Такая постановка вопроса вполне естественна, потому что споры все еще продолжаются, и есть мнение, что худшим врагом Советского Союза был он сам, и что режим рухнул под собственной тяжестью. В конце концов, ни Ричард Аллен, ни Ричард Перл не надоумили советское руководство начать безвыигрышную войну в Афганистане.

Если даже это и так, не подлежит сомнению, что внешняя и оборонная политика администрации Рейгана значительно ускорила крах 70-летней утопии. Ей давали отпор по всем направлениям - в Афганистане, в Никарагуа, в Анголе. Программу "звездные войны" многократно критиковали, и в первую очередь внутри Соединенных Штатов, за ее якобы принципиальную неосуществимость. Но противник не мог знать наверняка, и попытки ответных мер, к тому же пришедшиеся на период резкого падения цен на нефть, окончательно подорвали советскую экономику.

Что же думают теперь ветераны холодной войны, представители победившего поколения, о стране, возникшей на обломках "империи зла"? Говоря по совести, поводов к прямому триумфу мало. Вот как видит Россию Ричард Перл.

"Нынешняя Россия - безусловно в ужасном положении. У нее дурное руководство. У меня есть серьезнейшие сомнения в господине Путине. Думаю, что надо относиться с глубоким подозрением к человеку, который не только вышел из рядов КГБ, но также гордится тем, что он - из КГБ. И, к тому же, вовсе не самый заметный представитель КГБ - думаю, что его коллеги в Москве должны быть в ярости из-за того, что эта тусклая фигура вышла на передний план. В нем нет ничего особенно привлекательного...

Нам очень повезет, мы будет счастливы, если Путин окажется лучше, чем свидетельствует его прошлое. Но я думаю, естественнее всего допустить, что он может быть как раз настолько плох, насколько свидетельствует его прошлое, и это может быть очень тяжелый период для народа России. Ибо чего они не могут себе позволить, так это по-прежнему терять время на пути к национальному возрождению. А если оно не будет основано на свободном рынке и плюралистической политике, это будет вся та же трясина, в которой они сейчас находятся. Ситуация, в которой они сейчас находятся - это последствие трех четвертей столетия коммунизма. И лишь самый радикальный отказ этих принципов может дать им какую-то надежду. И к сожалению, сейчас нет никаких оснований верить в то, что Путин это понимает и способен двинуть страну в новом направлении. Так что я думаю, что застой будет продолжаться, что будет продолжаться упадок экономики...

О чем он говорит? Он говорит о ядерном оружии, которое сейчас совершенно не играет роли в благополучии русского народа, он говорит о цензуре Интернета, что может лишь ухудшить их положение во все более открытом мире. Он говорит о восстановлении порядка, что, я полагаю, многие россияне приветствуют. Но это желание порядка увенчается горьким разочарованием, если он будет установлен за счет индивидуальной свободы, потому что без нее никакое общество не может добиться успеха.

У Соединенных Штатов в настоящее время нет никакой ссоры с Россией, которая была бы сколько-нибудь сравнима с той тревогой, какую мы испытывали во время холодной войны. У американцев нет причины смотреть на Россию как на врага Соединенных Штатов. У нас нет никакой причины строить нашу оборону из расчета, что Россия представляет для нас угрозу. И таким же образом у русских нет никаких оснований считать Соединенные Штаты угрозой и предпринимать действия, исходя из идеи существования враждебных отношений между нами. Конечно же, есть еще немало русских, которые живут в эпоху холодной войны, и которые полны горечи из-за поражения Советского Союза в холодной войне. И они считают Соединенные Штаты врагом сегодня - точно так же, как считали их врагом в период холодной войны. Мы можем лишь надеяться, что это является позицией российского правительства, ибо это не даст ничего положительного людям России, если таким будет преобладающее в России мнение. Мы всячески заинтересованы в том, чтобы Россия добилась успеха - как свободная страна со свободной экономикой. И мы сделали немало, чтобы этому способствовать, будь то поддержка в Международном валютном фонде или в наших других отношениях с Россией. К сожалению, коррупция настолько повсеместна, и неспособность проложить путь вперед настолько явственна, что ситуация не кажется слишком многообещающей. Но мы конечно же не считаем Россию врагом, и у нее нет оснований видеть врага в нас".

Люди, не слишком глубоко вникающие в то, что они называют политикой, и что на самом деле является историей, иногда неверно понимают слова и намерения политиков. Так например, отзывы госсекретаря США Мэдлин Олбрайт и премьер-министра Великобритании Тони Блэра о новоизбранном российском президенте были многими принятые за чистую монету. Люди как правило не делают скидку на дипломатическое приукрашивание, не принимают во внимание тот факт, что каков бы ни был Путин на самом деле, у лидеров Запада нет ему альтернативы, у реальной России нет другого руководителя, и дело придется иметь именно с ним, может быть на протяжении многих лет. И если бы мы выстраивали картину мира на основании выступлений дипломатов, создалось бы впечатление, что для полноты благоденствия не хватает сущей мелочи - скажем, пяти минут или двадцати рублей.

Интересно, однако, вспомнить, что администрация Роналда Рейгана была связана этими дипломатическими условностями в гораздо меньшей степени - именно Рейган назвал Советский Союз "империей зла". Прямота выражений ветеранов его команды отчасти восходит к этому стилю администрации, отчасти обусловлена тем, что ветераны пока не у дел. Впрочем, Ричард Перл рассчитывает, в случае победы республиканского кандидата, вернуться в политику. И поэтому у него всегда перед глазами мишень, восьмилетний послужной список демократов, чью политику в отношении России он считает весьма уязвимой.

"Если поговорить сейчас с Клинтоном, или Албертом Гором, или Строубом Тэлботом, с Мэдлин Олбрайт, и спросить: заключается ли ваша политика в том, чтобы отсрочить крах - нет это не то, что они пытаются сделать. По-моему, они просто не понимают проблемы, с которой имеют дело, и они считают, что лучший способ в отношениях Соединенных Штатов с Россией - это свести к минимуму расхождения между нами. Такая тактика имеет продолжительную историю среди американских политиков. Именно такое отношение пришлось преодолевать Роналду Рейгану для того, чтобы вызвать противостояние, которое в конечном счете привело к крушению Советского Союза. Так что в каком-то смысле мы возвращаемся к прежним взглядам: снисхождению к российским ошибкам: в Чечне, во внутренней организации страны, в повсеместной коррупции.

О, я думаю, Клинтон уступит противоракетную оборону, потому что сам Клинтон в действительности не хочет противоракетной обороны. Но я думаю, что американский народ желает иметь противоракетную оборону, и что бы Клинтон ни предпринял в ближайшее время, американская противоракетная оборона будет осуществлена, и это вовсе не должно лишать русских сна, ибо это - оборона Соединенных Штатов от ракет, запускаемых, к примеру, из Северной Кореи, и для России она не представляет никакой угрозы. Нет никаких оснований для российских возражений против создания американской системы обороны...

Ал Гор, вице-президент, - вот, на мой взгляд, человек, который еще в значительной степени не освободился от наследия холодной войны. Идея, что ключом к американо-российским отношениям могут быть бесконечные встречи с Черномырдиным - что может быть более характерным для холодной войны? При этом полностью игнорируются реформистские силы в России, все внимание уделяется вопросам безопасности, как будто для нас имеет значение, сколько у русских ракет, вместо того, чтобы уделять внимание по-настоящему важным проблемам, например, создается ли российская экономика, способная прокормить людей, дать им кров и одежду. Таким образом, политика администрации Клинтона - это в значительной степени продолжение политики холодной войны, в том смысле, что они ложно понимают возникшие проблемы. Эти проблемы заключаются в том, чтобы обойти некомпетентных и коррумпированных чиновников...

Я не намерен защищать администрацию Джорджа Буша. Думаю, что она не особенно отличилась в этой области. Но конечно же, это был переходный период, но сейчас уже непростительно не понимать, что происходит в России: общество пребывает в состоянии коллапса, они просто не могут разрешить проблемы, приведшие к катастрофическому положению. Эти проблемы вызваны не концом коммунистической эпохи, а неспособностью осуществить переход. Страны, которые такой переход осуществили, очень хорошо это понимают. Это очень хорошо понимают поляки и, по-моему, многие чехи, несмотря на то, что им предстоит еще долгий путь".

Что касается Ричарда Аллена, то он, не имея планов карьеры на будущий президентский срок, сильнее обеспокоен ситуацией в самой России: чем она могла бы стать десять лет спустя после падения коммунизма, и чем она пока остается.

"Я могу сказать им (русским) то, что чувствует человек, представляющий консервативное движение в республиканской партии Соединенных Штатов, наблюдавший за этой проблемой, за американо-российскими отношениями на протяжении почти пятидесяти лет. Соединенные Штаты глубоко восхищаются российским народом, его талантом, его способностями. Они не хотят ссоры с российским народом - никогда. Ричард Перл верно сказал, что между нами нет никаких споров, и проблема не в силе - мы не стремимся к превосходству, к эксплуатации, к угнетению... России в посткоммунистический период. Мы скорее пытаемся помочь российской модернизации и эффективному переходу к рыночной экономике. Но существуют огромные препятствия - Ричард упомянул коррупцию, всепроникающую, системную коррупцию. Но еще большее значение имеет полное отсутствие демократической традиции. Другие восточно- и центральноевропейские страны, которые в свое время, даже в течение короткого периода времени, жили при демократическом режиме, или даже при псевдодемократическом режиме, осуществили этот переход с меньшими трудностями, чем в случае России. Но в отсутствие, за исключением нескольких недель или месяцев, демократической традиции, на которую они могли бы опереться, жизнь в России представляется многим американским наблюдателям игрой с нулевой суммой: я побеждаю - ты проигрываешь.

Мир устроен не так. Соединенные Штаты, хотя они полны решимости и, в глазах некоторых русских, даже агрессивны в осуществлении собственных политических интересов, не видят мир в этих красках. Они видят мир как поле компромисса - вся наша политическая система построена на компромиссе, и никто не получает сто процентов всего, что он хочет. И мы не хотели бы жить в таком [бескомпромиссном] мире, потому что такова наша система: мы уважаем наши общественные институты. Меня очень тревожит восстановление централизованной власти в России - самодержавия, если угодно. Для меня обещание Путина - это обещание восстановления власти государства за счет индивидуальной свободы. Это наверняка в корне задушит любое движение к демократии и свободному рынку, без чего совершенно немыслима жизнеспособность будущего российского общества. Поэтому, как мне кажется, хотя существует желание восстановление порядка, допустим старого порядка царского режима, или даже порядка, существовавшего при Сталине - я не могу представить, что кто-то всерьез это предпочитает - это кажется мне гарантией поражения и заведет русский народ в тупик. Что, к сожалению, означает, что он будет навсегда обречен быть слабым и неэффективным - в противоположность великой державе, которой эта страна может стать и быть".

Ричард Перл, глядя с позиции бывшего сотрудника Пентагона и теоретика обороны, приводит в пользу России тот факт, не слишком популярный в некоторых кругах, что она утратила позицию главного фокуса политики национальной безопасности Соединенных Штатов и всего Запада.

"В конечном счете это уже не имеет большого значения для Соединенных Штатов. Россия - больше не угроза, какой она когда-то была, она даже уже не враг. Теперь это - новая возможность. Мы в Соединенных Штатах испытываем огромную симпатию к российскому народу, пережившему такие страдания, и большинство американцев выражает эту симпатию. Но Россия уже не в центре интересов безопасности Соединенных Штатов, потому что она уже не та угроза, что была, не враг. Нас куда больше сейчас беспокоят наши отношения с Ким Чэн Иром в Северной Корее и Саддамом Хуссейном. И хотя нельзя отрицать, что злонамеренная российская внешняя политика может в какой-то небольшой степени причинить Соединенным Штатам неприятности - если, к примеру, они будут продолжать помогать Ирану обзавестись элементами ядерного оружия, если они будут подрывать еще существующие попытки сдерживания Саддама Хуссейна и поставлять ему оружие, или если они будут прилагать усилия, чтобы сеять смуту в местах, где они еще располагают влиянием - они могут стать раздражающим фактором. Но существует большая разница между раздражающим фактором и смертельной угрозой. А Россия больше не смертельная угроза - и мы надеемся, что она не будет даже раздражающим фактором".

Эта прямая речь, это порицание в глаза и скупые похвалы без лести не слишком похожи на пение сирен, которое порой раздается из нынешнего Белого Дома. Никто из моих собеседников не подкрепляет своих слов заклинанием "российские реформы" - реформ они не видят, а то, что обычно описывается этим термином, характеризуют совсем иначе. Ричард Аллен:

"Но это не значит, что мы игнорируем или недооцениваем то, чем Россия может стать. И я думаю, что труднейшая из всех задач - выразить это чувство доброй воли к российскому народу без всякой цензуры. Я не знаю, почему это так, но люди самых жестких убеждений из тех, кого я знаю - люди, придерживавшиеся самой жесткой линии во времена холодной войны, - именно такие люди преисполнены самой доброй воли и надежды в отношении сегодняшней России. Это - загадка, парадокс, и я не знаю, как ее распутать, но я знаю, что неэффективная политика администрации Клинтона, порой потакающая России и поощряющая ее продолжать все по-старому, поощряющая к этому российское руководство, внесла свою лепту в то чувство безразличия и скуки, которые американский народ начинает испытывать в отношении России, полагая, что сколько этому народу ни помогай, - если считать то что мы делаем помощью - он отказывается принимать эту помощь и отказываются сделать шаги в сторону реформы, внутренней реформы и уничтожения коррупции, которые могут дать реальный результат. Страны Центральной Европы тоже не свободны от коррупции, там есть масса пережитков и остатков старого режима, они присутствуют во всех странах Центральной Европы сегодня, но по крайней мере они осуществляют главный переход, предпринимают усилия, и их принимают в западное общество. Почему же российское руководство делает все возможное, чтобы стать врагом Соединенных Штатов? Это просто бессмысленно".

В свое время, еще во времена горбачевской перестройки, визит Рейгана в Москву стал почти триумфом - по крайней мере в кругу людей, которых я с юности привык считать единомышленниками. Сейчас, когда взаимные иллюзии развеялись, на повторение триумфа рассчитывать трудно. И тем не менее, рейгановские ветераны знают, что в России у них есть единомышленники. Ричард Перл:

"Когда американцы, которые интересуются Россией, приезжают сегодня в Россию и встречаются с российскими сторонниками реформ, им всегда говорят одно и то же: почему вы, американцы, все время сотрудничаете с коррумпированным руководством, не имеющим ни способностей, ни намерения вывести нас из катастрофы, в которую мы угодили? Почему вы не можете помочь таким образом, чтобы эта помощь была адресована тем, кто по-настоящему заинтересован в реформах? И по-моему, в этом заключается великая задача для Соединенных Штатов и, конечно же, для следующей американской администрации: разработать способ помощи реформам в России, а не помощи истэблишменту, который не только не осуществляет реформ, но скорее всего сам составляет им препятствие".

Итак, мы видим, что в Соединенных Штатах существует серьезное направление во внешней политике, которое считает, что хотя коммунизм и рухнул, это вовсе не обернулось победой либеральных ценностей, и говорить о реформах в России можно в лучшем случае лишь в сослагательном наклонении. Эти люди сейчас не у власти, и вполне возможно, что победи их кандидат на президентских выборах, они неизбежно умерят свою риторику. Тем не менее, как показывает их собственная политическая практика, они излагают собственные убеждения, а не позицию госдепартамента. Люди с убеждениями всегда сильнее склонны к прямоте.

К их числу принадлежит и Джон О'Салливан - не политик, а журналист, несколько лет возглавлявший один из ведущих консервативных журналов в Америке "Нешнел ривью", а ныне главный редактор первой общеканадской газеты "Нэшнел пост". Размышляя о том, что не задалось в России после падения коммунизма, он приходит к очевидным и не слишком популярным сегодня выводам.

"На мой взгляд, во всем коммунистическом мире, не только в России, можно было сделать две вещи, которые связаны между собой. Первое: мы, может быть, должны были проявить больше щедрости в оказании помощи в обмен на полное очищение политической системы. Последние 70-80 лет в России и Советском Союзе были годы, когда миллионы простых людей были убиты государством. И еще миллионы подвергались арестам, тюремным заключениям и пыткам... Думаю, что вышло несправедливо: на мой взгляд, государство не может рассчитывать на прогресс, пока оно не разберется в этих фактах. На самых последних стадиях коммунизма действительно появились признаки, что это может произойти,.. был доклад, по-моему, центральному комитету коммунистической партии, о преступлениях Сталина, составленный Яковлевым, весьма волнующий, но он не имел никаких последствий. Было принято решение - иногда вполне сознательное, как например в Польше, иногда путем отказа от какого-либо решения, как в других странах Центральной Европы, - что социального мира проще всего достигнуть, позволив бывшему режиму незаметно себя приватизировать: взять многие из ресурсов, которые раньше были государственной собственностью, превратить их в свою частную собственность и удалиться в частную жизнь. Некоторые, конечно же, не ушли в частную жизнь и сохранили активную политическую роль под новым титулом.

По-моему, это была ошибка - необходимо было свести счеты. Я не хотел бы, чтобы это были массовые казни, слишком много было казней. Я не желаю длинных сроков заключения или пыток. Я просто думаю, что должно было быть, как в какой-то степени в Южной Африке и в большей степени в Чили, должно было быть публичное сведение счетов с прошлым. Людям следовало сознаться в преступлениях, должны были состояться судебные процессы, может быть следовало даже вынести приговоры, может быть просто какое-то поражение в гражданских правах, запрещение на какой-то период занимать высокие посты. Но такое сведение счетов должно было произойти.

Успех современной Германии отчасти построен на фундаменте денацификации, и в Центральной и Восточной Европе должна была произойти аналогичная декоммунизация. Были предприняты некоторые не очень радикальные меры - В Чешской республике, например, были приняты законы, запрещающие некоторым высокопоставленным коммунистам занимать важные посты, и был принят, на мой взгляд, не менее важный закон о возвращении незаконно отнятой государством собственности ее прежним владельцам. Думаю, что это очень важно, по двум причинам: во-первых, для любого будущего коммунистического правительства это служит предупреждением, что все их экспроприации - лишь вопрос времени, и законные владельцы впоследствии получат свое имущество назад, и это важно. И второе: мы должны показать, что общество, по крайней мере отчасти, строится на нравственности. А этого не выйдет, если, как например в России, но также и в других странах, некоторые из самых состоятельных и влиятельных людей в нынешнем правительстве, обществе и экономике получили свою собственность, как известно каждому, путем приватизации богатства, которое раньше было собственностью правительства, и которое они сами же контролировали при коммунизме, а теперь, другими методами - при капитализме.

Запад должен был заявить: мы будем более щедрыми, мы распахнем двери для ваших товаров и услуг, мы предоставим более широкие инвестиции, и к тому же мы, между прочим, будем настаивать на более жестком контроле над размещением этих денег. Но для того, чтобы все это получить, вы должны провести определенный процесс декоммунизации".

Итак, холодная война, десятилетие окончания которой условно отмечается в этом году, закончилась гораздо более неопределенно, чем хотелось бы по крайней мере некоторым из ее участников. Если сравнивать ее с двумя реальными великими войнами столетия, то такой финал имеет больше сходства с окончанием первой, а не второй. Вторая Мировая война завершилась полным разгромом Германии, но победители, и в первую очередь Соединенные Штаты, повели себя разумно и щедро, отказались от мер возмездия и оказали своевременную помощь. Для сравнения, Первая Мировая война закончилась просьбой Германии о перемирии, в то время как два миллиона немецких солдат еще оставались под ружьем на боевых позициях. Союзники, не сумев договориться о справедливом мире, обложили побежденную сторону непосильными репарациями и сделали вторую войну, а фактически вторую стадию войны, почти закономерной.

Все это, конечно, не более, чем метафора, но она ясно демонстрирует два качества, необходимые победителю: умение жестко диктовать условия и одновременно прощать и помогать процессу выздоровления. Мне кажется, что такое видение мира в значительной степени свойственно вчерашним "ястребам" Роналда Рейгана - людям, которые, казалось бы, исчерпали свою историческую пользу и ушли в политический запас. Но они до сих пор не утратили былой способности называть вещи своими именами, не увязая в дипломатической патоке, - способности, которая никак не повредит будущей американской администрации, кто бы ни победил на выборах в ноябре.